Черные вороны 2. Лабиринт

– Я же тебе говорил, травка зачетная… А ты ломалась….

– Ну я же не знала, что это так крутоооо!

– Это еще не круто, малышка…Круто я тебе дам попробовать позже… Не хотел в клубе светить…

Я не обратила особого внимания на его слова и сделала еще одну затяжку, вдыхая сладковатый дым, и наслаждалась состоянием какой-то непонятной легкости. Плевать на все… Мне же хорошо. Не надо никого бояться, и вообще – я свободна… Хотелось смеяться и плакать одновременно, даже горькие воспоминания словно затирались в моей памяти, становились размытыми, далекими и ненастоящими… Как же мне было это нужно. Эта передышка, отрыв, вызов… Себе, окружающим, вообще всему миру. Сегодня я разрешила себе быть другой…

Мы подъехали к какому-то отелю с мигающей вывеской, я не рассмотрела, что на ней написано, впрочем, все равно. Какая разница, где я, если мне не хочется никуда уезжать. Берн сказал ждать его здесь, пока он уладит все дела внутри. К нам должны присоединиться другие ребята, вечеринка ведь только начинается – ночь в самом разгаре. Гулять! Веселиться! Наслаждаться!! Да, я хотела всего и сразу – именно поэтому отключила телефон. Чтобы никто не доставал меня своими звонками и нравоучениями. Даринка… прости, моя хорошая. Только сегодня – мой вечер и я не позволю его никому испортить!

Берн вернулся за мной и открыл дверь машины.

– Выходи, красавица, веселье начинается!

– А все уже там, да? А кто еще приедет?

– Мы первые, остальные сейчас подтянутся. Пойдем, выпьем пока, музыку послушаем…

Он обнял меня, опять предлагая косяк, и я, послушно затянувшись, почувствовала легкое головокружение и восторг. Берн повернул меня к себе и, на несколько секунд задержав взгляд на моих глазах, начал приближаться к губам. Я перестала дышать, услышала, как сердце затрепыхалось в груди, словно ошалелое, почувствовала, как подгибаются колени, а в голове все зашумело и завертелось… Мне казалось, что еще немного – и я потеряю сознание. Захотелось вырваться, оттолкнуть его, убежать, лишь бы он ко мне не прикасался. Опять, все начинается сначала… На душе – горечь и разочарование, которые в один миг вытеснила злость. Нет! Я не хочу бояться… Не хочу и не буду! Хватит! Закрыла глаза и, собирая в кулак остатки решимости, сама впилась ему в губы – вот так! Все же нормально… Я не трусливая истеричка, я такая же, как все. Страх отступал, а на смену ему пришло… ничего… Вообще ничего… никаких эмоций, словно я просто стояла и смотрела на себя со стороны, успевая еще и анализировать каждое свое движение. Сколько рассказов я слышала обо все этой фигне – поцелуй, земля, которая уходит из-под ног, сбивающееся дыхание и прочая ерунда. Только ничего подобного я не почувствовала – так, словно внутри пусто и тихо. Ни звука, даже отголоска эмоций. Его губы – теплые, мягкие, даже нежные – и на этом все… Поцелуй Берна становился смелее и я начала вырываться. Мне не нравилось, не хотелось продолжать, все то состояние невесомости, в котором я пребывала до этого, вмиг куда-то исчезло, я как будто отрезвела. Молниеносно. В одно мгновение меня подкосили грусть и отчаяние, потому что всего минуту назад все было совсем по-другому.

– Ты чего, крошка? – Берн заглядывал мне в глаза, удерживая пальцами подбородок.

Я махнула головой, освобождаясь от его прикосновений. Мне становилось неуютно от этого разговора и авансов, которые я ему сейчас дала. Повисла напряженная пауза, и нужно было срочно спасать положение, пока вечер окончательно не испорчен. Я посмотрела на парня и ответила:

– Ничего, Берн. Где та твоя вечеринка? Веди, что ли. Мне нужно расслабиться…

Он пропустил меня вперед, открывая дверь в гостиницу. Мы поднялись на третий этаж и, повернув в нужное крыло, подошли к комнате.

