В гостях у незнаемого. Сказка с размышлениями

Как раз когда я, наконец, решил, каким будет начальный этап моих поисков, первая, так сказать, глава будущей сказки, ко мне пришла просьба о встрече. Просьба от моей крёстной – хотя мне самому должно было бы прийти в голову спешить к ней. Ведь она стояла рядом в момент выбора, с которого постепенно начался мой непростой и ещё не завершившийся путь сюда. А значит и путь к Поручению, к той сказке, которую предстояло ещё написать…

Моя крёстная, Людмила Окназова, была поэтом (впрочем, почему была, если сейчас мы с ней встретимся?). Поэтом необычным и поздним: настоящие стихи она стала писать на шестом десятке. И некоторые из стихов удивительно перекликались с моим теперешним настроением:

Это всё я пишу сейчас, когда работаю над сказкой. А тогда я увидел крёстную сразу же, как только послал ей ответный привет: она пробиралась ко мне среди стволов. Я вскочил, чтобы устремиться навстречу, но она уже была рядом. Молодая, но со знакомым сияющим взглядом, который был мне так знаком по её позднему возрасту.

Неожиданно рядом обнаружилось и ещё одно кресло, тоже из стволов баньяна. Надо же, какое гостеприимное дерево!..

Мы сидели, вскакивали, бродили по баньяновой рощице и её окрестностям, никак не могли наговориться. Нам было что вспоминать. С ней и с её мужем, удивительным и загадочным художником Валерием Каптеревым, мы дружили много лет, несмотря на четыре с лишним десятилетия разницы в возрасте. Говорили и о её уходе, и о жизни здесь, и о полученном мной Поручении…

Узнав о том, что я собрался знакомиться с родственниками разных поколений, крёстная обеспокоилась:

– Разве это самое важное для тебя и твоего Поручения?

– Мне встречательница сказала: побывать не там, куда направляют, а где самому интересно. Вот, решил начать с родни. Ведь в ней отражается всё человечество… – и я пошёл изъяснять свои соображения.

– Но где побывать или о ком писать – вещи разные, – выслушав меня, возразила крёстная. – Может, не так уж увлекательно будет другому – читателю – среди твоих родственников? Для тебя человечество в них отражается, а для кого-то отчуждается… И твои генеалогические перепутья могут оказаться такими перепутанными, что из-за них не разглядеть сам смысл иномирного мироустройства. Подумай… Не увязай в родне… Не отсчитывай от себя…

Ещё я расспрашивал о Валерии. Ведь они оба были моими замечательными друзьями. В их доме я принимал великовозрастное своё крещение в те времена, когда в храме лучше было этого не делать, и перед священником стояли только мы трое: они с двух сторон поддерживали меня своей верой.

– Валерий уже совсем здешний, – сказала крёстная. – Но больше в своём творческом мире живёт. Сам увидишь. Да и я в Творческих мирах кое-что делаю. Может, и там увидимся… Или в Библиотечной анфиладе. Или в Художественной. Или в Музыкальной…

Вдруг я понял, что генеалогические устремления оставили меня, и я готов к знакомству с остальным иномирьем. Спасибо крёстной, что остерегла меня!

Но прежде мне нужно было увидеться ещё с одним человеком. В том, что он здесь, не могло быть сомнений. Наверное, я думал о нём довольно громко, потому что увидел, что крёстная одобрительно кивнула мне, а потом послышалось хлопанье крыльев, и рядом с нами опустилась большая белоснежная сова. «Идём, он ждёт тебя», – принесла она мне бессловесную весть, и мы простились с крёстной до новой встречи.

Когда я буду умирать,не посылай за докторами,но звёздными пройди дворамив приют церковного двора.Скажи священнику:– Пора! —И он придёт ко мне с Дарами.Свечой оранжево-туманнойозолоти летящий час…И я вздохну в последний рази – выдохну,и стану – тайной.

Мы здесь все на ты

В подряснике и с крестом на груди он выглядел почти так же, каким был в земной жизни, только моложе: борода у него была совсем чёрная.

