Дезертир флота

Квазимодо поволокли к обрыву. Кто-то из солдат уже тащил веревку.

– Господин сотник… – Вор уперся, повернул голову.

– Ты меня не проси, не поможет, – доброжелательно сказал Глири.

– Какие просьбы? – Квазимодо сплюнул розовую слюну. – Ваш приказ завсегда для меня закон. Только когда я в Скара выйду, что мне лорду Найти доложить? За что меня выгнали?

– Думаешь дойти? И даже думаешь пожаловаться командору? – Глири улыбался.

– Раз вы приказали – дойду, куда мне деваться? Но я с «Эридана». У нас лорд-командор каждого солдата знает. Что, если меня за дезертирство вздернут? Позор-то какой. Я же ваш приказ выполняю.

– Доложишь, что я тебя высек и выгнал из сотни за продажу оружия. У лорда Найти сомнений не возникнет. Получишь настоящую порку, не то что я тебя сейчас пощекотал.

Квазимодо кивнул:

– Понял, господин сотник. Только, осмелюсь доложить, арбалет был оружием не казенным. Расчету эвфитона арбалетов не полагается. Выходит – вы меня наказываете за потерю личного имущества? Воля ваша, но такой приговор я лорду-командору передать не могу. Засмеют.

Глири нахмурился:

– Ты, шваль драная, меня закону учить вздумал?

Квазимодо успел нагнуть голову – плеть стеганула по макушке, ожгла лопатку.

– Тебе, полурожа наглая, кто с орками разговаривать велел?

– Виноват, господин сотник. – Изо рта вора текла слюна, он говорил все неразборчивее. – Ни вас, ни господ десятников не было. Старшего по разведке вы не назначали. Первым на противника наткнулся я. Согласно приказу по Флоту, я агрессии не проявил, вступил в разговор.

– В приказе не об орках говорилось, а о «желтках» малохольных, – рявкнул Глири.

– Виноват, недопонял. Другого приказа не слышал.

– Умный какой. – В голосе сотника мелькнуло некое замешательство. Но отступать перед лицом всего воинства Глири, конечно, не мог себе позволить. – Пасть свою кривую захлопни и пошел в болото. В штабе тебе все закорючки растолкуют. Если дойдешь. А здесь мои приказы – закон.

Насчет болота вор никаких иллюзий не питал. В одиночку да без оружия хляби вовек не пройти. Оставалось закинуть сотнику последнюю наживку-выручалочку.

– Иду, господин Глири. Только разрешите передать эвфитон новому стрелку. Нехорошо орудие просто так оставлять.

Сотник мысль уловил и наживку принял. Видимо, мысль о маловероятных, но все-таки возможных будущих объяснениях с командованием «Эридана» наконец пришла в его голову.

– А кому я эвфитон всучу? На два орудия один стрелок остается. Нет уж, скотина ленивая, ты свою «дуру» сам потащишь. Потом с твоей хитрозадостью разберемся. Уж я не забуду. А вы, тюлени ослоухие, что столпились? Живо жрать и спать. На рассвете выходим.

Солдаты быстро разошлись. Отпущенный Квазимодо, пошатываясь, двинулся к своим вещам, с трудом ориентируясь, где они, собственно, лежат. Глири ухватил парня за шиворот, прошептал в ухо:

– Будешь умничать – сверну шею как цыпленку. Понял?

– Понял. Оружие отдайте.

– На хер? У тебя эвфитон есть. – Сотник ухмыльнулся.

Квазимодо кивнул и поплелся к костру.

Морщась, вор вытянулся на плаще. С правой стороны ребра болели больше, да и правое ухо почти не слышало. Саднили плечи и шеи – с плетью Квазимодо в последний раз общался давненько, отвык. Сердце потихоньку успокаивалось – вор хорошо понимал, что мог бы сейчас брести по окраине болота и даже плаща, чтобы подстелить под задницу, не имел бы. Удачный день выдался: вместо отдыха – лазанье по скалам. Потом баран чуть не убил. Арбалет своими руками отдал, да еще денег приплатил. Кукри отобрали, ребра пересчитали. К болотным змеям чудом не попал. Хорошо еще в ночную стражу не назначили.

