Доброе утро

– Я ввязался в путь с человеком, которого видел один раз в жизни. И поверьте, не хочу останавливаться на половине дороги, – мой голос звучал иначе, по-взрослому, будто впервые в жизни я понял ради чего иду дальше.

– Вы изменились, – тепло сказал Олег.

– Я знаю.

Незнакомая сила, которая за день до этого сдержала мой гнев, наполнила душу. Дальше шли молча. Больница представляла собой 6 одинаковых двух этажных кирпичных корпусов, которые были пронумерованы каким-то, одному Богу известным, нелогичным способом.

– Нам нужен третий, – негромко произнес Олег.

Мы двинулись по дороге между вторым и пятым корпусом, за которыми располагался морг, а слева от него нужное здание. Как только вошли в помещение, Олег позвонил Николаю Сергеевичу и сообщил, что мы прибыли.

В тот день заведующий отделения химиотерапии, находясь в привычной обстановке, выглядел более живым и сосредоточенным. Он поздоровался с нами и пригласил пройти с собой. Преодолев длинный светлый коридор, мы зашли в маленький кабинет, в котором каким-то чудом умещались два шкафа, один с папками, второй с одеждой, и компьютерный стол, большую часть которого занимал ламповый белый монитор.

В кабинете сидел высокий худощавый брюнет с острыми чертами лица, на вид мой ровесник. Одет он был в какую-то бесформенную красную кофту с капюшоном и джинсы. Весь его вид говорил, что ему некомфортно находиться здесь.

– Это Влад – сын нашей пациентки, а это Олег Геннадьевич и Олег, который будет ухаживать за Вашей мамой, – представил нас друг другу Николай Сергеевич.

Влад кивнул и сразу же отвел от нас глаза. Что-то тревожное было в нем, его нервная поза, в которой он сидел, напоминала больше знак вопроса, чем человека, тяжелое дыхание, все говорило о нетерпении по скорее уйти из этого места.

– Я в принципе все рассказал Олегу, если есть, что от Вас лично, можете добавить, – начал разговор Николай Сергеевич, как только сел в свое кресло, мы же с Олегом стояли, так как единственное свободное место, кроме врачебного, занял этот Влад.

– Если вдруг памперсы понадобятся или пеленки, позвоните. В принципе, ей этого еще не нужно. Судно под кроватью, влажные салфетки на тумбочке. Если надо еще, звоните, номер я оставил, – на этих словах Влад кивнул в сторону Николая Сергеевича, – Вода есть в бутылках. Там же чайник для Вас, ей пить горячего нельзя. Ночью лучше сидеть рядом, говорят, она просыпается.

«Говорят?!»

Влад вещал, глядя в пол, низким пустым голосом.

– Если будет шуметь, зовите врача, вроде это после операции реакция на анастезию. В принципе, всё.

Закончив свою речь, Влад встал со стула, но я не выдержал и спросил:

– А как ее зовут?

Тишина. Влад посмотрел на меня с каким-то растерянным видом. Появилось чувство, что такого вопроса ему не задавали, и он ограничивался заготовленной речью.

– Анна Святославовна, – наконец ответил он.

Юноша был напуган. Я чувствовал его нежелание быть здесь из-за того, что мама лежала в нескольких метрах от кабинета врача.

– Будете заходить к маме, Влад, – спросил Николай Сергеевич.

– Завтра, – буркнул он и снова направился к выходу.

– Завтра может не быть, – я не проследил эти слова, они вырвались из меня и вновь сразили парня.

Влад посмотрел на меня. На долю секунды мне показалось, что он испугался этой мысли, но ничего не ответив, вышел.

– Переживает парень, – со вздохом прокомментировал Николай Сергеевич, – Характер у нее, конечно…

Взгляд Олега не дал ему закончить. Мой спутник прошел на место, на котором сидел Влад, занял его.

– Я пока не очень вижу переживания, скорее желание оградить себя от них, – холодно произнес он.

– Олег Геннадьевич, – с какой-то укоризной, произнес врач, – Вы понимаете, что все люди по-разному реагируют на такие вещи. А Вам, молодой человек, стоит все таки быть поаккуратнее со своими комментариями. У Влада умирающая мать.

Я вспомнил, как отреагировал Олег на мои слова за день до этого, и ответил:

– А Вы знаете, в чем разница между мертвым и живым?

– В смысле?

– Ничего. В какую палату мне нужно идти?