– Может, позвоним нашим, что-то они долго едут…

– Да приедут, че ты волнуешься-то? Заходи, я щас бухло принесу. Поищи стаканы пока…

Я вошла в номер, оглядываясь по сторонам. Большая кровать, шкаф, пара стульчиков, прикроватная тумбочка. Странное место для вечеринки, простора мало, тесно, и не потанцуем особо. Достала из мини-бара банку с Кока-Колой и вытащила из кармана телефон. Дарина наверное с ума сходит… Совесть тонкой иглой уколола где-то в области груди – внезапно и неожиданно, заставляя прикусить нижнюю губу и задуматься – что же я творю. Она мне верит, прикрывает, поддерживает всегда, а я? Хотела нажать кнопку включения, но, повертев аппарат в руках, решительно сжала пальцы в кулак, и спрятала его обратно. Все завтра… Все заботы, проблемы, нравоучения и разбор полетов – все потом…

Берн вернулся спустя несколько минут с кучей бутылок, сигарет, дисков – подготовка к вечеринке шла полным ходом, только вот ребята с девчонками все никак не могли добраться. Странно, конечно. Трасса полупустая, да и не так далеко от города.

Он приблизился и опять попытался поцеловать, сгребая меня в объятия и прижимая к себе – я отпрянула, потому что от него несло алкоголем, едва справляясь с рвотным позывом.

– Беееерн, не приставай… не хочу…

– Да что ты из себя недотрогу строишь, сама села, сама поехала. Что за дела?

Я чувствовала, как меняется тон его голоса и как тело начинает сковывать страх. Поднимается мелкими крупинками от пяток, покрывая кожу, двигаясь все быстрее и быстрее, противно пощипывая и жаля.

Он понял, что последняя реплика была не совсем удачной и, сделав шаг назад, добродушно улыбнулся и поднял руки – показывая, что мне нечего бояться.

– Малышка, я знаю, что тебе поможет…– он вытащил из заднего кармана джинс плотный прозрачный пакетик, набитый белым порошком. Пару раз подкинул его на ладони, глядя на меня с гордым видом. Видимо, в его мире такое количество наркоты причисляло его к “элите”. – Ты слишком напряжена, давай расслабимся… ммм? Не бойся. Оторвемся по полной, никаких проблем, никаких забот… Я угощаю. Ты знаешь, какой кайф получишь всего через несколько минут? Ты даже не можешь себе этого представить, будешь рыдать от счастья и просить еще… Ну… давай, красотка, считай, что ты встретила своего доброго волшебника и эту дозу получишь бесплатно… Ты ведь такая красивая, послушная девочка и чертовски мне понравилась…

Его голос звучал так… проникновенно, даже соблазнительно. И правда – мне так хочется отвлечься, отпуская все тормоза, забыться, увидеть мир без страха, преодолеть этот чертов барьер ужаса и боли. Получить удовольствие от того, что до этого представлялось мне самым жутким кошмаром. Вот он – выход. Осталось лишь протянуть руку и кивнуть в знак согласия. Каждое его слово – такое сладкое, как тягучая карамель, оно звучит так безобидно, словно он предлагает мне обычную конфету. Внутри будто балансировали чаши весов, перевешивая то в одну сторону, то в другую. Берн заметил мое замешательство и решил не отступать.

