Летнее убежище

Отправляясь на военную службу, Росс пообещал деду вернуться.

Дед отреагировал совсем не так, как он ожидал: отвел взгляд и сказал: «Твой отец тоже обещал вернуться». Чтобы дед сказал такое в минуту прощания! Но Росс понимал, что дед просто боится, что он тоже погибнет.

Он стал расхаживать по залу, чтобы успокоиться. В армии часто приходилось ждать, но он так и не привык к этому. Когда Росс объявил о своем решении служить своей стране, он понимал, что растравляет деду так и не зажившую душевную рану от потери Пирса. Но Росс считал себя обязанным пройти военную службу. И после долгих раздумий окончательно убедился в необходимости пойти по стопам своего отца.

Росс начинал взрослую жизнь избалованным парнем, не зная отказа в своих желаниях, не имея никакой цели. Ему все давалось легко – учеба, женщины, друзья – вероятно, слишком легко. После окончания колледжа он долго болтался без дела, не зная, куда приткнуться. Заводил короткие связи с женщинами, от скуки посещал летную школу. Но в конце концов решил заняться чем-нибудь серьезным. И в двадцать восемь лет появился в комиссии набора солдат. Члены комиссии удивились его возрасту, но применение ему нашли довольно легко – у него была лицензия на право пилотирования нескольких типов вертолетов, и он свободно говорил на трех языках. Только в армии он по-настоящему понял, что значит жизнь. Пилотирование вертолета в боевой зоне было делом опасным и трудным, и это вызывало в нем чувство удовлетворения. Но, откровенно говоря, он не мог сказать, что военная служба как-то приблизила его к отцу.

Наконец первую группу солдат повели к самолету. Еще через час автобус вернулся за оставшимися. Поднимаясь на транспортный самолет, Росс не спешил радоваться: предстояло еще погрузить черные ящики, вещмешки и большие спортивные сумки солдат. На это ушел еще час.

На борт поднялась молоденькая девушка – лейтенант морской службы – и уселась через проход напротив Росса. Она одарила его ослепительной улыбкой, затем взяла модный глянцевый журнал со статьями о косметике. Росс попытался читать «Роллинг стоунз», но мысли его бродили вдалеке.

Примерно через час полета девушка прижалась лицом к иллюминатору, загородившись от света в салоне ладошками.

– Мы уже за пределами Афганистана.

Было слишком темно, чтобы видеть землю, но в круглое оконце четко виднелась Большая Медведица. Дед много рассказывал Россу о звездах. Когда ему было лет шесть или семь, дед взял его в плавание по проливу Лонг-Айленд-Саунд. На легко скользящей яхте были только он и дед. Росс только что получил значок бойскаута младшей группы, и дед решил это отпраздновать. У буфетной стойки они пообедали роллами из лобстера, горячим жареным картофелем, который им подали в бумажных кульках, и шипучкой. Затем весь вечер, до самой темноты плавали по проливу.

– Это там рай? – спросил деда Росс, показывая на сияющую полосу Млечного Пути.

А дед обнял его за плечи, потом сжал ему руку и сказал:

– Рай здесь, сынок, в тебе.

На военно-воздушной базе Манас в Киргизстане, где холодный воздух был пропитан запахами трав, они приземлились для пересадки. Во время трехчасового ожидания багажа он безуспешно пытался дозвониться деду, матери или Айви, а потом пошел в столовую подкрепиться. Несмотря на полночный час, в зале было тесно и шумно. Со странным чувством Росс посматривал на плакаты, призванные поднять боевой дух солдат, объявления о благотворительных акциях, рекламы ознакомительных туров, приглашения посетить гольф-клуб, посетить салон спа-услуг – все это казалось ему таким же непривычным и забытым, как порция настоящего французского бренди. Хотя до армии, благодаря деду, он ни в чем себе не отказывал. Росс возвращался домой очерствевшим и ожесточенным тем, что видел и делал на войне. Но главное, он держал обещание, данное деду.

«Прошу тебя, дед, не умирай! Подлечись, как раненый солдат, и мы снова будем с тобой вместе радоваться жизни». На следующей пересадке в Баку ему захотелось сбежать с военного транспортного самолета и лететь дальше в качестве гражданского пассажира, но он подавил это желание и терпеливо ждал рейса в ирландский аэропорт Шэннон. Сейчас он никак не мог позволить себе сойти с тропы. Потому что дед, похоже, действительно выжил из ума, если отказался продолжать лечение и поехал к какому-то брату, о котором никогда не рассказывал.

