Варвара сочувственно улыбнулась, встретив тревожный взгляд Обидиной, левой рукой поправила полы своего жёлтого шёлкового платья и добавила почти шёпотом:

– Ты знаешь, на что бывают способны мужчины, когда преследуют свои цели? Лично я не исключаю, что Алексей, находясь там, в командировке, вообще раздумал на тебе жениться! И всё это соблазнение тебя стриптизёром сам же и подстроил, чтобы был железный повод с тобою расстаться и уйти к другой. Ты действительно думаешь, что мужчины не способны на подлость?

– Нет, Варвара, мне кажется, что в своих догадках ты заходишь уже чересчур далеко! – недоверчиво ответила Анна. – Можно, конечно, всё что угодно предположить, но, на мой взгляд, всё гораздо проще. Я потеряла контроль над собой, оскорбила его лучшие чувства и сейчас пожинаю горькие плоды одиночества.

– Ты просто слишком ещё наивна, моя милая Аня! – воскликнула Желткова. – И пока ещё излишне склонна доверять людям. А вот повидала бы ты то, что довелось видеть мне, ты бы относилась ко всему этому совершенно иначе! Ну, предположим, он всего этого не подстраивал. Да, ты ему изменила. Но неужели этот единственный неприятный инцидент между вами способен был моментально перечеркнуть все те чувства, в которых он тебе на протяжении года с лишним каждый божий день клялся?

Обидина не ответила ничего. Ей тоже не раз доводилось об этом размышлять. Временами она пыталась убедить себя, что физическая измена не способна затушить огонь высокой человеческой любви, и в такие моменты начинала злиться на Алексея. Но потом чувство вины вновь брало верх, и Обидина снова впадала в уныние.

Стоит добавить, что ещё с подросткового возраста, когда Анне доводилось наблюдать за отношениями полов только со стороны, она уже начинала таить обиду на мужской пол. Её возмущало то, что измена мужчины женщине осуждалась обществом не так строго (и не такими бранными словами), как vice versa. Когда Обидина думала об этом, она невольно ставила женский пол выше мужского в своих глазах. В её душе словно происходила борьба, целью которой было устранить эту вопиющую несправедливость, этот ущемляющий женщин социальный предрассудок.

Сейчас же, слушая излияния Варвары о том, какие мужчины подлые и несправедливые по отношению к женщинам, Анне на время становилось легче. И всё же порою Обидиной казалось, что этот поток утешений, изливаемый её собеседницей, слишком пристрастен и лишь мешает ей разобраться в самой себе, в своих чувствах. Что-то подсказывало ей, что причина её любовных неудач кроется также и в ней самой.

– А вот на него посмотри, – допив стакан с брусничным компотом, вполголоса сказала Желткова. – Меняет женщин, как перчатки. Больше двух раз с одной девушкой его не видела.

Анна обернулась через плечо и увидела Дмитрия Формовщикова, платившего на кассе за свои излюбленные куриные грудки с рисом. Молодой человек внимательно пересчитывал выданную буфетчицей сдачу, после чего бросил беглый взгляд на обсуждавших его девушек и неторопливо направился в сторону лестницы.

«Помыслите о том, что есть опасность? Так называемая опасность есть не что иное, как страх за текущее состояние наше. Если же знаем, что каждое состояние творится сознанием, которое неотъемлемо, то страха телесного быть не может. Опасность, о которой так принято предупреждать, растворится сознанием. Потому рост сознания есть самое существенное основание для движения вперёд».

Агни Йога. Шлока 406 [1, с. 276].

* * *

Девяносто дней спустя

И мы пошли ещё ниже… А я ещё ниже пал. Я вспоминаю, как мои новые сожители, держа цепи, в которые ты была закована, словно поводки, привели тебя на третий этаж. Здесь я ощутил злобу. Я злился на тебя за то, что ты решила оставить меня; за то, что ты отвергла меня, как своего господина. В те дни я считал, что ты должна принадлежать мне навечно. И когда ты вновь взмолилась о пощаде, твои слёзы уже не тронули меня. Я продолжал падать вниз, увлекая за собою и тебя. Но, должен признаться, здесь мне впервые стало страшно: когда я подумал, что однажды могу потерять тебя навсегда.

