Давайте петь вместе

– Раз, два… Раз, два, три, четыре, – скомандовал Стас слегка гундосым голосом (почему-то мальчишке казалось, что так он звучит взрослее), и понеслось.

Белые пальцы Сашка погрузились в податливые, словно хлебная мякоть, клавиши синтезатора. Стас усердно пытался изобразить на своей акустической гитаре профессиональный бас, Влад, быстро перебирая юркими пальцами по грифу, выбивал безупречное (хотя руки и подрагивали немного) соло. Настя, жадно лаская похотливыми глазами в такт музыке колеблющееся тело Санечки, пребывала в полнейшем экстазе. Даже наряженная в бронежилет нечеловеческой непроницаемости и доблестного хладнокровия Дашутка на секунду забылась, заслушавшись и заглядевшись на молодых, увлечённых мужчин, и теперь роняла истлевший в томительном ожидании сигаретный пепел.

Больше всех пытался выпендриваться молоденький и пока ещё легкомысленный Стас; больше всех нервничал восприимчивый к критике Влад (почти все песни были написаны им), искренне получал удовольствие от собственного исполнения нескромный Сашок. Они все были порочно влюблены в то, что сейчас делали, а поэтому делали это красиво, азартно, оригинально и слаженно. Дивная, необычайно красочная и, может быть, даже сложная для восприятия мелодия чудесным образом переплеталась с простым, но весьма пикантным текстом. Впечатление после таких музыкальных экзекуций оставалось тоже весьма и весьма своеобразное. Все существо по непонятным причинам начинало вздрагивать, трепетать и ожидать чего-то неизвестного. Как говорится, глаза горят, руки чешутся, суставы сводит от бездействия, но мозг при этом не имеет ни одной достойной мысли: а как, собственно, действовать-то?

В первой же образовавшейся паузе одурманенная музыкальной гармонией Настенька восторженно захлопала в ладоши и с ореолом бесконечного обожания кинулась к своему Санечке, чтобы наградить его, доблестного музыканта, заслуженным поцелуем.

Бог вездесущий! Знала бы эта наивная темноглазая девочка, что над одной из только что исполненных песен её обожаемый Санечка корпел всю ночь. Всю оставшуюся после чумовой оргии ночь! Знала бы она, что эти дивные творения создаются после страстных любовных баталий и отдают перегаром бурных студенческих увеселений.

Но от этого суть дела не меняется. И неважно, при каких обстоятельствах рождаются гениальные произведения, раз уж они гениальные.

– Восхитительно! – не уставала восторгаться эмоционально взбодрившаяся Настенька. – Непередаваемо!

– Неплохо, – сдержанно согласилась Даша, – очень неплохо. У вашей маленькой «Нефертити» определённо есть будущее.

– Ещё бы! – воскликнул белокурый Сашок, вспыхнув огнём непомерного тщеславия. – За нами о-го-го какое будущее! – его рука с пролетарским воодушевлением великого вождя напутственно взметнулась вверх.

Настя счастливо заулыбалась, бархатным взглядом обласкав его довольное лицо, и поцеловала в крепкую шею.

– Предлагаю продолжить, – скромно откашлявшись, сказал Воинов-младший. – Вы ещё самого интересного не слышали.

И это было, без преувеличения, верно. Самое интересное, конечно, впереди, но вы, к вашему несчастью, милые очаровательные девочки, залпов салюта и истошных истерических воплей в честь возродившейся богини не услышите, а поэтому внимательно слушайте сейчас, проникайтесь духом власти дивного Танатоса3, сладостной и притягательной смерти, нравственно-моральной деградации. Маленькая Неферия пока ещё пьёт из живого, неосквернённого источника, питается чистой безгрешной душой, но не свежая вода способна насытить её, она – маленькая гнусная хищница. Кровь! Кровь! Алая, дивная, тёплая, вязкая, трепещущая, густая, цельная кровь… Немного крови в этом винегрете отсортированных творческих порывов не помешало бы.

Разгорячённая и слегка опьянённая долгожданным успехом троица в более свободной манере (мальчики успокоились, убедились, что не ударили в грязь лицом) исполнила ещё несколько своих коронных песен.

– Эх, барабанщика бы нам, – посетовал Сашок во время очередного перекура, после чего вновь встал за синтезатор.

Сегодня братья Воиновы и голубоглазый Аполлон играли на износ, играли, как в последний раз, с непередаваемым азартом и обезумившим остервенением. Чувствовалась в их фанатичной игре какая-то надсадность, острота, царственность, будто не в гараже среди окурков стояли, а находились по меньшей мере в огромном зале «Олимпийского» (мечты, мечты!), набитом до отказа голодной толпой.

