В гостях у незнаемого. Сказка с размышлениями

Ми умела говорить так, что было совершенно понятно, когда какое-то слово у неё с большой буквы…

Решился я и на следующий вопрос, но мне почему-то не хотелось произносить его словами. Ведь ты же его услышишь, Ми… Только ответь на него вслух, пожалуйста…

– Ты же сам просил не мешать тебе думать, – удивилась проводительница. – Но раз уж просишь, да ещё не забыл подумать о «пожалуйста», то отвечу. Вернее, ты сам уже ответил в уме… Да, когда-нибудь снова сюда попадёшь, уже навсегда. Хотя может статься, что не совсем вот прямо сюда. И это…

«…зависит от тебя». Сказала Ми это вслух, или мысленно, или я сам подумал, что она так скажет, – было неразличимо.

И мы оба рассмеялись от этой неразличимости.

Знаемое и незнаемое

И всё же надо было понять ещё что-то главное, хотя пока я не знал, как об этом спросить. Может, так?..

Остановившись и прислонясь для уверенности к толстому баобабу (который слегка развернулся, чтобы нам с ним было удобнее), я спросил:

– Здесь, в Саду, и вправду словно в сказке. И о названии для этой сказки можно подумать. Но ведь ты говорила, это лишь часть иномирья. А иномирье в целом? У него есть название?

– Тоже по-разному можно называть… – не спешила Ми с ответом. – Когда я сюда попала (не сразу в Сад, кстати), для меня всё, с чем я встречалась, было просто Тайной… Но сейчас мне кажется, что точнее подходит слово «незнаемое»…

– Почему незнаемое, Ми?

– Потому что не только к иномирью относится, но и к Земле, и к космосу. Мы ведь не всё считаем Тайной, хотя, может, и стоило бы. То, что знаем (или думаем, что знаем), – это для нас знание. А то, что для нас неизвестно, загадочно, таинственно, не торопимся объявлять незнанием, потому что кое о чём всё-таки догадываемся. Так что лучше подойдёт. незнаемое

– …И если догадки об этом незнаемом слышит тот, кто ценит только точное человеческое знание, он назовёт их сказками!..

– Вот именно. А незнаемое – это просто то, что относится не к знаемому, а к Тайне. Так что оба названия подходят, правда?

– Наверное, да. Мне это нравится. Получается, что сказка вовсе не обязательно должна быть выдумкой? Что в ней всё может происходить на самом деле?

– О, как сказочник обрадовался!.. Ну, всё-таки не совсем так, чтобы прямо на самом деле…

– А как тогда?

Ми задумалась. Наверное, слова искала. И вроде нашла:

– Сказка – это о том, Как-на-самом-деле. Но догадываться ведь не значит знать. Вот и выходит, что сказка – это о незнаемом, о Тайне. догадка

Не оглядываясь на дерево, к которому прислонился, я похлопал по его тёплой шершавой коре:

– Но ведь это дерево на самом деле. Вот оно, я его чувствую. Что же, если я про это расскажу, это будет сказка?

– А если вдруг сейчас проснёшься – и окажется, что это был только сон? И дерево приснилось, и я со своими ответами… Начнёшь об этом рассказывать, и получится сказка.

Мне почему-то представилось, что я просыпаюсь, лёжа в снежной слякоти после падения, и, сладко потягиваясь, вспоминаю странное сновидение. Я хмыкнул.

– В сказке о просыпании как-то меньше смысла, чем в том, что я вижу, слышу и ощущаю сейчас.

– Ну да! – обрадовалась Ми. – Всё дело в смысле. Он может быть и в том, что кажется сказкой, и в том, про что думаешь, что оно знаемое.

– А как на самом деле?

– Чем больше смысла, тем ближе к тому, Как-на-самом-деле.

Ми сделала такой жест, будто это «Как-на-самом-деле» невидимо лежит у неё на ладони и закончила:

– Но всё это Тайна.

– Ты хочешь меня совсем запутать? – удивился я. – Получается, что и незнаемое Тайна, и даже знаемое?..

– Ну да, – в свою очередь удивилась Ми. – Знаемое – это только на поверхности, а чем глубже, тем больше Тайны. А незнаемое целиком наполнено Тайной… Как здесь, – и она торжественно обвела рукой всё вокруг, захватив своим жестом и меня с моим дружелюбным баобабом.