* * *

Настоящее время

Денис Страхов занимал номер на третьем этаже гостиницы. Ему было двадцать семь лет, он работал агентом по страхованию и работал весьма успешно не только из-за созвучной с профессией фамилии. Когда он «завербовывал» очередного клиента, он брал своё не только и не столько тем, что хорошо рекламировал «преимущества» именно своей страховой компании, но ещё и тем, что действительно умел убедить своего клиента, что что-нибудь плохое непременно может произойти. И умел он это не благодаря отменной актёрской игре, знанию человеческой психологии либо какому-то незаурядному умению убеждать. Страхов действительно верил, что что-нибудь плохое обязательно может произойти.

Не сказать, чтобы у Дениса было какое-то тяжёлое, полное лишений и горестей детство; не сказать также, что «жизнь помотала его», когда он повзрослел. Вполне себе спокойная жизнь в окружении любящих родителей, у которых он был единственным ребёнком, успешная учёба в школе и в вузе на механико-математическом факультете, достойный заработок на уже упомянутой работе. Ощущал он некоторую грусть, когда ради работы в недавно открытом филиале страховой переезжал в город Ц., что лишало его возможности каждую неделю видеть своих родителей. Мобильная связь лишь немного подслащала горькую пилюлю разлуки. Девушки у Дениса последние полгода не было, и пока что это не доставляло ему какого-либо психологического дискомфорта. Его Страхову год за годом доставляли совершенно другие вещи.

Денис рос миролюбивым ребёнком, пусть и достаточно гордым. При этом его всегда ранило воинственное отношение людей друг к другу. В школьные годы, испытывая жгучую ненависть и отвращение, он не раз наблюдал, как уличная шпана отбирала у малышей данные им родителями на обед деньги. В такие минуты в Страхове боролись возмущение перед ужасной несправедливостью и боязнь пострадать самому, если он рискнёт прийти на помощь слабым. Уже после, не сумев в очередной (пятый) раз переступить через инстинктивный страх, Денис подолгу укорял себя за проявленное малодушие.

И вот однажды, ещё толком не умея драться, он всё же вступился за мальчишку, у которого четверо гопников отбирали телефон и деньги. Денис с отчаянием полез защищать перепуганного третьеклассника. Деньги и телефон в итоге отошли гопникам, паренёк в слезах сбежал, а семиклассник Страхов получил тяжёлое сотрясение мозга. По выздоровлении данный инцидент побудил Дениса серьёзно заняться единоборствами, и он отправился в секцию бокса. Получив за несколько лет усердных занятий ещё одно лёгкое сотрясение, Страхов в итоге добился значительных успехов и ему было присвоено звание кандидата в мастера спорта. Из-за среднего роста, достаточно скромных, пусть и с развитой мускулатурой, габаритов и доброго выражения лица на вид он не производил впечатления грозного противника. Однако умение за себя постоять, безусловно, вышло на качественно иной уровень, и последние несколько лет Денис не знал поражений в боях. Из тех редких уличных драк, в которых его вынуждали принимать участие, он теперь неизменно выходил победителем. При этом всего однажды ему пришлось драться одновременно с двумя оппонентами. В том конкретном случае Денис нокаутировал обоих агрессоров своим коронным правым кроссом. Со временем желающих вызвать Страхова на честный бой в его районе попросту не осталось.

И всё же ни приобретённые навыки боя, ни репутация опасного соперника не смогли избавить Дениса от парализующего чувства страха, которое болезненно сжимало область его диафрагмы, когда ему приходилось думать об опасности для собственной жизни. Когда Страхов узнал, что в соседнем районе пара отморозков зарезала тренера по тайскому боксу, в его уме поселились навязчивые мысли, что от подобной участи не застрахован и он. Тогда Денис нелегально приобрёл боевой нож и некоторое время чувствовал себя в безопасности. Через три месяца из травматического пистолета был насмерть застрелен чемпион Европы по дзюдо. Через три дня аналогичным оружием располагал в своём арсенале Денис Страхов.