Глава двадцать один

Палата номер 17 располагалась справа по коридору через две от кабинета заведующего отделением, и представляла довольно большое помещение с желтыми стенами, на которых с потолка виднелись подтеки. Рассчитана она была на трех пациентов, но две кровати пустовали, напротив двери располагался выход на балкон, а справа от него на койке под синим пледом лежала Анна Святославовна. Сложно сказать, как сильно болезнь потрепала ее, потому что я не знал эту женщину до онкологии. Серые тонкие руки лежали вдоль тела, на ней была какая-то грязная фиолетовая водолазка, которая стала велика и на плечах просматривались ключицы. Замутненные голубые глаза этой женщины на некоторое время посмотрели на меня и снова перевели свой взор на потолок. Ее светлые волосы были очень коротко подстрижены и немного завивались на макушке, худое лицо с впавшими щеками больше походило на карикатуру, чем человеческое. Она заметила меня, но не придала значение. Рядом с кроватью стояла стойка для капельницы.

– Здравствуйте, – начал разговор я.

В ответ молчание, Анна Святославовна не слышала или игнорировала меня. Я прошел в центр палаты, но приблизиться к ней не решился.

– Анна Святославовна, – я решил обратить на себя ее внимание.

Она посмотрела на меня.

– Меня зовут Олег, – никакой реакции.

Она снова отвела глаза в потолок.

– Я могу присесть? – я снова нарушил тишину.

Едва уловимый кивок, стал для меня сигналом. Я сел на свободную кровать напротив нее. Мы снова молчали. Ее глаза не казались мне пустыми как у Влада, но отражали то, что в своих мыслях и чувствах она была уже не здесь.

– Я буду с Вами сегодня, Вы не против?

– Все равно, – ее голос звучал очень тихо.

– Расскажете о себе? – спросил я первое, что пришло в голову.

– Нет.

В принципе, на что я наделся? Однако, провести ночь в тишине желания никакого не было. Анна Святославовна смотрела в потолок, и не реагировала на мое присутствие никаким образом. Я слышал, как тяжело звучало ее прерывистое дыхание. Но… я чувствовал, ее боль, не физическую, но душевную. Профессиональная эмпатия, которая тренировалась в годы обучения и практики, да и до сих пор активно формируется. Она не боялась, это точно. В ней сидел другой червь. И я знал какой.

– У Вас хороший сын, – я пристально смотрел на нее, когда произносил эти слова.

На лице женщины на долю секунды пробежала жизнь и она спросила:

– Он здесь?

– Нет, – честно признался я, – Обещал, что будет завтра.

Внутри меня сжалось, что-то.

– Завтра… – шепотом повторила Анна Святославовна, – Значит, пока подожду.

– Вы давно его ждете?

Снова укол в сердце.

– Отстань, – тихо, но жестко сказала она.

У меня был довольно сложный выбор: с одной стороны мне нужно было каким-то образом наладить контакт, с другой ее физическое состояние мешало приступить к глубокой работе. Я вспомнил Влад, его страх в глазах и желание уйти быстрее от проблем. Он всячески пытался защитить себя от общения с мамой, но сейчас она его ждала. Заменить ей его я не мог, поэтому сейчас вызывал лишь раздражение.

– Вам как удобнее, если я буду сейчас с Вами или подойду ночью? – спросил я.

– Все равно, – холодно ответила Анна Святославовна.

– Хотите чего-нибудь?

– Нет.

Все финиш. Я столкнулся с преградой, которую не мог преодолеть. Женщина была в своих мыслях и уже не реагировала на реальность. Она только могла ждать. Весь смысл ее жизни сейчас, стал ожиданием сына, который не мог найти в себе силы прийти.

– Какой я уже по счету? – скорее себя спросил я.

– Четвертый, – сухо ответила она.

– И как? Что говорили остальные?

– А бегали вокруг. Говорили, что все хорошо будет, что еще на свадьбе сына… – Анна Святославовна тяжело вздохнула, – Поплясать смогу.

– Сомнительная поддержка, – прокомментировал я, снова не подумав.

Она посмотрела на меня.

– А как надо еще? – спросила женщина.

– Хотя бы спросить, какая помощь вообще нужна.

– Чем тут поможешь?

– Ну, исцелить не исцелю. Но поговорить со мной можно.

– Зачем?

– Со мной можно и помолчать. По сути это Ваш выбор. Успокаивать Вас я не буду. Мне бы этот оптимизм лишний только помешал.

