Пути неисповедимые

Вскоре послышался мерный топот множества ног. Приближалась колонна по двое. Профессор и его напарник, обмакнув в бочке, подавали в протянутые руки палки с паклей, Братья от факелов возле ниш зажигали их и уходили в тёмноту тоннеля. Наконец и Профессор с напарником зажгли по факелу и присоединились к колонне. Шли довольно долго. Иногда пламя факелов колебал проникающий откуда-то воздух. Молчание и мерный топот ног.

Наконец, от сильной струи воздуха ярче вспыхнули факелы. Колонна вошла в, как стадион, огромный и высокий зал, не смешивая рядов, разделилась в шеренгу по одному и выстроилась по периметру зала. Вверху на стенах ярко горели светильники в виде факелов, внизу зал освещался колеблющимся пламенем факелов в руках людей. На каменных стенах выбиты огромные скрещенные циркули, наугольники и жезлы. Пол из чередующихся чёрных и светлых плит; в центре его вмонтирована большая чаша, заполненная маслянистой жидкостью. В торцевой части зала, тускло мерцая, возвышается огромная золотая скульптура быка, расставленными ногами твёрдо упирающегося в высокий постамент. В мощном лбу, пульсируя в ритме сердца, горит красный камень. «Карбункул» – узнал Профессор. Изображение этого пульсирующего камня появлялось на экранах перед началом передачи новостей. Возле быка на высоком узком постаменте посверкивает неразличимый из-за расстояния предмет.

Чего-то ждали. Раздался звон мечей; вслед за этим стали медленно раздвигаться, поползли в стороны створы потолка. В расширяющемся проёме всё яснее вырисовывались освещенные луной края ущелья. От хлынувшего в зал холодного воздуха заколебалось пламя факелов. Опять прозвучал металлический звон. Колонна зашевелилась, рассредоточиваясь по залу, – каждый вставал на отдельную клетку пола. Загремел первый аккорд гимна. Откинув на спины капюшоны, его мощно подхватили мужские голоса. Из чашы на полу взметнулся вверх огненный столб. Участились вспышки биения кроваво-красного рубинового сердца во лбу Тельца. Ярко освещенная пламенем, бьющим из чаши, засверкала помещённая на постаменте бриллиантовая корона.

Вышел вперед и встал на возвышение один из Братьев. Загремел усиленный микрофоном голос:

– Исполняя наказ Братьев-основателей Мира Абсолюта, из лучших, издревле известных миру бриллиантов мы изготовили для Тельца корону, и сегодня, в день юбилея, нам выпала честь водрузить её.

Брызгая лучами, корона медленно поднялась по воздуху, зависла над фигурой золотого быка и плавно опустилась на его голову между прямыми широко расходящимися рогами, придав скульптуре полноту и законченность. Человек на возвышении выкрикивал здравицы. Зал отвечал криками «Виват» и размахивал факелами.

В бочках с водой загасили факелы, разбрелись по залу. Деловито снуя, человекоподобные роботы из боковой двери вносили и расставляли столы с лавками, бочонки с вином, ставили на столы огромные блюда с дымящимися кусками мяса. Начался пир по типу пиров, которые устраивали феодалы в средневековых замках.

Уже светало, когда Глава Сената и Профессор подошли к причалу в бухте, укрытой скалами, где стояли пришвартованные катера. Утро наступило холодное, пасмурное. Надели на себя плащи, на случай непогоды приготовленные в катере. Профессор был оглушён неправдоподобностью увиденного, и Глава Сената поглядывал понимающе. Ехали молча. То, что Профессор ни о чём не спрашивает, нравилось, возвышало его. Прощаясь на городском причале, Глава Сената сказал:

– Нам необходимо будет поговорить… Дня через два свяжитесь со мной, условимся о встрече.

Профессор не мог оценить – хорошо ли то, что с ним произошло, однако, было ясно, что теперь он теряет свободу мнения, свободу поступков, право на самостоятельность. Удручала необходимость скрывать от Марии то, что произошло.

Через несколько дней Глава Сената принимал Профессора в красивом, как драгоценная шкатулка, небольшом кабинете: малахитовые украшенные ажурным золотом пилястры; стены затянуты старинными в коричнево-бежевых тонах гобеленами со сценами охот, пиршеств, аллегорий; высокий потолок с изображением Звезды Абсолюта. Приглядевшись, Профессор заметил везде – в рисунках гобеленов и застилающего пол мягкого ковра, в потолочной росписи – искусно вписанные символы и знаки, увиденные им в подземелье. На отдельном столике, на малахитовой подставке скульптурка – многократно уменьшенная копия Золотого Тельца. «Без короны»; – отметил про себя.

