Поцелуй льда и снега

– Как мило, что ты меня предупредил, – рычу я. – Но мы справились. Спасибо за участие.

Он пропускает мимо ушей мое язвительное замечание.

– Ты разбираешься в лошадях? – спрашивает он.

Я киваю.

– Когда я была младше, у меня был белый мерин.

– Что с ним случилось? Он умер?

Не в силах ничего с этим поделать, напрягаюсь при его вопросе.

– Нет. Но в один момент он перестал быть моим. И я ничего не могла с этим поделать.

Леандр хмурится и выглядит так, будто хочет задать мне еще один вопрос, но потом моргает и снова посвящает себя своим упражнениям. Я почти разочарована. Разговор с ним о повседневных вещах – пусть даже на короткое время – заставил меня забыть о других моих заботах. Но теперь мои мысли вращаются вокруг Акандо, мерина, на котором я научилась ездить верхом и с которым провела большую часть своей юности. Пока у него не появился новый владелец.

Я впиваюсь ногтями в ладони, отчаянно пытаясь сохранить самообладание. Почему я тогда молчала и делала вид, что не возражаю? Это был худший день в моей жизни, когда мне пришлось смотреть, как его куда-то уводят из стойла. Но еще хуже было то, что потом я видела его каждый день. Каждый раз, когда входила в конюшню, он вытягивал голову из нового стойла, и тут же мягкий взгляд его синих глаз останавливался на мне, будто он ждал, что я подойду к нему, оседлаю и мы поедем куда-нибудь. Но я этого не делала.

Потому что каждый раз мне приходилось напоминать себе, что он больше мне не принадлежит.

Слишком часто я мирилась с чем-то, думая, что все равно ничего не смогу изменить. Часто это бывали лишь мелочи. Даже когда у меня забрали Акандо, я молчала, заставляя себя улыбаться и выглядеть спокойной. Я сложила руки, надеясь, что все это послужит высшей цели. Однако до сих пор не знаю, как должна выглядеть эта цель.

И я устала ждать, что пойму это.

Даже во время нападения на нашу карету я ничего не сделала, надеясь, что у кого-то уже есть план. Только когда мои спутники стали умирать один за другим, я поняла, что ничто не уладится само собой. Что нет никакой высшей цели. Только я могла спасти себя. Только я могла решить, что для меня лучше.

Я закатываю рукава рубашки выше локтей и отламываю одну из сухих веток, почти такой же длины, как моя рука.

Я ничего не могла сделать. Мне пришлось наблюдать, как наши солдаты, хотя и храбро сражаясь, не смогли противостоять закаленным в боях противникам. Никогда больше мне не придется испытывать это чувство беспомощности.

Я решительно покидаю защитный навес из листьев и шагаю под дождь к Леандру. Он останавливается и разглядывает меня, подняв брови. Тот же взгляд, что я видела все эти годы, когда осмеливалась протестовать.

Ты девушка. Что ты знаешь? Сядь на свое место и улыбайся.

Я невозмутимо встречаю его взор.

– Научи меня.

Он хмурится.

– Что ты имеешь в виду?

Кивком головы указываю на оружие в его руках.

– Обращению с мечом.

Он смотрит на меня, словно я совсем потеряла рассудок.

– Возвращайся под дерево. А то простудишься.

– Научи меня, – повторяю я без намека на мольбу.

Вздохнув, он отворачивается и оставляет меня стоять, чтобы продолжить упражняться. Но вместо того чтобы забраться обратно под дерево, я встаю перед ним.

– Ты уже совсем промокла, – бросает он с раздраженным вздохом.

И это я снова оставляю без комментариев. Я не чувствую ни дождя, пропитавшего одежду, ни холодного воздуха приближающейся бури.

– Почему? – спрашивает Леандр, когда понимает, что я не откажусь от своего плана.

– Потому что я больше не хочу чувствовать себя беспомощной, – отвечаю я, но это только половина правды.

Потому что я хочу доказать, что могу больше, чем просто оставаться всю жизнь в тени. Потому что у меня наконец появился шанс жить собственной жизнью. Жизнью, полной свободы выбора, которую никто у меня не отнимет.

Леандр кривит рот.

– Но ты понимаешь, что не сможешь наверстать упущенные годы тренировок только потому, что я покажу тебе, как держать меч?

Я киваю.