Рядом присел ныряльщик:

– Есть будешь? И я воды принес.

– Не надо.

– Баран мягкий. Попробуй…

– Да идите вы все, – пробормотал Квазимодо. Его мучило, казалось, давно и прочно забытое чувство – обида. Ну что ты как сопляк-мальчишка?

Квазимодо заставил себя сесть.

– Что там у тебя?

Фуа протянул кусок плохо пропеченной лепешки с ломтем жареного мяса.

Надо поесть. Вор вытащил из-за голенища нож покойного Филина. Последнее оружие у тебя осталось – да и то полное дерьмо. Квазимодо принялся крошить мясо и пробормотал словечко, которое давненько не употреблял:

– Спасибо.

Ныряльщик промолчал, и это было мудро.

В подъеме лодок Квазимодо не учувствовал, у него хватало своих забот. Глири выполнил свое обещание, и теперь Квазимодо волок эвфитон в одиночку. Оказалось не так уж трудно – сначала перенести станину и короба со стрелами, второй ходкой – лафет и «плечи». Остальные носильщики двигались еще медленнее – громоздкие части лодок застревали в расщелинах, цеплялись за кусты, и вообще конструкция разборных челнов не предполагала их транспортировки по столь неподходящей местности. К тому же обессиленные «желтки»-носильщики без посторонней помощи не могли преодолеть даже небольшое препятствие. Глири лютовал.

Обливаясь потом, вор забрался на очередной карниз, плюхнулся на землю и расстегнул ремни. Дальше склон становился пологим, недалеко уже и до древней площади. Квазимодо слегка отдышался и полез обратно – забирать остальные части орудия. Съезжать по камням вниз было еще неудобнее, чем подниматься. Скалы быстро добивали несчастные сапоги. Для успокоения вор старался думать не о том, как здорово будет вспороть брюхо господину сотнику, а о вещах отвлеченных – например, зачем все-таки построили ту площадь? Домов нет, жертвенников тоже. Ну и развлечения у предков местных орков были.

Навстречу ползла вереница измученных носильщиков. Ободранные, почти голые людишки, из-под остатков тряпья торчат ребра-трещетки. Внизу свистит плеть сотника, звучат хриплые ругательства.

Квазимодо быстренько подхватил станину и «плечи» и, обгоняя носильщиков, полез вверх. «Желтки» едва двигались. Запавшие щеки, тусклые глаза. И плотная вонь болезни. Нет, не жильцы. Жалости вор не испытывал. Вчера-то тебя самого тоже никто не жалел. Квазимодо забрался на знакомый карниз. Передохнуть удалось недолго – снизу приближался рык командира. Встречаться с сотником лишний раз Квазимодо не хотелось. Не время еще.

Парень глотнул водички и пошел дальше. Идти по относительно ровной поверхности казалось странно. Все тянуло опуститься на колени и начать цепляться за камни передними лапами.

На уступе сидела пара солдат с арбалетами – прикрывали движение отряда. Сотник действительно не доверял оркам. С одной стороны – правильно, конечно, с другой – при желании лучники горцев шутя перещелкают растянувшийся и измученный отряд. Временами дозорные замечали маячившие на соседних склонах фигуры горцев. Но орки казались одиночками – должно быть тоже дозорные. Понятно – за незваными гостями глаз да глаз нужен.

Обеда не было, Глири лишь приказал раздать остатки вчерашних лепешек. Отряд тащился уже по каменистому плато. Подъем дался нелегко – восемь носильщиков не выдержали, остались в каменистых щелях, и даже плеть Глири не могла пробудить в них чувство самосохранения. Возможно, сотник предпочел умертвить ослушников на месте, не давая несчастным шанса быть сожранными орками или отдохнуть и догнать отряд. Квазимодо такие подробности не интересовали – под конец дня он сам едва волочил ноги.

