Поцелуй льда и снега

Я стою как вкопанный и смотрю на зрелище, которое открывается передо мной. Элора и Давина скачут по лесу, волосы девушки, заплетенные в косу, развеваются за ней. При каждом ударе копыт разлетаются грязь и вода. Даже когда они мчатся прямо на меня, я не могу пошевелиться. Давина так резко останавливает кобылу передо мной, что та встает на дыбы. Но вместо того, чтобы упасть, как сделал бы даже опытный всадник, девушка остается сидеть, зарывшись рукой в гриву Элоры, и смотрит на меня со смесью удовлетворения и снисходительности. Как раз в этот момент по затянутому облаками ночному небу мелькает молния.

Я боюсь, что мое сердце может остановиться в любую секунду.

Я никогда не верил в судьбу. Но теперь близок к этому. Никогда еще не видел, чтобы женщина так ездила. Даже в дамском седле, на лошади, идущей рысью, они начинали ворчать, что их прически растреплются и их будет слишком сильно трясти.

Не прерывая зрительного контакта, Давина перекидывает ногу через седло и соскальзывает со спины лошади. Грязь забрызгала ее до самых бедер. Затем она похлопывает Элору, и та бежит обратно под дерево. Мерный шум жевания травы и раскаты грома – единственные звуки, наполняющие ночь, когда я смотрю на мокрую и запачканную грязью девушку передо мной.

Я знаю, что жители Фриски молятся богине льда. С другой стороны, у нас в Огненных землях много богов, которым мы воздаем почести в зависимости от ситуации. В тот момент я не удивился бы, если бы Давина оказалась воплощением богини лошадей. Для меня будет честью воздвигнуть ей алтарь своими руками, даже если после всех ужасов, которые пережил, я потерял веру в богов.

– Я… потом вытру ее насухо, – бормочет Давина. Наверное, она неправильно истолковывает мое молчание и взгляд. Внезапно она кажется неуверенной, будто боится, что я снова буду критиковать ее, но нет ничего более далекого от правды.

Я откашливаюсь и произношу именно те слова, которые хочу сказать. Не ту чушь, о которой только что думал, – о богинях и алтарях.

– Это было не так уж плохо.

Конечно, это непостижимое преуменьшение, но я рад, что смог вообще сформулировать четкое предложение. Я хочу умолять ее еще раз прокатиться верхом на Элоре. Хочу увидеть это снова, чтобы убедиться, что мои чувства не обманули меня и это действительно произошло. Давина приподнимает бровь, и мое сердце снова замирает.

– С собственной лошадью, с которой вы бы идеально подходили друг другу, ты действительно смогла бы овладеть стрельбой из лука верхом, – быстро говорю я, прежде чем попросить ее снова запрыгнуть на Элору.

Намек на улыбку касается ее губ, но мгновенно исчезает. Внезапно ее лицо кажется закрытым, и блеск уходит из ее взгляда, а потом она смотрит в землю. Опустив голову, проходит мимо меня под дерево. Я хмурюсь, наблюдая, как она ловкими пальцами распускает косу и расчесывает пряди, прежде чем отжать воду.

Все еще смущенный этой сменой чувств, я тоже прячусь от дождя, которого до сих пор совсем не замечал. Я стою неподвижно, судорожно ища что-нибудь, что я мог бы ей сказать. Неужели я невольно обидел ее? Но при этом хотел похвалить. То, как она только что ехала на Элоре… Это было… Я не могу подобрать слов, поэтому предпочитаю оставить все как есть. Вздохнув, стягиваю через голову промокшую рубашку и выжимаю ее. Не глядя в ее сторону, отчетливо ощущаю на себе пристальный взгляд Давины. Я чувствую его словно прикосновение и, не в силах ничего с этим поделать, сажусь ровнее, как идиот, который выставляется перед женщинами.

Клянусь всеми богами, не понимаю, зачем это делаю? Я всегда насмехался над такими мужчинами, которых, к сожалению, было много на фронте. Я хочу дать себе пощечину за то, что теперь поступаю так же. Я быстро возвращаю себе рассудительность. Неважно, что она обо мне думает. Как бы я ни восхищался ее навыками верховой езды, мы скоро расстанемся. И это хорошо. Я так странно реагирую на нее только потому, что слишком давно не был в женском обществе.

– Ты сражался во многих битвах? – слышу я голос Давины за своей спиной.

