Рождение победителя

А дальше…

Дальше у меня много чего, но это пока что в перспективе. Далекой. Когда-нибудь так и будет. Если доживу. А пока что начинаю с малого: тащу сюда свинец, посылаю людей искать руды, глину, чистый песок. Закладываю ямы, из которых потом буду добывать селитру. Планирую параллельно с выплавкой свинца начать выделять серу из того же галенита – на порох и кислоту. Рисую чертежи машин для водяных мельниц и потихоньку заказываю нашим и без того загруженным мастерам разнообразные детали. Пока что по мелочи, но это только начало.

Хорошо бы найти китайские пулеметы и потом научиться их копировать. Само собой, патроны тоже надо выпускать самостоятельно. С пулеметами я стану…

Мечтаю быстро (просто спец), но все равно не мгновенно. Пришлось прерваться – дошли до башни. Попасть в нее со стены не получилось – окованная дверь закрыта изнутри.

Арисат, стукнув по ней кулаком, довольно констатировал:

– Крепко сколочено. Если чужой заберется наверх, то внутрь никак не попадет. Мои ребята никому не откроют.

После этих слов громыхнул засов, дверь медленно отворилась, из недр башни высунулась бородатая морда каменщика-иридианина. Завидев нас, он радостно заулыбался:

– Вот здесь кто! А я-то удивился – кому это стучать вздумалось? День добрый, сэр страж, и вам тоже, Арисат!

– Говоришь, никому не откроют? – язвительно уточнил я у бакайца.

Тот, многообещающе-зловеще покосившись на каменщика, с досадой выдал:

– Это же иридиане! Как их ни учи, все равно телятами остаются!

Я хотел заглянуть в башню, но был отвлечен новым зрелищем – из коридора перешейка показалась группа всадников. В переднем узнал Конфидуса. Арисат тоже его заметил:

– Во! Епископ вернулся! Может, что интересное привез?

– Сейчас узнаем. Поговорить мне с ним надо, заодно и расскажет.

* * *

Разговор с епископом закончился неожиданно, а поначалу вообще не ладился.

Съездил он по большому счету неудачно. В последнее время, пользуясь тем, что руководства над ним практически не стало, он почему-то решил, что Бог возложил на него сразу две важные миссии.

Первая: хотя местное население невелико, но тоже нуждается в свете веры, причем не какой-нибудь, а непременно иридианской. Плевать, что в Ортаре (и не только там) она считается еретической, – Корфидус ведь не сомневался, что его учение единственно верное. Инквизиторов, способных ему прямо сказать (и не только сказать), что он неправ, в Межгорье не было. Если вдруг появятся, то вряд ли с ними разговоры начнут вести – здесь никто не заинтересован в их присутствии, а учитывая легкость, с которой бакайцы хватались за оружие… Нет, черной братии в моем потенциальном графстве пряников не предусмотрено.

Вторая миссия тоже непростая: скверна, целый год пропитывавшая и без того не святую землю Межгорья, должна быть выжжена с корнями. К сожалению, сэр страж надорвался при исполнении очередного самоубийственного подвига и пока что в этом важном деле не помощник. Вот и приходится епископу самостоятельно проверять все слухи о деятельности темных сил. Но это так – мелкий приработок. Самое главное – Конфидус свихнулся на ведьмах и колдунах. Они ему мерещились везде, даже на меня иной раз косо поглядывал. Пару раз пытался завести разговор на тему: «А что это вы такое мне рассказывали там, в катакомбах под столицей Ортара, когда мы в дерьме по уши из каталажки драпали?» Оба раза я ему отвечал резко, с долей иронии – мол, никак не могу понять, почему такие вот неглупые люди погрязают в религиозном мракобесии. Ведь умеет же мыслить здраво, и даже не стопроцентный догматик. Однако иногда на него что-то находит, и тогда уже до рассудка не достучишься.

Раньше мне дико было: наемник, на котором пробы негде ставить, – и вдруг в религию ударился. Как так?! Но теперь не удивляюсь. Из одной крайности на другую переключился.

Жаль… Очень жаль… Я ведь назначил его своей правой рукой, потому что не сталкивался с такими неприятными чертами характера. А теперь, столкнувшись, начал думать: а стоило оно того? Похоже, у него на первом месте стоит не вопрос нашего выживания и дальнейшего процветания, а еретически-махровая бредятина. Как исправить? Не знаю…

А кого вместо него? Да некого – кадровый голод. Хороших и неглупых вояк хватает, хозяйственники тоже есть, а вот управленца, способного эффективно справляться с вопросами, касающимися всех аспектов как мира, так и войны, не имеется. Альтернативы епископу нет.