Она, не отрываясь, смотрела на меня. Видимо не привыкла к такому общению.

– Да. Откуда ты? – спросила Анна Святославовна.

– Это принципиально важно?

– Интересно просто, ты не такой как все остальные.

– Анна Свято…

– Анна. Не люблю, когда полностью имя произносят. Чувствую себя старой. Хотя в не в моем положении молодиться, – прервала она меня.

– Анна, я не из этого города, приехал вчера и пока Вы четвертый человек, которого вижу здесь. Вы беременны?

– С чего ты решил? – удивленно спросила Анна.

– Ну, Вы сказала положение, – не обдуманная шутка, мое второе имя.

– Нет, – улыбнулась она, – Да и место это не похоже на роддом.

– Да, я заметил. Стены некрасиво покрашены. А что Вы тут тогда делаете, если не собираетесь рожать?

– На море решила не ехать, тут тоже ничего.

– А как же коктейли? Я бара тут не видел.

– Внутривенно вливают, лучше берет, – ее улыбка становилась шире и шире.

– Шикарный санаторий. Номер, правда, не с видом на море.

– Почти, зато на морг можно любоваться днями, – через усталость смеясь, сказала Анна.

– Наверное, ошиблись в одной букве. Море или морг, одна опечатка, а сколько смысла.

– Ты другой… подай мне водички, пожалуйста. Сама бы дошла, но лень.

– Сейчас, – я подошел к тумбочке, достал бутылку и подал ей.

Она посмотрела на меня и сказала:

– А открыть ты мне ее не хочешь?

– Так, про это разговора не было.

– Мог бы и догадаться.

– А я никогда не понимал женских намеков, – сказал я, – Давайте привстанем немного.

Я протянул руку, она, несколько поколебавшись, слабо сжала мою кисть своей холодной тонкой ладонью. Стараясь не тянуть ее сильно, придерживая плечо, помог ей принять сидячее положение. Затем, не отпуская, подложил подушку под поясницу Анне. Проведя все манипуляции, я открыл бутылку и дал ей. Анна устала пока мы возились и продолжала опираться на мою руку, но пить решила сама. Я видел, как тяжело ей удерживать пол-литровую бутылку, но не пытался придерживать ее руки, не люблю лезть с помощью там, где этого не просят. Она пила мелкими глотками, казалось, каждая капля давалась ей с трудом.

– Спасибо, – он протянула мне бутылку.

– Пока сидеть будете?

– Да, устала лежать. На кого учишься?

– Я уже работаю, – с улыбкой произнес я и вернулся на свое место.

– А сколько тебе лет?

– 27.

– Хорошо сохранился, – хмыкнула она, -А моему Владу 20. Еще учится на экономиста. Хочет стать богатым. А ты кто по профессии?

– Я – педагог-психолог.

Анна снова с интересом посмотрела в мою сторону.

– У меня тут был психолог один. Пытался узнать, что я чувствую.

– А что Вы ему ответили?

– Что он меня достал. Кажется, обиделся парень тот. Сказал, что я эгоистка.

– Ранимый какой-то, – хмыкнул я.

– А если я тебе скажу тоже самое? – она проверяла меня.

– Вряд ли.

– Ты так в себе уверен?

– Нет, просто я доставать Вас не буду.

Мой телефон завибрировал. Звонил Олег. Я извинился и вышел в коридор.

– Да, – ответил я.

– Олег, пойдем в гостиницу. К ней сейчас врач придет и капельница. Я думаю, Вам часов до 6 тут нечего делать, передохнете и потом обратно.

– Хорошо, Вы меня уже ждете?

– Да, я внизу.

Я сбросил вызов и вернулся в палату.

– Вы будете против, если я Вас покину часов до 6 вечера? – спросил я.

– Нет, конечно, только помоги мне прилечь.

Я снова взял ее за руку, вытащил подушку и, аккуратно придерживая, уложил.

– Вам, что-нибудь привести?

– Да, все есть. Себе возьми чего надо и все.

– Хорошо, -я уже повернулся в сторону выхода и вдруг спросил, – Хотите книгу на ночь почитаю?

Анна на несколько секунд задумалась, а потом произнесла:

– «Маленький принц». Никогда его не читала, все время откладывала на потом.

– Я принесу. До встречи.

Я вышел в коридор, испытывая смутные чувства. Врачи и медицинские сестры проходили мимо, но мне казалось, что они будто существуют в другом мире, более быстром и суетном.