Иномирье

Пока всё, что объясняла Ми, было удивительно – и вместе с тем убедительно. Но ведь было что-то и кроме этого… Нет, мои расспросы не кончились.

– Послушай, Ми, вот ты говоришь об иномирье. Мне это словечко очень даже нравится. Но ты ещё сказала, что мы находимся в одном из миров этого иномирья. Но пока никаких других я не вижу…

– Ещё увидишь, – произнесла моя провожатая с какой-то загадочной грустинкой. – Много чего увидишь. Хотя и не всё.

– Почему же не всё? – спросил я из спортивного азарта. – Есть секретные области?

Тут Ми развеселилась.

– Вовсе нет!.. Есть границы твоей вместимости. Не только твоей, – спохватилась она. – Моей тоже. Вообще – человеческой. Каждый из нас, кто живёт здесь, в Саду, может путешествовать по иномирью куда угодно, но никогда не сможет всюду побывать и всё понять. Весь смысл в человеке не поместится, только чувствуешь, что он глубже и глубже…

– А здесь, в Саду?..

– И здесь тоже столько разного, что целиком не охватить. Даже обойти весь Сад не надейся. Но он и сам по себе совершенно особый мир. Кто к этой его особости не готов, может даже не заметить его в просторах иномирья, так Сад и останется для него в заповедной глубине Тайны. Надо человеку дорасти до него, стать для него подходящим.

– Что значит подходящим?

– Не хочу пока говорить. Сам присмотришься, освоишься, в других мирах побываешь – вот и начнёшь постепенно понимать…

Но меня уже разбирало любопытство.

– Хоть пример какой-нибудь приведи.

– Привести пример можно, только без слов ты пока не поймёшь, а слова подбирать трудно.

– Ладно, ты же моя встречательница и проводительница, да и отвечательницей быть не возражала… – постарайся, пожалуйста… – умоляюще сказал я. – Интересно ведь.

– Ну, сам напросился, – решилась Ми, и некоторое время молчала. Потом заговорила немного нараспев: – Здесь каждый чувствует себя совершенно свободным, но без своеволия… Здесь каждый становится собой, но не зациклен на собственной персоне… Здесь каждый полон творческих сил, но без всякого тщеславия… Здесь каждый старается участвовать в Замысле… Всё, хватит с тебя! Думаешь легко словами выговаривать то, что внутри совершенно ясно?.. Ну, у тебя такие трудности ещё впереди.

Глава 2. Почему или зачем

Как бы это всё увязать…

Несмотря на увлекательный разговор с умной и острой на язычок встречательницей, несмотря на невероятный мир, открывающий всё новые удивительные свойства, меня не оставляла некоторая ошеломлённость. Слишком много впечатлений, слишком много размышлений, слишком много вопросов – даже для того, чтобы подобрать к ним слова…

Сейчас, когда я пишу об этом, легче передать свои тогдашние переживания. Но тогда был ошарашен…

Да, мне показалось, что я в раю. Однако не хватало каких-то подтверждений – скажем, райских врат, апостола Петра с ключами… Ну, хоть что-нибудь такое.

И почему Ми всё говорит о сказке? Неужели только потому, что определила меня исключительно как сказочника и приспосабливается к моему пониманию?

Пока всё-таки не очень понятно, умер я или всё-таки не умер, как намекает Ми. А если не умер – как, кто и когда будет меня возвращать обратно? Честно говоря, я был бы вовсе не против.

И почему я вообще здесь очутился? Вряд ли по ошибке, раз у меня персональная встречательница и проводительница. Но тогда почему?..

Не то чтобы меня это страшно беспокоило – всё-таки не напрасно всегда любил философствовать. Скорее, был как-то взбудоражен. И оставался настороже, потому что не мог пока увязать все впечатления друг с другом. Как перетряхнулось всё в голове при падении, так и здесь продолжалось перетряхивание.

В земной жизни, когда читаешь всякие умные книги и пробуешь размышлять на темы мироустройства, легче воображать иные миры и жизнь после смерти. Теперь, среди странной и загадочной очевидности, не всегда сходились концы с концами. А новые впечатления продолжали наслаиваться друг на друга…

Прогулка без устали

Нашу прогулку точнее было бы назвать путешествием… если бы она происходила на Земле. Но она происходила здесь, в удивительном Саду, полном Тайны.

Здесь не было непроходимых чащ. А всего остального было немерено.