Ночевал отряд посреди голого узкого плоскогорья. Откуда-то взялся сильный и довольно свежий ветер. Он нес запах трав, открытых просторов – здоровый запах, но он никого не радовал, люди тряслись от холода. Кустов вокруг росло слишком мало, чтобы удалось разжечь нормальный костер. Теперь Квазимодо догадался, почему орки носят свои мохнатые жилеты. Прохладные здесь ночки. Пришлось вставать и идти разыскивать «своего» носильщика. Подъем пережил только Тонкий, второй прикормленный вором «желток» остался лежать где-то на склоне. Квазимодо не слишком удивился – бедняга Толстый и вчера выглядел неважно. Хорошо, что наиболее ценное имущество вовремя перекочевало во вьюк «желтка» поздоровей. Носильщики спали, как животные, сбившись в кучу. Квазимодо извлек свой сверток. Скрываться не было особого смысла – вокруг спали все, включая часовых у костра. Вор глянул в сторону места, где дрых сотник. Пойти, что ли, закончить дело одним махом? Нет, глупая идея. Несвоевременная.

Квазимодо спрятал вещи назад и вернулся к костру. Ныряльщик спал, свернувшись клубком и обхватив колени руками. Вор быстро одел новую рубашку, вынутую из вьюка, подергал за колено фуа:

– Одевай, или до утра околеешь. Утром поменяемся. Глири за новую одежду меня прибьет.

Ныряльщик кивнул, натянул поверх своей одежды хоть и драную, но все-таки согревающую старую рубаху вора. Квазимодо сунул в огонь последний хворост, придвинулся к ныряльщику спиной и попробовал плотнее укутаться в плащ. Страшно подумать, как люди ходят через горы, еще и покрытые снегом?

Когда солнце поднялось над хребтом, никому уже не верилось, что ночью люди замерзали. Снова с лица капал пот. Квазимодо механически перетаскивал свой груз. Рядом так же тупо волочили свои вьюки солдаты и оставшиеся в живых носильщики. Ночь унесла еще две жизни.

Хотелось пить. Вокруг – ни ручьев, ни луж. У экономного вора остаток воды едва булькал на дне баклаги. Квазимодо понял, что, если ничего до вечера не изменится, придется все бросать и уходить. А то так и сдохнешь с эвфитоном на загривке. Рядом едва плелся фуа. Недостаток воды сказывался на нем куда сильнее.

Вор твердо решил уйти ночью. Налегке можно выйти к воде. А если что – так и к оркам можно податься. Вряд ли они всех подряд жрут. Лучше уж в рабство попасть, чем совсем зазря сдохнуть.

Но ближе к вечеру отряд набрел на ручей. Привал никто не объявлял. Люди побросали вещи и ползли к воде. Квазимодо ухватил фуа за шиворот и потащил дальше – чуть выше по течению. Ныряльщик хоть и трясся, но повиновался.

Напившись, товарищи валялись на камнях, в животе приятно булькало. Сверху припекало солнце.

– Мы умрем, – прошептал фуа.

– С какой это стати? – пробормотал Квазимодо. – Ручей в ту сторону течет. Значит, спуск начался. Дойдем. Только вот что там будет хорошего?

Лагерь лежал без движения. Даже Глири, прикрыв лицо плащом, вытянулся черным скелетом. Слегка отдохнувший Квазимодо, пользуясь случаем, спер у десятника жалкие остатки раскрошившихся лепешек и единолично сожрал их у ручья. Часовые беззастенчиво спали. Квазимодо наслаждался бездельем и безнаказанностью. Приятно быть чуть посильнее прочих. Ну, если не посильнее, то выносливее. Детство у тебя кончилось рано, так, может, поживешь дольше. Да, помечтай, ворюга, – с твоим-то ремеслом и долго жить? Квазимодо ухмыльнулся безразличному солнцу.