– Как Вы? – спросил меня Олег, когда мы встретились.

– Пока не могу ответить, – ответил я, – Она не такая страшная, как они говорили.

– Она не страшная, просто ей больно.

– Да.

Мы вышли на улицу и отправились в сторону гостиницу. Я не готов был говорить и Олег не мешал мне своими вопросами. «Если дальше, то с тобой». Я остановился и посмотрел на Олега.

– Нам надо в книжный – твердо сказал я.

Глава двадцать два

Сжимая в руках книгу, я вошел в свой номер, Олег последовал за мной.

– Решили вдохновиться работами Экзюпери? – спросил он.

– Я хочу ей это прочесть на ночь. Она просила.

На несколько секунд Олег задумался, затем подошел ко мне ближе, положив руку мне на плечо, он спросил:

– Вы готовы к этому?

– Чтению?

– Нет, – он грустно покачал головой, – Вы открываете ей свою душу, при этом знаете, что вскоре потеряете. Вы готовы к этому?

– Когда даешь себя приручить, потом случается и плакать… Не знаю почему, но о ней я готов поплакать.

Олег взглянул мне в глаза и улыбнулся:

– Вы изменились. Ваши глаза стали старше, а чувства острее. Вы знаете, почему хотите, просто не научились понимать свою душу.

– Психику? – с комом в горле спросил я.

– Нет. С психикой у Вас все в порядке, а душу надо подлатать. Я буду ждать Вас внизу, минут через двадцать. Отдохните немного.

Я кивнул. Его слова снова проникли в мое сердце, и ломаная душа взвыла от боли. Олег вышел из номера, оставив меня одного. Я присел на кровать, прижимая «Маленького принца» к груди. Так сильно хотел снова услышать ее голос, снова почувствовать ее прикосновение. «Если дальше то с тобой», – прозвучали слова в моей голове. Я достал из кармана телефон и вышел в сеть, чтобы взглянуть на ее фотографию. Ничего не изменилось на странице, все та же улыбка, которую я видел раньше, глубокие серые глаза, которые замерли на изображении, вот только, фото нельзя обнять и поговорить. Она была другой, отличалась от тех, кто был раньше. Она стала моей розой, среди тысяч других цветов, мне важно было слушать только ее. Странно, ведь расскажи мне, кто-нибудь из клиентов о подобных чувствах, я бы сразу продиагностировал зависимость, но не сейчас после пройденного пути. Многие зависят из-за страха, а я не боялся. Мне не страшно было оставаться одному, ведь я все еще любил, но не страдал и не мучился от этого чувства, скорее оно напоминало мне, что я – человек.

Я взглянул на книгу, вспоминая как в детстве, раз за разом погружался в мир сказки для взрослых. И сейчас пришло время подарить ее той, кого скоро не станет.

За обедом Олег снова пристально взглянул на меня, пытаясь понять, что случилось в моем сознании за эти дни, но вопросов во время еды, он по традиции задавать не стал и приступил к разговору, только после того, как мы взяли по чашке кофе:

– О чем думаете, Олег?

– Честно? – подумав, ответил я, – Я думаю о чуде.

– Своем?

– Да, – я не хотел ему лгать, – Но сейчас, я хочу дать чудо другому. Больше чем себе. Наверное, это какая-то попытка заместить свои переживания, другим человеком, подумаете Вы, но нет. Я действительно хочу прочесть ей «Маленького принца», потому что во мне света меньше стало за последние дни.

Олег Геннадьевич снова посмотрел мне в глаза и произнес:

– Не приносите себя в жертву, дайте то, что можете дать. Люди не могут стать лекарством, а Вы не спасете всех. Олег, я вижу как Вы выгораете изнутри. Хотите сказать, что это лучший выход?

Я не спешил отвечать, хотя прекрасно знал, что сказать, просто мне необходимо было проверить чувствами свои мысли.

– Я это делаю не только ради себя, и не только от своего имени.

– Вы здесь ради неё? – он спрашивал не про Анну.

– Да, – я посмотрел ему в глаза и спросил, – И Вы здесь ради Марии, ведь так?

– Да.

– Вы стали человечнее, за последние пару дней, Олег Геннадьевич.

– Благодаря Вам, Олег. Хотя, Вы еще в своей боли больше, чем в жизни. Путь не должен ломать, а растить.

– Я справлюсь.