– Кариша… солнышко, ты ведь этого хочешь, – протянул пакетик, ожидая, когда я возьму его в руки, – не трусь.. бери… всего один раз… Ничего не случится…

Почувствовала, как начинаю запутываться в той паутине, которую он ловко вокруг меня сплел, произнеся всего несколько нужных фраз. Почувствовав мое слабое место, он продолжал давить на него, обещая все больше, не скупясь на яркие описания и сладкие обещания. Я взяла-таки этот чертов пакетик, и казалось, он обжег мою ладонь. Берн с довольной ухмылкой мысленно праздновал свою победу, приобнял за талию и, опуская руку ниже, сжал за ягодицу, крепко прижимая меня к себе. Его вздыбленный твердый член уперся в мой живот, и внезапно мне стало настолько жарко, что по позвоночнику каплями побежал пот. Я ощущала его крепкий захват, участившееся дыхание, напряжение мышц и думала о том – а что, если попробовать? Испытать все то, о чем он говорит, вкусить запретный плод и доказать самой себе, что я смогу? Избавиться от этого навязчивого страха. Да все мои подружки имеют нормальные отношения, одна я живу, как запуганный зверек. Он прав, мне нужно просто расслабиться, наплевать на запреты и отдаться ему, словить кайф в конце концов. Почувствовала, как тело немного расслабилось, напряжение начало отходить, правда, внутри было все так же тихо. Ни волнения, ни возбуждения, ни трепета от предчувствия близости. Я ведь хотела бросить себе вызов, значит, хватит сомневаться! Я убеждала саму себя, только что-то внутри упрямо подсказывало, что это говорю не я. Это не мои слова, не мои мысли, их словно вложили в мою голову, придавая идеальную форму – настолько точную, что от оригинала отличить практически невозможно. Берн, наблюдая за мной и тонко улавливая перемену настроения, опять улыбнулся, проведя кончиком языка по своим губам и подмигивая:

– Да, моя умница… Сегодня я покажу тебе, что такое настоящий секс…

Я смотрела не его расплывшуюся от предвкушения улыбку, лицо, на котором отобразился отпечаток триумфа, и вдруг поняла, насколько мне противно и страшно… Только я боялась не его, нет! А тех мыслей, которым позволила возникнуть моей голове. Черт возьми, я хотела попробовать эту дрянь!!! Чуть не позволила столкнуть себя на самое дно, с которого невозможно подняться! Я разжала кулак с пакетом – он упал на пол и, упираясь ладонями в плечи Берна, со всей силы оттолкнула от себя. Он не ожидал такого поворота, и только благодаря этому мне удалось сейчас вырваться. Я попятилась и, вложив в свой голос максимальную уверенность, отчеканила:

– Руки при себе держи. А то я такой кипиш подниму, что мало не покажется, понял?

– Бл***, да что ты дикая такая? В клубе сговорчивее была… Знал бы – не связывался бы с малолеткой…

В этот момент дверь с грохотом кто-то выломал – что за люди, есть же ручка. Варвары! О, ну конечно, кто же это еще мог быть! Офигеть! А он что здесь делает?

Это был Макс. Именно так я его называла, впрочем, он сам сказал называть его только так. Его глаза полыхали яростью и злостью, казалось, еще секунда – и он разнесет это номер ко всем чертям. В щепки. Это еще хорошо, что Берн был на безопасном от меня расстоянии, а то этот псих точно разнес бы ему голову. Макс, видимо, услышал последнюю реплику моего кавалера, потому что сразу же двинулся к нему. Тяжелой поступью, глядя исподлобья, подошел вплотную к Берну и со всей силы заехал ему лбом по носу. Тот взвыл от боли, от неожиданности споткнулся, и хватаясь за нос, из которого струйкой текла кровь, упал на пол.

– Вы что, психи, что ли?

Макс, смерив его презрительным взглядом, так, словно перед ним мелкое насекомое, сделал еще одни шаг, и когда Берн, дрожа всем телом и боясь приподняться, начал ползти в сторону двери, процедил сквозь зубы:

– Послушай, ты, падла, исчезни! Вали отсюда, чтобы в городе я тебя вообще не видел! Пять минут – потом станешь мишенью для игры в дартс…

Глазки Берна забегали еще быстрее, он хотел было что-то ответить, но, посмотрев на свирепое выражение лица Макса, просто свалил. Какое жалкое существо, просто смешно и противно. Только я не собиралась произносить это вслух.