Переехав в город Ц., имевший репутацию достаточно мирного места, некоторое время Денис не находил особых поводов для беспокойства. Гостиница ему поначалу очень понравилась; разумеется, не могли не понравиться и расценки. Дмитрий Формовщиков, который объективно был бойцом более высокого уровня, чем Страхов, по причине своего уравновешенного характера опаски у последнего не вызывал. Более того, они даже сдружились и могли часами обсуждать боевые искусства и женщин (эту тему чаще поднимал Формовщиков).

Практически сразу Денис сошёлся и ещё с одним человеком. Это был управляющий гостиницы, пятидесятидевятилетний Николай Александрович Чернобродов, бывший военный и большой знаток оружия. Они жили в соседних номерах на третьем этаже и часто заходили друг к другу в гости. Стоит отметить, что со временем Страхов и Чернобродов стали общаться значительно чаще, ведь у Дениса внезапно обнаружился новый повод для беспокойства.

– Николай Александрович, скажите, а что вы слышали про того самого хозяина гостиницы, который покинул её несколько лет назад? Вы встречали его когда-нибудь? – поинтересовался Денис.

Чернобродов, которого Страхов в очередной раз пригласил к себе в номер, в этот момент располагался за рабочим столом Дениса и читал журнал по армейской тематике. Он сидел к Страхову спиной и ответил на вопрос не сразу. То ли он не мог моментально оторваться от чтива, то ли тщательно обдумывал свой ответ – не видя лица Чернобродова, Денис не мог этого определить.

– Его самого не видел, – после довольно продолжительного молчания ответил Николай Александрович, – видел лишь то, что он здесь натворил.

– А что он здесь натворил? – Страхов чувствовал, как у него холодеют руки.

Чернобродов ещё немного помолчал, потом ответил:

– Он проник на седьмой этаж, пробрался в номер Виктора Драгунского и поджёг его.

– Номер поджёг?

– Да. Вместе с Драгунским.

– А зачем это ему? – с трудом проговорил побледневшими губами Денис.

– Поговаривают, что один из постояльцев лично позвал его сюда. По какой-то причине он очень сильно хотел его увидеть. Быть может, они и раньше были знакомы, точно не знаю. А хозяин этот беглый невзлюбил за что-то Драгунского – и поджёг его. Я увидел обгоревшее тело еле живого Виктора Александровича и тут же бросился к нему на помощь. А сам беглец к тому времени уже давно скрылся.

– А пожар долго горел? – пребывая в сильном волнении, спросил Страхов.

– Да, мы его еле потушили потом, – признался Чернобродов. – Но я хочу, чтобы ты знал одно, Денис. Я здесь давно уже отвечаю за безопасность. И больше подобного не допущу.

Страхов же тем временем раздумывал:

«Кто такой этот „хозяин“? Пироман какой-то что ли? И почему он принялся жечь этого самого Драгунского?»

– Николай Александрович, – с дрожью в голосе Денис обратился к управляющему, – а здесь с противопожарной системой всё хорошо? Если вдруг что-нибудь…

– Конечно, случиться может всё, что угодно. Ты и сам понимаешь это, Денис, не первый год ведь живёшь. От несчастий не застрахован никто, – угрюмо констатировал боевик. – Противопожарную систему мы проверяем регулярно. И, вообще, мы всегда начеку! Но ты правильно делаешь, что думаешь о безопасности. Весь в меня пошёл! – с редкой для себя улыбкой добавил Чернобродов.

– Всё-таки мне бы хотелось побольше узнать о том происшествии! – не унимался Страхов. – Вдруг он снова сюда придёт, этот «хозяин»…

– Всегда нужно быть настороже – всем нам! Но незваных гостей я здесь ни за что больше не потерплю, можешь мне верить! К тому же я теперь здесь больший хозяин, чем он, – грозным голосом проговорил Чернобродов.

Ветеран положил журнал на столик, встал со стула и добавил:

– Мне пора идти, Денис. Дела не ждут. Если что, зови. Я всегда рядом.

Пожилой боевик вышел из номера, оставив Дениса в состоянии беспокойства, замешательства и неимоверного любопытства.

«Христос учил состраданию, и попран закон любви.

Гаутама, наречённый Буддою, молил о мужестве и энергии, и предались лени последователи Его.

