Пути неисповедимые

Отойдя от берега, развернули катер и направились в сторону отделяющего Остров от материка пролива. Доктор не сводил глаз с берега, где, крепко расставив ноги, и, держа на плечах размахивающую длинным маминым шарфом Дашу, стоял Профессор, а рядом с ним Мария. Ветер трепал шарф в Дашиной руке и подол белого платья Марии, отчего она была похожа на летящую чайку.

Маленький катер подбрасывало на волнах, пассажиров обдавало брызгами. Плыли вдоль материкового берега, мимо следующих один за другим портов с длинными причалами, где одни суда загружались, а другие ждали своей очереди на рейде. Непрерывной чередой тянулись молы, волнорезы, доки, эллинги, подъёмные краны, транспортёры, трубопроводы, складские помещения. Это были порты-базы обеспечения Острова. Небольшие баржи и катера непрерывно отходили от погрузочных причалов и пересекали пролив, доставляя на склады прилегающих островков фрукты, овощи, свежее мясо, живую рыбу, пиво, вино, промышленные товары, строительные материалы и т. д. Всё население прибрежных городов касты М было занято на работах в морских портах.

Через час катер пристал к причалу пассажирского порта.

– Прощайте, отец, – голос Доктора дрогнул.

Инженер посмотрел серьезно и внимательно, кивнул, похлопал по плечу. Поднимаясь с причала по лестнице, Доктор оглянулся. Катер уже разворачивался. Он остановился и провожал его глазами до тех пор, пока тот не скрылся из вида.

А еще через час он уже летел в аэролёте. Было невыносимо грустно и одиноко. Он и не предполагал, что можно так привязаться душой всего за несколько дней знакомства. Откинув спинку кресла, закрыл глаза. Перед мысленным взором возникали картины-воспоминания, а в голове всё время звучало: «Не говори с тоской: их нет, но с благодарностию: были».

* * *

В административном центре – столице Центрального сектора, он должен был пересесть в аэролёт, летящий в НГЭ-2. Но решил использовать случай и согласовать с администрацией департамента образования кое-какие школьные вопросы, ведь через личные контакты дела решаются быстрей.

Вернувшись в аэропорт, чтобы продолжить полёт в родной город, встретил там скучающего товарища по семинару. Тот летел в Северный сектор, и до рейса его аэролёта ему предстояло ждать ещё два часа. Они обрадовались друг другу, словно после расставания прошло не несколько дней, а большой срок. Доктору лететь оставалось не далеко и не долго, а аэролёты в его родной город отсюда летали часто и он решил отсрочить свой полёт, чтобы проводить товарища.

Они сидели в ресторане, потягивали коктейли и вспоминали семинар, красоты Острова Высших и людей Высшей касты. Доктор говорил восторженно, его же товарищ был сдержан. Выйдя из ресторана, уселись на скамейку в сквере напротив здания аэропорта. Неподалёку, по площади сновали люди, негромко доносился приятный голос диктора, объявляющего вылет и посадку и, почти не слышно, садились и взлетали аэролёты. В тени сквера было спокойно и прохладно.

Товарищ, насторожено всматриваясь в проходящих мимо людей, раздумывал: рассказать ли Доктору о том, чему он был свидетелем, и воспоминания о чем не оставляли его. Наконец решился.

На следующий после окончания семинара день, когда все участники разъехались в гости, он один задержался, чтобы привести в порядок записи. Во второй половине дня вышел прогуляться по университетскому парку. Огромный парк постепенно перешёл в лес. Близился вечер. Он повернул назад и медленно шёл по дорожке среди отбрасывающих длинные тени высоких деревьев. Послышались голоса. Он сошёл с дорожки, присел на траву за деревьями. Прошла большая толпа; в ней были юные студенты-первокурсники и люди старше студенческого возраста. Когда все прошли и их голоса стали слабо слышны, он последовал за ними.

Тропа привела к большой округлой формы поляне. В её центре возвышался чёрный, словно закопчённый, каменный столб, а рядом с ним стояли два пня. По поляне к столбу вела тропинка. На стороне, противоположной той, где он притаился возле кустов, на краю поляны был сооружён помост, на нём стояло сиденье, а рядом навалена большая куча хвороста. На поляне не было никого, но за деревьями мелькали люди.