Низкий овальный столик был накрыт на двоих.

– Я пригласил тебя, чтобы поздравить со вступлением в Братство Посвящённых. Думаю, ты не знал о существовании Братства?

Профессор отрицательно покачал головой.

– И, конечно, интересно за какие заслуги оказано тебе столь высокое доверие, столь высокая честь? Скажу откровенно, что заслуг у тебя таких пока нет. Тебе ещё предстоит доказать, что достоин Братства, великодушно принявшего тебя в свои ряды, как, в свое время, доказали это твой отец и твои достойные предки.

Глава Сената встал, подошёл к письменному столу, взял лежащую там папку, вынул из неё, развернул и расстелил на столе большой лист бумаги. Подозвал, заговорил с пафосом:

– Это генеалогическое древо Братьев твоего рода. Твой предок был одним из первых Братьев-основателей ордена Посвящённых. Масштабы заслуг первых Братьев столь велики, что и мы, и те, кто придёт после нас, будут преклоняться перед ними. Согласно разработанному ими Уставу Братства, членство в Братстве является наследуемым. – Склонившись над столом, вписал имя Профессора в матрикулу. – Ну вот, теперь ты в полной мере член нашего Ордена. Ещё раз поздравляю.

Сложил и убрал лист в папку. Вернулись к накрытому столику.

– За Братство! – до краёв наполнил бокалы.

Очень доверительно Глава Сената рассказывал о тайной, руководящей роли Братства и, по его словам, получалось, что Миром Абсолюта, фактически, руководит не правительство и не выборный Сенат Высших, а Братство Посвящённых.

– Братство Посвящённых – профессиональная, настоящая несменяемая и постоянная тайная власть Мира Абсолюта, а Сенат Высших – это лишь верхушка Братства. И те, кто заседают в Сенате, ещё не означает, что именно они являются высшими иерархами в Братстве.

У Профессора возник интерес: на какой ступени Братства стоит сам Глава Сената? Похоже, что не на самой высокой.

– Вступив в Братство, ты, дорогой Брат, получаешь почти неограниченные возможности влиять на судьбы Мира. Ты можешь сделать явную карьеру и получить всеобщее признание, или вести деятельность тайную, невидимую другим, но неизмеримо более весомую, – говорил серьёзно, веско, с расстановкой бросая слова. Куда подевалось добродушие, излучавшееся от его в добром теле облика….

Выпили за процветание Братства на тысячу лет.

Опять заговорил Глава Сената и на этот раз просто, как с равным:

– Брат, ты должен понимать, что у тебя появляются новые обязательства, и о твоей деятельности не должен догадываться никто. Но твоё домашнее окружение,… – помялся, – не совсем безупречно…, назовём это так. Отец твоей жены… Недопустимо, чтобы ты жил вместе с неадаптированными.

– Заслуги его признаны Советом Высших, – возразил Профессор.

– Однако, для Братства это не является веским основанием. Но мы обо всём позаботились: во владение тебе передается прекрасный особняк.

Упоминание об адаптации встревожило Профессора. Согласно закону, полностью адаптированными на Острове считались живущие там, начиная с третьего поколения; получалось, что адаптированной является только Даша, а её мать и дедушка по этому закону считаются адаптированными не в полной мере.

Как бы ни решаясь продолжить разговор, Глава Сената замялся, помолчал, потом мягко заговорил:

– Считаю необходимым затронуть ещё один деликатный вопрос – вопрос о наследовании членства в Братстве. Согласно Уставу, если у Брата есть дочь, но нет сына, то он должен обзавестись ещё ребёнком, а в случае, если родится опять дочь, должен сменить супругу. Если же опять не родится наследник, то он назначает своим наследником кандидата, предложенного Братством.

И, как бы шутя, добавил:

– Но последний вариант вряд ли будет использован: наука шагнула так далеко, что Братство сможет предложить тебе подходящую супругу.

Профессор почувствовал угрозу своему браку с Марией и внутренне напрягся.