Понимаю, почему она хочет это знать. Шрамы, которые покрывают мое тело, хорошо заметны даже в сумерках. Я часто забываю о них, потому что не вижу большую их часть.

Но теперь мне болезненно напоминают, что они не являются приятным зрелищем и женщины обычно избегают такого.

– Во множестве мелких стычек, – отвечаю я. – И в трех настоящих битвах, которые длились месяцами. В двух из них я был командиром кавалерии.

– И ты был ранен.

Не вопрос, а констатация факта.

Я киваю, не оборачиваясь к ней.

– Никогда не хотел быть одним из тех трусливых командиров, которые передают свои приказы с самых безопасных позиций, где с ними ничего не может случиться. Я хотел сражаться. И, к сожалению, с мечом в руках я, как правило, не замечаю ничего вокруг.

Она молчит. Наверно, я сказал слишком много и теперь окончательно отпугнул ее. Так было бы лучше. До сих пор никто никогда не понимал меня. Даже мои солдаты боятся меня, когда я сражаюсь. Они боятся того зверя, который скрывается во мне и проявляется каждый раз, когда я сталкиваюсь с врагом. Когда слышу приближающиеся шаги Давины, то напрягаюсь, а когда ее теплое дыхание касается остывшей кожи на моей спине, я больше не могу подавлять дрожь. Надеюсь, она этого не заметит… Если она…

Я вздрагиваю, когда она слегка проводит пальцами по шраму между моими лопатками.

– Что с тобой случилось здесь? – тихо спрашивает она.

С каждым слогом ее теплое дыхание касается моей кожи, и ее начинает покалывать от блаженства. Я упорно сдерживаю каждый звук, зреющий в моем горле и не имеющий ничего общего со словами, которые я собираюсь сказать.

– Арбалетный болт, – хриплю я. – Атака из засады. Не хотел, чтобы меня несли с поля боя, как тяжелораненого, из-за ничтожного болта, поэтому продолжал сражаться. Я не знал, что наконечник болта был зазубрен и укреплялся в моей плоти с каждым движением. Рана воспалилась после того, как полевой врач наконец-то вырезал его. – Я вздрагиваю от воспоминания. – У меня поднялась температура, и я был прикован к постели в течение нескольких дней, поэтому пропустил исход боя.

Осторожно она проводит пальцами по внешним краям шрама.

– Она такая зазубренная, что почти похожа на снежинку. И она почти в центре твоей спины.

– Доктор сказал, что на полсантиметра влево, и я, возможно, никогда больше не смог бы ходить.

– Тогда тебе повезло.

– Это не имеет ничего общего с везением.

Я рассчитываю, что она, как обычно, будет мне возражать. Наверно, в этом мире нет темы, по которой она не придерживалась бы иного мнения, чем я. Каким бы странным ни казалось мне, что у женщины столь острый язык, не могу сказать, что мне не нравится с ней разговаривать. Хотя солдаты часто спотыкаются о собственные ноги, чтобы выполнить мои приказы, приятно общаться с кем-то, кто относится ко мне со скептицизмом. Кроме Давины, только король Эсмонд может подвергать сомнению мое мнение и приказы.

Не знаю, почему я разрешаю это ей. Может, потому, что она напоминает мне кого-то, кого я потерял давным-давно.

– Вы победили? – спрашивает она, отдергивая руку. Места, которых она только что касалась, тут же замерзают.

Я усмехаюсь, даже если она этого не видит.

– Мы всегда побеждаем.

– Тогда как же получается, что эта война продолжается?

Улыбка исчезает.

– В открытых боях мы превосходим земельцев, но их больше, чем нас. Если мы убьем одного, десять встанут за павшего. Они избегают сражений с нашими войсками и довольствуются тем, что сжигают поселения вблизи границы. Или захватывают кареты с молодыми девушками. Они усложняют нам жизнь там, где только могут. Король Эсмонд больше занят возмещением ущерба, нанесенного Земным королевством, чем планированием битв с ним.

Я вздрагиваю, когда она снова кладет руку мне на спину. На этот раз она касается шрама, идущего до правого плеча.

– Это было лезвие меча?

– Топор, – отвечаю я. – Наверно, удар должен был отделить мою голову от тела. К сожалению, топор застрял у меня в плече, вместо того чтобы попасть по шее.

Меня часто спрашивали о происхождении моих шрамов, иногда дерзкие женщины, которые надеялись, что таким образом смогут сблизиться со мной. Большинство из них, увидев множество плохо заживших ран, украшающих мое тело, быстро переключались на других рыцарей.