– Я не ожидаю, что смогу побить настоящего мечника, – делаю насмешливый поклон в его сторону, на что его глаз раздраженно подергивается. – Но то, что я не умею держать меч, не означает, что враги оставят меня в покое. Не каждый воин сражается с честью и щадит безоружных.

Кажется, проходит вечность, за которую Леандр оглядывает меня с головы до ног и, наконец, кладет меч обратно в ножны. Затем подходит к дереву, под которым я оставила седло. Я тяжело сглатываю, когда думаю накричать на него: почему он оставил меня стоять под дождем? Но прежде, чем слова успевают слететь у меня с языка, он возвращается с тремя кинжалами и останавливается передо мной.

– Мой меч слишком тяжел для тебя, – говорит он. – Я тоже едва мог поднять его в течение первых нескольких месяцев, не говоря уже о том, чтобы управлять им. А ветка не может быть адекватной заменой. Так далеко не уйдешь.

Я молча таращусь на него и почти задыхаюсь, когда в его глазах появляется мягкое выражение, позволяя золотым искоркам радужки сиять.

– Ты права, – наконец бормочет он, и я задерживаю дыхание. – Мы на войне. Просто потому что ты не умеешь владеть оружием, не значит, что тебя пощадят, – мягкое выражение исчезает с его лица. – Мне… тоже пришлось наблюдать, как убивают женщин и детей. Вот почему я слишком хорошо знаю беспомощность, о которой ты говорила.

И снова я, кажется, ощущаю его боль в своем теле.

– Что… случилось?

Он тут же закрывается и избегает моего взгляда.

– Ничего, что бы было тебе интересно.

Нежное чувство привязанности, которое прорастало во мне, исчезает из-за его резкого ответа, будто его никогда и не было. Я скриплю зубами. Но чего я ожидала? Если он не хочет говорить о своем прошлом, меня должно это устраивать. В конце концов, я почти ничего не рассказывала о своем – не считая воспоминаний о моем мерине Акандо.

Тем не менее мой взгляд продолжает возвращаться к молодому рыцарю, изучая его лицо в надежде найти крошечный намек на то, что с ним случилось. Я хотела бы заглянуть за маску мрачности, которую он обычно выставлял напоказ. Совсем ненадолго, чтобы убедиться, что мое чувство симпатии к нему было не чем иным, как игрой воображения.

Почему я должна чувствовать свою связь с ним?

– Вот, – он протягивает мне один из кинжалов, которые вытащил из седельной сумки. Хотя на первый взгляд кинжал просто обработан и никак не украшен, он хорошо лежит в моей руке. – Кинжалом ты можешь управлять двумя способами. Либо ты используешь его в ближнем бою – но для этого тебе будет нужно подпустить противника чертовски близко к себе, поэтому допускай это только в чрезвычайных ситуациях, – либо ты бросаешь его.

– Я должна… бросить его? – повторяю я. – Но тогда я буду посреди битвы без оружия.

Леандр качает головой.

– Ты помнишь, как я нейтрализовал земельца, который держал тебя?

Я киваю.

– Ты всадил ему кинжал между глаз.

Он насмешливо приподнимает бровь.

– Я надеялся, что ты не будешь смотреть. Обычно девушки падают в обморок, встретившись со смертью. Я хотел избежать драмы, потому что очень торопился.

Я отмахиваюсь от него.

– Может, я не похожа на тех девушек, которых ты знал.

– Может быть, – бормочет он. – До сих пор ни одна еще не требовала обучить ее обращаться с мечом. Хотя некоторые хотели это увидеть, но… – Он пожимает плечами. – Не так уж важно. Иди сюда.

Я неохотно выполняю его просьбу, но он машет подойти ближе и ближе, пока я не становлюсь перед ним так близко, что могу почувствовать тепло его тела. Приятная дрожь проходит через меня, но я делаю все возможное, чтобы не показывать этого. «Это ничем не отличается от того, что тебе пришлось испытывать весь этот проклятый день», – говорю я себе.

Тем не менее мои глаза прикованы к его лицу, которое я не рассмотрела днем. Я с восхищением наблюдаю, как капли дождя стекают с кончиков его темных волос и носа, и мне приходится сдерживать себя, чтобы не протянуть руку и не стереть их. Капли на носу наверняка его щекочут.

– Я покажу тебе, как бросить этот кинжал в ствол вон того дерева, – говорит он спокойным, но в то же время немного хриплым тоном, вызывающим легкую дрожь у меня в животе. – Для этого мне придется прикоснуться к тебе, чтобы исправить твою осанку. Хорошо?