Ждать пришлось недолго. Раздалась барабанная дробь и из леса вышла и направилась к столбу на поляне группа людей, ведущая обнажённых юношу и девушку с нарисованными на их спинах и животах большими синими шестиконечными звёздами. Их усадили на пни возле каменного столба, связали между собой за предплечья и щиколотки ног таким образом, что каменный столб оказался между их спинами. Он обратил внимание, что девушка и юноша красивы и хорошо сложены, но вялы, равнодушны к происходящему, какие-то сонные.

Послышался грохот музыки, похожей на марш. Возглавляемые атлетом с высоченной короной-трубой на голове, из леса колонной по одному выходили раздетые донага люди. Колонна сделала круг по периметру поляны и остановилась. Атлет взошёл на помост, и, указывая рукой на привязанных к столбу, произнёс краткую речь, но тайный свидетель её не расслышал.

Что есть мочи, оркестр загрохотал что-то несуразное. Обнажённые люди в диком танце растекались по поляне. Тела их были ярко раскрашены рисунками, нанесёнными по единому трафарету: во всю спину красная Звезда Абсолюта, на ягодицах два обращённых друг к другу трезубца, что-то непонятное на животах, руках, ногах. Головы женщин украшены венками из полевых цветов, у мужчин на головах обручи с рожками.

Музыканты старались во всю: колотили в барабаны, звенели литаврами, трясли трещотками. Юные, и далеко не юные «нимфы», теряя с голов венки, с визгом носились по поляне, убегая от преследующих их «сатиров». Свальный грех…

– Мне хотелось бежать, но, глядя на молодых людей, с измученным видом сидящих связанными в центре поляны, я гадал: что же будет с ними? И это заставило остаться.

Ненадолго смолкнувшие, опять загрохотали барабаны. Со всей поляны, волоча ноги, люди брели на её край и опять выстраивались по обе стороны помоста. Атлет, всё это время сидевший на троне, поднялся и прокричал, указывая на привязанных к столбу, что эти двое сбежали с островка, где живут, и без дела шлялись по Острову.

– Какое будет им наказание?

– Смерть свидетелям! Смерть! Свидетелям смерть! Очистительный огонь! Огонь очищения! – кричали вразнобой.

– Аутодафе!! – громче всех крикнул кто-то, и все подхватили, скандируя:

– Ауто-дафе! Ауто-дафе! Ауто-дафе!

– Приговор привести в исполнение!

Под грохот оркестра каждый из кучи брал охапку хвороста, выстраивался в шеренгу по одному, шел по тропинке в центр поляны, и там бросал возле приговорённых. Когда хворостом завалили несчастных так, что их не стало видно – виднелся лишь конец каменного столба, барабаны смолкли.

Атлет в короне сошел с возвышения, в стоящем на земле ведре обмакнул паклю на конце длинной палки, зажёг факел и, высоко подняв его над головой, зашагал к обречённым. Дошел до столба и с двух сторон – со стороны юноши и со стороны девушки – поджег хворост. Музыканты опять неистово заколотили по барабанам. Вопли заживо сжигаемых, грохот барабанов, треск пламени слились воедино….

– Я понял, что если меня обнаружат, то участь моя будет такой же, как у этих несчастных. Боясь кого-нибудь встретить, возвращался не по тропе, а крадучись от дерева к дереву. До утра не мог прийти в себя от потрясения и страха, что меня заметили. Сидел у окна за задёрнутыми шторами и озирался на дверь. Казалось, что вот-вот войдут и уведут неведомо куда. Под утро в щель между шторами заметил, бесшумно, как тени, проходящих людей.

Это было так немыслимо, и так не вязалось с впечатлениями Доктора от общения с семьёй Профессора…. Но и усомниться в словах товарища было нельзя – страх в глазах, взволнованный пониженный до шёпота голос…. Жизнь на Острове уже не восхищала. Однако, тёплые чувства к Профессору, Марии и Инженеру остались навсегда.

Глава шестая

На охраняемом из космоса и с земли, небольшом островке у северной оконечности Острова Высших, в укрытом среди его высоких скал Храме Комиссаров, проходила церемония посвящения Профессора в Комиссары-Властители Мира Абсолюта.