Почти все шрамы у меня на спине из-за того, что очень немногие бойцы подходят достаточно близко, чтобы поранить меня спереди. Слишком быстро они оказываются побежденными или мертвыми у моих ног, когда сталкиваются со мной в открытом бою.

Давина легонько поглаживает тонкие шрамы, мерцающие серебром на моей руке. При этом она обходит меня, пока не оказывается прямо передо мной. Я задерживаю дыхание, когда ее взгляд скользит по моей груди и животу. Я будто могу почувствовать его прикосновение. Я смущаюсь и быстро переношу вес, чтобы ей это не бросилось в глаза. Она мельком смотрит на меня и замечает мое нахмуренное лицо.

Извиняясь, она пожимает плечами.

– Как ты знаешь, мы во Фриске очень… миролюбивый народ.

Я удерживаюсь от реплики, что не назвал бы ее трусихой.

– У нас есть солдаты и армия, но никто никогда не видел настоящего сражения, не говоря уже о том, чтобы поучаствовать хотя бы в одном. Вот почему ни у кого из них нет таких ран. – Она приоткрывает губы, на мгновение задумываясь. – Конечно, есть те, кому на тренировках не повезло и они неудачно пропустили удар. Или некоторые повара, которые порезались ножами. Но настоящего военного ранения я никогда не видела.

– Почему ты так очарована этим? – спрашиваю я, когда ее взгляд скользит глубже. Слишком глубоко для меня и моей сдержанности. – Разве ты не находишь их… отталкивающими?

Отвечая на мой вопрос, она смотрит мне в глаза, и я снова теряюсь в их синеве. Никогда не видел такого темно-синего цвета глаз.

– Почему я должна? – резко спрашивает она. – Как ты уже сказал, они очаровывают меня. Они – знак того, что ты сражался и одержал победу. Они – трофей. Каждый шрам означает, что ты выжил, в то время как другие нет. Шрамы определяют тебя как победителя.

Трофеи. Доказательство того, что я выжил. Знак победы.

Я напряженно сглатываю. Никогда еще не слышал, чтобы кто-то так говорил о шрамах, особенно о моих. В глазах молодых женщин они – недостаток. А эта малышка из Фриски, которая, вероятно, знает, что вообще такое война, только по книгам, произносит именно те слова, которых я подсознательно жаждал услышать много лет.

Слова, которые исцеляют ту часть меня, которая еще не совсем ожесточилась из-за бесчисленных боев.

Когда я не отвечаю ей – не могу ответить, – ее взгляд скользит по моей груди и животу вниз. Быстро натягиваю все еще влажную рубашку через голову и отворачиваюсь от Давины.

– У тебя есть что-то, во что ты можешь переодеться? – спрашиваю я. Мой голос звучит грубо и взволнованно. Надеюсь, этого она не замечает. – То, в чем не простудишься до смерти.

Она вытаскивает булавки из-за пояса брюк и отжимает пояс. При этом демонстрирует мне полоску своего плоского живота, почти белой кожи. Я смотрю вверх и посылаю к небу немую молитву. Что я сделал на этот раз, чтобы заслужить гнев богов? Почему они послали Давину мучить меня?

– У меня есть только то, что на мне, – бормочет она. – Мы могли бы разжечь огонь. Возможно, тогда я высохну быстрее.

– Никакого огня, – сразу отвечаю я. – Мы слишком близко подошли к границе с Земным королевством.

Она вызывающе приподнимает бровь, и часть меня, с которой что-то не так, уже с нетерпением ждет ее несомненно язвительного ответа.

– Неужели великий рыцарь боится нескольких земельцев?

– Нескольких? Вряд ли, – отвечаю я. – Но, как ты только что видела, я могу быть уязвим. Против нескольких земельцев выступлю, но не знаю, сколько их здесь на самом деле бродит. Поэтому я бы предпочел, чтобы мы остались незамеченными. Если ты, конечно, не жаждешь, чтобы тебя обнаружили и похитили.

Она снова пытается заставить меня оледенеть своим сверкающим синим взглядом.

– Не шути так глупо! Лучше скажи мне, что мы будем делать.

– Под дождем? Ничего. – Я кривлю рот. – Следы бесполезны, и я не надеюсь, что мы сможем возобновить преследование, как только прояснится.

– Тогда… ты хочешь сдаться?