Строгое лицо Влада, а также шея и спина к концу показательного выступления покрылись бисерными капельками пота; от чрезмерных стараний голос Сашка совершенно охрип, а маленький Стасик чуть ли не в кровь разодрал себе пальцы. Опыта маловато, сказал бы на это Влад, если бы увидел, но к счастью он был занят собственными руками и мыслями о музыке, так что ничего не заметил. Но опыта действительно было маловато, и не только у Стаса. Неоперившиеся музыканты не могли должным образом рассчитать свои силы и, разогревшись к третьей песне, они едва не сгорели к шестой. Ну да ладно, это всё поправимо, это всё дело техники, дело опыта и постоянной практики. Главное, что в них сосредоточен колоссальный потенциал, неукротимый заряд, а ещё у них есть хороший архив сырых, но весьма перспективных и поддающихся усовершенствованию музыкальных эскизов. Каркас для великого будущего «Нефертити».

Влад с видимым облегчением снял с плеча гитару и, изнемождённый, но чертовски довольный собой, рухнул в угловое кресло, окатив ютившуюся на краешке подлокотника Дашу горьковато-сладким мускусом своего тела. Его рука, тяжёлая, пылающая, налитая пульсирующей кровью, дотянулась до пачки с сигаретами. Даша услужливо поднесла зажигалку и щелчком выпустила огонек. Влад закурил и с невиданным блаженством откинулся на бархатистую спинку кресла.

Одурманенный красотой собственного исполнения Нарцисс-Сашок на дрожащих ногах (странно только, почему так дрожат ноги, когда играл он исключительно руками) подошёл к стулу, на котором сидела Настенька. Девушка предупредительно подскочила, позволяя возлюбленному приземлиться, после чего плюхнулась к нему на колени. Хитроумный Стас, всё это время преспокойно восседавший на облезлой табуретке (играть в сидячем положении ему частенько приходилось из-за тесноты помещения и дрожи в застенчивых ногах), с деланным беспокойством обратился к друзьям:

– Что-то вы, ребятки, так быстро выдохлись? – лучезарное ехидство лукавым светом окрасило его красивое востроносое лицо.

– Нет, ну ты только посмотри на этого засранца! – беззлобно сказал Сашок, обращаясь непосредственно к своей смугляночке и ласково целуя её в ухо.

Стас коварно хихикнул и, предварительно окинув брата осторожно-испытывающим взглядом, потянулся за сигаретами. Влад сделал вид, что его поползновений не заметил; Стас, уловив равнодушие во взгляде старшего брата, со вздохом облегчения засунул желанную сигарету в рот.

Даша поднялась с мягкого зелёного валика и приоткрыла дверь гаража: одной только вытяжки уже не хватало, чтобы переработать весь табачный угар. Вернувшись на место, девушка положила руку на спинку кресла и, словно невзначай, обвила влажную и горячую шею Влада. Он с благоразумной прохладностью осязал кожей её осторожное, воровато-кроткое прикосновение, чувствовал робкое движение большого пальца вдоль шеи, нежно исследующего завитки закрутившихся волос. Блаженная истома, охватившая его тело, внезапно прервалась, когда Дашенька тихо и с ноткой печального сожаления (надо же!) пролепетала:

– Мне уже пора.

– Подожди, ну подожди ещё, – тут же захныкала Настенька, надув свои прехорошенькие розовые губки.

– Чудесно здесь, кончено, но я больше не могу задерживаться. Ты со мной?

Настя обвила своего Санечку смуглыми руками и голосом огорченного ребёнка спросила:

– А можно, я ещё здесь побуду? – она с надеждой посмотрела на Аполлона.

Тот снисходительно кивнул в знак согласия.

– Я тебя провожу, Даш, – Влад спешно потушил окурок в банке и обратился к брату и Сашке: – Я скоро.

– Можешь не торопиться, – крикнул вслед ему Сашка.

Влад по-детски задорно показал ему язык, и, закинув на плечо небрежно скинутую на коробку от синтезатора куртку, повёл Дашу на улицу.

– Тебе в самом деле понравилось? – он подставил ей свой локоть в качестве опоры.

– В самом деле, – ласково ответила она, бережно беря его под руку. – Очень искренне, очень проникновенно, у меня даже мурашки по телу побежали, – призналась она, смущённо улыбнувшись.