Парень не торопясь прошел вдоль ручья. Идти без груза, без оружия уже само по себе казалось отдыхом. Глупым отдыхом – без оружия вор чувствовал себя голым. Собственно, весь лагерь сейчас голый: вон, лежат, сопят – бери их голыми руками. Квазимодо поднялся на утес, с удобством уселся и принялся рассматривать мир лежащий впереди. Плыла предвечерняя дымка, прятались в ней скалы и каменистые пустоши. Ветер все явственнее доносил запахи просторной и большой, пока невидимой страны. Ни дыма костров, ни запахов человеческого жилья не ощущалось. Квазимодо соскучился по городу: по тавернам с прохладным пивом, по постелям, на которые можно с удобством завалиться, по вкусной еде. По доступным, стоит только протянуть руку, деньгам. Хотя здесь, на хребте, зачем нужны деньги? Тоже интересное ощущение. Вор пытался решить – что теперь делать дальше? Впереди целая страна. Никто тебя здесь не знает. Возможно, отсутствие глаза и искореженное лицо не станут здесь клеймом недочеловека? Нет, не обманывай себя – такими типами, как ты, везде брезгуют.

Некуда тебе пока идти. Уж лучше с отрядом. Тем более за Глири имеется должок.

Квазимодо встал. Нужно пойти и поспать. Завтра командование отдохнет и начнет всех гнать к гибели. Как обычно.

Спускаясь с утеса, вор без особого удивления заметил фигуру, стоящую в расщелине у подножия. Орк ждал, опираясь о свое короткое копье. Со стороны лагеря гостя заметить было невозможно, да, собственно, там сейчас бдеть и наблюдать некому. Квазимодо без раздумий направился к старому знакомому. Хотели бы убить – уже убили бы.

Арбалет висел за спиной орка. Квазимодо без особых страданий глянул на полированное ложе – уже смирился с добровольной потерей оружия. Сделка себя пока оправдывала.

– Рад тебя видеть на ногах, Одноглазый, – сказал орк.

– Ага, и я тебя рад видеть, Зубатый, – вежливо ответил Квазимодо.

Орк улыбнулся, еще нагляднее демонстрируя желтые, торчащие наружу клыки.

– Вы идете медленно, но упорно. Оставляете много мертвецов.

– Да, Флот обычно бросает много мусора. Уж простите.

– Не твоя вина, Одноглазый. У вас суровый вождь.

На распухшее ухо парня горец тактично не смотрел, но Квазимодо понял.

– Ты об этом? Да, наш командир безжалостен как хорек хромой. Но он не вождь – он человек, поставленный на время нашим вождем. И мой долг требует ему повиноваться. До поры до времени.

Орк кивнул:

– Желаю тебе терпения ждать и дождаться. Сдержанность – одно из достоинств настоящего воина. Я хочу вернуть долг. В прошлую нашу встречу я не был готов достойно ответить на твой подарок. У вас умелые мастера. Твое оружие бьет куда точнее лука.

– Рад, что тебе понравилось. У меня осталась пачка болтов – оставлю в лагере под камнем у крайнего костра. Завтра заберешь.

– Еще один щедрый подарок. Жаль, что не могу ответить действительно достойно – у нас не делают столь хорошего оружия. Но прошу принять надежную вещь. – Орк вынул из-под своего лохматого жилета нож в ножнах из желтой кожи, протянул одноглазому парню.

– Благодарю. – Квазимодо несколько удивился – ему редко приходилось получать ответные дары в качестве компенсации за подсунутые взятки.

– Неравная замена твоему арбалету, но нож, сделанный кузнецами наших гор, никогда тебя не подведет.

– Надеюсь, что и мои руки меня никогда не подведут. Позволь дать тебе совет: почаще осматривай тетиву. Это у арбалетов слабое место, а я тебе дал только две запасные.