– Не может быть и речи, – рычу я. – Как ты думаешь, я бы остановился здесь, если бы не одна надоедливая девушка? Но у меня нет выбора. Я не буду рисковать и брать тебя с собой дальше. Было вообще неправильно согласиться помочь тебе.

Глава 7

Давина

Я напрягаюсь при его словах. Ошибка. Он считает это ошибкой. Он также раскаивается, что спас меня от земельцев?

Но я не могу винить его за это. Он опытный рыцарь. Конечно, для него это бремя, когда за ним кто-то тащится и он не может двигаться так, как привык. Без дополнительного балласта в виде меня Элора наверняка шла бы гораздо быстрее, а Леандр давно бы догнал земельцев.

Теперь он должен вернуться к своему королю и сообщить, что запланированной свадьбы не будет.

И это моя вина. Если бы я не умоляла Леандра взять меня с собой, все было бы по-другому, я в этом уверена.

– Что… ты скажешь своему королю? – тихо спрашиваю я.

Леандр проводит рукой по влажным волосам, еще больше растрепав их.

– Если бы я знал… хотя он никогда не встречался с ней, Эсмонд был влюблен в принцессу Фриски. Понятия не имею, как сообщить ему о ее похищении так, чтобы он немедленно не бросился в Земное королевство в попытке спасти ее. – Взгляд Леандра устремлен на меня. – Что с тобой? Ты кажешься такой спокойной. Ты не беспокоишься о своей госпоже?

Я заставляю себя пожать плечами.

– Нас разлучили во время нападения, но я знаю, что она может позаботиться о себе. Даже если она провела всю жизнь в замке, она не так беспомощна, как я. Не удивлюсь, если земельцы уже сами ее освободили.

– Ты думаешь, она может быть на свободе?

– Вероятно. Может, она предложила им сделку. В конце концов, она принцесса. Ее родители богаты. Что-то же есть такое, чего Земное королевство хочет больше, чем королевскую дочь, которая усложнит им жизнь.

Леандр мотает головой из стороны в сторону.

– Она… может предложить обмен?

– Я так думаю. По крайней мере, я бы так сделала. Понимала бы, что для моих тюремщиков выгоднее снабдить своих солдат лучшим и обеспечить их современным оружием, вместо того чтобы позволить девушке из народа, с которым они не воюют, мыть полы. Фриска известна своей тонкой сталью и острым оружием. Так земельцы наконец-то получили бы преимущество над своим противником. – Я пожимаю плечами. – Вот как я бы поступила.

Рот Леандра открывается, когда он смотрит на меня так, будто впервые видит. С тошнотворным ощущением в области желудка я отвечаю на его взгляд.

– Почему я не подумал об этом? – ворчит он. – И почему тебе приходят в голову такие умные идеи?

Я не позволяю себе принять близко к сердцу его последний комментарий, но все равно каждый раз больно, когда кто-то меня недооценивает. А с Леандром это еще больнее.

– Наверное, наслушалась умных речей, – отвечаю я. – В юности принцесса часто посещала совещания, и я тоже на них присутствовала. Или я просто не думаю о следующем бое, а пытаюсь увидеть картину в целом.

В его глазах мерцают веселые искорки.

– Я должен был бы не согласиться с тобой, но, к сожалению, ты права. Я лишь бездумно следовал за нападавшими и не рассматривал никаких других вариантов. – Он смотрит в сторону, где терялись следы вражеских воинов. – Тем не менее я не хочу бездействовать и ждать. Меня это не устраивает… Что, если принцесса надеется на спасение?

– Ты ничего не сможешь сделать в одиночку, – подмечаю я. – У нас был шанс, когда они все еще находились на этой территории, но в Земном королевстве их след потеряется.

Леандр бросает на меня взгляд, который я не могу истолковать, но от которого в животе возникает странное трепетание и покалывание.

– Что такое? – растерянно спрашиваю я.

– Я сейчас обдумываю, хорошая ли это идея – отвезти тебя в город побольше, где ты сможешь связаться со своей семьей, – бормочет он, не сводя с меня глаз. – Это означало бы, что в будущем мне придется обойтись без твоих умных идей и острословия. Не уверен, что мне это понравится.

Трепет усиливается, пока не достигает моего сердца, которое бьется слишком быстро.

– Кто знает? Возможно, я тоже воспользуюсь этими злополучными обстоятельствами, чтобы начать все сначала.

Леандр хмурится.

– Что ты имеешь в виду?