Прощаясь, Глава Сената сказал:

– Молодость имеет на всё свежий взгляд и новые идеи. Я всегда готов поддержать разумное, плодотворное, поэтому, при необходимости, обращайся непосредственно ко мне – этому я буду только рад.

К поручению Главы Сената выявить причины неуклонного снижения КПО в школах касты Э Европейского континента Профессор отнёсся, с присущими ему, добросовестностью и интересом. В первую очередь, он выявил школы с самыми низкими и высокими КПО. Потом инкогнито, под видом сотрудника местного департамента образования, посетил некоторые и на месте ознакомился с постановкой в них образования и воспитания. После этого принял решение созвать семинар директоров лучших школ, чтобы они поделились опытом, доложили об особенностях постановки образования в своих школах; а потом, на основе выводов, выработать рекомендации для всех школ элитной касты. Чтобы привлечь интерес к семинару среди работников образования касты Высших, где КПО был катастрофически низок, он, пользуясь широчайшими правами на принятие самостоятельных решений, семинар созвал в Университетском городке Острова Высших.

Семинар проработал уже несколько дней, когда Профессора к себе в кабинет опять пригласил Глава Сената. Встретил он Профессора необычайно радушно, его голубоглазое со щёточкой пшеничных усов лицо лучилось любезностью. Усадив Профессора в кресло за инкрустированным столиком, и втиснув своё плотное тело в кресло напротив, он какое-то время, молча и значительно, исподлобья смотрел на него, потом проникновенно и торжественно заговорил:

– Дорогой Брат, наша совместная деятельность успешно завершена. Больше вы нам не подчиняетесь. Работа у нас была для вас испытанием, проверкой ваших способностей. Оттуда, – воздел глаза к потолку и значительно понизил голос, – поступило распоряжение направить вас к ним… – засияв улыбкой, глядел, ожидая увидеть восторженную радость Профессора.

Но, не понимающий о чем идёт речь, Профессор обеспокоился:

– После того как представлю доклад о причинах снижения КПО в школах элитной касты?

– Да, да. Совсем упустил… Конечно, Сенату будет полезно получить от вас доклад с выводами.

Глава Сената поднялся, подошёл к рабочему столу, нажал кнопку вызова – одну из многочисленных, и, извинившись, что отрывает от важных государственных дел, доложил, что Профессор находится у него.

– Пусть приходит сейчас же, – рявкнул кто-то в ответ.

– Передам непременно, – почтительно изогнулся, хотя в экран увидеть это было невозможно.

Объяснил, как найти нужное здание – оно находилось внутри парковой зоны, предупредил, что на здании никаких таблиц, обозначающих учреждение, нет. Провожая, почтительно проговорил:

– Надеюсь, что вы сохраните добрую память о нашем сотрудничестве…

В недоумении, – Сенат Высших считался высшим органом управления Мира Абсолюта и он даже не подозревал о существовании ещё более высокой инстанции, – Профессор отправился разыскивать место новой службы.

Нашёл перенесённый сюда древний испанский замок, который посещал однажды, в раннем детстве, с отцом. Тогда они, взявшись за руки, долго бродили по его прекрасным пустынным залам, галереям, переходам и лестницам: потемневший от времени белый камень, маленькие витые колонны, обилие резьбы по камню, низкая на кривых ножках старинная мебель с позолотой.

Ни в парке, ни возле замка не встретил ни души и только, обогнув замок, увидел женщину в синем комбинезоне – в униформе синезвёздочников, с помощью вакуум-сборника собирающую опавшую листву. Она заметила его и, забыв выключить вакуум-сборник, как и подобает синезвёздочникам, быстро ретировалась в приоткрытую дверь подвала.

Неприметная узкая дорожка, о которой говорил Глава Сената, вывела на залитую светом просторную площадь, окруженную парком. На открытом пространстве площади стояло светлое, строгое и простое трёхэтажное здание без архитектурных украшательств. Такие строгие и простые дома Профессор видел в городах касты Э.

Поднялся по широкой лестнице в несколько ступеней, прошёл между квадратными колоннами, подошёл к двери; створки её бесшумно разошлись. Вошёл. Из просторного вестибюля широким маршем поднималась белокаменная лестница, устланная золотисто-чёрной дорожкой, квадратные широкие и высокие окна задёрнуты золотистыми шторами. Никого и очень тихо.