– Тетиву наши мастера и сами способны изготовить, – заверил орк. – Позволь дать и тебе совет: реже позволяй себя бить. Ты вынослив, но это может не спасти.

Квазимодо вздохнул и осторожно потрогал свое ухо:

– Я знаю, что, корчась под ударами, выгляжу недостойно. Но у людей свои законы.

Орк пожал широкими плечами:

– Да, законы разные. Поэтому мы стараемся реже встречаться с людьми. Но я не считаю твое поведение слабостью. Я бы не смог принимать удары и проявлять хитрость одновременно. Ты умен.

– Ну, глядя на мою рожу, в твои слова мало кто поверит.

– Ты еще жив, – заметил орк. – А многих ваших клюют птицы.

– Это да, – согласился Квазимодо. – Тут я чувствую законную гордость.

– Вы идете в долину. До города далеко, но ты, наверное, туда доберешься. Орки не ходят туда, но знают, что это опасное место. Я хочу дать тебе одну полезную для города вещь. – Орк вытряхнул из замшевого мешочка серый бесформенный обломок. – Это кусок рога единорога. Если его положить в пищу или воду – узнаешь, нет ли там яда.

– Да? – Квазимодо с вежливым интересом смотрел на огрызок кости, лежащий на широкой ладони. – У вас здесь много единорогов?

– Никогда их не видел. Рог принесли с севера. Был здесь случай с людьми…

Вор понял, что подробностями лучше не интересоваться, и спросил о другом:

– Прости за любопытство, но вы его пробовали в деле? Он действительно реагирует на яд?

Орк в некотором замешательстве подкинул обломок на ладони:

– Пробовали. Но у нас мало ядов. На змеиный яд кость вроде бы начинает синеть. Но яд слишком быстро сохнет. На тухлом мясе рог тоже меняет цвет – но не понять, что мясо испорчено, просто по вони и так может только сумасшедший. В общем, эта вещь нам не нужна, а тебе в городе может пригодиться. Я тебе с ней другую волшебную вещь дам – она-то тебе точно понадобится. – Орк достал из мешочка что-то странное, размером с ноготь. – Это кусочек жилы единорога. Если его жевать, проходит зубная боль. Не обижайся, но у тебя зубы плохие.

Квазимодо внутренне ужаснулся – жилка выглядела так, будто ее жевало не одно поколение орков.

Орк засмеялся:

– Не сомневайся. Выглядит противно, но действует, и вкус приятный. Я сам пробовал – в детстве у меня болели зубы. Отец говорил – те годы выдались голодными. Мне дали пожевать, и все прошло. Вон смотри. – Орк распахнул пасть.

Квазимодо обозрел челюсти, усеянные здоровенными кривоватыми и желтыми, но, бесспорно, на диво крепкими клыками.

– Отличные зубки, – честно признал вор. – А у меня такие, случайно, не вырастут?

– Вырасти, может, и не вырастут, – ухмыльнулся орк, – но те, что у тебя остались, станут покрепче. Удивляюсь, как ты еще жив, когда жевать нечем.

– Ну, беззубие еще не самая страшная беда. – Квазимодо спрятал мешочек под рубаху. – Кстати, о бедах. Позволь дать совет. Лучше тебе и твоим родичам больше не вступать в переговоры и вообще не появляться на глаза людям Флота. Боюсь, если придет отряд посильнее нашего, вас захотят перебить. Без всяких разговоров и смысла.

– Мы знаем, как люди относятся к оркам. Говорили, что люди Флота другие, но с вашим командиром договариваться бесполезно.

– Глири в ваши горы не вернется, – заверил вор. – А если говорить насчет Флота… Там полно разных господ-командиров. Большинство из них прикажут вырезать ваше племя без колебаний. Возможно, лорд Найти и заключил бы с вами союз. Ему на все наплевать – была бы Флоту польза. Но он как заключит союз, так и разорвет его, как только посчитает нужным. Если говорить честно, я рискнул познакомиться с болотом и вашими горами в основном для того, чтобы оказаться подальше от лорда-командора. Я, знаешь ли, сподобился лично знать великого лорда, и он мне не понравился.