За время службы Росс видел, как врачи вылечивают солдат, но то были раны от разрыва гранаты или от пули. А у деда – опухоль в мозгу. Росс все время вспоминал сцену, которую видел во время последней операции по эвакуации раненых. Мальчик, ласково поглаживающий раненного в руку старика и что-то напевающий ему на ухо в том жалком домишке, где они оказались запертыми, как в ловушке. Несмотря на то что война оставила этих мирных афганцев ни с чем, от них исходило какое-то безмятежное спокойствие. Он так и не узнал, что с ними стало; редко удавалось попасть в одно и то же место, к тому же это был его последний боевой вылет.

Однако ему очень хотелось бы знать, как они там.

Глава 3

– Что ж, – усмехнулся Джордж, пристегивая ремень безопасности. – Должен сказать, приключение было довольно интересным.

Стараясь овладеть собой, Клэр выехала на дорогу.

– Я тоже вполне обошлась бы и без него.

Она вела машину медленно и осторожно, как будто за ней продолжали следить.

А Джорджа, казалось, эта встреча с копом нисколько не смутила. Он вежливо подчеркнул, что находится в свободной стране и если кто-то из членов его семьи встревожен, это вовсе не значит, что он нарушил какие-то законы.

Офицер Толли подробно расспросил их, но, к огромному облегчению Клэр, его больше интересовала безопасность Джорджа. Спокойные, откровенные ответы старика помогли благополучному исходу этой встречи.

– Молодой человек, – заявил он, – хотя мне было бы очень приятно быть похищенным красивой женщиной, к сожалению, это не тот случай.

Клэр предъявила полицейскому выданную штатом лицензию и сертификат медицинской сестры, стараясь выглядеть спокойной и вежливой, обыкновенной женщиной. В этом она достаточно напрактиковалась.

Видимо, ее усилия не пропали даром, потому что в конце концов полицейский не нашел оснований для их задержания и даже пожелал им счастливого пути.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила она своего пациента, завидев впереди автозаправку. – Может, остановимся здесь?

– Нет, благодарю вас. Мы же почти у цели, не так ли?

Она указала на экран навигатора:

– Если верить ему, осталось всего 11,7 мили.

– В детстве, – сказал Джордж, – мы с родителями садились на вокзале Гранд-Сентрал на поезд и ехали до Авалона. Оттуда нас доставлял в лагерь «Киога» старенький дребезжащий автобус. – Он помолчал, затем вдруг сказал: – Извините меня.

– За что?

– За то, что начал рассказ с этих слов – в детстве. Боюсь, вам слишком часто придется это слышать.

– Вам вовсе не нужно извиняться. Все истории с чего-то начинаются.

– Это верно. Но моя история никому не интересна.

– Жизнь каждого человека по-своему интересна.

– Вы очень любезны. И я уверен, что ваша жизнь – не исключение. Буду рад услышать вашу историю.

Клэр молчала, внимательно следя за изгибами проселочной дороги, что вела их к Авалону, маленькому городку на берегу озера.

Какую Клэр показать этому доброму, обреченному старику? Блестящую студентку медицинского колледжа? Одинокую женщину, не имеющую ни своего угла, ни вещей, вынужденную часто менять место работы? Не разгадал ли он ее, не разглядел ли в ней неприкаянное существо, прячущееся за маской благополучия? Однажды одна ее пациентка все-таки заподозрила, что у нее «что-то не так».

Вот потому она и стала работать исключительно с безнадежно больными, целиком погруженными в свои переживания. Причина звучит мрачновато, но что поделаешь!

– Поверьте, я далеко не интересный человек, – постаралась она быть как можно убедительней.

– Не могу с вами согласиться. Например, ваша работа. Я нахожу очень интересным, что молодая женщина выбрала себе такую работу. Как это произошло?

На это у нее был готовый ответ:

– Просто мне всегда нравилось помогать людям, заботиться о них.

– Но об умирающих, Клэр? Должно быть, с ними бывает очень тяжело, не так ли?

– Потому обычно я и выбираю себе пациентов из старых богатых зануд, – с самым невозмутимым видом ответила она.