Пока в голове проносились все эти вопросы, Конфидус рассказывал о поездке, перемежая слова доклада нудными религиозными отступлениями и даже отдельными здравыми мыслями, созревшими у него во время поездки.

– …До центрального побережья оттуда всего ничего оставалось, но я поостерегся к нему идти. Воинов мало, а места опасные. Местные, которых нашли в пещере, говорили, что галеры там шастают. И не только мимо ходят: пристают часто. Водой запастись или вынюхать, как там и что.

– Демы?

– А кто кроме них там шастать рискнет? Дальше на юг и запад людей нет. Затея короля с экспедицией не удалась, так что некому и незачем туда ходить. Кроме этих богоотступников… Вот не сидится им на юге – мерзкую темную ересь разносить надо, как заразу моровую, потому и лезут к нам. Воины у них хорошие, оружие и доспехи – нашим не чета: втрое больше понадобится воинов, чтобы к берегу рискнуть выходить в открытую. Хотя они же без лошадей – уйти всегда можно, если поклажей не обременяться. Чем больше на человеке железа, тем медленнее он бегает. Но я решил не рисковать – не за тем шли. Если уж разведывать, так малыми дозорами, чтобы незаметно. Не в том мы положении, чтобы с открытым забралом показываться. Вы насчет пещер спрашивали…

– Нашли?

– Да. Не врали местные. Много их там. Земля будто сыр – повсюду дырявая. Как вы и просили, мы в парочку заглянули. Из тех, что не узкие и не слишком опасные. В одной повезло: капище демов нашли. Похоже, недавно там его обустроили. Источник рядом хороший – чистый и сильный. Видать, заходя за водой, одновременно и службы богомерзкие справляют. Но мы там все сожгли, что горит, и порушили остальное. То-то им будет новость, когда опять сунутся. Земля эта под истинным Богом останется, что бы ни случилось. Для того нас сюда и послали. Так что пусть не думают, что…

– А вторая пещера? Что там? – перебил невежливо, пресекая в зародыше намечающуюся порцию «опиума для народа».

– Во второй демы не бывали. Или побывали, но им не понравилось. Много там мышей летучих, как местные вам тогда и рассказывали. Все загадили. Дерьма столько, что за век не вычистить. Даже демам свинским не по нраву такая грязища.

Эта новость мне очень понравилась. То, что надо: именно на такой зловонный подарок я и рассчитывал, когда первый раз выслушал рассказ охотников о пещерах возле побережья и живности, в них обитающей. Раз даже зацикленный на возвышенных материях епископ не поленился упомянуть о колоссальных залежах отходов мышиной жизнедеятельности, значит, их там действительно много. Наверное… Если верить моим инструкторам, в условиях пещерного микроклимата в экскрементах рукокрылых могут протекать полезные для меня процессы. А именно: выделяются и накапливаются нитраты. То есть селитра. Основной компонент черного пороха, сырье для производства азотной кислоты и разнообразных взрывчатых веществ.

Накопление идет медленно и не без проблем. Но, учитывая, что селитра в этом мире даром никому не нужна, можно твердо рассчитывать на нетронутость залежей. А я это дело исправлю. Начну с простейших бомб для баллист и ручных гранат, а дальше… Дальше видно будет.

– В пещере этой народ скрывался. Пара семей. Точнее, их остатки. Уже одичать немного успели, бедолаги. Видели бы вы их детей – звереныши. Наверху там грот почти чистый, вот в нем они и сидели. Похлебку из поганых мышей варили в котелке глиняном, тем и жили. Трудно с ними пришлось, но поговорить все же удалось. Про демов рассказали. Говорили, что галеры ходят под берегом, ничего не боясь. И высаживаются часто. Потому к морю ходить на промысел опасно. А как тогда быть, если раньше морем жили? Вот и дошли до того, что нетопырей едят. Тьфу! Нечисть же! Где тьма поганая, там и они!

Догадываясь, что дальше последует рассказ, в котором епископ поведает, как с помощью слова божьего пытался изменить гастрономические привычки несчастных, я поспешно уточнил:

– Демы просто мимо ходят? Лагерей или поселений не ставят?