Конфуций учил о стройной государственности, и предались подкупности последователи Его.

Трудно сказать, которое преступление хуже, потому нельзя говорить о народах, можно лишь говорить о личностях. Лень ужасна и может граничить с преступлением. Трудно увидеть последствия лени, но она превращает человека в животное.

Скажу – она является одной из главных преград на пути».

Агни Йога. Листы Сада Мории. Книга вторая. Озарение.

Часть вторая. XI. Шлока 1 [9, с. 165].

* * *

Девяносто дней спустя

Я помню: это было чуть раньше. Когда мы только начали свой спуск и они вели тебя за цепи, на шестом этаже нашего с тобою дома я совершил свой второй грех. Как же я тогда упивался своей властью! Ты – моя женщина, олицетворявшая для меня саму Природу, вся была моей! Да, я сделал тебе больно, но это нисколько не умалило моего удовольствия. Почему-то в этот момент я начинал всё больше верить им. Они же говорили, что так и должно быть, что я абсолютно прав, поступая так с тобой.

Господи, как стыдно мне теперь за всё, что я с тобою сделал! Но тогда у меня не хватило сил всё это остановить…

* * *

Настоящее время

Георгий Константинович Безделов, располагавшийся на шестом этаже гостиницы, был самым возрастным её жильцом. В этом году он отпраздновал своё шестидесятидвухлетие, хотя «отпраздновал» – сказано слишком сильно. Если быть точнее, то некоторые из жильцов, знавшие про именины пожилого постояльца, зашли в этот день к нему в номер, пропустили с ним по рюмке, пожелали долгих лет и достаточно быстро ушли. У столь скромного празднества причин было две. Во-вторых, Георгий Константинович никогда не любил тратиться на угощения гостям, а во-первых, ему просто было лень организовывать какие-либо посиделки. Ещё ему было лень… Нет, проще, пожалуй, будет рассказать, чего господину Безделову было «не лень». И тут мы подходим к стародавней троице любимых «безделовских дел»: приём пищи, просмотр фильмов и сон.

Действительно, то ли на четвёртом, то ли на третьем десятке лет Георгий Константинович почти полностью утратил любовь к какой-либо активности. С физической было покончено давно и бесповоротно, теперь же под серьёзнейшей угрозой находилась и умственная. Хотя упрекните его насчёт последней – и перед вами предстанет оскорблённая гордость, расскажет вам о своём, пусть и немного однобоком, но большом жизненном опыте, пару-тройку минут попрактикует на вас свои демагогические приёмы, но потом, вероятно, утратит к вам всяческий интерес и захочет спать.

Жизнь Георгия Константиновича с самого рождения складывалась безоблачно и достаточно прогнозируемо. Небогатые, но и близко не бедствующие родители; учёба в школе без троек, красный диплом филолога в институте; трудоустройство в достаточно крупный банк по блату через друга отца и последующие двадцать лет непрерывной деятельности на непыльной работе. Зарплата на его должности вовсе не поражала воображение, но это не слишком тревожило Георгия Константиновича. Во-первых, пока были живы, ему всегда финансово помогали родители. Во-вторых, со временем от умерших родственников двух предшествовавших поколений ему перешло в наследство четыре квартиры. В одной из них Георгий Константинович долгое время жил сам, а три других сдавал внаём. И, в-третьих, за время работы в банке, будучи очень бережливым, если не сказать скупым, человеком, Безделов умудрялся откладывать «на книжку» не менее трети ежемесячной получки, что позволило спустя пятнадцать-двадцать лет жить фактически на одни только проценты с вкладов. Плюс три сдаваемые внаём квартиры. В общем, к сорока пяти годам Георгий Константинович решил, что он уже достаточно послужил капиталистической банковской системе и, уволившись, принялся безмятежно существовать на пассивный доход.