Церемонию предваряло вживление во вторую фалангу мизинца левой руки микропластинки с шифром, открывающим доступ ко всей информации о Мире Абсолюта. Профессор и два жреца храма в чёрных балахонах, с вышитыми золотом соломоновыми узлами на груди и плечах, в лифте спустились в глубокий подвальный этаж, прошли мимо нескольких бронированных дверей и остановились возле одной. Один из жрецов поманипулировал рукой возле красного табло и, щёлкнув запорами, дверь отворилась. В ярко освещённой комнатке, кроме столика со стоящим на нём небольшим прибором, больше ничего не было. Жрец из складок балахона извлёк и вставил в прорезь прибора плоскую коробочку. На экранчике прибора высветилось: «Печать и упаковка не нарушены». Жрец нажал на приборе кнопочку, на экранчике высветилось: «Загружено», и из щели прибора выпали упаковочная коробочка и прозрачный пакетик. В специальное отверстие Профессор до упора вставил мизинец. Короткая резкая боль, Профессор вынул палец, прибор тотчас задымился.

– Наденьте, – жрец подал стаканчик, на дне которого в дезинфицирующем растворе лежало платиновое колечко, – снимите завтра.

На документе жрецы засвидетельствовали, что шифр вживлён, утечка информации не допущена, прибор вживления самоуничтожился.

По потаённой лестнице из подвала поднялись в небольшую комнату. Там, молчаливые и суровые жрецы облачили Профессора в пурпурный балахон с десятью большими в платиновой оправе рубинами на груди – фамильным камнем рода Флемо, и все вместе прошли в колонный зал.

По белокаменной лестнице со скульптурами чёрных химер, застывших в угрожающих позах, поднялись на второй этаж, и подошли к ажурной резьбы золотой двустворчатой двери входа в зал Посвящения. Жрецы, как стражи, встали по сторонам медленно расходящихся дверных створ.

Сразу за дверью, перед Профессором на паркетном полу, через высокие окна ярко освещённая заходящими лучами солнца, бугрясь, стелилась дорожка из одетых в красные комбинезоны людей, лежащих вниз лицом, сцепив руки на затылке. В конце дорожки стоял небольшой золотой трон, а слева от него на постаменте красными рубинами посверкивал головной убор, напоминающий рыцарский шлем.

Мгновенно осознав, что идти нужно по живым людям, Профессор стоял, не решаясь сделать первый шаг.

– Идите, – прошелестело.

«Прости меня», – сама не зная к кому, возопила его душа. Он поднял ногу, наступил на спину лежащего первым, и торопливо зашагал, стараясь наступать плашмя, всей ступнёй. Возле возвышения к трону встал на одно колено, склонив голову. Главный Властелин – им автоматически становился Комиссар-Властитель, самый старший по возрасту, – шаркая ногами возле Профессора, взял с постамента и водрузил ему на голову шлем с десятью рубинами. Флемо Десятый встал с колена, сел на трон, и заметил, что дорожки из тел уже нет.

По обе стороны трона в бархатных балахонах, на груди украшенных фамильными драгоценными камнями, в шлемах с такими же камнями и в масках на лицах выстроились Комиссары-Властители Мира Абсолюта. Первым в ряду справа стоял богатейший наследник – Ротари Восьмой. Сидя на троне, Флемо Десятый произнёс заранее приготовленный спич во славу и могущество Мира Абсолюта. Когда аплодисменты стихли, грянули гимн. Пели с воодушевлением.

Солнце село, зал осветился множеством небольших золочёных люстр. Одну стену зала, как иконостас, занимали ряды барельефных портретов основателей Мира Абсолюта, первых Комиссаров-Властителей. В центре их из сплава золота и платины барельефное изображение Золотого Тельца с короной из бриллиантов и знаком «дельта луминозо» над ним. На других стенах, уже знакомые Профессору, знаки тайных знаний. И везде – в рамах барельефов, в подвесках люстр, в изображении знаков – сверкание драгоценных камней: рубинов, бриллиантов, сапфиров.

Ротари Восьмой заранее ознакомил с порядком проведения процедуры посвящения и Профессор знал, что теперь должны последовать ритуалы: «срывание масок», «изгнание неугодных», «омовение кубка».

– Снять маски, – громко приказал Флемо Десятый.

Одни, сдёрнув с лица, оставляли маску висеть на груди или поднимали её на лоб, другие забрасывали её, куда придётся.