Я киваю, потому что не доверяю своему голосу. И потому что, если бы я открыла рот, из него бы прозвучала только какая-нибудь глупость. Например, что ни один мужчина никогда не прикасался ко мне, за исключением моего отца и ритари моей матери. Или что я не уверена, что смогу сосредоточиться на уроке.

Леандр встает позади меня. Когда он вдыхает, его грудь касается моей спины, и я чувствую его теплое дыхание на своей мокрой шее. Кинжал почти выскальзывает из моих рук – внезапно моя кровь начинает бурлить.

– Теперь целься в ствол дерева, – бормочет он так близко к моему уху, что я ощущаю движение его челюсти. Когда я не шевелюсь, он добавляет: – Для этого тебе нужно поднять руку.

С некоторой задержкой я выполняю его указания. Он мягко, почти невесомо обхватывает мой локоть и выпрямляет руку так, чтобы я могла легко бросить кинжал в дерево.

Однако вместо того, чтобы сосредоточиться на цели, я слегка поворачиваю голову к Леандру. И смотрю на его губы. Моя кровь закипает еще сильнее, я чувствую покалывание – странное чувство, которого никогда раньше не испытывала и которое выводит меня из равновесия. Леандр открывает рот, будто хочет что-то сказать, но оттуда не вылетает ни слова. Я почти верю, что он испытывает схожее с моим оцепенение.

С трудом я заставляю свой взгляд оторваться от его губ и смотрю вверх. Он смотрит на меня, слегка прищурив глаза, с таким видом, что покалывание становится невыносимым. Его взгляд непроницаемый, темный, но также… вызывающий. Отнюдь не такой угрожающий, как раньше.

Я вздрагиваю, когда он стучит по моей пятке кончиком стопы.

– Отставь ногу немного назад, – приказывает он, не отрывая от меня взгляд. Я подчиняюсь. Рука, которая до сих пор была на моем локте, медленно скользит ниже, легко, едва заметно касаясь моей талии сквозь намокшую ткань одежды, и ложится на мое бедро. – Перенеси вес на ногу, которая сзади, – бормочет он, сильнее нажимая на мое бедро, чтобы я слегка откинулась назад. – Держи руку вверху. А этой… – он кладет свободную ладонь на мою левую руку и выводит ее слегка вперед, – ты даешь импульс. Поняла?

Я потрясенно киваю, хотя не уверена, что смогу все повторить за ним. Мой взгляд утонул в его и ненадолго переместился к его губам, пока он говорил. При всем желании я не смогу повторить то, что он сказал, не говоря уже о том, чтобы сделать все без его помощи.

Когда без предупреждения на его губах появляется улыбка и возле левого уголка рта возникает ямочка, сердце чуть не выскакивает у меня из груди. Я знала, что он будет выглядеть потрясающе, если только станет чаще улыбаться, но такого я не ожидала. Как завороженная, я смотрю на ямочку и приподнятые уголки его рта.

– Ты должна следить за своей целью, а не за мной.

Я поспешно моргаю.

– Из… Извини.

Мое сердце так сильно колотится о грудную клетку, что почти больно, когда я завороженно наблюдаю, как улыбка Леандра становится еще шире. Только благодаря этому моя боль почти забыта. Святая богиня, он должен все время улыбаться, а не скрываться за той кислой миной. Я бы ела из его рук, просто чтобы видеть, как он улыбается.

– Твоя цель там.

Ах да, дерево! Снова, что я хотела сделать?

– Давина, – хрипит он, и от того, как он произносит мое имя, я вновь чувствую покалывание. – Ты хотела тренироваться. Поскольку я не знал, чем себя занять, то согласился помочь. Я также могу вернуться к своим упражнениям, если ты передумала.

– Нет, – заставляю себя сказать и неохотно отворачиваюсь. – Что мне делать?

Он снова кладет правую руку мне на локоть.

– Ты сильно отклоняешься назад, замахиваешься и изо всех сил кидаешь кинжал. Попрактикуемся в прицеливании позже. Для меня будет достаточно, если на сегодня ты усвоишь движения.

На сегодня. Значит ли это, что он снова будет тренироваться со мной?

Я заставляю себя сосредоточиться на главном и фиксирую взгляд на стволе дерева. По моим оценкам, он находится в добрых десяти метрах. Довольно большая и неподвижная цель. Это должно быть возможно.