– Не представляешь, как это приятно слышать, – тихо сказал он, пряча от неё глаза.

Её маленькая ручка, целомудренно на его локте, пробуждала в Воинове нервозное волнение, смятение и лёгкий озноб внутри: от пульсирующего горла до замирающего желудка. Всё его существо трепетало от осознания того, что эта маленькая нимфа сейчас спокойно идёт рядом, идёт опасно близко, улыбается и смущается, и все прохожие, естественно, полагают, что им навстречу идёт влюблённая пара: парень и девушка, жених и невеста, муж и жена… Шальная мысль парализовала его возбуждённое сознание. Зубы в испуге клацнули, и сердце тревожно забилось, словно уличённое в каком-то грешке.

«Чёрт возьми, – обескуражено подумал Влад. – Я как будто бы влюбился, я как будто бы связь с миром потерял и в этой странной девушке ни одного недостатка не вижу. А ведь она несовершенна, в ней полно изъянов, комплексов и противоречий. Но как она божественна в этом несовершенстве!»

С этими волнующими мыслями он довел её до дома. Влад юркнул в подъезд вместе с Дашей и тут же, схватив её за руку, отрезал все ходы к предполагаемому отступлению.

– Глупо всё получилось, да? Всё глупо? – спросил Влад с дурацкой улыбкой.

Даша осторожно кивнула (бог вездесущий, она всегда такая осторожная!) и тоже улыбнулась в ответ.

– Может, ты всё-таки дашь мне свой телефон? – он обольстительно-лукаво прищурил левый глаз.

– Тебе нечем записать, – кокетливая улыбка приятно преобразила её бледное лицо.

– Я запомню.

– Уверен?

– Уверен!

– Ну, только если так, – она с видимой неохотой и с затаённым ликованием в глубине души продиктовала ему свой номер.

«Ну всё, – с триумфом подумал Влад, повторив несколько раз про себя незамысловатый набор цифр. – Теперь она уже никуда от меня не денется, эта изворотливая девчонка».

Увидев в её изумрудных глазах краеугольный осколок недоверия вкупе с насмешкой, он поспешно сказал:

– Я тебе позвоню.

– Не обещай того, чего сделать не в состоянии, – очаровательное показное безразличие (и зачем она его так часто демонстрирует!).

– Я же говорю – позвоню, – тихий проникновенный голос.

– Не позвонишь, – маленькая дерзкая ведьмочка практически сдалась и спрятала подальше свои ядовитые шипы.

– Провокаторша, – улыбнулся Влад, сократив дистанцию между собой и Дарьей до минимума. – Ты же специально это говоришь.

– Специально, – неожиданно легко согласилась Даша. Глаза её моментально затуманились и захмелели. Губы трепетно вздрогнули и, словно устав разыгрывать из себя неприступную добродетель, слегка приоткрылись.

Влад приближался к её грешным губам мучительно долго, испытующе медленно, давая своей жертве возможность вырваться, ускользнуть, избежать соблазна.

Даша была сейчас безмолвно податлива и досягаема. Железная броня пала с её хрупких плеч, выпустив на волю истинную, маленькую, светлую, добрую и нежную Дашеньку. Влад прижался к её губам, её руки мягко легли ему на пояс и прижали к себе. Его ладонь жадно погрузилась в её маревые, пропитанные крепким табачным смрадом волосы, и с нетерпением сжала их. Длинные пальцы девушки проскользнули в петли для ремня на его джинсах и с голодным остервенением в них вцепились.

Губы призывно разжались, тёплое дыхание скользнуло по щеке; её глаза улыбнулись его глазам.

Неожиданно на верхнем этаже хлопнула дверь. Дарья оттолкнула Влада от себя, сделала шаг назад, превратившись в добропорядочную скромницу.

– Спасибо, что проводил, – быстро проговорила Даша как ни в чём не бывало. – До встречи.

– Я позвоню, – Влад отступил к двери с нескрываемой улыбкой победителя.

– Пока, – снисходительно усмехнулась Дарья, решив не рассеивать его надежд на скорую победу без боя. Пусть порадуется, пусть потешится. Чёрт возьми, тешить этих самоуверенных мужчин иногда бывает так приятно!

Глава девятая

Чудесное апрельское утро. На улице несдержанно тепло, пахнет пыльным летом, и липкие листочки на деревьях пытаются распуститься вовсю.

Дашенька вертелась перед зеркалом в коротенькой юбочке-шотландке (любимая мама смастерила собственными руками), притоптывая ножками в чёрном капроне и полусапожках на частой шнуровке.