Дружелюбные леса и гостеприимные рощи. Ручейки, ручьи и реки. Холмы и горы с водопадами. А когда я заметил ещё и парочку гейзеров, не смог удержаться:

– «Всюду звонкие вольные воды, реки, гейзеры, водопады…»

– «Распевают в полдень песнь свободы, ночью пламенеют, как лампады…» – охотно подхватила Ми.

– У вас тут тоже пламенеют? – осведомился я.

– Это же Гумилёв про звезду Венеру, а не про наш Сад, который в его стихотворение и не вместился бы.

Я сдержанно проворчал:

– Хорошо, что Венера вместилась…

– Да ладно, не обижайся за Гумилёва. Я тоже его стихи люблю. Но здесь ведь всё по-особому!.. Гляди, что покажу, – и Ми поманила меня в глубь леса.

Идя за ней, я вскоре почувствовал притягательный аромат. Мы вышли на полянку, где раскинулся громадный цветок, который мне был хорошо известен, хотя я никогда его не встречал. Красные пятнистые лепестки вокруг уходящей внутрь сердцевины… вот только запах должен быть совсем другим – ужасным, а не прекрасным.

– Это здешняя раффлезия, – гордо сказала Ми. – Правда, замечательный аромат? Это она сама старается.

– Надо же! – удивился я. – Читал, что к ней порою в противогазе подходят: такой невыносимый запах… у нас, на Земле…

Нередко видели мы птиц и самых разных животных. Но я уже сам мог сообразить, что любое существо могло быть чьим-то любимцем – и потому попасть в этот сказочный Сад. А может быть, жило здесь изначально… Даже спрашивать ни к чему.

Впрочем, когда на глаза мне попался небольшой табун лошадей, которые паслись вдалеке на лужайке, я не выдержал:

– Это мустанги, Ми?

– Не-е-ет, это любимцы конников.

– Ты же говорила, что здесь нет толп и компаний.

– Это о людях… А лошадям нужно иногда в табун собираться, сам знаешь. Ты же много лет с лошадьми общался.

– Верно, – подтвердил я, не заботясь уже о том, откуда Ми это знает. И смущённо добавил: – Помню, конечно, что лошадь существо табунное. Подумал: вдруг здесь по-другому…

Перед высоченной горой Ми остановилась и предложила:

– Хочешь на вершину? Оттуда вид отличный… Вижу, что ты не против. На, держись за мою руку, потом сам научишься. Хочу пофорсить, пока ты на новеньких.

Мы взялись за руки – и взвились вверх!..

Это был необычный полёт: без всякого воздушного сопротивления, у Ми даже волосы не развивались. И скорость была такая, что правильнее было бы назвать наше перемещение телепортацией. Только что были внизу – и уже стоим наверху.

…А вид сверху был и в самом деле отличный – отличный от всего, что я когда-нибудь видел. Но описать его я не возьмусь. Он оказался в буквальном смысле слова неописуемым… Уж поверьте, что было красиво. очень

Спустившись таким же образом, мы отправились дальше и вскоре оказались на берегу моря. Оно составляло часть неописуемого вида сверху и простиралось в необозримую даль.

Тут из воды высунулся улыбающийся дельфин, и в голове у меня раздалось его жизнерадостное телепатическое восклицание:

– Привет, гомо сапиенс!

– И тебе привет, дельфино сапиенс! – мысленно отозвался я.

А Ми сказала вслух:

– Это Дельта, одна из наших любимиц.

– Да уже понятно, что нелюбимцев тут нет, – кивнул я.

Проводительница одобрительно улыбнулась и протянула мне руку:

– Через море полетим?..

И мы полетели.

Кстати, меня всё больше поражало полное отсутствие усталости. Не говорю уж о той постоянной усталости, которая незаметно усиливалась в последние годы. Но ведь даже в неутомимой юности приходилось делать перерывы на отдых и на еду (или привалы, или короткие «пережоры», как их называли по-походному), приходилось заботиться о ночном отдыхе. Здесь свежесть и бодрость не убывали ни на йоту – сколько бы мы ни шли, сколько бы ни летели, сколько бы ни было впечатлений…

Чудо – это не волшебство

– Прямо волшебство какое-то! – восхитился я, когда мы невероятно быстро оказались на другом берегу. Нет, … на другом побережье

– Никакого волшебства, – строго отозвалась Ми. – Я тебе уже говорила. Это чудо. А всякое волшебство – просто подражание чуду. Всего лишь своеволие с магическими способностями.

– А что же тогда чудо? – удивился я.