Я заправляю рубашку обратно за пояс брюк, игнорируя, что одежда прилипает к моей коже. Мне не нравится это чувство, хотя, к счастью, я не ощущаю холода. Сев и прислонившись спиной к стволу дерева, я подтягиваю ноги ближе и обхватываю колени руками.

– Ты всегда хотел стать рыцарем короля? – спрашиваю я, не глядя на него.

Леандр колеблется, но затем подходит и садится на некотором расстоянии от меня. Тем не менее мне кажется, что я чувствую его тепло.

– Нет, – признается он наконец. Он наклоняет голову и кладет ее на согнутые колени, глядя на меня. – Моя семья владела небольшим поместьем с несколькими акрами земли. Ничего особенного, но мне и моим сестрам этого хватало. Когда-то, когда я еще был совсем маленьким, отцу взбрело в голову разводить лошадей. Не обычных лошадей, а огромных боевых коней, вроде тех, на которых ездят земельцы.

Я уставилась на его губы и без труда представила этого рыцаря мальчиком, следующим за отцом в конюшне. Леандр наверняка был симпатичным пареньком, за которым бегали девочки.

– В раннем возрасте я заметил, что у меня есть талант в обращении с лошадьми, – продолжает он. – Я мог сказать, когда они плохо себя чувствовали или когда начинали болеть. Я видел, на что они способны. Вскоре отец стал спрашивать мое мнение, прежде чем купить новую лошадь. – Он ухмыляется. – Я уже не могу сосчитать, сколько раз мама ругалась со мной из-за того, что я снова спал в конюшнях, а не в своей постели.

Я тоже улыбаюсь, не в силах ничего поделать. Перед моим взором предстает Леандр, спящий в сене. Но он не мальчик, а мужчина, которым является сегодня. Мои щеки горят как огонь, и я молюсь, чтобы он не заметил этого при слабом свете.

– Отец хотел разводить только боевых коней. Но я был против.

– Почему? – спрашиваю я.

– Потому что эта война когда-нибудь закончится. И тогда этим гордым, полным сил созданиям придется провести всю жизнь под плугом, ведь они слишком высокие и требовательные, чтобы возить женщин и юнцов, которые никогда не видели войны. – Он хмурится. – По крайней мере, так я думал раньше.

Напряженность его взгляда вызывает у меня приятную дрожь.

– Никто не смеет приближаться к Элоре, – бормочет он. – Даже мальчики на конюшне отказываются заботиться о ней, потому что она лягается и кусается, как только к ней приближается кто-то, кого она не знает. Есть всего несколько парней, которым она доверяет. Фульк, например. Он… ну кто-то вроде моего оруженосца. У тебя большой опыт общения с лошадьми?

Я качаю головой.

– У меня был только Акандо. После того, как его забрали у меня, я больше никогда не ездила верхом. Пока мы не отправились в Огненные земли, потому что я не выдержала бы всю дорогу сидеть запертой в карете. От качки меня тошнит. Почему Элоре трудно с чужими? У нее был плохой опыт?

Мое сердце замирает при виде его озорной усмешки.

– Совсем наоборот! Элора была первым жеребенком, появившимся на свет на нашем дворе. К сожалению, при этом умерла ее мать. Поэтому я выкормил ее из бутылочки.

– Ты?

– Конечно! Я проводил с ней дни и ночи, согревая ее и делая все возможное, чтобы она тоже не умерла.

Как будто зная, что сейчас мы говорим о ней, Элора подходит к нам и прижимается к голове Леандра мягкими ноздрями. Он выпрямляется и гладит ее по лбу. Искренняя и любящая улыбка, которую он дарит ей, вызывает покалывание в моем животе.

Женщина, которой когда-то он улыбнется так же, должна быть самой счастливой во вселенной. Возможно, в его жизни уже есть девушка, которой он так ласково улыбается. Я практически ничего о нем не знаю, только точно составленные отчеты о его подвигах на войне и то, что он мне рассказал о своем детстве. Хотела бы я знать о нем больше. Что ему нравится, а что нет. Какие у него мечты. И есть ли рядом с ним женщина.

Когда Элора устает от ласк, она рысью возвращается к тому месту, где паслась до этого.

– Сначала другие оруженосцы смеялись надо мной, когда я с Элорой пришел ко двору старого короля, чтобы стать рыцарем, – говорит он, не спуская глаз со своей кобылы. – У всех них были закаленные в сражениях боевые кони. А я пришел со сравнительно маленькой Элорой. Но они быстро поняли, что размер не всегда имеет значение.