– Ха! Что ж, я это заслужил. И все равно, мне очень интересно. Вы женщина чрезвычайно красивая и молодая, а это наводит на мысли…

Клэр не хотела, чтобы он о ней думал. Она была очень замкнутой – не потому, что ей так нравилось, а потому, что ей надо было заботиться о своей безопасности. Вся ее нынешняя жизнь состояла из постоянной лжи и тайны, которую она никому не могла открыть. Те факты ее биографии, которыми она позволяла себе делиться, были незначительными и довольно обычными, вроде тех, о которых упоминают во время разговоров на коктейлях – хотя ее никогда не приглашали на коктейли. Ее истинная личность оставалась скрытой, и, наверное, это к лучшему. Кому интересно знать о бесконечных ночах, когда ее охватывали такое острое одиночество и пустота, будто ее выскребли изнутри? Кому интересно знать, как она тоскует по ласковому прикосновению чьей-то руки? Кто сможет понять, до чего же порой ей хочется сбросить и навсегда расстаться со своей маской?

В ранней юности она бесследно исчезла, что уберегло ее от смерти. Шло время, но опасность, что ее найдут, по-прежнему оставалась, вынуждая ее продолжать скрываться под чужим именем. И только много позднее она поняла, как тяжело отказаться от всего, что было твоим, тем более от самой себя.

– Давайте лучше поговорим о вас, – предложила она.

– Я никогда не мог устоять перед загадочной женщиной. И я открою вашу загадку, даже если это будет стоить мне жизни! – с шутливым пафосом заявил Джордж.

Клэр находила, что хорошее настроение полезно ее клиенту, даже в его обстоятельствах.

– Вы можете лучше использовать оставшееся вам время, Джордж, не стоит копаться в моем прошлом. Я бы предпочла послушать о вас. Так или иначе, это лето посвящено вам.

– И вам не кажется это тоскливым? Возиться со стариком и ждать, когда же он умрет?

– Если говорить серьезно, то будет гораздо лучше, если вы посвятите это лето своей жизни, а не смерти.

– Моя семья считает, что вы мне не подходите.

– Я поняла это, когда узнала, что они позвонили в полицию. Может быть, они правы. Посмотрим.

– До сих пор у нас с вами все идет прекрасно. – Он помолчал. – Не правда ли?

– Вы же меня только наняли. Мы провели вместе всего три дня.

– Да, но какие три дня! В том числе это долгая поездка. По тому, как человек ведет себя в машине, о нем многое можно сказать. А мы с вами явно ладим. – Снова пауза. – Вы молчите… Значит, не согласны со мной?

Клэр старалась, когда возможно, говорить правду. В ее жизни и так было слишком много лжи.

– Ну, – смущенно сказала она, – когда мы проезжали Покипси, вы пели.

– Во время поездки все поют. Это типично по-американски.

– Ладно, не обращайте внимания.

– Неужели я так плохо пел?

– Ужасно, Джордж!

– Черт! – Он перелистал несколько страниц в блокноте.

– Но это же далеко не всем дано!

– Да нет, я вовсе не сержусь за то, что вам не понравилось мое пение. Но вы заставили меня отказаться от одного из пунктов моего плана. Ага, вот он! Я хотел исполнить для моей семьи одну песню.

– Спойте обязательно!

– Зачем? Чтобы, услышав мое пение, они перестали сокрушаться о моей близкой смерти?

– Мне кажется, вам нужна небольшая поддержка в виде аккомпанемента и чтобы кто-нибудь пел вместе с вами. Тогда у вас отлично получится.

– А вы согласитесь?

– Нет, я вообще не пою. Но я найду человека, который вам поможет.

– Я как раз хотел попросить вас об этом.

Это очень просто, подумала она, достаточно найти кафе с караоке. И уговорить приехать сюда всю его семью… М-да, а вот это, наверное, будет уже не так легко.

– Судя по нашей встрече с дружелюбным офицером полиции, ваши родственники решительно мною недовольны, – заметила она.

Самой ей это было безразлично, она думала только о своем пациенте. Однако всегда лучше, если родственники одобрительно относится к нанятой медсестре, в противном случае они могут все осложнить. Все-таки хорошо, что у нее нет никаких родственных связей – в ее ситуации это было совершенно лишним.