Сверху послышались быстрые шаги. Из-за поворота лестницы выскочил юноша, почти мальчик, в чёрном трико с золотом шитым соломоновым узлом во всю грудь. Прыгая через ступеньку, юноша спустился с лестницы, подбежал к Профессору:

– Пойдёмте, мы вас уже заждались…

Поднялись на верхний этаж, прошли по обшитому дубом коридору и вошли в кабинет, обставленный просто и непритязательно, без драгоценной инкрустированной мебели и ваз тонкой работы. У окна лицом к двери стоял немолодой мужчина – низкорослый и коренастый с большими залысинами на крупной голове, посаженной на плечи как будто без шеи.

– Заходи, Флемо! – по-свойски, как старому приятелю, крикнул мужчина и пошёл навстречу, крепко вдавливая ноги в пушистый ковёр.

– Ротари Восьмой! – представился.

Обменялись рукопожатием. Взяв Профессора обеими руками за плечи, коротышка Ротари, глядя снизу вверх, принялся рассматривать.

– Узнаю, узнаю породу! Ишь, какой вымахал! А когда-то сиживал у меня на коленях… Забыл? Зови меня – дядя Ротари. Здесь все свои.

– Пойди, погуляй, – приказал стоящему у двери юноше.

Состроив, недовольную гримаску, тот вышел.

– Располагайся, где тебе нравится, – широким жестом пригласил Ротари.

Оглядевшись, Профессор прошёл, сел на простой стул возле стола. Ротари Восьмой прошелся по кабинету, остановился напротив, и, вперив в Профессора суровый взгляд, с пафосом произнёс:

– Флемо Десятый, пришло время узнать тебе, кто действительный хозяин Мира Абсолюта. Готов ли ты к этому?!

Профессор встал.

– Сиди, сиди, – добродушно улыбнулся Ротари и, обогнув стол, принялся разворачивать лежащий там большой лист пергамента.

Подозвал и начал объяснять, водя пальцем:

– Перед тобой тайная генеалогическая таблица родов, чьё богатство при создании Мира Абсолюта, слившись, составило его состояние. Вот род с тайным именем Ротари – самый богатый из родов, при создании Мира Абсолюта владел пятой частью всего Мирового состояния: железные дороги, производство мяса, нефть, добыча золота и алмазов. Твой род Флемо идёт сразу за Ротари – одна двенадцатая состояния, главным образом, углеводородное сырьё, переработка его и энергетика. Остальные роды несопоставимо бедней наших двух. Был ещё один очень богатый род, но он как-то быстро растворился среди других родов, сумевших вытеснить его, перехватить сферу его власти. При слиянии состояний был принят билль на вечные времена, закрепляющий над Миром Абсолюта власть родов, составивших его состояние. Но вот беда: роды разрослись, перемешались, иные, не имея наследников-мужчин, потеряли своё право на власть. Роды Ротари и Флемо связаны кровными узами и всегда держались заодно против интриг и козней других родов. Многим хотелось отнять наш кусок власти, но, – глянул строго, – никому это не удалось и не удастся никогда! Однако, женитьбой на чужой ты поставил под сомнение своё право на имя Флемо Десятый, и мне пришлось отстаивать это твое право в Суде Чести. Я не мог допустить, чтобы имя Флемо перешло чужакам! – посмотрел с укоризной.

Профессору на память пришло, как восстали родители против его женитьбы на Марии.

– Два наших рода традиционно занимаются народонаселением – людоведением, как зовём свою деятельность мы сами. Какое-то время, пока не освоишься, будешь подчиняться главе департамента народонаселения Европейского континента – это один из Ротари, а в перспективе сам возглавишь людоведение какого-нибудь континента. Для начала тебе придётся заняться народонаселением массовой касты Юго-восточного сектора Европейского континент; там в некоторых мегаполисах остро назревает проблема переизбытка рабочей силы.

– А если переселить туда, где рабочих не хватает? – наивно спросил Профессор и смутился от сурового взгляда Ротари.

– Переселять нельзя – это азы людоведения. Впрочем, ты пока их не знаешь. Да и везде избыток…, причём мужчин.

– Что же можно сделать?

– Отработанных способов много, это: сократить рождаемость, уменьшить продолжительность жизни, рассовать мужчин по домстарам и демрайонам, – и вдруг простодушно расхохотался: – не перестарайся, не оставь тамошних самочек сиротками. А если серьёзно, – такие вопросы будешь решать заблаговременно, предупреждая возникновение проблем. По каждому сектору есть научные центры с базами данных, однако, решения по всем вопросам людоведения будешь принимать единолично. От твоей воли будет зависеть жизнь и смерть миллионов…

– Единолично? Без Сената?