Леандр делает шаг в сторону, чтобы я могла лучше замахнуться. Как он мне и объяснил, я перекладываю вес на отведенную назад ногу, откидываюсь и замахиваюсь левой рукой, вытягивая ее вперед. Торопясь, в нужный момент отпускаю кинжал. Он летит со свистом в направлении дерева.

Но промахивается на несколько метров и падает в мокрую траву.

Позади меня раздается веселое фырканье. Я оборачиваюсь и бросаю на Леандра ядовитый взгляд.

Хотя мне нравится, как он смеется, но не когда смеется надо мной.

– Для первого раза выглядело не так уж плохо, – говорит он, но я не верю ни единому его слову.

Я не попала в цель и, судя по ухмылке, красующейся на его лице, действовала очень глупо. Сжимая зубы, чтобы не накричать на него, я иду, чтобы поднять кинжал.

– Тебе просто нужна практика, – когда я возвращаюсь, Леандр снова кажется спокойным, если не считать насмешливых искорок в его глазах. – Со временем ты научишься оценивать свое окружение и реагировать в зависимости от него. Во время дождя или сильного ветра тебе придется бросать иначе, чем при солнечном свете. Но на сегодня уже стоит остановиться и отдохнуть.

Я возвращаюсь на позицию и снова прицеливаюсь в ствол дерева.

– Ты меня слышала?

– Да, – коротко отвечаю я.

– Тогда почему ты продолжаешь?

Я разворачиваюсь и снова кидаю мимо дерева. Но на этот раз получается лучше. Я беру кинжал и возвращаюсь на место.

– Давина, – предупреждает Леандр.

– Я все равно уже промокла, – отвечаю я, не глядя на него. – Неважно, продолжу ли я сейчас практиковаться или мы будем сидеть под деревом и молчать, как весь день. Когда я тренируюсь, то делаю что-то полезное.

– Прекрасная же ты служанка, – усмехается он. – Отказываешься следовать приказам.

Я оборачиваюсь и наставляю на него острие кинжала. Сам того не зная, Леандр своим заявлением ударил по больному месту.

– Может, мне надоело подчиняться приказам! – рычу я. Слова звучат злее, чем я предполагала, но я не собираюсь извиняться. – Может, я смогу использовать ужасы, на которые мне пришлось смотреть, как шанс.

Он хмурится, явно смущенный. Однако его взгляд направлен на меня, игнорируя кинжал, острие которого я все еще направляю на него.

– Шанс на что?

Я опускаю руку.

– На… собственную жизнь.

На мгновение глаза Леандра округляются, но он быстро берет себя в руки и смотрит на меня, мрачно нахмурив лоб. При всем желании я не могу сказать, что сейчас творится у него в голове. Но я хотела бы знать. Он считает меня сумасшедшей? Наверное, я не должна пытаться переубедить его. Как только мы наконец покончим с этими поисками и найдем принцессу, он оставит меня в ближайшем городе, и я никогда его больше не увижу. И это хорошо! Но я понятия не имею, что мне тогда делать со своей жизнью. Вполне возможно, я единственная выжившая после нападения. Я должна была бы сообщить об этом королевскому двору Фриски. Это было бы правильно. Но это означает, что мне придется вернуться к своей прежней жизни.

Жизни, полной правил и ограничений и лишенной возможности действовать по собственной воле. Жизни, в которой другие определяют меня, а я должна склоняться перед ними.

Если я не вернусь… Если я притворюсь, что тоже умерла во время нападения… Тогда я могла бы построить собственную жизнь.

Я свободна.

Глава 6

Леандр

Я не могу понять эту малышку! Это сводит меня с ума. Обычно я хорошо умею оценивать оппонента. Навык, который мне пришлось натренировать с юных лет, чтобы выжить. Он работает с обычными гражданами, солдатами и даже с королями. Особенно с королями.

Но не с Давиной.

Все в ней противоречиво. Ее движения точны и изящны, что не редкость для служанки принцессы, которая всю свою жизнь провела при королевском дворе. Но иногда ее язык довольно остер. При дворе короля Эсмонда она уже была бы наказана за то, что не лезет за словом в карман. Я не против, но не могу себе представить, чтобы такое поведение ценилось при дворе Фриски. Люди в Ледяном королевстве, как известно, скрытные и сдержанные. Поэтому я более чем удивлен, когда после каждого моего слова с ее стороны следует резкий ответ.