Что касалось отношений Георгия Константиновича с женским полом, то счастливцем его здесь назвать не получалось при всём желании. В институтские времена, когда он был ещё строен и красив на лицо, некоторой популярностью у девушек Безделов всё-таки пользовался. Но при этом серьёзные отношения у него катастрофически не ладились. К тридцати семи годам он наконец-то встретил девушку, с которой они были вместе на протяжении полутора лет. Она была на восемь лет моложе его. Пара жила в одной из унаследованных Георгием Константиновичем квартир, временами не чая друг в друге души, временами почём зря скандаля. И всё же до светлого будущего их любовная лодка так и не доплыла. Девушку очень сильно раздражало абсолютно наплевательское отношение Безделова к бытовым вопросам, которые он всегда и всюду перекладывал на неё, а также то, что он категорически отказывался иметь детей. Последний вопрос был для неё чрезвычайно болезненным. Отношения подошли к своему концу, когда Безделов в сердцах сказал спутнице, что «дети – это сплошной геморрой, который меня в моей жизни минует». Больше девушка не возвращалась ни к этому вопросу, ни к Георгию Константиновичу.

За последующие двадцать с лишним лет Безделову ещё четырежды довелось пожить под одной крышей с представительницами прекрасного пола, но прекрасного в этих, с каждым разом всё более коротких, отношениях не было практически ничего. Девушки эти отличались и по возрасту, и по характеру, и по внешности, но их всех неизменно объединяло одно – приходившее в конечном итоге понимание, что «этому человеку ничего от жизни не надо». Расставания с каждым разом всё меньше и меньше задевали Георгия Константиновича за живое, пока он и вовсе не пришёл к выводу, что «и одному живётся хорошо». После этого в его жизнь на постоянной основе вошли девушки лёгкого поведения, на которых у беззаботного «рантье» всегда хватало денег. Жажду «разговоров по душам», если таковая вдруг просыпалась, Безделов всегда мог утолить с собутыльниками (хотя нужно сразу отметить, что до алкоголизма Георгий Константинович всё же не докатился).

Пожалуй, самой большой проблемой в жизни лежебоки-скупердяя было его постепенно ухудшавшееся здоровье. От природы склонный к полноте, самовольно лишивший себя какой-либо физической активности, Безделов, обладая, впрочем, немаленьким ростом, после пятидесяти лет далеко перевалил своим весом за сотню килограммов. Носить на нетренированных ногах такую тяжесть было утомительно и… лень. Уже давно нигде не работая, Георгий Константинович почти всецело посвятил себя «отдыху» на диване, но «доотдыхался» до хронических болей в пояснице и коленях. И чем больше «отдыхал», тем сильнее его тело болело. Один старый знакомый по институту пытался приобщить Безделова к совместным походам на лыжах зимой и в бассейн летом, но кроме «давай как-нибудь потом» так ничего в ответ и не услышал.

Конечно, Безделов понимал, что ведёт вовсе не здоровый образ жизни, но что-либо кардинально менять в нём ему совершенно не хотелось. А тут ещё поступило до странности заманчивое предложение: снимать номер в гостинице всего за шесть тысяч рублей в месяц. Вдобавок там имелся буфет с очень дешёвым, но очень вкусным (как потом выяснилось) питанием. Что ж, тучный рантье сдал внаймы свою четвёртую квартиру и с огромной радостью и с небольшим, всё же, подозрением переехал жить в загадочную гостиницу.

* * *

– Георгий Константинович, не вставайте, я сама всё сейчас принесу! – услужливо суетилась Антонина Матвеевна, соседка Безделова по шестому этажу. – Когда поясница болит, лучше всего как следует отлежаться!

– Спасибо, душа моя, что бы я без тебя делал! – довольно промурлыкал Георгий Константинович, принимая из рук заботливой женщины фруктовый компот.

Антонина Матвеевна Пастухова, достаточно полная женщина под пятьдесят, давно проживала в гостинице и лично пригласила Безделова переехать жить по соседству с ней. При этом сразу же по заселению нового постояльца она самовольно взяла на себя обязанности его, можно сказать, сиделки, и практически ни на шаг не отходила от Георгия Константиновича. Он, конечно, не мог изредка не отблагодарить её каким-нибудь гостинцем или даже небольшой финансовой поддержкой, но то, как она хлопотала вокруг него, для Безделова было поистине бесценно. Постоянно закачиваемые для просмотра новые фильмы, завтрак-обед-полдник-полдник-полдник-ужин в постель, занимательные разговоры, когда надо, а когда не надо – оставление его в одиночестве для спокойного сна. Даже проститутку обещала для него вызвать, если попросит. И вот однажды, сытно поев и лениво развалившись на кровати, Безделов попросил свою заботливую ухажёрку:

– Тоня, милая, так как здесь с «ночными бабочками» дело обстоит? Можешь кого-нибудь посимпатичнее ко мне пригласить? За мной не заржавеет!