– Лучше мы обойдемся без людей, – сказал орк. – Нас слишком мало. Удачи тебе, Одноглазый…

* * *

Квазимодо вернулся в начавший подавать признаки жизни лагерь и немедленно попал в число заступающих в ночную стражу.

Ночь прошла спокойно. Квазимодо дремал, полностью положившись на глаза и слух выспавшегося фуа. Ныряльщик разбудил товарища только раз. В небе слышался шорох крыльев. Судя по всему, над лагерем кружилось что-то большое. Не на шутку встревоженный ныряльщик предложил собрать и зарядить эвфитон. Квазимодо в нескольких словах доходчиво объяснил полную бессмысленность стрельбы в звездное небо и повернулся на другой бок. Распухшее ухо все еще мешало спать, но вор проявил настойчивость.

Утром выяснилось, что пропало тело умершего накануне «желтка». Впрочем, такое событие мало кого взволновало. Орки – известные трупоеды. На живых-то напасть небось не осмелились. Глири подгонял с выходом в путь.

Отряд двигался медленно. Носильщиков осталось так мало, что приходилось перетаскивать груз в два приема. К речной долине отряд вышел только через четыре дня.

Глава 4

От воды пахло горькой степной травой, прохладной рыбой и горячим солнцем. Река лениво влекла свои желтые воды на запад. Квазимодо стоял по колено в теплой мути, тер пучком травы штаны и бормотал ругательства – одежда упорно не желала отстирываться. Пятна растворившейся болотной грязи уплывали по течению, но жирный ил так глубоко въелся в ткань, что возникли серьезные опасения – выдержат ли стирку сами штаны? Спина затекла, солнце уже не пригревало, а жгло оголенную задницу. Квазимодо разогнулся, прошлепал по мелководью сквозь поломанный тростник и принялся развешивать штаны на ветках кустарника. Рубашка уже сушилась, покачивала рваными рукавами на ветерке, дующем с противоположной стороны реки. Там тянулась степь, местами поросшая высокой травой, местами почти голая, в россыпях мелких камней и трещинах русел пересохших ручьев. Еще дальше обломками титанических колонн торчали утесы с плоскими, точно обрубленными гигантским топором вершинами.

Квазимодо еще раз оглядел пейзаж и почесал сохнущую голову. Места, в которые спустился с хребта отряд, казались совершенно безлюдными. Ни дымов, ни следов, ни других признаков человеческого жилья. Отряд второй день стоял лагерем на берегу. Моряки под руководством похудевшего техника собирали лодки. За время долгого перехода часть легких суденышек пострадала, и подготовка к отплытию затягивалась.

Чуть слышно плеснула вода. Квазимодо потянулся за ножом, но фуа уже стоял на берегу среди жесткой травы. Как можно так бесшумно двигаться по воде и тростнику, для вора оставалось тайной. С одежды ныряльщика капала вода. Квазимодо придирчиво потрогал подол его рубашки:

– Хм… действительно отстиралась.

– Я говорил. Зачем ты мучался, бултыхал у берега? – Фуа стянул рубашку, ловко выкрутил и повесил на куст.

– Ну, я так далеко заплывать не рискую. А нырять так и вообще не собираюсь. В такой воде и двумя-то глазами ничего не разглядишь.

– Да, вода мутная, – согласился маленький ныряльщик. – Зато рыбы много. Могу наловить.

– Не надо. – Вор кивнул в сторону лагеря. – Вон сколько оглоедов. Если начать готовить – даже понюхать не успеем.

– Можно не готовить. И так вкусно, – предложил фуа.

– Не, я сырую не могу. Ну а тебе, если можешь брюхо набить, чего время терять?