Главный Властелин взял с ритуального столика «плеть изгнания» – кожаную плётку с золотой ручкой, обошёл ряды Комиссаров-Властителей, подошёл к сидящему на троне Флемо Десятому, старчески, с трудом согнул спину, шамкая, доложил:

– Властитель Флемо Десятый, шоглядатаев нет, шдесь все швои.

– Омоем кубки, Комиссары, и выпьем за ждравие нового Властителя, – опять прошамкал Главный Властелин.

Ротари заранее предупредил, что обязательно надо проследить, чтобы вино ему налили в омытый кубок: бывали случаи отравлений во время проведения ритуала.

Главный Властелин с ритуального столика взял темного металла поднос с большим кубком в форме черепа, омыл его над фонтанчиком, бьющим внутри золотого сосуда в виде распустившегося цветка, и, держа поднос с кубком в обеих вытянутых руках, подошёл к виночерпию. Виночерпий – один из Комиссаров, неспешно закатал рукава балахона, потом рукава белоснежной рубашки, неторопливо открыл стоящий на дубовой бочке с золотыми обручами золотой сосуд в виде бочонка, серебряным ковшиком зачерпнул ритуальное вино и демонстративно, тонкой струйкой наполнил кубок Флемо Десятого.

С наполненным кубком на подносе Главный Властелин прошаркал ногами по редкой красоты наборному паркету, подошёл к трону, кряхтя, склонился перед Флемо Десятым, и тот, как и положено по ритуалу, принял кубок обеими руками.

Комиссары брали со стола кубки, омывали их и подходили к виночерпию. С наполненными кубками опять выстроились в прежнем порядке. Поочерёдно перед троном вставали в круг с изображением Звезды Абсолюта, высоко подняв кубок, называли себя и от имени своего рода произносили поздравительный тост с пожеланием самоотверженно служить, не уронить, не посрамить, проявить, продолжить, раскрыть, повысить, и пр., и пр. Восклицания: «Виват». Профессор же, почти не слушая, с отвращением поглядывал в кубок: и цветом, и густотой вино очень походило на кровь. Коснувшись своим кубком кубка Флемо Десятого и, сделав глоток, Комиссар отходил, а в круг перед Флемо Десятым, пригубившим вина, вставал следующий Комиссар. Стараясь запомнить, Профессор вглядывался в лица и считал Комиссаров. Но вскоре перед его глазами всё поплыло, и он сбился со счета; стало казаться, что к нему подходят одни и те же. Вспомнилось название ритуала – «осушение кубков» и, стукнувшись кубком с очередным Комиссаром, запрокинув голову, он допил до дна, а потом уронил её на грудь и удобно развалился на троне. Главный Властелин, всё время стоявший рядом, осторожно взял из его руки кубок и поставил на постамент. Действие продолжалось уже без участия Флемо Десятого. Комиссары произносили заготовленные поздравительные спичи и стукались своим кубком о пустой кубок, стоящий на постаменте.

По завершении ритуала со смехом, дружно через весь зал понесли Флемо Десятого в примыкающую к залу комнату отдыха и уложили там на кушетку.

– Я же предупреждал: только пригублять! – сердито ворчал хлопочущий возле него Ротари Восьмой.

Проснулся в своей постели вечером следующего дня. Рядом сидела Мария, душистой салфеткой вытирала с висков пот, гладила лицо, пальцами разглаживала, так вдруг сразу, появившиеся на лбу и переносице морщины и, смеясь, ласково выговаривала:

– Разве можно так напиваться, что людоеды причудились…

– Людоеды? – удивился, и тут же вспомнил: «людоведы»… Провёл по лицу ладонью, заметил кольцо на мизинце, снял, зашвырнул.

В первой половине следующего дня на связь вышел Ротари Восьмой. Заботливо спросил:

– Как ты? Живой? Я предупреждал тебя или нет, чтобы ты только пригублял?! Это же не простое вино… Скажу тебе, что впечатление ты на всех произвёл хорошее и речь понравилась. Сегодня к девяти будь в Банкетинг хаусе.

Профессор невольно сморщился, и, глядя в жизнерадостную круглую физиономию Ротари, подумал, что, похоже, его начальник бо-о-льшой жуир. А тот, по-своему истолковав гримасу Профессора, заверил:

– Да, да впечатление о тебе прекрасное. Не переживай. Сегодня на встрече, возможно, будет и один из… – значительно воздел к потолку глаза. – Это для тебя, да и для всех нас, людоведов, великая честь… Приготовь коротенькую речь. До вечера.