– Ты смотри, дядя Максим! А что случилось? По племяннице соскучился?

– Послушай, мелкая. Ты говори, да не заговаривайся. Я не посмотрю, что ты дочь моего брата – получишь по полной.

В этот момент я вспыхнула, словно спичка. Отца он вспомнил, тоже мне. Да плевать он хотел, где я и что со мной происходит. Я выпрямила спину и, вздернув подбородок, произнесла:

– А ты мне кто? Отец? Чтобы мораль читать. Кстати, а где он? Ты случайно не в курсе? Что ж он не приехал, не спас свою любимую доченьку? Это уже стало плохой привычкой, не находишь?

Макс подождал несколько секунд, словно пережидая, когда мой запал немного потухнет, и, вертя в пальцах брелок от своего мерса, оперся об стену и ответил:

– Твой отец там, где должен быть. Уверен, если бы он знал, что ты чудишь, приставил бы к тебе няньку. Вот как раз самое время. К одной и второй…

Я сразу поняла, что он имел в виду Дарину. Черт! Ей что пришлось обратиться к Максу? Конечно, пришлось, и то, что он сейчас стоял передо мной – явное тому подтверждение. Угрызения совести, смешиваясь с возмущением, не давали мне уступить:

– Да что вы хотите от меня? Что? Я не ребенок уже, что хочу – то и делаю. Может хватит корчить из себя заботливых робин гудов?

Было заметно, что Макса этот разговор начал потихоньку раздражать, и он, приближаясь ко мне, вытащил из внутреннего кармана куртки пачку Marlboro и достал оттуда сигарету, тем самым показывая, что пора выходить на улицу:

– Послушай, меня мало заботит, что ты там хочешь. Ты сейчас уезжаешь со мной. Доставлю домой – а дальше пусть твой папа сам с тобой разбирается!

– Папа? Со мной? В перерывах между очередным убийством и минетом секретарши?

Я видела, как на скулах Макса заходили желваки. Он был зол, чертовски зол, я испытывала его терпение и понимала: единственное, что его пока еще сдерживает – это то, что я не чужой ему человек. Да и читать нотации он не привык. Иногда мне даже казалось, что он, когда смотрит мне в глаза, видит намного больше, чем остальные. Это не жалость, не сочувствие, не долбаное сострадание, а понимание. Понимание и молчаливая поддержка.

– Я твоему отцу свечку не держал и очень надеюсь, никогда не придется. Это не мое гребаное дело. А ты, дура мололетняя, могла сейчас нарваться. Ты понимаешь это вообще?

– На что нарваться? На что? Нашел чем напугать… – произнесла эти слова и почувствовала себя так, словно меня облили ледяной водой. Стало вдруг так холодно, грустно, одиноко и что хуже всего – мне было себя жалко. До такой степени, что хотелось просто уткнуться кому-то в плечо и плакать… навзрыд, долго, чтобы вместе с этим соленым ручьем выплеснуть из себя унижающую меня жалость.

Макс заметил и то, как изменился тембр моего голоса, и как я поникла, словно на плечи взвалили тяжелую ношу. Всего одной секунды порой бывает достаточно, чтобы почувствовать, как покрывается толстым слоем льда твоя душа. Как тухнет блеск в глазах и гордая осанка сменяется неуверенной сутулостью. Обычно такие секунды называют моментами истины. Макс отвел взгляд, понимая, что в моих глазах застыли слезы. Подошел ближе и, обняв за плечи, повел мня к выходу:

– Ничего, мелкая, прорвемся. Давай, пообещай мне, что больше ни одного урода на пушечный выстрел к себе не подпустишь. Хотя вряд ли кто-то из них захочет иметь дело с твоим долбанутым дядей, правда?