– Я же сказал: решаем все мы е-ди-но-ли-чно! Даже я не смогу изменить твоего решения, потому что ты Флемо Десятый! А право Сената – ре-ко-мен-до-вать.

– Когда приступать к исполнению обязанностей?

– После посвящения во Властители Мира Абсолюта. Торжественное посвящение через месяц. Я буду держать связь с тобой.

Ротари Восьмой умолк и стал складывать пожелтевшую от времени таблицу с указанием финансовой мощи и взаимопроникновения родов Властителей Мира Абсолюта. Профессор же, не до конца осмысливший суть разговора, растерянно водил глазами по кабинету. Заметив это, Ротари спросил ворчливо:

– Тебе не нравится кабинет? Может быть, и здание не нравится? Пожалуйста: можешь занимать любой из дворцов, хоть этот замок, – махнул рукой в сторону окна, за которым, возвышаясь над парком, виднелся испанский замок.

– Помни: по праву наследования все в этом мире принадлежит нам, Властителям. Лично для меня дворцы, золото, роскошь – пустая мишура. В этом скромном месте не правят, а властвуют! Властвуют над людьми Мира Абсолюта, а придёт время – будем властвовать над людьми всей планеты! – и, диковато глядя в растерянные глаза Профессора, продолжил негромко, раздельно:

– Ты уже скоро поймешь, что такое безраздельная власть над себеподобными. Почувствуешь, что в жизни нет ничего, что давало бы такое удовлетворение, как абсолютная подчинённость твоей воле. Держать в своей руке, – крепко сжал кулак, – жизни других, командовать, видеть, как тебя боятся – вот высшие наслаждение и роскошь, которыми никогда не пресытиться, жажда, которую никогда не утолить. А уж кто хлебнул кровушки… – глаза его остекленели.

Но уже через мгновение добродушно добавил:

– Думаю, и тебе не понадобится дворец. Впрочем, как знаешь…

В приоткрывшуюся дверь просунул голову улыбающийся юноша.

– Входи, – призывно махнул рукой начальник.

Юноша легко и непринуждённо вошёл, присел на подлокотник кресла, закачал ногой:

– Все решили верхом отправиться в Северное нагорье, к ледниковым озёрам.

– Верхом? Я давно не сидел в седле… Ну, да ладно, к озёрам, так к озёрам, – согласился сговорчиво и обратился к Профессору:

– Дорогой Флемо, мы отправляемся повеселиться и отдохнуть. У нас дружный коллектив. Присоединяйся. Там, в непринуждённой обстановке, перезнакомишься со всеми. Но! Непременное условие – никаких жён, никаких женщин. Сугубо мужской компанией.

– Благодарю, но воспользоваться приглашением не могу: нужно завершить поручение Сената, – почтительно склонил голову вставший со стула Профессор, понимая, что аудиенция окончена.

Профессор сбежал по ступенькам и, пересекая площадь, направился к дорожке, углубляющейся в парк. Через окно Ротари Восьмой и юноша смотрели ему вслед:

– Ну как он тебе?

– Душка, – ответил кокетливо и вслед удаляющемуся Профессору послал воздушный поцелуй.

– Смотри у меня, – Ротари нежно похлопал юношу по щеке.

Юноша отошёл от окна, плюхнулся в кресло, из стоящей на столике бутылки налил в бокал прохладительный напиток.

Не отходя от окна, Ротари задумался: «Похоже, он совсем не честолюбив… Отец не подготовил его к власти… Ох, уж эти Флемо….Никогда они не ценили то, за что другие готовы отдать жизнь и свою, и всех своих близких… Но это хорошо: власть над людьми можно давать только тем, кто её не хочет. Плохо, что у этого нет сына… Кто будет Флемо Одиннадцатым? Опять забота для Ротари… Плюнуть бы на их род, да нельзя: другие, дорвавшись до власти, не будут столь сговорчивыми, наломают дров».

Войдя под сень деревьев парка, Профессор замедлил шаг и в душевном смятении долго кружил по одним и тем же глухим и безлюдным дорожкам, в подробностях вспоминая состоявшийся разговор.