Она часто пыталась себе представить, каково это иметь семью, – так тяжелобольной диабетик размышляет о пирожном. Надеяться на это она не могла, но ведь мечтать не запрещено! Иногда она тайком посещала семейные сборища – празднование окончания школы или колледжа, свадьбы на открытом воздухе, порой даже похороны – просто посмотреть, что значит – иметь родственников. Ее притягивали некрологи в газетах, особенно длинный перечень родных покойника. Этот интерес самой ей казался жалким, но ведь вреда она никому не причиняла.

– Просто они поспешили с выводами, ведь они вас еще не видели, – возразил Джордж.

– Просто вы слишком быстро все это устроили.

– А иначе они помешали бы мне. Сказали бы, что мы с вами не подходим друг другу, что мы с вами слишком разные.

– Чепуха! Вы – голубая кровь, а я – синий воротничок. Так что дело только в оттенке одного и того же цвета.

– Вот именно.

– Все мы одной расы, – добавила Клэр.

– Только я ближе к финишу.

– Мне казалось, мы решили думать о более позитивных вещах.

– Простите.

– Все будет хорошо, – заверила она.

– Но для одного из нас это кончится плохо.

– Тогда давайте не думать о конце.

Когда люди узнают о поставленном им страшном диагнозе, как правило, все они переживают сначала шок, потом возмущение, затем отказываются верить в диагноз и так далее. Все, кто работает в этой области медицины, знакомы с этими состояниями. Но на практике каждый пациент по-своему переходит из одной стадии в другую.

Многие пациенты держатся довольно мужественно, не веря в правильность диагноза или демонстрируя презрительное отношение к смерти. Но Джорджа, казалось, совершенно не угнетало его состояние. Клэр нравился его своеобразный юмор, хотя она понимала, что с его помощью он преодолевал жалость к себе, сознание своей обреченности, страх перед смертью. Со временем эти чувства могли полностью овладеть им, но могли до самого конца оставаться скрытыми в его душе. Задача Клэр как раз и заключалась в том, чтобы помочь ему пройти через все эти стадии.

Все ее предыдущие клиенты жили в городах, где она легко могла затеряться в толпах народа. Она впервые ехала в такой маленький городок, уединенный и старомодный, скорее похожий на иллюстрацию к историческому роману. Еще издали он напоминал какой-нибудь тематический парк – очаровательные лужайки с живописно разбросанными фермами и разноцветными коттеджами в окружении деревьев.

– Авалон, – прочитала она, проехав очередной плакат, на этот раз с хитроумным геральдическим гербом. – Интересно, его назвали по легенде о короле Артуре? – В подростковом возрасте она много читала, находя в книгах убежище от своих страхов и неуверенности. Одна из ее приемных матерей преподавала английский язык и приучила ее интересоваться историей, извлекать из нее поучительный опыт.

– Думаю, основатели деревушки имели в виду тот самый Авалон, куда Артур поехал умирать, – ответил Джордж.

– Это не совсем так. Авалоном назывался остров, где был выкован меч Экскалибур и куда был перенесен Артур, чтобы оправиться от ран, полученных в последнем сражении.

– А! Но разве он выздоровел?

Клэр искоса посмотрела на него:

– Еще нет.

Обычно, оказываясь в новом для нее месте, первым делом она старалась сориентироваться. Привычка заранее прикидывать путь побега стала ее второй натурой, ибо с подросткового возраста окружающий мир представлял для нее опасность. И Авалон не был исключением. Для большинства людей такое уютное местечко со старомодными домами и живописными окрестностями казалось картинкой из прошлого Америки. Обсаженные деревьями улицы, более похожие на бульвары, вели к прелестному центру города, где жители прогуливались по широким тротуарам, рассматривая витрины магазинов.

Для Клэр же эта милая деревушка была не менее опасной, чем край утеса. Достаточно сделать один неверный шаг – и она погибла. Она уже предчувствовала, что здесь ей будет трудно скрываться, особенно теперь, когда она познакомилась с представителем местной власти.

Она запоминала расположение станции железной дороги, главную площадь со множеством заманчивых магазинчиков и уютных ресторанов с полосатыми тентами. В центре большого парка расположилось красивое кирпичное здание – публичная библиотека Авалона. Вдали виднелось само озеро, спокойное и голубое, как на почтовой открытке.