– Конечно, могу, родимый! Для вас всё-всё-всё могу!

И Пастухова позвонила по внутреннему гостиничному номеру.

Девяносто дней спустя

Это произошло, когда мы спустились на второй этаж. Ты всё ещё была со мной, пусть и в неволе, но мой голод стал порождать всё более и более изощрённые мысли. Мне было мало обычных забав с тобой, как я делал это с их одобрения на предыдущих этажах. Теперь мне хотелось более острого, более пикантного удовольствия. И один из них подключился тогда к этому душераздирающему действу… Пусть же теперь он сгорит в огне! И пусть сгорит в нём та моя часть, которая допустила всё это…

* * *

Настоящее время

Двадцатисемилетняя Соня Сладкова располагалась на втором этаже гостиницы. Когда-то она жила в другом городе вместе с родителями, училась на гуманитарном факультете приличного вуза, зачитывалась Достоевским, дружила с девчонками и «больше, чем дружила» с парнями. Университет со временем был окончен, и девушка устроилась работать в школу учительницей начальных классов. Она работала там на протяжении пяти лет, но вскоре ситуация приняла весьма неожиданный оборот. Кое-что изменилось в самой Соне – и изменилось весьма неожиданно для неё самой. После двадцати шести лет одна из сторон её природы настолько громко заявила о себе, что это перевернуло с ног на голову всю жизнь Сладковой.

Это изменение мешало Соне заниматься делами, общаться с людьми и в принципе очень сильно усложняло ей жизнь. Дело в том, что у девушки начало стремительно и бесконтрольно расти половое влечение. Поначалу это выражалось в том, что ей всё больше и больше хотелось близости со своим молодым человеком, позже – не только со своим, ещё позже – «не только с молодым человеком». Впрочем, однополой страсти не удалось занять в жизни Сладковой прочных позиций, и она так и осталась в рамках экспериментов. А вот что касается контактов с мужчинами, здесь Соня всё больше и больше теряла контроль над своими желаниями. Парень, с которым она встречалась, когда ей было двадцать шесть (их отношениям был почти год), через пару месяцев после начала проявлений её половой одержимости принял решение уйти от неё. Его настораживало, пугало и раздражало то, что вместо полноценного общения, происходившего между ними раньше, теперь ему Соня могла дать только… только дать, в общем. Он начал чувствовать себя неуверенно рядом с ней, ведь теперь уже не мог удовлетворить её. Объявив о разрыве, парень отправился искать себе «нормальную девушку» и оставил Соню разбираться со своими странностями в одиночку. Знал бы он, что удовлетворить Сладкову отныне было не под силу не только ему! Имел бы он хоть малейшее понятие о том, что теперь она ищет плотских наслаждений в таких количествах вовсе «не от хорошей жизни»! И что получает теперь от них ничтожно мало удовольствия.

Действительно, несмотря на в разы возросшие потребности, Сладкова практически перестала получать от этого занятия какое-либо удовлетворение. Кого-то из мужчин это напрягало – по примеру бросившего её недавно парня; кому-то было безразлично, ведь своё удовольствие они ставили превыше всего – и в некоторой степени его получали. Как бы там ни было, на серьёзное отношение к себе со стороны мужчин Соня могла теперь рассчитывать всё меньше и меньше. Она переживала бы расставание со своим парнем значительно острее, если бы не постоянный ничем не устраняемый зуд. Он практически не позволял Сладковой думать о чём-либо другом и всегда требовал немедленного удовлетворения. И раз за разом девушка сдавалась, уступая этому нестерпимому зуду; находила, брала и теряла новых мужчин, которых ей всё равно отныне было недостаточно.

<1 2 3 4 5...9 >

На страницу:

Перейти

3 из 9

Другие книги автора