– Ты неподражаема, – поделилась своим впечатлением Настенька, игриво подмигнув подруге в зеркальном отражении, после чего непоседливая, взбалмошная кокетка с привычной простотой плюхнулась на диван и грациозно закинула ногу на ногу.

– Ты думаешь, мне идёт? – с превеликим сомнением на хмуром личике спросила Дарья.

– Просто прелесть! – Настенька собрала пальцы в щепотку, поднесла к губам и сладко причмокнула на кавказский манер. – У меня даже слов нет! И ножки у тебя такие аппетитные! Влад будет в восторге!

– Прекрати! – неожиданно смутилась Даша и попыталась изобразить возмущение. – Какое мне дело до того, понравится ему или нет! Главное, чтобы мне нравилось! – она горделиво приосанилась, задрав кверху свой изящный, в россыпи золотистых веснушек, носик.

– Ну да, ну да, – пробормотала с деланным безразличием бдительная Настёна. – До него тебе совершенно нет никакого дела, и с ним ты просто пытаешься убить излишек времени. И, разумеется, – она приложила маленькую ручку к пышной груди, – если вдруг ты увидишь его на улице в сопровождении какой-нибудь прелестной девочки, ты, конечно же, ты не заревнуешь и с доброй дружеской улыбкой его поприветствуешь, – Настя с равнодушным видом принялась разглядывать свои кроваво-красные ноготки, исподтишка наблюдая за реакцией подруги.

Реакция последовала незамедлительно. Дашутка вспыхнула бенгальским огнём, посмотрела на своё пылающее лицо в зеркальной поверхности и, застыдившись, покраснела ещё больше.

– Ну, что с тобой такое? – ласково спросила Настенька, окинув подругу заботливым, по-матерински участливым взглядом. – Почему ты засмущалась, почему нахмурилась? Разве я сказала что-то не то?

Даша накрыла пылающие щёки прохладными руками и, слегка пошаркивая обутыми ногами, прошлась по комнате к дивану. Осторожно опустившись на него, она мрачно поинтересовалась:

– Как ты считаешь, у нас с ним что-нибудь получится?

– Смотря, что ты под этим подразумеваешь, – рассудительно ответила Настёна, глазами, полными дружеского участия, воззрившись на Дарью.

– Я хочу влюбить его в себя.

– Интересно, как ты собираешься это сделать, если вы ещё даже по-настоящему не целовались.

О неудачном поцелуе, внезапно оборвавшемся от неожиданного грохота, Настеньке уже было доложено со всеми животрепещущими подробностями. Настя ликовала. Дело, похоже, сдвигалось с мёртвой точки и начинало попахивать сентиментальным романом. Интуиция подсказывала Настеньке, что её благонравная подруга запуталась в липкой, ловко расставленной паутине Влада-охотника, и теперь бедняжка мечется, силится вырваться, но вместо этого ещё больше в его мягкой шёлковой нити путается.

Настенька погладила её, задумчивую и удручённую, по светлым дымчатым волосам и тут же, спохватившись, посмотрела на настенные часы.

– Надо торопиться. Мы опаздываем. Наши кавалеры, наверное, уже заждались.

Дарья вяло кивнула в знак согласия и нехотя поднялась. Девушки набросили на себя лёгкие курточки, подхватили сумки и двинулись в путь. Добравшись до назначенного места, подруги растерянно переглянулись: ни Влада, ни Сашки не было. Их привычный дворик для свиданий был хладнокровно безлюден и мёртв. Настенька осмотрелась по сторонам и с досадой притопнула.

– Что за ерунда такая! – в сердцах воскликнула она. – Опоздали всего-то на двадцать минут! Неужели эти отморозки решили нас кинуть?

– А может, они дурачатся? – неуверенно предположила Дарья, внутреннее ощущая себя безмерно несчастной, обиженной и обсмеянной. – Может, они решили отомстить нам за наши предыдущие опоздания и теперь прячутся где-нибудь за углом дома, исподтишка наблюдают, довольно посмеиваются?

– Глупая забава, – сердито заметила Настя. – Но если ты окажешься права, и эти два охламона на самом деле над нами потешаются… – Настенька потрясла в воздухе грозным кулачком. – Крылышки я им немножко пообламываю, – завершила она своё эмоциональное обещание, зловеще сверкнув пылающими глазами в неизвестность.

