Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке

–Спаси этот мир, Арлстау! – воскликнула Жизнь.

Анастасия посмотрела на неё так, будто боялась, лишь этой фразы, затем перевела взгляд на возлюбленного, и каждой деталью своей её взгляд говорил ему: «НЕТ!»!

Арлстау же был готов к этому, но ждал, что Жизнь сама его попросит обо всём. Чего ждал, того дождался!

–Данучи первым отказался от дара… – продолжила она, но художник сбил полёт её мысли, и она уже не скажет ему, что он получит, если откажется от дара, а Смерть потом расскажет совершенно другое, не смотря на истинность!

–Первым из нас двоих или первым из всех?

–Из всех! – воскликнула она. – Без него бы жизнь на Земле не появилась! Если бы он принял другое решение, то и ты, Арлстау, никогда бы не родился! Однако, первыми людьми на Земле должны быть те, кто выживет на этой планете. Сам по себе человек на Земле не появится…

«Зачем ты так со мной судьба, ведь на всех я смотрю, как на равных?! Только понял, как надо жить, и ты так со мной поступаешь!».

–То есть, я лишён выбора? – спросил он, зная, что это не так.

Он любил, когда победа приносит другие победы, когда поражение поступает точно также! Здесь же, в этом, чужом мире всё иначе!

–Что для тебя душа? – спросила она вопросом.

–Душа это всё, что есть во мне! Все мои слова и мысли, чувства и эмоции.

–А нарисованные тобою души это что?

–Это, то, что я могу сказать на данный момент жизни. – начал он мысль, но перевёл её в другое русло. – Я верю, что это начало, что всё, что создал за короткий миг это лишь первая душа, а те, что ожидают после, будут сильнее и насыщеннее!

–Так и есть. – ответила Жизнь и добавила. – Это дар!

–Дар прокладывать дороги, созидать мосты?

–Возможно. Всё, что ты создал это лишь то, что ты не побоялся сказать. Был бы ты безжалостней или похитрей, ты бы пошёл другими рельсами и совсем иное рисовал, но выбрал ты красивую дорогу, а в красоте есть мир. Потому ты достоин того, чтобы это было только началом…

–Ты веришь в это? – спросил он у Жизни так, словно она человек.

–Верю! – ответила она легко, непринуждённо. – Верю и в то, что две планеты смогут жить в одной Вселенной!

–Я не могу целостно нарисовать свою душу, – сказал ей с горечью художник. – Я сделаю, как Данучи!

–Можешь! – заверила Жизнь, подняв указательный палец повыше. – Последний штрих души это её продолжение, а не окончание! Ты уже проспал век из-за того, что убил свою душу. Рисуй! Тебе уже нечего терять! Как Данучи нельзя! Это шах!

И Жизнь исчезла, растворилась в лунном воздухе, оставив его выбирать. Выбор предсказуем. «Каждый, кого я встретил на своём пути, на моём месте нарисовал бы душу на Луне, но не Анастасия!».

Она была вне себя от возмущения, ярость бушевала в ней! Готова погибнуть от осколков спутника, но не уступить Жизни ни капли своей судьбы! «Как же так!» – возмущалась она! – «Ещё посмела сказать: «Шах!»! Не хочется мне жить по чьим-то правилам!».

–Зачем играть те роли, что нам отведены?! – воскликнула она, когда осколкам оставалось лететь лишь минуту. – Ведь мы с тобою вовсе не актёры! Они, можно сказать, подвели нас за руку к тому, что мы сначала убьём твою душу, а потом ты её нарисуешь.

–Не они подвели, а мы сами! – ответил с тоскою Арлстау, во второй раз прощаясь со своей душой.

–Жизнь сама толкнула тебя на то, что ты проспал весь свой век, который принадлежал, лишь тебе! Не играй по её правилам, прошу тебя!

В её словах мольба, а в его мыслях: «Как же ты не понимаешь?!».

–Рисую, потому что быть хочу с тобой всегда! – воскликнул ей бездонными словами, и у обоих на сердце стало горячо.

–Думаешь, не родимся, если пойдём против них? – тихо спросила она, лишившись прежнего пыла, и слеза скатилась по и так уже мокрым глазам.

–Я не знаю этого! – ответил ей он честно и отчаянно. – Я знаю, что мы уже простились век назад с моей душой, и нет смысла вновь о ней печалиться! Зачем лить слёзы о том, что мы уже пережили, о том, что оплакали давно?