Воспользовавшись полученным от Главы Сената шифром, позволяющим проникать во все электронные данные касающиеся образования, он, чтобы сравнить с постановкой образования в элитной касте, вошёл в базу данных образования в массовой касте. То, что узнал, потрясло до глубины души: программа обучения, дающая бессистемные и отрывочные знания, убивающая в ребёнке малейший творческий порыв; убожество школ и условий содержания детей и, особенно, вид детей болезненных, плохо одетых, их лица тупые, серые и – для чего? – пёстро разрисованные. Увиденное заставило задуматься, о чём не задумывался никогда: как же живут люди массовой касты – это неисчислимое людское море Мира Абсолюта, если так несчастны там дети? Мысль, что ему предстоит заниматься делом ухудшения и даже сокращения жизни и без того несчастных людей, привела в отчаяние, вызвала протест. И сам «дядя Ротари» оставил в душе двойственное впечатление: то, излучающие приветливость и благодушие улыбки, то, вдруг, острые, почти злобные, взгляды. «Флемо Десятый, Ротари Восьмой, сколько их ещё пятых, десятых… И кто же среди них главный? Зловещие тайны и дела… Зачем мне это? Людоведы.., сугубо мужской компанией… Наслышаны…. Торжественное посвящение во Властители… Зачем? Может быть; не состоится?» Но трезвое осознание, что отказаться невозможно, обдало холодом, отрезвило.

Утомившись вышагивать, забрался в чащобу, уселся на землю и, прислонясь к дереву, забылся коротким, тяжёлым сном. Очнулся разбитым, с головной болью и душевной скорбью, словно перенёс тяжелое страдание.

Отряхнул одежду, представил себя со стороны, презрительно усмехнулся: «Властитель». Пошагал домой, твёрдо решив ничего не рассказывать Марии, не тревожить её безмятежного счастья. Выйдя к испанскому замку, подумал: «Вместе с ними в одном здании я находиться не буду». Даже здание, в котором располагались людоведы, ему стало казаться зловещим.

Спустя несколько дней с Профессором неожиданно связался сам Ротари Восьмой:

– Ты что себе позволяешь, зачем притащил семинар к нам?! – сердито зарокотал по видеосвязи. – Если тебе приспичило, собрал бы в каком-нибудь секторе, но притащить их сюда!.. Право же, только в бедовую головушку могло прийти такое… Эх, молодо – зелено… Решил, что тебе позволено всё? Но нельзя же нарушать устои!

Помолчал и властно приказал:

– Кончай свои благоглупости!

Но, заметив холодный отчуждённый взгляд Профессора, сбавил тон и продолжил добродушно:

– На днях студенты университета хотят развлечься, провести акцию устрашения «синих звёздочек». Сам знаешь что это…

Профессор глянул недоумённо: «Властитель и такой пустяк – студенческое развлечение».

– Король акции – моё великовозрастное чадо. Он жалуется, что студенческий совет решил отложить акцию до окончания затеянного тобой семинара. Понимаешь, не могут ребята ждать, все уже настроены. Пропадёт запал и острота ощущений, да и погода вдруг испортится… Так что, считай, что это моя просьба. Отправь семинаристов по домам. Не занимайся чепухой, теперь у тебя иные масштабы.

Глава пятая

В последний вечер уложили Дашу, а сами при свете луны купались в океане, потом ушли в дом, пили лёгкое вино и разговаривали.

Разошлись поздно, но Доктору спать не хотелось, и он решил побродить по берегу. Проходя мимо растворённого окна, услышал разговор Марии с Профессором. Понял, что говорят о нём и остановился.

– Пожалуй, не стоило показывать Колизей…

– Пусть знают всё, – голос Марии прозвучал неожиданно жёстко.

– Всего и мы не знаем, – усмехнулся Профессор.

Возникла пауза. Доктор устыдился, что, как шкодливый мальчишка, подслушивает и отошёл от окна. Спустился на берег; в темноте долго стоял у кромки накатывающих на берег высоких пенных волн.

Когда утром проснулся, все уже были на ногах. Мария готовила завтрак, Инженер с Профессором проверяли надёжность двигателя катера – путь предстоял неблизкий. Инженер намеревался доставить Доктора в порт, а потом проследовать дальше на север, на отдаленные гидростанции.

Позавтракали. Пора было ехать. Присели на дорогу.