– Чудо – это Тайна в гостях у реальности. Ну, точнее, у того, что в земной жизни называют реальностью.

Хорошие определения, мне нравятся. Но надо будет потом обдумать. Наедине. А пока есть вопрос:

– Это на Земле. А здесь ведь по-другому?

Ми с удовольствием отметила:

– Да ты уже у нас осваиваешься. Чувствуешь разницу… – Помолчала, слегка задумавшись, и добавила: – Наверное, здесь это можно назвать постоянным условием существования. Примерно так. Сам потом обдумаешь. Наедине.

Мы оба улыбнулись. Я уже понял, что можно думать так, что другой услышит, а можно совсем в глубине, без всякой телепатии, – и на чтение верхних мыслей уже не обижался…

На Земле и впрямь можно принять за чудо то, что выходит за пределы твоих знаний. А для тех, кто знает, это просто технология. Например, у фокусников. Но когда в гостях у реальности Тайна – совсем другое дело: за ней не стоит никакой земной технологии, только незнаемое… Здесь я сам в гостях у незнаемого. Вот и получается, как говорит Ми, постоянное условие существования…

Взглянув на Ми, я увидел, что она сидит поодаль на валуне и любуется морем, которое мы только что перелетели. Ждёт, пока я подумаю наедине.

Кто кого старше

Когда я подходил к валуну, то увидел, что к Ми подкатилась по прибрежному песку небольшая волна… и девушка нежно погладила её. Довольная волна заурчала, зажурчала в ответ и уплыла обратно в море.

– Ты с ней дружишь? – спросил я улыбаясь. – Как с облачком?

– Не совсем, – ответила Ми серьёзно. – С морем дружу. Волны у него каждый раз разные, но это вроде рукопожатия. Просто мы с ним поздоровались.

Она вскочила, и мы пошли вдоль берега. Здесь, как и всюду, было чем полюбоваться. Золотистый или белый песок местами сменялся живописной галькой, среди которой виднелись полупрозрачные кусочки янтаря, сердолики, агатики… Иногда к морю подступали разнообразные горы и скалы, но я уже овладел навыком полёта, и преодолевать их было нетрудно. Снова на меня нахлынуло ощущение неописуемости увиденного…

Мы продолжали беседу, и я, среди прочих вопросов, поинтересовался:

– А можно спросить: давно ты здесь оказалась?

– Давно?.. Недавно?.. Здесь это не имеет значения.

– Ты общаешься со мной как современница, словечки всякие теперешние знаешь… Вот я и подумал, что недавно.

– Да ладно, это совсем нетрудно – быть в курсе земных дел и тамошних сегодняшних обыкновений. Но я понимаю, о чём ты… Жила я в том же двадцатом веке, только родилась пораньше тебя и прожила подольше. Лет на тридцать постарше тебя буду. Но здесь-то мы ровесники, так что не будем меряться, правда?

– Не будем, – согласился я, хотя был несколько обескуражен. Может, это не только кузнечик её расщекотал, но и я посмешил своей снисходительностью к её меньшему возрасту?..

– Кузнечик тоже постарался, – успокаивающе улыбнулась Ми.

Всё это опять погрузило меня в размышления, но Ми не мешала им. Она выбирала всё новые развороты пути и наслаждалась моими впечатлениями от окружающего, которые отражались, по-видимому, на моём лице вне зависимости от размышлений. Это хорошо, потому что размышлял я как раз о ней.

Поначалу она казалась мне умной и слегка насмешливой девушкой, с довольно острым язычком. Но взгляд у неё был особым: приветливо-внимательным и умудрённым. Движения отличались пластичностью и сбалансированностью, а жесты неназойливо помогали выказать нечто дополнительное к словам и мыслям (если говорить о телепатии) – бессловесное, но тоже по-своему важное. Теперь, когда стало понятно, что её опыт земной жизни, не говоря уж про жизнь здешнюю, существенно больше моего, всё стало увязываться… Хотя сохранялась и ещё какая-то неизъяснимая таинственность.

– Здесь столько чудес, Ми, в Саду полном Тайны… – повторяя эту предложенную мне формулировку, я вдруг сообразил, что имя проводительницы тоже имеет к этому отношение. – Ты знаешь, что названия нот произошли от латинских слов?

Ми промолчала, и я торжественно объявил:

– Твою ноту «ми», между прочим, назвали по началу латинского «миракулум», что означает «чудо»!.. Это не комплимент тебе, а лингвистический факт. Хотя и комплимент, конечно.