Чем-то хотела возразить, но тот пал на колени, вытащил кисть и повёл её медленно, вокруг себя по белой почве. Семь долгих секунд он шёл с нею по кругу, три вздоха и три выдоха, и лишь раз замерло сердце, и душа была нарисована!

Обычный круг, казалось бы, но он вспыхнул сильнейшим светом, и художник воскликнул мыслями, глядя на него: «Ни на что моя душа не похожа! Нет ей подобия, как и каждой душе! Сам себя лишь обманывал!».

Попытался выйти из круга, но ничего не вышло, ноги не смогли сделать и шага. Запер своё тело в своей же душе – всё наоборот у него, не по тем законам, по которым все привыкли жить!

Его любовь в слезах глядит на своего художника, прижала ладонь к невидимой преграде и тянется к нему! И он взаимно протянул к ней пальцы, и он почувствовал её ладонь, не смотря на преграду, не смотря, что заперт он.

Круг вспыхнул, и свет души художника взлетел наверх. Летел так быстро, как умел, чтобы успеть. Осколки были слишком близко, и луч света остановился на высоте трёх километров, и вся Луна накрылась яркой оболочкой, что цвета волн и океана.

Оболочка состояла из слабого света. Наверное, чтоб видеть, что за мир вокруг тебя, ведь мир их больше не узреет неба, не утонет в сиянии звёзд, но каждый житель этой планеты поблагодарит за это обоих художников!

Мир, изменивший всем краскам – он стал совершенно другим. Даже белая почва изменила себе, смешав себя с синевой.

Несомненно, в такой красоте кто-то точно останется жить, и не все полетят наслаждаться Землёй.

Люди и авры глядели на всё, как на новую жизнь, на запертого художника, как на спасение. Они молились за близкие им души, считая, что за их помолятся другие и ждали удар, который всё решит.

Удар настал, осколки рухнули одновременно, со страшным грохотом, с неудержимым свистом, и всё исчезло на миг. Но миг, и свет вернулся к ним, хоть и стал чуть темнее.

От осколков на оболочке остался лишь налёт. Лишь налёт и только. Он не мешал, но скрыл нутро планеты от будущих Землян.

Люди и авры, что отложили войну друг с другом на долгие годы, искали глазами художника по имени Арлстау, горячо желали к нему обратиться, подарить искренние, тёплые слова, но он уже покинул их, выбрался из своей же души вместе со своей Анастасией, оставив им другую, которой суждено править их миром, как пожелал Данучи.

Не нужны ему слова! Всё понятно и так, что желают сказать; всё понятно и так, что ответит. Когда тебя благодарят, и ты отвечаешь: «Спасибо!».

Удар не расколол планету, не разорвал на ней все швы – лишь сместил с орбиты и отправил покорять другую.

Порою, дают тебе что-то одно, а ты говоришь: «Одно это мало!», и ты абсолютно прав! Тебе дают второе, а ты отвечаешь: «Две не дают!» и ошибаешься. Протягивают третье, а оно оказывается лишним.

Также и в этой Вселенной. Спутник, хоть и прекрасен, но оказался лишним и глядел он на две планеты свысока. Он оказался не прав…

Не всем им жить при тусклом свете, хоть часть Луны закончила свой час. Если б любили всю планету – не встретили войну, комету, и свет, возможно, не погас…

-–

Арлстау и Анастасия сидели в одном кресле. Он в кресле, а она на нём, обвила его красивыми ногами и целует его очень-очень вкусно, наслаждаясь каждой молекулой губ.

Крепко прижимаются друг к другу, и сейчас у них одно дыханье на двоих. Невозможно, как соскучились! Хоть пол тысячелетия им дай – не насытятся друг другом, не вкусят все атомы любимой души, не насладятся всем теплом родного тела.

Принадлежат друг другу без остатка. Желаю каждому такую же любовь!

Каждый человек на Земле, и злой, и добрый мечтает о вечной любви, но, лишь единицы её получают, лишь единицы задумываются, почему они её не получили, для чего вечность обходит нас стороной!

«У всего свой срок!» – кто-то скажет, и ответить ему придётся: «Ну да, ты прав!», зная, что он то точно не задумается…

–Почему не догадалась раньше, что в деревьях наша погибель?! – наконец, воскликнула Анастасия, крепко сжав руку художника. – Это ведь так очевидно!

–Не согласен ни с первым, ни со вторым. – ответил на эмоциях. – В Деревьях наша жизнь, а не погибель. Видишь, не совсем уж это очевидно…

–Мы первые из художников, которые пронесли этот дар через век! Какая жизнь? – промолвила она так, будто истощила себя полностью, хоть миг назад была такой счастливой!