Продолжая смотреть на отключившийся видеоэкран, Профессор задумался о тайном построении власти. Вырисовывалась её пирамида.

Часть третья

Глава первая

Элитная каста составляла не более десяти процентов населения Мира Абсолюта. Её назначением её было: создавать научную базу материального благополучия Мира Абсолюта, осуществлять контроль над работой производств в массовой касте, обеспечивать и развивать эстетические запросы слоя Высших. В элитных городах находились высшие учебные заведения, школы искусств, консерватории, научно-исследовательские, архитектурные и проектные учреждения,

Чтобы творческие способности человека не отвлекались на устройства быта, города элитной касты строили с заботой о комфортности проживания.

Просторно раскинувшиеся в живописных местах, элитные города были красивы и уютны. Среди обилия растительности, улицы из невысоких домов разнообразной архитектуры, в глубине садов – уютные коттеджи; парки с множеством цветов и фонтанов; для поддержания порядка – армия роботов: разносчиков, мойщиков тротуаров и окон, уборщиков помещений, садовников, и пр.

Центром и украшением городов и элитной, и массовой каст были возведённые на естественных или насыпных холмах Храмы Абсолюта, а архитектурой подобные Главному Храму на Острове Высших. Красотой и богатством отделки они затмевали все здания этих городов: такие же, как и на Острове, отделанные золотом подпирающие антаблемент сдвоенные колонны, в высоких овальных окнах – витражи с изображением гербов городов данного сектора, в апсидах на светлом полу – чёрные христианские кресты и звёзды в полумесяцах. Центральным залом в них являлся Высокий Овальный зал, занимающий почти всю площадь храма. На его стенах между пилястрами на каменных скрижалях, буквами из смальты разных цветов написаны Главные Законы Мира Абсолюта (ГЗА). Под барабаном купола – большой хрустальный шар, причудливыми лучами направляющий на скрижали свет, поступающий через барабан, отчего смальтовые буквы на скрижалях посверкивали, как драгоценные камни. Возле пилястр, вдоль стен, на высоких постаментах – бюсты руководителей Мира Абсолюта со времени его основания.

Как и под Главным Храмом Мира Абсолюта, под храмами и элитной, и массовой каст находились Тайные Храмы Церкви Асмодея.

Город НГЭ-2 находился в предгорье Альп на поросших лесами холмах. Его пересекала горная река с арками мостов, соединяющих закованные в гранит берега. В нескольких километрах от НГЭ-2 в горах находился старинный город-музей – город древней крепости, незаселённых дворцов и кафедрального собора. Когда-то он был тесно застроен, но, со временем, не представляющие архитектурной ценности застройки снесли, на их месте разбили скверы и парки в стиле соответствующем общему стилю города, и построили отели для Высших. Во время горнолыжного сезона въезд в город-музей для элитной касты закрывался.

* * *

Последний год учёбы, последний год жизни в школе был наполнен волнующими ожиданиями грядущих жизненных перемен. Выпускники чувствовали себя уже совсем взрослыми и даже с учителями держались уверенно, раскованно, почти как с равными. Как птицы, готовящиеся к полёту, они стайками собирались на школьной площади, допоздна гуляли по школьному парку и горячо обсуждали какую избрать профессию, в какой поступать вуз. Их души переполняли радость и смятение, одновременно было и весело, и грустно.

Катя долго не могла решить, чем будет заниматься по окончании школы. Когда Доктор спрашивал её об этом, вместо ответа, она смотрела вопросительно и ждала что скажет, как решит он. Она привыкла во всём полагаться на него. В конце концов, были отклонены педагогический, музейный, медицинский факультеты и решено попробовать поступить в консерваторию на вокальное отделение.

В последний раз написали сочинение, восхваляющее Мир Абсолюта, как высшую ступень, вершину развития общества, и пришла пора выпускных экзаменов с их волнениями, переживаниям.

В консерватории Катю прослушали, сказали, что стоит попытаться поступить, но всё будет зависеть от того, какие голоса приедут из других секторов; а пока предложили заниматься в вокально-хоровой студии при консерватории. Она временно поселилась в городской квартире Доктора и, тратя много времени на дорогу, ежедневно ездила на занятия: консерватория находилась на окраине города, при въезде в город-музей. Доброжелательный коллектив, серьёзные занятия – всё это понравилось, и, когда не прошла по конкурсу, но ей предложили остаться в хоре, а на следующий год ещё раз попытаться поступить, она, не раздумывая, согласилась.