Фрискийцы держатся особняком, поэтому Давина – первая жительница Ледяного королевства, которую я встречаю. Я слышал о них истории и читал предания в книгах. Каждый раз рассказчики с трудом подбирали слова, чтобы описать внешность женщин холодного севера. Я должен был знать это. Но ее вид поразил меня, как внезапное наступление зимы. Даже когда она ехала по лесу, измученная и разбитая, она казалась красивее и грациознее всех женщин, которых я видел до сих пор.

Ее волосы такие светлые, что кажутся почти белыми. Однако в лунном свете они отливают серебром. Я видел это вчера, когда она думала, что я сплю. Я был бы плохим рыцарем – и, вероятно, не дожил бы до двадцати, – если бы не услышал, как она подошла ко мне. Она накинула на меня плащ – жест, который я до сих пор не понимаю. Любая другая женщина была бы благодарна и не вернула его, даже если бы не чувствовала холода.

Когда она убрала волосы с моего лба, я чуть не открыл глаза. Прикосновение кончиков ее пальцев было одновременно теплым и холодным. Даже для меня это казалось бессмысленным, но так и было. Она лишь мимолетно коснулась меня, так что я не смог понять до конца, не показалось ли мне, но места, до которых она дотронулась, после горели, будто я сидел слишком близко к огню. Может, так и было. Наверняка я сжег больше, чем несколько участков кожи, – мой мозг, например. Иначе я не могу объяснить, почему до сих пор не оставил ее.

Я не мог не бросить на нее быстрый взгляд прошлой ночью после того, как она отошла от меня и посмотрела в ночное небо.

Потерянная.

Вот первое слово, которое возникло у меня в голове, пока я смотрел на нее. Без холодного, гордого образа, который я чувствовал весь день и от которого, казалось, мой язык примерзал к небу, она выглядела потерянной. Как будто все, что она знала, исчезло в один момент. Как будто она осталась совсем одна.

Но это неправда! Наверняка у нее во Фриске есть семья, которая только и ждет, когда она объявится. Которая обрадуется, что их дочь жива и невредима. Семья, в которую она должна вернуться как можно скорее.

Для меня есть только одно такое место. Я живу ради своего короля, который дал мне смысл, когда даже следующий вздох казался лишенным его. Он поднял меня на ноги, когда я больше всего хотел бы свернуться калачиком, чтобы умереть, лежа на холодной земле, и дал мне миссию. С тех пор я читаю в его глазах всякое желание и служу ему с рвением, граничащим с одержимостью, о чем не устают напоминать другие рыцари. Но для меня это единственный способ двигаться дальше. Если остановлюсь и начну колебаться, меня сожрут.

Чтобы снова не утонуть в мыслях, я смотрю на Давину, которая яростно пытается метнуть кинжал так, чтобы кончик застрял в дереве. Каждый раз, когда она не попадает, разочарование и гнев мелькают в ее темно-синих глазах, и я почти испытываю жалость к бедному растению. Я не хочу, чтобы она на меня так смотрела.

– Ты должна вложить больше силы в бросок, – говорю я, когда она возвращается на исходную точку.

Тут же ее пронзительный взгляд устремляется ко мне, и я сухо сглатываю. Я был близок к тому, чтобы отвести глаза.

– У меня больше нет сил, – шипит она, стиснув зубы.

Верно. Со вчерашнего дня у меня было более чем достаточно времени познакомиться с возможностями ее тела, ведь большую часть дня она просидела в седле впереди меня. Все это время у меня в носу сохранялся ее запах, который мне хотелось вдыхать снова и снова, только чтобы почувствовать его. Однако больше всего меня очаровали ее заостренные уши, торчащие сквозь почти белые волосы и будто умоляющие, чтобы я очертил их необычную форму кончиками пальцев.

Клянусь богами, что со мной не так? Я явно был на войне слишком долго, если эта малышка выводит меня из равновесия…

Я качаю головой, чтобы отогнать эту мысль, и сосредотачиваюсь на том, о чем мы говорили. Сила. Да, именно это! Каждый, кто видит эту девушку, понимает, что у нее немного сил. В то время как обычно женщины – особенно незамужние! – скрывают свои формы за широкими платьями и накидками, рубашка и брюки Давины так плотно прилегают к телу, что остается мало места для воображения. Только не тогда, когда она вымокла насквозь, как сейчас, и я могу различить под белой рубашкой мерцание ее кожи и еще кое-что…

Взять ее с собой было ужасной идеей.