–Прости меня. – ответил ей художник обречённо.

–Это ты прости меня! – прошептала искренне.

–За что?

–Ты прав был в том, что люди сами должны отказаться от веры в конец. Я надавила на них своим даром и стала кукловодом, и большинство людей нашей планеты подчиняются мне. Если скажу им прыгнуть в пропасть со скалы – они прыгнут, а не одумаются. Я не хочу, чтобы так было. Безвольность не подарит счастья никому…

Он представил всё это и покачал головой, оставив всю горечь в сердце, не отразив её на лице.

Она поцеловала его, он ответил и простил её за всё во время поцелуя, а она простила его за всё ещё пол века назад.

–Почему ты всю жизнь любил рассказывать истории? – спросила она, заглянув в глаза.

Ярко бросалось в глаза то, насколько её это волновало.

–Истории, – усмехнулся Арлстау. – Это, всего лишь, моя фишка. Они ничего не значили.

–Значили! – не согласилась она.

–Рассказывая чужие истории, можно неплохо сотворить свою, – перефразировал он слова мальчика по имени Жизнь, что были произнесены на острове.

Она усмехнулась грустно его фразе, но он сделал вид, что не заметил.

–Я читала их все сотни раз, и каждая была в моей жизни, но не в нашей.

–Так и есть, нашу жизнь я храню в сердце, а не на листке бумаги.

–И я храню в сердце… – парировала она.

–Хочешь, расскажу историю, которой нет в моём дневнике?

–Хочу! А почему ей не нашлось в нём места? – спросила она, и глаза её вспыхнули.

–Боялся, что она сбудется. – с грустью ответил художник.

–А теперь не боишься?

–Боюсь.

–Почему рассказать желаешь?

–Я не знаю, как жить мне в этом, уже незнакомом мире и, как растопить его лёд…

–Я тоже не знаю, но, главное, что мы вместе! – сбила его мысль она, не желая её продолжения. – О чём твоя история?

–Об Ангеле-хранителе.

–Расскажи, – прошептала она.

Каждый жест это круг – с чего начинается, тем и заканчивается. Как раньше уже не будет, после его жеста. «Она не она, я не я, наш мир стал не нашим.» – это мысли Арлстау. Он совершил свой коронный жест над краем их пропасти и обрушился, а она не поймала его за руку, потому что рук у него не было.

Взял её ладони в свои, заглянул в незнакомые глаза, с которыми намеревался, как можно ближе познакомиться и начал ту единственную историю, которую ему придётся сократить:

–Снег падал с неба на человека, и тот отряхивался, а свет не падал на него, ведь он его не замечал. Ещё не понимал его значения – не знал, что это ценное, с течением своим всегда желал спешить! Лишь радовался жизни, плескался, лишь во временном, но не спросил ни у кого: «А как мне жить?» … Затем человек всё понял! Выбор один: пол жизни тем, что не нравится или всю жизнь то, что любишь! Выбор был очевиден, и свет полился на него ручьями. В эмоциях своих себя нашёл, разыскал свою душу средь чувств. Боготворил своих близких, восхвалял свой народ, отгонял его от пропасти, не читая скучных мыслей… Бездонный коридор, и нет пути назад, хоть чуточку подвластно время. Потерял нелюбимых, и тут же повстречал любимых, чертами похожими на тех, кого терял. Но время, как волна – бывает, и снесёт. Не по воле судьбы, но он потерял свою возлюбленную, ушла она в другие миры, где потеплее…Через год он встретил девушку, и каждой своей красотой была схожа, лишь с той, что ушла навсегда! Полюбил и её, но не смог он понять одного, с каким временем он столкнулся – с прошлым или будущим. Ангел-хранитель смотрел на это всё и не мог себе позволить вернуться на небо. Глядел в человека с печалью, жалел, что тот, понимая всё, ничего ещё не знает. Семь лет, и Ангел-хранитель отдал ему всё, остались только крылья. Подождал, не ушёл, но человек снова упал, и вновь у ангела выбор: человек или крылья! Пришлось отдать и крылья. Без крыльев ангелу невыносимо, но он терпел, не уходил, а человек сделал ещё один шаг в сторону пропасти. Многое произошло в его жизни от этого шага – и потери, и благости, и падение задуманного, и свершение выдуманного…

Раздался жуткий крик вдалеке, и первый удар потряс Землю своим желанием убить! Анастасия пошатнулась, слегка улыбнувшись, но не упала. Порез на груди спрятан под платьем, и нет в нём капель крови, но боль была, довольно, неприятной.