Школьная подруга, ещё не решившаяся поступать в художественную школу, работала в реставрационной художественной мастерской города-музея. Девушкам приходилось много трудиться и обе упорно готовились к поступлению в вуз.

Всем молодым семьям предоставлялась удобная однокомнатная квартира, обставленная новой мебелью, снабженная бытовой техникой и роботами. Для одиноких такие квартиры предоставлялись на двоих. Катя с подругой поселились в районе у подножия гор в красивом доме с широкими балконами, просторными светлыми холлами, бесшумными лифтами, с арочной галереей на первом этаже, ведущей в уютную столовую, обставленную дорогой стильной мебелью. С балкона их квартиры открывался вид на усаженную цветами набережную и лесопарк за рекой.

Среди художников, музыкантов и соседей по дому у девушек появилось множество друзей и знакомых. Жили они дружно, весело, беспечно. В девушек влюблялись, однако, сама Катя оставалась холодна. После гибели Георга она словно не жила, ни что не задевало её души…

На следующий год Катя поступила в консерваторию, но продолжала петь в хоре. Хор исполнял сложные классические произведения, путём непрестанных репетиций добиваясь всё более совершенного воплощения, цельной эмоциональности исполнения. Солировали в хоре артисты оперного театра. Концерты хора в кафедральном соборе города-музея проходили при полном аншлаге. С поступлением в консерваторию нагрузка стала большой, но оставить хор Катя не захотела. На танцы времени не оставалось, и она перестала посещать танцевальную студию.

Как-то, прогуливаясь в центре города, услышала, что её окликают. Оглянулась. Широко улыбаясь, к ней торопился молодой человек. Это был друг Георга, его одноклассник, известный школьный острослов и балагур. Едва узнала его, Он переменился, стал совсем взрослым, элегантным, уверенным в себе. Пошли рядом, расспрашивая друг друга, как живут, чем занимаются. Оказалось, он учится в эстрадном училище и одновременно подрабатывает ведущим во Дворце радости и веселья – ДРВ.

– У тебя, конечно, нет жетонов и денег маловато, и ты ещё не была в ДРВ? – спросил утвердительно, – но я приглашаю тебя, уж такой я щедрый и расточительный транжира и мот! Но! учти, очень хороший, просто замечательный, человек!

– Увы, я не одна, – смеясь, развела руками.

– Кто таков?! – шутовски выпучил глаза школьный товарищ.

– Подруга. Да ты её знаешь – наша, из нашего класса.

– Веду обеих. Давай адрес – вечером зайду.

Вечером девушки впервые попали в ДРВ, о котором много слышали. Чтобы всё осмотреть, они пришли пораньше. Ресторанные залы ДРВ были небольшими, но различно оформленными: зал-харчевня с грубыми деревянными столами и табуретами-бочками; юбилейный зал с двумя рядами колонн и зеркальным стенами, отражающими множество красивых бра; понравился оригинально оформленный зал с кабинками в виде раковины, грота, пещеры, беседки и эстрадой в его центре. Когда звучала музыка, в каждой из кабинок создавался свой звуковой эффект. Во всех залах шло своё представление, а залитый светом от огромной шестиконечной люстры танцевальный зал объединял все залы воедино. Был ещё один зал, зал фуршетов – длинный с множеством небольших красивых люстр и с витражами в стрельчатых окнах.

Когда шли, их товарищ, смущаясь, признался:

– Девочки, я богат, но не как Крёз. Средств у меня хватит только на бутылочку вина и недорогие мороженое.

Подруги рассмеялись:

– Не переживай! У нас самих есть на вино и фрукты. Нам, главное, посмотреть – как там.

Девушек усадили в колонном зале, рядом с эстрадой. Вечер прошёл весело. Друг их был в ударе, и они много смеялись, а от кавалеров, желающих с ними потанцевать, не было отбою.

Через несколько дней школьный товарищ явился к ним домой с предложением:

– У нас создаётся новая молодёжная программа. Катя, я порекомендовал тебя. Помнится, ты в школе пела и всем нравилось. Договорился, что завтра тебя прослушают.