Я через силу улыбнулась, понимая, что он просто меня заговаривает, не позволяя грустным воспоминаниями захватить все мысли. Мы молча подошли к машине, через стекло я увидела Дарину, которая места себе не находила от волнения. Она, заметив, что мы вышли из гостиницы, быстро открыла дверь и бросилась к нам, сжимая меня в объятиях:

– Каринаааа, я тебя когда-нибудь придушу, клянусь. Ты знаешь, как я испугалась…

Я опустила голову, не смея посмотреть ей в глаза. Знаю, что поступила некрасиво, особенно по отношению к ней – единственной, кто всегда рядом. Но ничего уже не вернешь, оставалось только извиниться.

– Дарина… прости. Знаю, что волновалась, знаю… Но со мной все хорошо, ничего не случилось, видишь – цела и невредима, – развела руки в стороны, словно предлагая себя рассмотреть, чтобы она убедилась в достоверности моих слов.

– Не делай так больше никогда! Никогда, Карина! Дай слово, иначе я не знаю, что со мной будет, – голос дрогнул и мы опять обнялись, радуясь этой встрече, в очередной раз понимая, насколько на самом деле близки.

Услышали, как рядом кто-то кашлянул. Это Макс таким образом переключил на себя наше внимания, было заметно, что вся эта мелодрама ему порядком поднадоела.

– Девочки, обниматься-целоваться будете дома, в теплых кроватках с плюшевыми медведям. Быстро в машину!

Дарина раздраженно зыркнула на него и я уловила в ее взгляде самую настоящую злость. Мне даже показалось, она сжала зубы, настолько сильно напряглись ее скулы.

– У тебя забыли спросить, ага! Где нам обниматься и с какими “медведями”.

– Харэ базарить, малышня. У меня дел невпроворот…

Мы с Дариной уселись на заднее сидение, Макс врубил музыку на полную громкость и время от времени поглядывал на нас через зеркало заднего вида. Дислпей его сотового вдруг замигал, оповещая о звонке. Макс убавил звук, чтобы ответить:

– И какую хрень ты мне сообщишь на этот раз?

После того, как выслушал ответ, ударил рукой по рулю и, выжав педаль газа, начал гнать машину еще быстрее.

– Что, бл***, значит, Графа закрыли? Ты вообще соображаешь, что ты говоришь? Когда это произошло? Куда его повезли?

Мы с Дариной переглянулись, и хотя не произнесли ни слова, каждая знала, какие мысли вертятся сейчас в голове друг и друга. Повисла напряженная пауза, мы сидели, боясь пошевелиться, пока Макс то орал на кого-то на том конце провода, то внимательно выслушивал детали. Странно, но внутри что-то шевельнулось. Подумала об Андрее – и к сердцу словно прикоснулись ледяным перышком. Прислушалась еще раз – нет, это не привычная ненависть, а что-то, чего я пока не могла понять. Мотнула головой, попытавшись разогнать непривычные ощущения и в очередной раз подумала, что другая жизнь ему и не светит. Макс закончил разговор и, повернув голову к нам, сказал:

– Ну что, девочки, можете вздохнуть спокойно. Похоже, трепка от Воронова на сегодня отменяется…

Глава 6. Макс

Притихли. Еще бы, новость по радио слышали обе. Масштабы вряд ли понимают, да и я не психую. Пока не узнаю, что там происходит и какого черта его загребли прямо в аэропорту, какая сука слила, а потом полетят головы. Сделка серьезная была – Граф отзвонился, что все выгорело, но с небольшими проблемами. Анзур, сука продажная, чуть все не испортил, но брат разрулил. Мы оба понимали, что для нас важны эта сделка и этот канал сбыта. Новый старт и новые возможности, но мы оба знали, что здесь все зыбко и шатко. Придется искать другие концы, когда все утихнет. Нам стало тесно в старых масштабах деятельности. Хотелось новых горизонтов, власти, а власть нужно было отдирать зубами у тех, кто считал, что уверенно сидит жирным задом на троне. Не эту власть на уровне уличной шпаны, крышующей киоски. Даже не ту, где мелкие предприниматели от звука твоего имени обливались потом и протирали лысины салфетками, раздумывая, как нам угодить. Нет! Этого уже мало! Мы хотели подмять этот мир под себя и всех тех, кто его катит сейчас. Мы с Андреем задумали катить его сами и катить туда, куда хочется нам, а для этого нужно пробивать новые пути и иногда расшибать лбы.