– А почему бы мне здесь быть одетым иначе? – отреагировал он на моё невысказанное удивление от его одеяния. – Храм был символом того, на что мы надеялись, а теперь мы живём среди того, на что уповали. И стремиться осознать всё это чудо, быть благодарным за него и радоваться – то же самое дело, которым я занимался. И, конечно, молитва… Так что моё служение продолжается.

Он приветливо взмахнул в сторону растущих рядом двух древесных кресел:

– Садись, расслабься перед путешествием – чтобы сил для него набраться.

Удобно расположившись и совладав с волнением от очередной невероятной встречи, я спросил о том, что немного беспокоило:

– Как же мне здесь называть вас?

– Да мы здесь все на ты, – улыбнулся мой собеседник такой родной улыбкой, что я подумал: «Наверное, главное родство всё-таки не зависит от генеалогических перепутий…». – А если ты об именовании по сану, то это земная принадлежность. Здесь мы все уже точно знаем, что Отец у нас един, хотя и земных отцов помним, встретились здесь с ними. Так что никаких санов и именований, каждому можно быть просто собой.

Так сложилось, что я ещё не был крещён, когда мы познакомились. Так сложилось, что ни разу не подходил к нему под благословение. Он не был моим духовником, но был духовным учителем и другом до и после своей мученической гибели, и ни разу не оставлял неразрешёнными мои вопросы о христианской жизни. Поэтому и сейчас я попытался задать вопрос, но подобрать слова не получалось. Хорошо, что здесь в этом не было необходимости. Он понял меня лучше меня самого и стал отвечать на неспрошенное:

– Земная церковь всегда помогает нам догадываться о послесмертной действительности. В разные времена по-разному. И через многие свои разветвления – по-разному. Но догадаться, как построить свою земную жизнь, можешь только ты… ты сам. И огромное благословение – продолжить становление души здесь, в послесмертье… Земная церковь помогает овладевать молитвой как важнейшим делом жизни… Молитва и здесь поддерживает все остальные дела. Ведь это не старание что-то выпросить, а проявление готовности участвовать в продолжающемся творении мира. Без такой готовности – что здесь делать? Хорошей погодой наслаждаться?.. Так что земная церковь помогает нам в земной жизни, чтобы мы были готовы к здешней. А уж насколько эта помощь успешна, зависит от каждого из нас…

И ещё много-много важного было в нашем разговоре, но не всё получится пересказать в моём повествовании. Зато услышанное дало силы для дальнейшего путешествия, а они были необходимы куда больше, чем казалось.

Внепространственное пространство

Непонятно было, как выбираться из Сада во внешнее иномирье. Поэтому я просто подумал: «Готов отправиться», – и послал Ми эту мысль. Вскорости она вышла мне навстречу.

– Вот, – развёл я руками. – Готов-то готов, а что делать – пока не знаю.

– Всё правильно, – одобрила Ми. – Позвал меня, проводительницу.

– Идём к выходу? Куда? – бодро спросил я. – А то я и входа не видел, когда тут очутился.

– Идём, если хочешь, а можем и не идти, – ответила Ми. – Всё равно ты окажешься, где хочешь, – когда будешь знать, чего хочешь. В иномирье пространство такое… Внепространственное. Иномирье – не часть космоса, так что это вообще не пространство, а… ну, иномирье.

Так что мы снова отправились пока побродить по Саду, чтобы Ми сообщила мне необходимое.

По её словам, пространство иномирья состоит как бы из разных пространств, но тут геометрические представления ничего не дают. Важно, что все эти пространства, или миры, в большинстве своём служат обителями для тех, кто совершил смертный переход из земной жизни. И каждый оказывается там, где больше всего выражены его представления о жизни и смерти.

– Вот только никакие иллюзии здесь не поддерживаются, да и материалы для них отсутствуют, – продолжала Ми. – Всем приходится по-своему обживаться там, где они оказались. По-новому ориентироваться, выстраивать свою дальнейшую судьбу. Если надо, искать новую обитель… Ну, разных обителей ты ещё насмотришься.