– А кто его знает – эти кроты, кроме пещеры своей, толком ничего не видели. Думаю, раз капище есть, то и другое непотребство имеется. Им здесь вольготно и удобно. Проливы неподалеку. Поймал купца, ограбил, затем – сюда на отдых, и галеру опять же починить надо иногда. Не придется на юг уходить, а помешать никто теперь не сможет: вымерло Межгорье. Хорошо бы рейд устроить отрядом большим, да только сил у нас для таких дел маловато. Эх… такую землю сгубили… Раньше тут… Да что говорить – старик в пещере рассказывал, что помнит самого сэра стража Буониса.

Мне это ни о чем не говорило, но заинтересовало (все, что касается стражей, дико интересно). Поэтому спросил прямо, не опасаясь, что епископ удивится такому невежеству, – с ним всегда можно сослаться на перенесенную амнезию:

– Буонис? Страж? Не помню такого…

– Эх… крепко же вас приложило, раз такое позабыли. Великий человек был. А по легенде и сейчас где-то есть, только от мира удалился и не показывается. Хотя не верю в такое – даже стражи столько не живут. Век назад именно он остановил погань на реке. Граница – его рук дело, и линию морской обороны тоже он держал. Пока Буониса не было, битву за битвой люди проигрывали. В Ортаре уже было молитвы отходные начали по стране заказывать, и тут – первая победа. Затем вторая. А следом и вовсе остановили и отбросили к воде. Причем силами малыми. Сэр Буонис и тогда уже дряхлым был, а к концу войны и вовсе в развалину превратился. Так говорят. Кенгуд ему место почетное при дворе назначил, да только не захотел он в Ортаре оставаться. Уехал к морю, в Межгорье. Местные на радостях дом ему там поставили. А он хоть и одряхлел, но еще не раз показывал демам, как из одного человека два делаются, а то и четыре. Ну и погань отвадил. Сами видите – граница тут, по сути, без охраны, но почти не шалят твари. Запуганы чем-то крепко.

– Говоришь, старик этот стража помнит?

– Если не врет, то да. По виду не врет – очень дряхлый. Мог и застать. Странно, что зиму пережил. Тут молодым трудно, а уж таким… Говорит, что его отец прислуживал сэру стражу в молодости.

В следующий миг я очень сильно удивил собеседника:

– Люди ваши устали, но выделите двух, из тех, кто покрепче. Завтра они покажут дорогу к той пещере, где межгорцы прячутся. Мне надо самому на них взглянуть.

– Вы хотите съездить к побережью? – изумился епископ.

– Не хочу, но придется.

– Дан! Вы что?! Дорога трудная, и на телеге лишь половину пути пройти можно. А дальше верхом. По такой погоде и здоровому нелегко, а уж вам…

– Я понимаю. Но придется ехать.

– Но зачем?

– У меня там дела. Важные.

– Какие?

– Я – страж. У меня хватает секретов. И дел.

– Да какие могут быть дела в вашем состоянии! Если уж очень надо, так весны дождитесь. Глядишь, и лучше станет!

Вот что сказать? Я ведь чувствую, что лучше мне не станет. Хуже. Только хуже. Каждый день я теряю очередную частичку жизни. Во мне запущен какой-то непонятный деструктивный процесс. Рано или поздно он меня неизбежно доконает. Но даже если это будет поздно, уверен – весной я уже не смогу и минуты в седле провести. Нельзя терять времени. Если ехать, то сейчас.

Зачем? Не знаю… Я вообще мало что знаю. В том числе и про стражей. Но где-то на побережье доживает свой век старик, который про стражей знает больше меня. Слуга – это серьезно. Человек, который видел своего господина в подштанниках. Причем Буонис к тому моменту был дряхл. Вот как я сейчас. Но при этом выписывал люлей и демам, и нечисти. Причем так щедро, что и те и другие дорогу в Межгорье позабыли.

Это меня очень заинтересовало…

Может, старик помнит, какими способами страж поддерживал себя в рабочем состоянии? Наверняка Буонис не был самозванцем вроде меня и знал, что надо делать в столь плачевных случаях. Раз не удастся встретиться с ним, то надо хотя бы со слугой пообщаться. И чем быстрее, тем лучше. Весной слишком поздно.