Прищурившись смотрел на дорогу, зажав зубами сигарету и прикидывая, что за дрянь сейчас происходит за стенами следственного изолятора и как связаться с Графом побыстрее. Отец уже наверняка знает. Сейчас отвезу этих малолеток домой, сам наведаюсь к брату, может прикормить кого потребуется, и пробью нам встречу без свидетелей. Вытащить его раньше семидесяти двух часов вряд ли выйдет, но, если поднапрячься… Главное – знать, кого и за какие веревочки подергать, а уж каким методом, я придумаю.

Вдавил педаль газа, а взгляд невольно падает на ноги Дарины. На колени, затянутые в черный капрон, понимаю, что это не случайность, мать вашу. Потому что мне нравятся её ноги. Я оценил еще в клубе, когда увидел впервые после трехлетней разлуки.

Со спины не сразу понял, что это она. Не такой запомнил в последнюю нашу встречу. В голове сохранился стойкий образ юного тела, спутанных волос и ямочки на щеке. Девочка, о которой изначально запрещал себе думать как о сексуальном объекте. Лысый вышибала пальцем показывает, а я ищу малолетку в драных джинсах и никак не могу понять, что девушка в черном блестящем коротком платье, сидящая боком за барной стойкой и на которой взгляд остановился и так несколько раз подряд со стойким желанием прищелкнуть языком – это та самая пигалица, которая скакала по моим диванам в одной рубашке и пела дурным голосом. Та самая, которая по ночам спала под кроватью и просила посидеть с ней до утра. Узнал, когда волосы за ухо поправила и голову на бок склонила.

Как когда-то, когда не знала, что я наблюдаю за тем, как ест на кухне или читает книгу, подогнув под себя ноги. Я только сейчас вдруг осознал, как часто это делал. Вот так просто смотрел на нее и запоминал все жесты, мимику, голос и запах. Я вдруг отчетливо понял, что тосковал по ней. Я соскучился. Впервые по ком-то за всю свою жизнь. Такое тянущее чувство в груди появилось. Незнакомое.

Осмотрел с ног до головы и почувствовал, как внутри, вскипела волна ярости – приперлась в клуб в таком виде одна. Задницей вертеть и кобелей зазывать. Дура малолетняя, мозги напрочь отсутствуют. Здесь в туалете зажмут, оттрахают, и хрен докажешь, что что-то было. Менты все прикормленные и наркота в пакетах под столами шныряет, как разменная валюта. У самого в кармане пакетик кокса лежал. Угощение хозяина заведения, который лично встретил возле клуба, после того как пару звонков сделал. Жирный низенький педик с кричащим именем Ипполит вытащил свою задницу из ВИП-зоны, чтобы повилять передо мной хвостом, опасаясь за свой гадюшник, который я мог прикрыть по щелчку пальцев. Сунул мне дурь, а я вначале хотел из него душу вытрясти, а потом подумал – хер с ним. Может, пригодится еще. Кокс в карман сунул и забыл о нем. Надо сбросить перед походом в СИЗО. Не хватало, чтоб у меня наркоту нашли.

Не сразу к ней подошел. Какое-то время наблюдал, сканируя, что происходит вокруг и с кем пришла. Одна ли, как сказала по телефону, или все же девочки были тут с кем-то. Нет, одни, хотя, я видел, как отираются рядом с ней всякие обкуренные уроды, один на ее длинные ноги пялится остекленевшим взглядом, разве что слюна изо рта не капает. Я его за затылок схватил, сжимая пальцами с такой силой, что тот присел, а потом очень внятно прорычал ему на ухо:

– Зовут как?