– Зачем мне персональный комплимент? – пожала плечами проводительница. – Здесь всё – чудо. Это принимаешь как факт того, Как-оно-на-самом-деле. Хотя привыкнуть невозможно.

У каждого своя нота

– Послушай, а тебя не обидело, что я пару раз назвала тебя «Ви»? – неожиданно спросила Ми. – Это я так, для простоты общения. Другие могут тебя и нежнее называть, или уважительнее, по имени-отчеству. Но нам, раз мы здесь ровесниками оказались, можно и попроще?..

– Называй, как хочешь, – согласился я. – Только вот такой ноты нет. «Ми» есть, а «ви» нету.

– Но ты ведь наверняка знаешь, что слово «нота» не только музыкальную ноту обозначает. Что это ещё означает пометку, или даже призыв: «заметь!». Или интонацию, или записку, или письмо, или…

– Ух ты, сколько всего хорошего… Хватит, хватит, уговорила! Значит, «ви» – тоже нота, в каком-то из смыслов. Согласен.

– Можно даже сказать, что у каждого человека есть своя собственная нота… – продолжала Ми, которой почему-то было мало моего согласия, или она хотела заговорить ещё о чём-то. – И очень важно, как она будет звучать в общей музыке…

Сейчас, когда я пишу это, мне уже понятно, к какому разговору она хотела меня подвести. Но я невольно помешал ей, потому что неожиданно заметил поодаль человека. Нам уже встречались и лось, и лисичка, и даже жираф, а вот люди не попадались. К тому же человек этот что-то делал возле небольшого домика, а домов здесь я тоже пока не замечал.

Ми заметила мой заинтересованный взгляд.

– Познакомиться хочешь? – спросила она. – Это Савва, тебе будет интересно. Сейчас спрошу его, расположен ли он пообщаться.

Немного помолчав, она кивнула, но тут я и сам услышал в голове приятный мужской голос (хотя телепатический голос звучал не совсем так, как при разговоре вслух, но тоже обладал своим тембром и интонациями):

– Подходите, буду рад вам!

Видимо, Ми представила ему меня мысленно, потому что он уже знал моё имя. На вид коренастому Савве с рыжеватой бородкой было лет под тридцать, и он сразу стал показывать нам свой домик и объяснять мне всё, как туристу из далёкой страны (думаю, что моя спутница предупредила его и о том, что я здесь в гостях).

– Таких, как я, здесь называют друзьями деревьев, и это мне по душе. Вот мы с ними, с деревьями, и этот домик вырастили… Гляди!

Домик и в самом деле был необычный. Он уходил корнями в землю, потому что и фундаментом, и стенами его были необычайно гибкие деревья. Их ветви отклонялись в стороны так, что образовывали дверные и оконные проёмы (а нужды в рамах, стёклах и закрывающихся дверях здесь не было), а внутри становились полом и даже вырастающими из этого пола креслами. Кроны деревьев плотно соединялись в зеленеющую крышу.

Позже мне встречались самые разные творения, созданные деревьями и кустарниками с помощью их друзей, но этот домик был первым – и я стоял очарованный.

Никаких моих слов Савве не было нужно, впечатление и так было понятно. На прощание он пригласил меня пожить в этом домике, когда захочу.

– Сам я ни в одном доме усидеть не могу: меня в разных местах другие мои друзья-деревья поджидают, да и другие дела есть, – объяснял он, разводя руками. – Но кому-то иногда приятно побыть домоседом, обдумать что-то, помечтать, вот тут наши домики и пригождаются.

– Вот и у Саввы своя нота здесь, – заметила Ми, возвращаясь к прерванному разговору, когда мы отправились дальше. – А нам пора о твоей ноте поговорить. Но у тебя, кажется, ещё какой-то вопрос наготове, верно? Спрашивай, пока мы за новую тему не взялись.

– Да, я чувствую, что ты какой-то особый разговор хочешь начать. Спасибо, что моему вопросу очередь уступаешь. Хотел сначала сам попытаться ответить, но раз такое дело – тебя спрошу. Почему ты не показываешь мне остальное иномирье?

– Ты ещё не совсем готов, – не раздумывая, ответила Ми. – Но вопрос как раз кстати, скоро всё поймёшь. Может, ещё о чём-нибудь хочешь спросить?