Глава 3

Маразм крепчает

По непроверенным слухам, некоторые европейцы и американцы до сих пор свято верят, что если в России неосторожно выглянуть за дверь, то можно стать частью суточного рациона бурого медведя. Косолапый – это, дескать, русский аналог вездесущих крыс и воробьев. Чувствует себя как дома везде, в том числе и в мегаполисах, а плодится со скоростью китайцев. Отличается нехорошими повадками, а именно – любит кушать людей, подкарауливая их везде, где можно и нельзя: на заднем дворе магазина, торгующего балалайками и матрешками; за углом тюрьмы для политических заключенных; в зарослях голубых елей возле мавзолея Ленина.

И еще про водку не забывают вспоминать. Вот это совсем уж лицемерно: считать, что «пьяный» и «русский» – слова-синонимы. Я однажды был в Лондоне и случайно забрел в район, куда не возят моих соотечественников-туристов. Боятся, видимо, что дикие азиатские алкоголики умрут от зависти, увидев европейских коллег. Было чему «завидовать» – народ там валялся на улицах в количествах, не поддающихся исчислению. Передвигаться приходилось как по минному полю: один неосторожный шаг – и подошва в блевотине или отходах жизнедеятельности двуногих млекопитающих.

И ведь не бомжи-бродяги в глухих переулках: респектабельно одетые граждане и гражданки на фоне сияющих витрин упивались до выпадения в осадок на тротуары, вымощенные дорогим камнем. Задушевности не заметил даже на уровне «ты меня уважаешь?». Монотонно хлебают что-нибудь предельно дешевенькое. Практически не закусывая. Будто стадо свиней, запущенное в осеннюю дубраву.

На родине я если и встречал подобное, то лишь в упоминаниях о событиях времен Степана Разина или в случаях индивидуального одичания. Возможно, плохо искал и где-то такие массовые явления имеют место быть, но сильно сомневаюсь, что их можно наблюдать в приличных районах.

Таксист мне потом поведал об историческом событии – великой лондонской пьянке. Некие тщеславные пивовары соорудили рекордной величины чан. Но что-то не рассчитали, и он развалился. Выплеснувшееся содержимое разрушило соседние емкости, и на прилегающую территорию хлынуло пенное цунами. Несколько зданий и сооружений было сметено волной, при этом не обошлось без человеческих жертв. Стихия бушевала недолго, но – увы, это было лишь началом.

Со всего города в район бедствия набежал народ. И вовсе не для того, чтобы спасать пострадавших: люди пришли за халявой. Хлебали из болота, которое образовалось после разлива. Смесь всех сортов пива, в том числе недобродившего и бракованного, с грязью, мусором, блевотиной, растекшимся содержимым переполненных уборных и сточных канав. Ссорясь за лучшие места, захлебываясь в алкогольных омутах, расталкивая тела утонувших, размахивая кулаками и горланя развеселые песни. Этих страждущих граждан цивилизованной страны набежало столько, что их скопления затруднили работу спасателей.

Но на этом праздник не закончился. Пострадавших (а их количество увеличивалось с каждой минутой) начали развозить по больницам. Тамошние пациенты, почуяв притягательные ароматы, начали требовать аналогичного к себе отношения. Все как один почему-то решили, что кого-то здесь угощают пивом, а им почему-то ничего не достается. Видимо, от нестерпимой жажды возмутившиеся люди стремительно растеряли душевное равновесие и выразили свой протест посредством погромов. Несмотря на то что здоровых среди них, скорее всего, не было, бунт больных привел к жертвам и разрушениям. Из-за него пострадало больше людей и имущества, чем собственно из-за самой катастрофы.

Таксист, рассказывая об этом, ничуть не скорбел. Если в голосе его и отмечалась печаль, то лишь по поводу того, что ему не довелось поучаствовать в столь эпическом культурном мероприятии.

Что-то я начал с медведей, а закончил особенностями национального алкоголизма… К чему все это вспомнил? Мне кажется, что европейцы населили Россию явлениями, о которых сами еще не забыли (а некоторые и забывать не надо – пить они и сейчас профи). Попросту не могут это выбросить из народной памяти, но упорно отказываются считать, что все это не чужое – что водятся и за ними грешки. Ну никак не может цивилизованный человек иметь такие корни, причем не затерявшиеся в глубине веков. Лучше уж приписать весь негатив восточным варварам, отомстив хотя бы за то, что те, благодаря склонности к банным процедурам, ввели в обиход унизительный термин «немытая Европа». Чистая правда, но правда неприглядная. Такого не любят вспоминать. Прославлять надо великое и светлое, а не… Пусть народ помнит подвиги Нельсона и его романтические шашни с леди Гамильтон, а не то, как матросы вылакали ром, в котором хранилось тело павшего адмирала.