Было уже далеко за полдень, и косые лучи солнца падали на деревушку, золотя крыши и удлиняя тени домов и прохожих. На фасадах украшенных резьбой старых каменных домов были указаны даты постройки: 1890, 1909, 1913. Афиша извещала о предстоящем первом матче местной бейсбольной команды «Хорнетс» со своим противником, перед которым будет устроено барбекю.

– Вы фанат бейсбола? – спросила Клэр.

– Да, и отчаянный! Одно из моих самых любимых воспоминаний – это как мы с отцом и братом ходили на стадион «Янки». В 1950 году на наших глазах «Янки» обыграли «Филадельфийцев» в чемпионате США. Йог Бера в той игре забил незабываемый хомер. – Глаза его заволоклись грустью. – Однажды мы видели, как Гарри Трумэн сделал первую подачу сезона. Насколько я помню, он умел подавать и левой и правой рукой. Я часто мечтал начать игру, но мне так и не выпало это счастье.

– А вы запишите это в свой список, Джордж. Кто знает, может, вам теперь повезет.

Они проезжали мимо отделения банка, протестантской церкви, бутиков одежды, спортивных товаров и книжного магазина под названием «Камелот-букс». Затем следовали магазин под названием «Лепестки Жужу» и новое здание с огромным баннером над входом, извещающим об открытии салона «Свадебные покупки Иоланда», на верхних этажах которого расположились офисы педиатра, дантиста, адвоката и директора похоронного бюро.

Удобно, подумала Клэр, все в шаговой доступности. Человек может здесь родиться и умереть, ни разу не выехав за пределы городка.

Но ей такая жизнь представлялась чем-то невероятным.

У перекрестка она остановила машину и смотрела, как улицу переходит темноволосый мальчик, ловко перебрасывая из руки в руку бейсбольный мяч. Из медицинского центра на углу вышла белокурая беременная женщина. Местные жители ничем не отличались от тех, кого ей приходилось видеть в других городах, – разного роста и возраста, старые и молодые, худые и толстые, веселые и озабоченные. Да, да, люди повсюду одинаковы, думала она. У каждого своя жизнь, они влюбляются, ссорятся, радуются и горюют, прибавляя к своей жизни год за годом. И жители Авалона были такими же, как все, просто они жили в очень красивом местечке.

– Ну, Джордж? Как вам все это нравится?

– Городок почти не изменился со времени моего последнего приезда. Я был уверен, что ничего здесь не узнаю. – В волнении он машинально сжал свой блокнот. – Думаю, я хотел бы умереть в Авалоне. Да, да, будет лучше, если это случится именно здесь.

– А когда вы в последний раз его видели? – спросила она, намеренно игнорируя его заявление.

– 24 августа 1955-го, – сразу ответил он. – Я уехал отсюда поездом в 4:40 и не думал, что увижу его снова только через пятьдесят пять лет.

Что же привело его в этот город спустя столько времени?

– Не могли бы вы остановиться вот здесь? – попросил ее Джордж. – Мне нужно зайти в эту кондитерскую. Я был здесь, когда приезжал в последний раз.

Она въехала на просторную стоянку. В хорошие дни Джордж передвигался довольно уверенно, и как раз сего дня он чувствовал себя хорошо. Однако они находились в новом месте, и Клэр решила его проводить, не желая испытывать судьбу.

На стене кондитерской и кафе «Скай-Ривер» была выведена от руки дата основания заведения: «1952». Погода стояла по-весеннему теплая, и тротуар был занят столиками под зонтами. Посетители явно наслаждались прохладительными напитками и старомодными на вид булочками.

Клэр обошла машину и открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья. Опыт научил ее, что главное в работе с пациентом – уважительное к нему отношение при соблюдении собственного достоинства.

Хотя они везли с собой кресло-каталку, Джордж предпочел воспользоваться тростью, обычной палкой с резиновым наконечником. Она помогла ему выйти, и они немного постояли, оглядываясь вокруг. Лицо его утратило обычное, слегка насмешливое выражение, и сейчас он казался Клэр каким-то робким и растерянным.

– Джордж? – озабоченно спросила она.

– Я… Я нормально выгляжу?

Она едва удержалась от улыбки, настолько ее тронуло его беспокойство. У всех есть свое уязвимое место!

– Я как раз подумала, что сегодня вы удивительно хорошо выглядите. И мне приятно сказать вам правду, а не притворяться.

– А вы стали бы притворяться, даже если бы я выглядел плохо?