Вспыльчивая Настя неотвратимо закипала, рассеянная Даша суетливо беспокоилась. Однако же ей хватило ума принять мудрое решение (на это милая ведьмочка всегда была готова – принимать рациональные и благоразумные решения) и предложила устроить нервно-успокоительный перекур.

Настенька тихонько и беззлобно материлась (сквернословить дивная Цирцея умела залихватски); чертыхнувшись в последний раз (контрольный), она приняла предложение подруги и жестом увлекла её со двора в мрачное, захламлённое придворовое захолустье. Спрятавшись от посторонних глаз, девушки закопошились в своих сумках, но не успели они достать сигареты, как до их ушей долетели бессвязные восклицания нецензурного характера, и в хрипловатом мужском хоре, девушки сумели различить знакомый баритон и не менее знакомый тенор.

– Влад! – тихим испуганным шепотом сказала Дарья, застывая и прислушиваясь.

– Санечка! – почти одновременно с подругой воскликнула Настя и тоже отчего-то испугалась.

Моментально забыв обо всём на свете, любопытные студенточки, осторожно крадучись, усиленно напрягая свой слух, пошли на звук загадочной брани.

Долго идти не пришлось. Картина вопиющей вседозволенности, локального Армагеддона и одновременно Судного дня предстала перед их изумлёнными глазами буквально через десять метров мусора и призаборных благовоний. В адской куче, резво копошащейся среди этих жилищно-бытовых отходов, девушки не без труда сумели узнать своих богоподобных музыкантов. Вонь, кровь, смрад, матерщина, угрозы и звуки глухих ударов; девушки в истерическом припадке, шок и паралич одновременно. Руки Настеньки сжались в маленькие бойкие кулачки, и дух воинственной амазонки воспылал в её трепетных недрах. Даша ощутила лёгкое головокружение и привкус крови во рту. Захотелось прилечь и прикинуться спящей.

Нагромождение живых взбелененных мужских тел было поглощено процессом мордобития и поэтому неслучайных свидетельниц своих бесчинств не замечало. «Чужих» было шестеро, судя по количеству незнакомых спин. «Свои» им заметно и решительно уступали, но не сдавались и стойко подставляли свои чудесные крепкие тела под неистовый массаж шести пар не менее крепких рук.

Дашенька уже, было, собралась падать в обморок, когда боевой клич ретивой амазонки пронзил колыхающийся воздух.

– А-а! – завопила Настя и, размахивая миниатюрной сумочкой, понеслась отбивать у врагов своего ненаглядного Санечку.

Дарья машинально бросилась вслед за подругой, не задумываясь о том, что и они с Настеной свободно могут получить по морде (пардон, здесь речь идет, конечно же, о нежных девичьих личиках).

Знали бы эти наивные доверчивые дурочки из-за чего (а точнее из-за кого) весь этот сыр-бор. Знали бы они, в чём причина агрессии хулиганов, сами бы помогли им разделаться с порочными музыкантами и ещё больше раздавить их в этой помоечной дряни. История была до банального смешна и прозаична, своими корнями уходила в недалёкое прошлое и была постыдно связана с шустрыми и шельмоватыми сестричками-близняшками. К этой повести они не имеют никакого отношения, и дальнейшая жизнь главных героев этой истории никогда больше с этими маленькими гарпиями не пересекалась. И всё-таки расскажу кое-что о них, раз уж представился такой случай.

Обворожительная Элеонора, славная дурочка, недалёкая, но изворотливая бестия, и её однояйцовая сестрица Эльвира, дотошная, прилипчивая, хитроватая гарпия, в первый же день знакомства с полубогами– полудьяволами Сашком и Владом прочно поделили их между собой и приписали к своей неотчуждаемой собственности. Хитроумная ласковая Норочка немедленно запустила свои ядовитые иглы в Сашка. Будучи нетребовательной, покладистой дьяволицей, она вошла в его жизненный обиход и прочно там засела (чего уж тут греха таить, любвеобильный Александр не собирался портить с ней отношения и рассчитывал попридержать лучезарную кокотку в качестве запасного и весьма гостеприимного аэродрома). Пробивная Элечка тяжёлых и путаных путей не любила и давила на Влада всеми своими неуравновешенными порывами и сластолюбием (её фирменные методы уже были описаны ранее). Дав маленькой востроносой хищнице отворот-поворот, Влад автоматически обрёк себя на месть. Девочка нашла себе нового любовника и поведала ему некую таинственную историю о любовнике предыдущем. Суть этой истории неясна, да и несущественна, главное, что Элечка достигла своей цели – подняла нынешнего хахаля против его предшественника. С молчаливого согласия сестры упомянула и Сашка, которому тоже не мешало бы задать по первое число. Манёвр удался, бунт был поднят.