Эпидемии, войны, геноцид, перегибание палок во внутренней политике. В истории Европы не раз и не два случались периоды, когда отдельные регионы вымирали, а в остальных жизнь едва-едва теплилась. По улицам опустевших городов и деревень бродили волчьи стаи, медведи устраивали берлоги в садах, отупевшие от голода крестьянки относили беспомощных детей в лес, а пережитки людоедства давали о себе знать до начала промышленной революции. Череда апокалипсисов оставила след на генном уровне. Источники страха остались в прошлом, но память о них сохранилась. Невозможно поверить, что кошмар больше не вернется. Лучше считать, что где-то все это, пусть и не в прежних масштабах, но есть. В Бирме, России или тропических джунглях.

Интересно – в этом мире будет так же? То, что я видел в Межгорье, напоминало о самых мрачных страницах земной истории. Территория, на которой сохранились считаные проценты от прежнего населения. Вымерший край – от людей остались лишь дома и начавшие зарастать сорняками поля.

И еще здесь встречались серые тени, следившие за нашим отрядом с безопасной дистанции. Иногда это были запуганные до животного состояния люди, но чаще – волки или одичавшие собаки.

Летом, когда мы только сюда перебрались, живности было мало. Даже Люк – охотник от Бога – иногда мог полдня провести на холмах и возвратиться с пустыми руками. Удачным днем считался такой, когда удавалось взять полдюжины голубей, фазана или пару-тройку рябчиков. Но природа не терпит пустоты – животные, распуганные тьмой и армией, начали возвращаться. И, похоже, местные среди них были в меньшинстве. Альра уже не раз жаловалась, что столько волков она за всю жизнь не встречала.

Откуда хищники узнали, что место освободилось? У них свой телеграф есть? Или это просто закон природы?

Волк сам по себе не такой уж живодер. При желании может прожить на птичках, мышках, зайчиках и прочей мелочи. Даже лягушкой не побрезгует, а в голодные дни ему и майские жуки за деликатес. Но наибольший интерес у него вызывает наличие в ареале обитания копытных животных. Хватит и обычных косуль, но лучше подайте ему оленей или даже сохатых. Вот тогда начинается настоящая потеха – стайная охота. Стая – это серьезно: толпа серых может обнаглеть до состояния полной отмороженности. И тогда они не то что человека слопать готовы – медведей из берлог поднимают. Миша зверь серьезный, но при таких раскладах даже ему ловить нечего – порвут и схарчат без малейшего уважения.

Но это, конечно, крайние случаи. Для развеселой жизни волку не медведи и суслики нужны – подавай благородную дичь. Раз серые приходят в Межгорье, значит, она здесь есть, просто из-за природной осторожности и неприспособленности к новым местам старается вести себя тихо и не попадаться на глаза. А вот следов хватает. Оттиски разнокалиберных копыт и лап. Тут и сохатые поработали, и олени, и косули. Свинки бегают туда-сюда, в том числе и приличные. Зайцев и летом хватало, как и хитрых лисиц, а вот кошачьих лап не отмечалось.

Тигры? Рыси? Понятия не имею. Можно спросить, но не хочется рот раскрывать. Устал. Сижу в фургоне, под парусиновым тентом, закутанный в теплую одежду, но все равно дорога утомляет. Рессор нет, трясет неимоверно, сырость до костей пронизывает. Каково тем, кто верхом меня сопровождает? Хотя они-то здоровые, а не такие задохлики, как я.

Нет, пусть трудно, но ни о чем не жалею. Какая у меня альтернатива? Трястись от пронизывающих сквозняков в замке, выслушивая очередного шарлатана и замечая все новые и новые признаки телесного разрушения. Впервые поднявшись после комы, я смог сытно поесть, посетить баню, съездить на холм. Теперь мне и за три дня не управиться с таким «объемом работ». Процесс не останавливается – нехороший процесс. Надо что-то делать, но что? Может, я и сглупил, понадеявшись на одичавшего маразматика, который почти все позабыл (а скорее всего, и не помнил – с моим-то везением…). Но это шанс. Мизерный, но шанс. И я его не упущу.