– Ну, это зависит от ситуации. Мне приходилось успокаивать пациентов и говорить, что они выглядят хорошо, даже если это было не так.

– И они не догадывались, что вы их обманываете?

– Люди всегда видят то, что им хочется. К счастью, вам мне нет нужды лгать. Вы действительно производите хорошее впечатление, тем более при вашем росте, красивой внешности и в этой одежде спортивного стиля. Кстати, вам очень идет это кепи с козырьком. Вы вообще одеваетесь поразительно элегантно.

– Благодарю вас. Это у меня от отца, Паркхерста Беллами. Он всегда одевался как подобает джентльмену, даже если просто собирался пойти в булочную. Он отвез меня с братом в Лондон, где нам впервые сшили на заказ костюмы у Генри Пула, на Савил-Роу. Я по-прежнему заказываю одежду именно там.

– Что значит – на заказ?

– Это значит, с нас сняли мерки и сшили костюмы точно по фигуре. – Он поглядел на свое отражение в витрине. – Окажите мне услугу. Если я дойду до такого состояния, о котором говорят «в чем только душа держится», не раздумывайте и смело мне солгите.

– Договорились. – Она неуверенно помолчала. – Значит, вы думаете увидеть в булочной кого-нибудь из знакомых?

Джордж грустно улыбнулся:

– После стольких-то лет? Вряд ли. С другой стороны, никогда не лишне приготовиться даже к самому невероятному. – Он расправил плечи и сжал ручку трости. – Идемте? – Он галантно придержал для нее дверь.

У Клэр буквально слюнки потекли от аппетитного аромата свежеиспеченного хлеба, сдобных булочек, пирожных, фруктовых пирожков и фирменных колачей[1] – пышных сдобных булочек с джемом и сладким сыром.

Из двух небольших динамиков негромко лились гармоничные голоса «Индиго гёрлс», исполнявших под гитару одну из своих меланхоличных песен. Заведение было эклектично, но эффектно оформлено: на полу черно-белая плитка, уложенная в шахматном порядке, стены окрашены солнечной желтой краской. На одной стене висели часы в виде кошки: она водила глазами из стороны в сторону в такт маятнику, которым служил ее хвост. Рядом – доска с написанным от руки меню. На стенке за стойкой помещенные в рамки красовались долларовая купюра, лицензия и еще какие-то официальные документы. Боковую стену украшали поблекшие фотографии и вырезки из газет, в том числе статья почти шестидесятилетней давности, посвященная открытию кондитерской.

Джордж выделялся среди суетливых посетителей заведения своей броской внешностью и грустной задумчивостью; нетерпеливое волнение, время от времени прорывавшееся в нем во время поездки, улеглось. Он встал в небольшую очередь перед главной стойкой и, добравшись до нее, смело пренебрег режимом питания и заказал капучино, колач и мороженое с кленовым сиропом. Кроме того, взял навынос коробку булочек с солью и клубничный пирог.

Клэр ограничилась чашкой холодного чая со сладкой травкой стевией.

Они уселись за боковой столик, поверхность которого была застелена большим рекламным постером, изображающим идиллическую сценку у озера. Заказ принес официант в испачканном мукой переднике, с указанным на беджике именем Зак, с волосами необыкновенно светлыми, почти белыми, как у альбиноса. Они не были крашеными – Клэр так часто меняла цвет своих волос, что сразу это поняла.

– Приятного аппетита, – сказал он, накрывая на стол.

– Вы ничего себе не взяли. – Джордж выразительно посмотрел на ее чашку. – Как вы можете удержаться от того, чтобы не попробовать здешние кулинарные шедевры?

– О, поверьте, я бы с радостью отведала все эти аппетитные булочки, но не могу себе позволить такой роскоши. Я слишком легко набираю вес. Так что мне приходится следить за каждым кусочком.

– Поразительное самоотречение!

Она внутренне усмехнулась. Разве вся ее жизнь не состояла из сплошных запретов? Не могла же она сказать ему, что соблюдает диету не только ради внешнего вида, но, главное, потому, что для нее это был вопрос выживания. В детстве она пыталась заглушить свой дискомфорт едой и в результате здорово растолстела. Старшие классы запомнились ей как сплошной кошмар – над ней издевались, всячески дразнили, она сама понимала, что выглядит ужасно и что ее попечителям трудно найти семью, которая захотела бы взять ее на воспитание.