Художник бросился к ней, затем к окну, заглянул вниз, а вокруг деревьев столпились тысячи людей, и казалось, что каждый из них готов пожертвовать собой, лишь бы убить первых художников Земли.

Они ведь все увидели седьмой фрагмент Данучи, и путь его, быть может, ничему не учит, но, как же так не можете понять: убить художника – планете смертный яд!

Арлстау был вне себя от злости, ведь ранили его любовь. Он готов был превратить их всех и в пески, и в камень, но Анастасия остановила его громко:

–Нет, не тронь мой народ! – и добавила тихонько. – Лучше, расскажи до конца свою последнюю историю…

–Мы можем их остановить, кто бы там ни был! – воспротивился художник.

Второй удар. Голос сдержал крик, а лицо не выдержало и расплакалось. Она присела на пол у окна и закричала своему художнику:

–Расскажи!

Сел рядом с ней, хоть и не успокоиться. Она положила голову на его бёдра, а он гладил её тёплые ладони и боролся с самим собой. Горел желанием ослушаться и сорваться с цепи, разорвать их всех на кусочки! Было одно «Но» – Анастасия уже не желала жить на этой планете, она думала о следующем шаге, как художник её и учил! В её мыслях было что-то такое, чего она ещё не сказала, и это что-то важное…

–Шаг человека подвёл его к пропасти, – продолжил он историю, – но вместо того, чтоб спастись, человек решил на краю не прожить, а сыграть, бросив кости, и у ангела не осталось повода не вернуться на небо, хоть и не снится небу белый снег, и капли дождя в том небе не летают… Человек не упал, но ангел исчез, а ему на смену прибыл ангел-хранитель вчерашней потери, которой не стало, пока человек играл со своей личной пропастью! Вот и вся история! – заметно сократив её, закончил Арлстау, чтобы побыть лишнюю секунду с ней, ведь не знал, когда вновь родится и с нею встретится.

«Раз её не спасу, значит, и мне здесь нечего делать…». Иначе он не может, и это не благородство!

–Ты, просто, хочешь побыть со мной, вот и убил свою историю! – раскусила она его.

–Я хочу остановить людей! – взмолился он. – Моя цепь становится хрупкой!

–Не нужно. – заскулила она, заревела. – Представь, сколько я жила здесь, в этом холоде – куда мне ещё! Устала я очень от этой планеты! Хочу с тобой на другую…

–На какую? – спросил он её.

–Что с той девушкой, которую он встретил после потери возлюбленной? – не ответила она на вопрос. – Она осталась с ним, или ангел-хранитель лишился крыльев зря?

–Она и была его возлюбленной! – тяжело вздохнул художник. – Просто, он небо подарило ему вечную любовь! Нельзя лишиться крыльев зря, их лишаются вопреки!

–И, правда, не рассказал мне всей истории, – обиженно промолвила она.

–Не успел бы – не так много страниц, но не видно конца в ней…

–Ты любишь меня? – спросила она тягостно, поймав пятый удар.

Перед последним ударом люди медлят, потому она знала, что успеет всё ему сказать.

–Люблю! – на вздохе ответил ей он.

–Пойдёшь за мной в другие миры?

–Пойду…

Анастасия прижалась к его губам, но, лишь на миг, а затем, наконец-то, призналась:

–Я нарисовала продолжение нашей с тобой души!

–Я знал, что ты сможешь! – засиял он в ответ, ведь сам желал это сделать перед тем, как заснуть.

–Но не на полотне. – продолжила она, и художник замер от предвкушения. – Внутри Солнца есть планета, на ней нарисована наша с тобой душа. Душу Солнца ты увидишь, как только меня не станет. Когда решишься начать со мной новую жизнь на той планете, что под Солнцем, что в тысячи раз больше нашей Земли и в миллионы раз красивее, убей душу Солнца!

«Когда решишься?!» – спросили его мысли, но голос произнёс вопрос:

–Убить душу Солнца?

Такие вопросы вернее оставлять без ответа. Анастасия сделала вдох и выдохнула в художника свою, заключительную искренность:

–А пока я буду твоим ангелом, но не лиши меня всего…

Смотрела ему в глаза, прощаясь с ним, а взгляд уже успел застыть, успел потухнуть в этой жизни! По её щеке бежала слеза, но сердце уже остановилось! Тело никак не могло охладеть к рукам художника – не желало прощаться! Её ладонь сжимала его руку в тот момент, когда Анастасии не стало

Она умерла у него на руках, и Арлстау завыл, как раненый зверь, заскулил и разрыдался на её израненной груди. Слёзы проникали в её нежность, а душа художника впервые ощутила пик любви к Анастасии!