Он дернулся, и я стиснул сильнее.

– Не слышу!

– Игорь…

– Так вот, Игорь, исчезни, если не хочешь, чтоб яйца оторвал и в твой бокал с водярой кинул.

Разжал пальцы, не оборачиваясь на урода, подошел к ней. Склонился к уху, и в нос ударил тот самый запах, который из моей квартиры, после того как она съехала, еще месяц не исчезал. Думал, за три года вся та ерунда непонятная из меня выветрилась, но, оказывается, она въелась намертво, как тяга к наркоте. Мозги помнят приход. Только сейчас всплеск внутривенно оказался ярче прошлого раза, доза более концентрированная, выдержанная. Доза персональной эйфории. Потому что с Дариной я тогда улыбался чаще, чем за всю свою долбаную жизнь. Когда счастья так мало, что эти дни можно заносить в календарь знаменательных событий, каждый такой из памяти не стирается никогда. Говорят, люди долго помнят боль. Ложь. Люди не любят вспоминать боль. Они ее стирают из памяти всеми способами, но они помнят тех, кто ее причинил. Я же помнил те редкие минуты, когда мог позволить себе смеяться, и эти минуты были у меня только с ней. Еще раз вдохнул аромат волос, и под кожей электрические разряды защелкали – мне не понравилось. Не видит меня, смотрит на зеркальную стойку бара и пальчиками ритм отбивает, единственное, что осталось от неё прежней – короткие ногти. Интересно, она их грызет как раньше, когда нервничает?

Достала сигарету, поднесла к губам, и мне стало необходимо ее смять, раздавить. Что я и сделал, смакуя удивленный взгляд и вспыхнувшую в нем радость. Не долгую, но все же она там была.

Отобрал и бокал с мартини. Как же мне ужасно хотелось стереть этот взрослый образ и вернуть ту малолетку, с которой, мать ее, нельзя! Потому что сейчас все мое мужское Я орало мне, что можно, бл**ь. Потому что ноги длинные и стройные, потому что грудь упругая в вырезе платья видна, матовая кожа, ключицы и даже кусочек кружева от лифчика. Черное кружево контрастом на светлой коже и лямка впивается в неё, вызывая желание сдернуть вниз и провести кончиками пальцев по оставшемуся следу. Пахнет уже не ребенком, и если тогда все внутри взрывалась протестом, то сейчас я понимал, что теперь это действительно стало опасно. Для нее, разумеется. Зверь внутри отозвался мгновенно на новую добычу, как, впрочем, и всегда. Я давно его не кормил, и я уже не думал, что он во мне живет. Только приманка вряд ли понимала, кого дразнит. Ресницы длинные, яркий макияж и губы блестят красной помадой. Захотелось большим пальцем вытереть, размазать по подбородку, и внутри прострелило возбуждением. Бляяяя***ь! Не те мысли! Не те, Зверь! Это птичка, и пусть летает, не ломай крылья. Даже не думай об этом ни на секунду.

Снова посмотрел на её колени, и на секунду представил, как скольжу по ним ладонью, приподнимая чуть выше подол. Я был уверен, что на ней колготки, а не чулки. Охренеть! Я реально об этом думаю? Сейчас? О том, что на ней надето, чулки или колготки? Тихо выругался матом.

Зазвонил чей-то сотовый, и я обернулся на Карину:

– Твой ожил?

Но сотовый достала Дарина, бросила взгляд на дисплей, а потом ответила, прикрываясь ладонью и отворачиваясь к окну, а я понял, что невольно прислушиваюсь. Ничто так не возбуждает любопытство, как чье-то резкое желание что-то скрыть. Тут же возникает маниакально-навязчивая идея узнать все и немедленно, чертовски ненавидел что-то не знать. А мне казалось, я о ней знаю все. Я ошибался.