– Я знаю, Олег. Но какой ценой? Вы мне дороги. Я не жалею, что взял Вас в дорогу. Вы создали множество чудес за эти дни. Я хочу, чтоб Вы знали это. Вы можете сделать невозможное, дать миру больше, чем он заслуживает. Но только, не приносите себя в жертву. Порой нужно быть жестоким там, где это необходимо.

– Почему я дорог Вам? – голос мой звучал очень тихо и будто проходил сквозь слезы, хотя я не плакал.

– Таких вопросов не задают, – с улыбкой ответил Олег, – Вам нужно отдохнуть, сегодня первая ночь. Поэтому, давайте отложим душещипательные разговоры на потом.

Я кивнул, и мы снова вышли в холодный город из кафе. Я был ему дорог… И я ему верил…

Глава двадцать три

Больница вечером стала более тихой, посетители постепенно расходились, врачи совершили последние обходы и те, кому не надо было дежурить ночью, не спеша собирались домой. Я зашел в палату и увидел, что Анна уже спала. Стараясь не шуметь, прошел к кровати, на которой сидел утром, и прилег.

Особенность таких мест в том, что тишина здесь более густая и обволакивающая, чем где бы то ни было еще. Ночь и день смешивались в каком-то абстрактном коктейле, размывая границы времени. Здесь было только до и после обхода, остальное время мерилось событиями, которые происходили ежедневно. Здесь жизнь и смерть сцепились в безмолвной схватке, а тишина, как залпы орудий, оглушала на поле боя.

Мысли ползли ленивым потоком, я смотрел в потолок и думал обо всем, что пережил за эти несколько дней. Странная боль, смешанная с любовью, проходила по всему моему телу, но не парализовала, а наполняла каждую клетку жизнью. Боль уходила, она будто сдавалась под чем-то более сильным. Я был разрушен две недели назад, а теперь собирал себя по кускам. И я был уже не я, а мир оставался тем же.

– Мне нужно в туалет, – тихо сказала Анна.

– Сейчас.

Я встал и достал судно из-под кровати. Она попросила меня выйти и сказала, что позовет, когда закончит. В коридоре тускло горел свет, где-то далеко по телефону разговаривала мед. сестра, её голос кзвучал здесь чужим и неуместным, казалось, что она даже не понимает своего положения чужеродности. Для нее этот вечер был обычным дежурством, а для меня и пациентов тяжелым испытанием, которое мы бы с удовольствием не проходили.

Анна негромко позвала меня. Вернувшись в палату, я отчистил судно, убрал его и сел на свое место.

– Читаем? – тихо спросил я.

– Все таки, принес? – устало улыбнулась она.

– Ну, так зачем откладывать?

– Читаем.

Я открыл книгу. Воспоминания детства всплыли в памяти и теплой волной прошли по телу.

Прошу детей простить меня за то, что я посвятил эту книжку взрослому. Скажу в оправдание: этот взрослый – мой самый лучший друг. И еще: он понимает все на свете, даже детские книжки. И, наконец, он живет во Франции, а там сейчас голодно и холодно. И он очень нуждается в утешении. Если же все это меня не оправдывает, я посвящу эту книжку тому мальчику, каким был когда-то мой взрослый друг…

Погружаясь в мир истории о Маленьком мальчике с далекой планеты, который любил свою розу, я снова ощутил себя ребенком. Я показывал иллюстрации Анне после каждой прочитанной страницы, а она с каким-то радостным любопытством смотрела на авторские зарисовки Экзюпери. Казалось, на время болезнь покинула ее тело, чтобы дать нужное время жизни. Я не спешил читать, мне самому хотелось подольше побыть в этом мире детства и беззаботности, который смешивался с легкой грустью и любовью.

Мы прочли всего пять страниц и начали шестую, когда я заметил, что Анна уже уснула. На ее уставшем лице замерла улыбка, дыхание стало более ровным, но все равно слабым и тихим. Мне казалось, что в своих снах она была с сыном. Анна очень любила Влада, который был для нее всем, что удерживало душу в этом уставшем и разрушенным болезнью теле.

Закрыл книгу и вышел на балкон. Я попросил у Олега немного денег и по дороге в больницу, купил себе сигарет. Вряд ли история Анны станет мне оправданием, но мне хотелось дать себе эту слабость. Вкус сигареты был непривычно наполненный и неприятный, голова закружилась после трех затяжек, вследствие чего, мне стало тяжело стоять на ногах. Я присел на холодный каменный пол, а потом решил лечь на спину, чтобы лучше видеть звезды.