Она умерла у него на руках, и он не желал это помнить в следующей жизни…

Прошло семь секунд, как её сердце остановилось, и одно из деревьев оглушительно рухнуло на непробиваемый лёд, и по планете побежала трещина!

Вместе с ним упала с потолка душа Солнца. Видимо, художник был готов…

Душа Солнца упала без грохота – как пёрышко летела, кружась и переворачиваясь.

Полотно метр на метр, но на нём огромная душа! Она выглядела также, как само Солнце. Насыщена той же ослепительностью и теплом. Художник видел душу Солнца и не раз, и не раз глаза его обманывали – не так она выглядит, как он думал. Анастасия видела её другими глазами. Точнее, своими…

Первый удар пронзил лёгкие, и мысль: «Как она их терпела?!» запечатала в голове её смелость.

Оторвался от Анастасии, положив аккуратно на пол её тело и взглянул на диких людей, терзающих деревья. Они были, действительно, дикими – в лохмотьях, с перепачканными лицами, босыми ногами и голодными глазами! На расстоянии ощущалось их зловоние и желание – убить! Сейчас они выбирали, кому достанется честь второго удара, и желающих было полно!

–Что? Почему он отчётливо видел их лица, раз деревья коснулись небес?

–Потому что Земля за сто лет приподнялась до неба!

«До небес путь короткий, если не пешком!» – такой была мысль художника, когда тот впервые увидел деревья, что коснулись небес…

«Боже, что это за мир? Куда я попал?» – обратился художник к Богу, и Бог ответил в его же, собственных мыслях: «Этот мир не твой, ведь в нём ты и один способен поместиться…».

Ответ заставил художника ждать смерть, и она к нему пришла.

–Шах и мат! – воскликнула ласковым, женственным голосом девочка по имени Смерть и начала отсчёт, но не вслух.

Куда-то делась её хрипота – видимо, сегодня у неё какой-то праздник, раз, даже голос наделила сладостью…

–Шах и мат был ещё на Луне. – безразлично не согласился художник.

–Нет, на Луне ведь ты не позволил бы своей возлюбленной умереть, – задела она за живое.

–Ты знаешь, что я Смерть, что моя сестра – Жизнь. Обычно, художники не имеют понятия, кто мы такие, даже на последнем вздохе! Раз ты знаешь, то, думаю, будет честно предоставить тебе выбор…

–Говори.

–Твоё сердце стало чистым! – воскликнула Смерть. – Настолько, что руки сами к тебе вернулись! Теперь, ты здрав всем телом, чист продолжением души, и твой дар способен на всё! Хоть убей ты этих дикарей, хоть щади безнадёжно, сердце останется чистым, и это не позволит тебе после смерти быть вместе с Анастасией, ведь в её темноте души заблудится каждый, даже ты, и вы можете не встретиться, когда родитесь снова. Не справилась она без тебя, много ошибок. С тобой этот мир продержался бы меньше, при чём, на много – окунул бы ты его в воду и забыл отпустить. Ты не можешь их спасти! Твой мир уже упал с обрыва, когда тебе позволили заснуть…

Откровение с запахом крови, ну художника им не смутить.

–Я хочу пощадить этот мир! – прервал он слова Смерти. – Дать ему второй шанс…

–Люблю считать. – ответила она раздражённо, ведь каждая секунда дорога. – Шансов уже было больше двух, и ты бы, конечно, мог ещё им его предоставить, но я же сказала Шах и мат!

–И что? – с вызовом ответил художник.

–Ты лишился души, когда спас чужой мир! Два мира спасти – никому не дано! Ты загнал себя в тупик, точнее, Жизнь подвела тебя к нему, держа за руку.

Три строки и всё ясно, как устроен наш мир. Ни один не прожил в нём напрасно, хоть король ты, хоть самый ужасный, хоть для мира всего ты кумир…

–Жизнь это лабиринт, – продолжила Смерть о своём, драгоценном. – Ты бы из него не выбрался, никому это не удавалось! Художники всегда действуют вдвоём, друг друга подгоняете в мои объятия! В этот раз три художника, и, признаюсь, мне было интереснее, чем когда-либо!

–Рад, что угодил, – вздохнул художник, желая побыстрее закончить этот диалог.