Настенька лихо орудовала сумочкой и ногой целилась в чей-нибудь вражеский пах. Боевая команда антихристов на долю секунды растерялась и оторопела, позволив отдышаться проигрывающей стороне. Настя с боевым кличем набросилась на одного из верзил, направившего свой волосатый кулак в сторону поднимающегося на ноги Сашки, и изо всей силы ударила его сумочкой по обозлённому лицу, за что тут же была схвачена и едва не растерзана двумя его бдительными сотоварищами.

– Ах вы, ублюдки! – пыталась вырваться разъяренная Настя. – Нечисть позорная!

– Владик, – жалко всхлипнула Дашутка, наклоняясь к вяло барахтающемуся музыканту.

Отчаяние охватило её субтильную героическую душу, когда она увидела заплывшее и окровавленное, испачканное серой пылью лицо черноокого идола. Слёзы обожгли края её дрожащих век, и она с опрометчивой безрассудностью кинулась в скопище изуверов-мстителей. Её ревностный порыв был успешно осаждён грубой пощечиной. Звук звонкого взрывного шлепка по её лицу стал финальным аккордом бесовской песни. Влад конвульсивно вздрогнул. Он угрожающе быстро поднялся на ноги, но слабо пошатнулся и едва устоял.

– Дашка, – в сумерках собственного забытья его голос казался ему далёким и чужим. Голова нестерпимо гудела, по извилистым линиям мозга грохотали товарные поезда.

– Шустрые бабёнки, – скабрезно заметил один из изуверов, криво усмехнувшись.

– Ладно, мужики, хрен с вами, – примирительно поднял ладони вверх Сашка, выражая своё отступление. – Только девчонок не трогайте.

В принципе Сашок мог бы этого и не говорить. В планы беснующихся мстителей калечить случайных свидетелей (а уж тем более прехорошеньких свидетельниц) не входило. Они отступили. Отступили на удивление тихо и безоговорочно.

– Чудики, – рассмеялся хищным клокочущим смехом русоволосый оборотень-мститель (видимо, он и был тем очередным подкаблучником Эльвиры). – Ей-богу, чудики, – повторил он, пятясь назад и увлекая за собой шумно пыхтящую, распалённую шоблу.

– Мрази поганые! – вслед им погрозила кулаком Настя и тут же, потеряв к чужакам всяческий интерес, бросилась к Сашке. – Санечка, золотце, тебе больно?

– Нет, приятно, – огрызнулся Сашка, злостно стряхивая с себя прилипший мусор. – Я мазохист.

Настя пропустила сарказм ненаглядного мимо ушей и заключила Сашку в материнские объятия.

– Зря вы пошли сюда, – Сашка осторожно высвободился из её непомерно крепких рук. – Мы бы и сами разобрались, уж не позорили бы нас. Только нервы нам потрепали! За вас же, баламуток, испугались!

«Нервов! – восторженно повторила про себя опьянённая любовью Настенька. – Кучу драгоценных нервов он потратил, беспокоясь обо мне! Рыцарь, герой! Это всенепременно любовь тормошит его царские жилы!»

Тем временем близорукая от собственных слёз Дашенька подбежала к своему черноволосому идолу.

– С тобой всё хорошо? – бестолково суетилась она, вглядываясь в его мутные глаза. – Болит? Где болит? Нужно приложить холодное! Нужно что-нибудь сделать! – отчаянно воскликнула она, осторожно трогая его чёрный, пропахший мусором и пряной кровью свитер. – Боже мой, что с твоим лицом! Они изуродовали твоё лицо! Сволочи!

– Даша, – тихонько позвал он её, хмурясь и неприятно ёжась от ломящей боли.

– Это возмутительно! Нужно немедленно обратиться в милицию!

– Даша, – в очередной раз сказал он, и девушка, наконец, очнулась от своего истерического полузабытья.

Она замолчала и внимательно посмотрела на него. Не прошло и секунды, как она бросилась ему на шею и с жадностью принялась целовать его пропитанные липкой кровью губы. Влад застыл от неожиданности, отдав своё измученное безвольное тело в распоряжение маленьких ласковых ручек. Пересытившись его кровью, Даша отстранилась от Влада, ещё раз оглядела его, жалкого и распятого на кресте бесчеловечного варварства, и, жалобно икнув, разрыдалась.