Иногда я говорю себе: «Нет, конечно, нет! Маленький принц на ночь всегда накрывает розу стеклянным колпаком, и он очень следит за барашком…» Тогда я счастлив. И все звезды тихонько смеются.

А иногда я говорю себе: «Бываешь же порой рассеянным… тогда все может случиться!

Вдруг он как-нибудь вечером забыл про стеклянный колпак или барашек ночью втихомолку выбрался на волю…» И тогда все бубенцы плачут… Все это загадочно и непостижимо. Вам, кто тоже полюбил Маленького принца, как и мне, это совсем, совсем не все равно: весь мир становится для нас иным оттого, что где-то в безвестном уголке вселенной барашек, которого мы никогда не видели, быть может, съел не знакомую нам розу. Взгляните на небо. И спросите себя: «Жива ли та роза или ее уже нет? Вдруг барашек ее съел?» И вы увидите: все станет по-другому…

И никогда ни один взрослый не поймет, как это важно!

Слезы пошли сами по себе. Сигарета погасла в руках, но я не спешил ее выкидывать. За дверью спала Анна, которая сейчас смотрела на звезды в своих грезах, а я был здесь в мире, где не было моей розы. Но важными стали совершенно другие вещи за эти дни. В небесах ярко горела одна звезда, ее свет был далеким и очень теплым. Мне почему-то казалось, что именно там живет мальчик, которым я был в детстве, который за долгие годы почему-то разучился быть человеком.

Знаешь… моя роза… я за нее в ответе. А она такая слабая! И такая простодушная. У нее только и есть что четыре жалких шипа, больше ей нечем защищаться от мира…

Глава двадцать четыре

Ночь прошла спокойно. Несколько раз заходила мед.сестра и удивлялась тому, что всегда ворчащая Анна решила поспать и никого не тревожить. Я же провел пол ночи на балконе и перечитывал книгу, чтобы уловить ту ускользающую от меня теплую нить, которая задевала меня в сказке. Было ли мне больно в ту ночь? Нет.

Анна проснулась ближе к восьми утра и удивилась тому, что я уже сидел на кровати и смотрел в окно.

– Ты не ложился? – тихо спросила она.

– Нет, я поспал, все хорошо. Как Вы? – соврал я.

– Сил не полна, но не помираем. Я в туалет хочу.

– Корабль прибывает, капитан, – сказал я и подал ей судно.

– Выйди пока я буду швартоваться, – со смехом сказала Анна.

Я повиновался, пока она может сама, буду выходить, когда нужна будет помощь – помогать. Нет смысла играть героя там, где могут справиться. В коридоре постепенно начиналась суета, разносили завтраки, пациенты, которые могли ходить выходили из палат, чтобы хоть немного побыть среди здоровых. Солнце пробивалось через пыльные занавески кремового цвета, освещая холл. Мир проснулся на улице, но здесь продолжалась война за жизнь, которую ночью выражала тишина.

Когда вернулся в комнату, Анна с трудом дышала, и по ней читалось, что процессы организма стали вызывать для нее больше трудностей. Я вынес судно и предложил продолжить чтение, но она отказалась и попросила вызвать мед. сестру. После того как молодая девушка с каменным лицом замерила давление, которое было слишком низким, Анне поставили капельницу, для остановки внутреннего кровотечения. Она стала бледнее, чем вчера, и, хотя слабый блеск в глазах сохранился, ей осталось совсем недолго.

– Ты говорил, что Влад придет? – спросила Анна, когда из палаты вышли медики.

Я кивнул, хотя в это сам слабо верил.

– Подай мой телефон, пожалуйста. Хочу позвонить ему, узнаю во сколько. Он сразу за дверцей в тумбочке.

Я повиновался, хотя понимал, что сам по себе звонок, может принести ей боль. Анна свободной от капельницы рукой нашла номер и позвонила. На ее лице читалось волнение.

– Доброе утро, сынок, – тепло и с улыбкой произнесла она, – Мне сказали, что ты сегодня придешь. Вот хочу узнать, во сколько, чтобы не совпало с обходом.

Анна слушала, что он ей говорит и в её глазах угасал огонь, который светил, как только она проснулась.

– Конечно, сынок, я понимаю, все хорошо. Завтра, так завтра. Мне сегодня уже лучше, – на этих словах по ее лицу прошла гримаса боли, – Я подожду. Конечно, завтра приходи. Посидим, поболтаем. Я так соскучилась по тебе.