–Ты удивил меня своим решением разделить свой дар, и Анастасия меня не огорчила, потому я для вас, как должник! Вам обоим пора начать жизнь с чистого листа…

Удивила его Смерть словом «должник», но художнику захотелось увидеть страх в её глазах, и он его ей предоставил всего одним вопросом:

–Что будет, если я откажусь от своего дара?

Смерть помолчала чуть-чуть и ответила на половину честно:

–То же самое, что нарисовать свою душу на планете!

–То есть, спасу её?

–Есть «но».

–Ещё бы! – выдохнул художник.

–Вспомни, что было, когда Данучи отказался от дара – осколки спутника замерли, но, когда он пропустил двенадцатый удар, планета не спаслась без твоей помощи!

–То есть, отказаться от дара это пустое дело?

–Понимаешь, Жизнь испытывает. Для всех художников отказаться от дара – это огромная ошибка. Это, как не пройти испытание, данное жизнью! Такая штука жизнь – сама просит, но желает, чтоб не отдавал! В случае с Данучи, всё иначе – он, ведь изменил свой разум, когда отказался от половины своей чистоты, потому он любил воевать, но он мыслил не так, как другие художники! Ты помог ему, без тебя бы он не справился, и эта была его благодарность тебе! В глубине души он надеялся, что не нанесут последний удар, и тебе не придётся оставлять свою душу в его мире…

Последние слова зацепили художника. С теплом вспомнил о Данучи – восхитился его поступком. «Ради будущего отказался от дара! Я бы так не смог!».

–А я бы справился без него?

–Нет! – снова удивила Смерть, хотя Арлстау считал иначе.

–Знаешь, я жил жизнью, которая мне не нравится. – начал художник свою откровенность. – Следовательно, я всю жизнь жил неправильно! Я смотрел по сторонам, и жизнь каждого мне не нравилась! Каждого! Другим я был, не мог я жить, как все. Я жил то, лишь, благодаря вере, что кем-то когда-нибудь стану, и кем-то стал задолго до того, как научился рисовать, но, к сожалению, я это не заметил. Всегда хотел другого, того, чего ни у кого не будет – только у меня. Здесь каждый может стать художником, но до сих пор не стали, а я никогда не смогу отказаться от дара! Выйдя в путь, ничего не знал я о душе! Теперь, понимаю, насколько она важна…

–Порою, всю жизнь нужно прожить неправильно, чтобы хоть что-то узнать о душе, – ответила ему своей, собственной истиной.

Художник выглянул в окно, уткнув ладони в подоконник. Люди столпились перед деревом, глядели на него и бездействовали. Они замерли, они чего-то ждали – отложили свой коронный, двенадцатый удар!

–Чего вы ждёте? – закричал им художник, но не откликнулись они, не шелохнулись и глазами не повели.

–Думаешь, чистым уйти? – усмехнулась Смерть.

–Играю с судьбой. – ответил ей Арлстау.

–Пытаешься думать только о себе?! Не поздно ли?! – расхохоталась Смерть. – Они ждут, от чьей руки умрёт их мир – от твоей или Анастасии. В эту секунду мир умирает от рук твоей возлюбленной, от её вспышки чувств, но ты можешь это исправить. Она твоя любовь, твоя супруга – кому, если не тебе, разделить с ней тяжёлую ношу и следующую жизнь провести с ней в любви, а не врагами на поле боя. Расклады ведь могут меняться – сам знаешь, что брошенные в воздух кости имеют двенадцать сторон…

В её руке сверкнул кинжал, и Смерть поместила его в ладонь художника, не спросив на то разрешения.

Взгляд Арлстау коснулся кинжала, а в нём порхает его собственная душа, и она живая!

Он это почувствовал и не мог не улыбнуться своей ошибке в лицо. Держа его в руке, он ощущал не холод, а тепло. Пригрел губами – оставил лёгкий след.

Перевёл взгляд на продрогшее тело Анастасии и направил свои ступни к душе Солнца, что заждалась своей участи.

Вспомнил, как любил просыпаться от его лучей. Вспомнил каждое утро, каждый восход и закат. Вся его жизнь пролетела перед глазами и махнула рукой на прощание…

–Тебя каждый поймёт, – подтолкнула его Смерть, – даже скажет спасибо, что ты так закончил всё, а не как иначе!

–Где мы больше всего были живы, там мы больше всего и нужны… – сказал он ей о своём, просмотрев всю свою жизнь, и глаза стали мокрыми.