Перебирая то, что я читал о философских подходах к пониманию пространства, я попытался, было, выбрать что-нибудь подходящее, но Ми отнеслась к моим попыткам иронично:

– Иногда лучше догадываться, чем теоретические модели конструировать. Будь проще, не забывай, что иномирье – это область Тайны. Философские подходы, в общем-то, с нею несоизмеримы. Самое главное, что всё здесь наполнено смыслом. Как и в земном мире, впрочем, но там заметить это труднее. Здесь течения смысла повсюду ощущаются – если ощущалка натренирована. По ним и ориентироваться можно. Давай о твоём передвижении по иномирью поговорим.

Она объяснила, что перемещение здесь основано на стремлении. Для этого надо представить или человека, с которым хочешь оказаться рядом (вне Сада телепатия не действует, предупредила она, скорее воображение приходится использовать), или место, куда стремишься, или смысл своей цели… Это уже придётся пробовать самому, практически. Тем более что перемещение может быть мгновенным, а можно, если хочешь, лететь туда, куда стремишься. Можно даже лететь среди пространств иномирья, не намечая конкретной цели, и вглядываться в них, пока не заметишь то, с чем хочешь познакомиться ближе…

Рассказала проводительница и о некоторых других вещах, но каждый раз приговаривала, что надо всё попробовать самому.

– В общем, возвращайся иногда в Сад: для разбора полётов или для дополнительных вопросов, – завершила Ми свои напутствия.

Но мне нужно было задать ей ещё один вопрос: о времени, которого здесь нет.

Берег вечности

– Что же ты хочешь узнать о том, чего нет? – улыбнулась Ми. – Шучу, шучу. Конечно, не так-то легко перейти от привычного к непривычному. Давай свой вопрос.

И я признался, что хотя очень приятно не смотреть на часы и знать, что возможно , но в последние земные годы у меня обострилась привычка задумываться именно над тем, что я могу реально успеть сделать до неизвестного мне срока ухода из земной жизни. И я боюсь, что и здесь буду постоянно задумываться об этом. Ведь мой земной возраст ещё ждёт меня… успеть всё

Видно было, что Ми хорошо поняла мою проблему. Она заверила меня, что ничего плохого в такой привычке нет: лучше обращаешь внимание на наиболее важное из того, что собираешься делать. И вместе с тем заговорила о главных отличиях земного взгляда на время от здешнего.

О том, что в земном времени для человека особую роль имеет понимание смысла возраста. Даже не возраста, а возрастов, через которые движешься к точке своего выхода из времени. И каждый из возрастов открывает тебе что-то новое.

О том, что течение времени – это довольно точный образ. А вечность можно сравнить с берегом, на который выходишь из течения, из последнего своего земного возраста. Когда оказываешься на этом берегу, для живущих в земном мире течение времени остаётся привычной реальностью. Но на берегу его уже нет.

Говорила она и о том, что наслаждение отсутствием времени ей самой поначалу было хорошо знакомо. Но ей помогли понять (вот как она мне сейчас помогает), что оно немногого стоит. Вечность не бесформенное безвременье, она пронизана смысловыми линиями продолжающегося Творения мира. Она просторна для открытий, постижений и поступков, которые гораздо существеннее, чем минуты, часы и годы.

Конечно, это не пересказ слов проводительницы, а лишь то, что я из них понял. То, что когда-нибудь мне предстоит понять глубже…

Внешнее иномирье: пора!

– Не буду брать тебя за руку, – объявила Ми. – Теперь действуй сам. Просто давай смотреть в одну сторону и одновременно захотим выйти из Сада к внешнему иномирью.

Для одновременности (и для того, наверное, чтобы не дать мне колебаться) она добавила: «Раз, два, три!».

И у нас всё получилось. Это было очевидно.

Светящиеся лёгким жемчужным светом границы Сада, из которого мы вышли, простирались, говоря по-земному, вверх и вниз, вправо и влево, и конца им не было видно. Это не были стены – скорее облачный покров, обладающий притягательной энергией. Почему-то было совершенно ясно, что можно войти обратно – и вместе с тем словно сам Сад ободрял меня и напутствовал: смелее, впереди много интересного и важного, что нужно увидеть…