Как же не согласиться

– Ещё никак не пойму, почему ты всё время говоришь «Сад»? Всё-таки не простой это сад. И сама говорила: у него много названий. Но ни одного не упомянула почему-то, посоветовала самому придумывать. Почему?

– И этот вопрос кстати. Коротко так отвечу: не хочу сбивать тебя с толку другими названиями. Они тоже не очень подходят. Не будем же мы называть это место Раем, Эдемом, или Царствием небесным. Это всё условные обозначения – для земной жизни, издали. Но ты в своей книге как угодно можешь называть… Это же всё равно для тех, кто на Земле, сказкой покажется…

Ми облегчённо вздохнула:

– Наконец-то мы до главного добрались…

– Какая книга? Ты о чём? – Я ещё произносил вопрос, а ответ уже пульсировал во мне.

– А ты ещё не понял, зачем сюда попал? Чтобы Поручение выполнить.

– Во как!.. Ну, давай, рассказывай.

– Да нечего рассказывать. Ты всё равно уже сам догадываешься. И всё равно, вернувшись, не сможешь не написать о том, что увидел и что ещё увидишь. Наверняка целая книга получится. Надеюсь, у тебя хватит писательского вкуса, чтобы не называть её «Дневник реального путешествия по загробному миру», или ещё как-нибудь завлекательно для любителей мистики… Всё равно, что ни напишешь об увиденном, все будут это сказкой считать. Тем более что ты и так сказочником себя зарекомендовал. Ну, вот. В этом Поручение и состоит. Ты ведь сам от него увильнуть не захочешь, правда?

Я порылся в своих взъерошенных мыслях и кивнул, с трудом сдерживая восторг:

– Правда…

…И тут же спохватился:

– Но мне бумага нужна для записей! И ручка! Не могу же я всё интересное запомнить, не записывая.

Мы уже никуда не шли. Я возбуждённо кружил по опушке с видом на небольшую речку и обдумывал услышанное.

Встречательница, довольная, что наконец-то мы заговорили о главном, сидела на густой сочно-зелёной траве, прислонясь к берёзке, и наблюдала за моим возбуждённым вышагиванием.

– Не капризничай, – ласково улыбнулась она. – Обойдёшься без записей. Всё вспомнишь, только не сразу. После возвращения у тебя всякие проблемы с памятью будут, инсульт всё-таки… А потом постепенно образуется. И в результате всё сложится, как надо.

– А как надо?

– Ну… Чтобы внутренняя готовность была… Чтобы вспоминалось не всё сразу, а постепенно, не спеша – вроде того, как мы с тобой сейчас гуляем… Чтобы всё внутри связалось друг с другом. Чтобы всё заново обдумать… Чтобы прислушиваться к тому, Как-оно-на-самом-деле… Ну, как ты обычно в своих книгах и стараешься.

Всё было понятно, хотя последнее замечание показалось мне странным:

– Ты что, все мои книги читала? – решил уточнить я с недоверчивой иронией.

– Конечно. Почему бы и нет? Ты же опубликовал их.

– Так то ж на Земле. Некоторые – крошечным тиражом, на ризографе. Некоторые вообще только в электронном виде.

– Ну и что? Закончил, сделал доступными для чтения. Значит, запустил в ноосферу. Вот они в нашей Библиотечной анфиладе и появились. Так что я осмелилась познакомиться с ними, уважаемый автор…

Да, неожиданности не прекращались.

– Но раз у меня Поручение, ты ведь мне побольше всего покажешь? – решил я уточнить. – Остальное иномирье тоже посмотрим?

– Не всё так просто, – загадочно произнесла проводительница. – Что-то ещё покажу, конечно, я ведь проводительница. Но тебе придётся в иномирье и самому постранствовать…

Самому? Так это ещё интереснее! То есть как бы визионером буду…

– Нет, визионер – это другая история, – ответила Ми на мою непроизнесённую мысль. Визионер редко может выбирать, где очутиться в иномирье. Разные силы помогают ему очутиться в нужном месте – чтобы он рассказал о том, на что его нацеливают.

– А какой-нибудь навигатор, ну или путеводный клубок у меня будет?

– Приборами не пользуемся, путеводный клубок тоже не предусмотрен, – объявила Ми. – Обязательного сопровождения не обеспечу. Появлюсь, когда нужна буду… Понимаешь, всё дело в том, чтобы ты побывал не куда направляют, а где самому интересно. Тогда по-настоящему захочется и увидеть, и почувствовать, и понять, и написать…