Она воплощение неприятностей, не более того! Та, кто задерживает меня, когда нужно спешить. Но как бы трудно ни было это признать, я уже давно так не наслаждался обществом женщины, как с ней. Когда я вообще был в последний раз в компании женщины? Я не могу вспомнить, но мы не будем тратить время на разговоры. Может, поэтому я и не практикуюсь. Месяцы, проведенные среди мужчин, не способствуют улучшению моих манер.

– Нет ли другого способа держать противника на расстоянии? – спрашивает она.

Мне требуется несколько ударов сердца, чтобы вернуться в настоящий момент.

– Ты, конечно, можешь использовать его в качестве оружия ближнего боя, но для этого нужно, чтобы твой противник подошел к тебе очень близко. Если у него есть оружие с большей дальностью, ты неизбежно проиграешь. Так что тебе лучше атаковать издалека.

Она вызывающе поджимает розовые губы – они выделяются на ее безупречно светлом лице, как и синие глаза.

– Самым лучшим, – добавляю я, – было бы, если бы ты больше не попадала в опасные ситуации. Женщины должны оставаться в безопасности дома.

Слишком поздно. Когда она так сужает глаза, я понимаю, что двигаюсь по опасной территории.

– Ты имеешь в виду, это была моя вина, что тот мерзкий тип пытался меня похитить?

Я склонен ответить утвердительно. Я презираю насилие в отношении женщин в любой форме, но какая-то темная часть меня понимает мотивы врага, по крайней мере немного. Эта темная часть хотела бы заполучить Давину только для себя, когда я впервые увидел ее. Но, в отличие от сброда из Земного королевства, я не собираюсь похищать ее.

– Нет, – говорю я наконец. – Тем не менее для такой юной девушки, как ты, было бы безопаснее быстро вернуться туда, откуда она пришла.

И снова, кажется, я сказал что-то не то, потому что ее сверкающие синие глаза стреляют в меня вспышками ледяного огня.

– Такие юные девушки, как я? – повторяет она подчеркнуто спокойным тоном.

Отдаленный раскат грома вторит кипящей в ней ярости, которую она едва может сдержать.

Я заставляю себя кивнуть.

– Тебе не хватает физической силы и способностей защитить себя. Твоя беззащитность – приглашение для подобного отребья, как земельцы.

– У меня, может, не хватает сил, – признает она. – Но возможно также, это не подходящее для меня оружие. – Она роняет в траву кинжал, который до сих пор крепко сжимала. – Возможно, ты просто самый паршивый учитель из всех, кого я встречала.

Я стараюсь пропустить последнюю издевку мимо ушей.

– Ты могла бы попробовать с луком и стрелами. Я знаю нескольких солдат, которые из-за своего телосложения никогда не смогли бы долго драться с мечом, но они настоящие мастера в обращении с луком и стрелами. Один может даже стрелять по целям во время езды. Но для этого…

– Для этого что?

Я почти улыбаюсь ее сердито-укоризненному выражению. Вспоминаю с удивлением, что прошло уже много лет, как я разучился улыбаться.

– Для этого тебе надо уметь ездить верхом без рук. А я даже не уверен, что ты одна можешь сидеть в седле.

Ярость в ее взгляде становится еще более угрожающей прежде, чем я заканчиваю говорить. Не сказав ни слова, она резко проходит мимо меня, так что я ощущаю ее аромат и свежий запах дождя и леса. Она набрасывает поводья на Элору, мирно пасущуюся под защитой крон.

Прежде чем я успеваю спросить, что она задумала, Давина запрыгивает на спину моей кобылы, без седла и уздечки, так, словно полжизни провела верхом. Слова застревают у меня в горле при виде этого.

Элора навостряет уши: верный признак, что она вот-вот начнет брыкаться. Как наездника она знает только меня и редко позволяет другим оседлать ее.

Я хочу крикнуть Давине, чтобы она немедленно слезла, если она не хочет сломать себе шею, но она уже подталкивает кобылу пятками. Лошадь делает шаг и проскакивает мимо меня. Давина приспосабливается к темпу и движениям Элоры уже через несколько метров и разводит руки, сидя на спине лошади, скачущей галопом. Только когда кобыла перескакивает через поваленное дерево, Давина одной рукой хватается за гриву и слегка наклоняется вперед. Не считая этого, она направляет Элору исключительно давлением бедер – техника, которую мне, к лучшему или худшему, пришлось выучить во время войны, так как в бою мои руки заняты. Потребовались месяцы, чтобы даже такая обученная лошадь, как Элора, знала, что ей делать, но с Давиной они очень быстро поняли друг друга.