– Что ты сделал, чтобы убедить остальных?

Он пожимает плечами и смотрит на меня.

– Мне не пришлось многого делать. Мы с Элорой с юных лет были хорошо слаженной командой. Даже тогда она слепо доверяла мне. Некоторые боевые кони были плохо обучены, я это заметил сразу. Они боялись громких звуков и резких движений.

Я хмурюсь.

– Это, конечно, проблема в реальном бою…

– Конечно. Лошади остальных оруженосцев вздрагивали и пугались даже самого тихого лязга оружия. Не то что Элора. Она даже как-то перепрыгнула со мной верхом через горящие ветки, настолько она мне доверяет. Никто не сравнился со мной в этом испытании, – Леандр шумно выдыхает. – И теперь большинство из тех, кто смеялся надо мной, подчиняются мне. Их умение выбирать коней не улучшилось и по сей день. Они видят рост и силу, но забывают, что это бесполезно, если конь понесет, почуяв запах крови.

– Если ты так хорошо их знаешь, почему не продолжаешь разводить лошадей со своим отцом? Уверена, что выведенные вами кони также будут пользоваться большим спросом среди рыцарей.

Он тут же замыкается и отводит взгляд.

– Это невозможно.

Я замираю.

– Потому что ты… сейчас на службе у Короля Огня и командуешь его конницей?

– Совершенно верно, – отвечает Леандр, но его голос звучит сдавленно. – Мы должны спать. Завтра поедем обратно, и я отвезу тебя в Браннвин. Это самый большой город в округе, и оттуда ты сможешь связаться со своей семьей. Твои родители будут счастливы, что с тобой все в порядке, и заберут тебя.

Я подтягиваю ноги еще ближе к телу. Ни слова, что ему будет не хватать моих дерзких замечаний и хороших идей. Что он будет скучать по мне. Я не должна возражать, в конце концов, я его не знаю, но от этого все же больно.

Я уже должна привыкнуть, что все, кого подпускаю немного ближе, отвергают меня…

– Я не хочу возвращаться, – шепчу я больше себе, но Леандр меня услышал.

– Почему?

Я медлю с ответом, потому что не знаю, как выразить свои чувства словами.

– Мои родители будут горевать, когда узнают о моей предполагаемой смерти. Им будет плохо, по крайней мере вначале. Но это пройдет, и в какой-то момент они меня забудут. Поверь, им это не составит труда. Нападение, каким бы ужасным оно ни было, – это шанс, который мне никогда больше не представится.

– Я… не понимаю.

– Я тоже этого не понимаю, – соглашаюсь я, – но знаю, что не вернусь к своей прежней жизни. Только если разрушив ее. – Я встречаюсь с ним взглядом и позволяю себе погрузиться в его глаза на мгновение. – Я спрашивала тебя раньше, всегда ли ты хотел служить Королю Огня, и ты сказал нет. Если бы у тебя была возможность начать все сначала, ты бы сделал все так же? Если бы не ограничения, которые удерживают тебя? Если бы ты свободно мог выбирать? Что бы ты сделал?

Он молчит, пока его взгляд бродит, ни на чем не задерживаясь.

– Я горжусь тем, что я рыцарь короля. У меня хорошо получается то, что я делаю. – Между его бровями пролегает глубокая складка. – Но…

– …это не то, что ты хочешь, – заканчиваю я за него. – Ты делаешь это, потому что у тебя хорошо получается и это лучшая альтернатива. Но у меня нет альтернативы. Моя жизнь была четко спланирована, и я не имела права голоса. Я была заперта в клетке и не могла покинуть замок, потому что мне всегда приходилось оставаться с принцессой. Я была заперта, как и она. Но в одно мгновение дверь клетки открылась. Теперь мне остается только решить, хочу ли я бежать и предстать перед неизведанным или остаться и принять старое.

– И… что ты собираешься делать? – спрашивает Леандр.

Я выдыхаю.

– Если бы я знала! Хочу начать все сначала, но нет ничего, в чем я особенно хороша. Трудно оставить свою привычную безопасность, когда тебе нечего предложить миру.

– У тебя неплохо получается с Элорой, – вмешивается он. – Если ты смогла поладить с ней, ты справишься и с другими, менее требовательными лошадьми.

– Я женщина, – замечаю я. – Есть причина, по которой людей этой профессии называют «конюхами» или «грумами». Женщин не нанимают для работы в конюшнях или поместьях.