Никаких всплесков Квазимодо снова не услышал. Ныряльщик исчез где-то сразу за границей тростника, словно и не стоял только что рядом с вором. Наверное, если нужно что-то «увести» с корабля – этим фуа конкурентов не имеется. Вот только лихости в них маловато.

Квазимодо с раздражением посмотрел в сторону близкого лагеря. Там звучали голоса, постукивал металл о металл. Дымом не пахло. Обеда еще ждать и ждать. Да и обед будет – так, одно название. Численность отряда уменьшилась вдвое, но сотник все еще строго приказывал экономить продукты. Квазимодо не ждал каких-нибудь разносолов, но уж каши или кулеша можно получить нормальную порцию? Ладно бы крупа в отряде заканчивалась – Квазимодо знал, что хранится в мешках и бочонках, пожалуй, лучше самого отца-командира. Стащить пшена, фасоли или муки – все равно что пару раз плюнуть. Да опять же, где готовить будешь? Стоит костерок развести, немедленно кто-то из десятников или сам Глири, чтоб он сдох, пожалуют. Что за жизнь?

Вор, пригорюнившись, оперся подбородком о колени и принялся вертеть в руках подарок орка. Нож, что и говорить, необычный: грубовато откованная надежная сталь расширяющегося к концу клинка, мелкие зубья на обухе, рукоять ножа – обрезанная вместе с копытцем нижняя часть ноги антилопы или косули. Дома, за океаном, таких странных рукоятей никто не делал. Но держать нож было удобно, шерстка убиенного копытного не давала пальцам скользить. Да, такой подарок открыто носить не будешь – вопросами замучают.

Из-за стены тростника возник ныряльщик. В руке билась, пытаясь вырваться, рыбина чуть ли не с локоть длиной, но фуа умело удерживал ее когтями под жабры.

Фуа с бьющейся рыбой уселся рядом. Квазимодо с интересом и некоторым отвращением наблюдал, как ныряльщик мгновенным движением оторвал рыбине голову, не прибегая к помощи ножа, непонятным манером выпотрошил, содрал вместе с чешуей кожу и разодрал еще дергающуюся тушку надвое. С видимым удовольствием впился зубами в толстую спинку.

– Ловко ты с ней разобрался, – пробормотал вор, глядя на лежащую на траве и удивленно разевающую рот рыбью голову.

– Хочешь попробовать? – спросил, энергично жуя, ныряльщик.

– Ну, разве что немножко, – все еще колеблясь, согласился Квазимодо.

На этот раз фуа извлек нож и несколькими точными движениями вырезал из рыбьей спины длинные и тонкие ломти мяса.

Упругая мякоть хорошо жевалась. Проглотив, Квазимодо сразу сказал:

– Соли не хватает.

– Здесь не море и не трактир, – неразборчиво пояснил уплетающий за обе щеки фуа.

– Эх вы, лягушки. Умные, но уж очень бедные. – Квазимодо покопался в своем мешке и вытащил мешочек.

С солью рыба пошла куда как лучше.

– Я слышал, что кашу почти не солят, потому что соль кончается, – сказал ныряльщик, обгрызая рыбий хвост.

– Ну, не то чтобы совсем кончается, – кивнул одноглазый парень на свой мешок. – В походе соль вещь необходимая. Пусть лучше у меня будет – так надежнее.

– Тебя когда-нибудь убьют за такое, – убежденно сказал маленький ныряльщик.

– За соль? – Вор хмыкнул. – Помнится, в последний раз меня чуть не убили за то, что барана привел. Что такое соль по сравнению с бесплатным бараном? Сущая мелочь. К тому же должен же я был присолить змеиную шкуру? Ведь завонялась бы.

– Ты шкуру змея с собой несешь? – поразился фуа.

– Не всю, конечно. Так, кусочек содрал на память. Отдам обработать – закажу ножны или еще что полезное.

Ныряльщик покачал головой.

– Тебя не просто убьют. Долго это будут делать.

– А я никуда не тороплюсь, – серьезно сказал вор.