Хуже всего, что послать к старику некого. А везти его ко мне опасно. Если верить епископу, тамошняя семейка запугана до такой степени, что боится нос из пещеры высунуть. Со временем, может, и улягутся страсти, но сейчас трогать аборигенов опасно. Дед может помереть от страха по дороге. И с чем я тогда останусь? С шарлатанами и рогами несуществующих волшебных зверей? Нет уж! И так иногда жалею, что не склеил ласты сразу, в том давнем бою у брода. Мог ведь остаться в памяти народной молодым и красивым, а не…

Поежившись от очередного порыва сырого ветра, я было собрался задернуть полог, из-за которого выглядывал на дорогу, но заслышал шум разговора. Рослый латник указывал рукой в сторону холма слева от дороги, а молодой, но удалой Мирул, в этом походе назначенный на роль заместителя командира (то есть меня), посматривал туда же.

Честно говоря, Мирулу в начальство выбиваться пока рановато. Нет у него авторитета, чтобы держать под ногтем два десятка неслабых вояк. Мал еще, хоть и небесталанен. В старшие выбился лишь благодаря отцу, героически погибшему при эвакуации со ставшего непригодным для жизни Бакая. Сержант Дирбз чуть колени не стер, умоляя взять его с собой, но я был непреклонен в своем решении. Дескать, поездка недолгая и проблем не предвидится, а вот в замке дел невпроворот и опытного латника отлучать от них даже на день нельзя.

На самом деле я врал. Дирбз, конечно, в роли командира смотрелся бы на сто порядков уместнее. Опыт, возраст, ум, уважение – все присутствует. Единственное – межгорцы его недолюбливают. Даже те, кто не знает о нем ничего, каким-то образом чуют герцогского служаку, а к ортарцам здесь отношение однозначно аллергическое, и перебороть это в ближайшее время не получится.

Но я оставил его не из-за этого. Кто знает, что со мной дальше будет? Дорога в такую пору и здорового доконать может, а уж такого, как я, перемелет мясорубкой. Достаточно впасть в забытье – и он тут же плюнет на приказ и развернется обратно. А мне этого не надо. Мне надо, чтобы меня довезли до пещеры в любом состоянии. Пусть даже мертвым – и на такое уже согласен. Я должен хотя бы попытаться что-нибудь сделать, а не оставаться медленно догнивать в замке.

Хесков не взял по той же причине. Не сказать что они меня сильно любят, но могут счесть, что ситуация смертельно опасна, а раз так, то сэра стража надо беречь от самого себя. Они ведь спят и видят, как бы меня спасти. Не место им здесь.

И Рыжую не взял. Как ни строила глазки, но не взял. Человек она эмоциональный и непредсказуемый в силу характера и половых особенностей. Зато на умы рядовых солдат влиять мастерица. Может так им мозги прополоскать, что потащат меня латники назад, искренне считая, что делают это по своей воле.

А вот Мирул нарушать четко отданного приказа не станет, а хитрить вообще не умеет. Исполнительный. Боится шаг лишний сделать без начальственного дозволения. Он даже разложившийся труп довезет до места. Если понадобится – забальзамирует. В этом вопросе на него можно твердо положиться.

– Мирул! Что там такое?!

– Да волки оленя задрали! Прям возле дороги! Вконец обнаглели!

Голос дрожит от праведного негодования. Ну как же… Олень… Благородное животное. Убивать их лишь аристократам позволено. Крестьянину за браконьерство светит такое наказание, что не каждый маньяк решится приговор исполнять. А вот серым плевать на сословные привилегии – взяли и задрали.

Олень – это хорошо. Где один есть, там и другие найдутся. Животные возвращаются в Межгорье. А людей как не было, так и нет…

* * *

Заночевали мы в брошенной деревне, встреченной на очередном перекрестке. Торопились успеть, так что добрались до нее уже в сумерках. Знали, куда идем: епископ детально описал дорогу, к тому же пара провожатых опытных с нами, да и головной дозор ее издали заметил.

Несмотря на заброшенность, жилье оказалось в приличном состоянии. Несколько изб, правда, сгорело, но в остальные можно смело заселяться. Смети расплодившуюся паутину – и живи на здоровье. Жить, правда, некому. Если и уцелел кто, то возвращаться сюда не спешит. А может, и вовсе в Мальрок перебрался, надеясь, что там будет поспокойнее. Многие так поступили после того, как я покончил с Альриком.