Полная версия
Партия
– Но разве это не от того, что люди не услышали Христа, а вместо этого распяли его?
– Слушай и не перебивай, что говорили мудрецы, толкователи этого события, то и есть истина. А то вздумал спорить с учителями! – Дедушка гневно посмотрел на родителей, которых тоже осуждал за несоблюдение галахических правил, особенно за нарушение субботы. – Кстати, а почему он по субботам ходит играть в этот хоккей?
Тут вмешалась бабушка Майя Борисовна:
– Если он не будет ходить в кружки, то это будет как-то подозрительно.
– Ах, мама, сейчас уже не то время, вы продолжаете жить в пятидесятых, – ответила Анна.
– Ну конечно, вы все тут такие молодые и умные! А на секундочку, весь дом на мне висит, и с Веней я сижу вместе с дедом, а вы с ним совсем не занимаетесь, всё по митингам бегаете, плевать вам на ребёнка! – Бабушка сильно разгорячилась, и, как у женщины полнокровной, у неё густо покраснело лицо.
Родители Вениамина действительно часто ходили на митинги в поддержку демократических перемен и даже лично были знакомы с Валерией Новодворской.
– Всё, хватит! Не хватало ещё, чтобы соседи милицию вызвали из-за ваших криков. Пойдём, включишь мне телевизор. – Дедушка встал и поманил пальцем Игоря. Семён Яковлевич презирал телевизор, не любил до него дотрагиваться, но иногда всё же смотрел.
Когда часть родных ушла и за столом остались Веня и мама, она тихо спросила:
– Тебе действительно нравится играть в хоккей?
– Очень.
Вздохнув и немного помолчав, она сказала:
– Какой-то Лёша звонил, пока ты был на английском. Он спрашивал, почему ты не пришёл на тренировку.
– Ну и пусть звонит, он меня жидом назвал, а я ему ответил: сам жид!
Мама подошла к сыну, нежно погладила, поцеловала в макушку.
Шли годы, волосы Веньки потемнели, став тёмно-русыми, глаза так и остались серыми. Ровно перешагнув из одной страны в другую, хоть и чуть меньшую по размерам, юноша продолжил жить и познавать в других условиях. Победы на математических олимпиадах он чередовал с неудачами в хоккее и в результате бросил им заниматься, однако любил смотреть матчи и старался их не пропускать.
Теологические занятия и изучение Пятикнижия вкупе с интересом к науке приводили любопытный ум к серьёзным заключениям. Что стоит, например, его теория, высказанная на праздничном молодёжном собрании в отреставрированной синагоге на Бронной. В ней Веня, в частности, прослеживал прямую параллель между древним законом, указанным в Два-рим, об определении еврея по матери и генетическими исследованиями, которые открыли, что у женщин две половые Х-хромосомы, а у мужчин одна, соответственно, в два раза больше генетической информации передаётся ребёнку через женщину; чуть позже Вениамин узнал, что у ребёнка пополам мужских и женских генов и что недостающие гены компенсируются другими хромосомами. И хотя учителям понравилось стремление юноши связать древность с научными теориями, ему посоветовали лучше углубиться в изучение Шулхан Арух, правил практического поведения.
В старших классах Веня постепенно стал заниматься общественной деятельностью, ходил на демонстрации в поддержку большей либерализации политики государства, агитировал одноклассников не быть равнодушными к происходящему. И однажды чуть не попал в автозак при разгоне несанкционированной акции у здания МВД, получив несколько ударов по спине резиновой палкой. После этого по настоянию родителей он прекратил митинговую активность, дабы без лишних проблем начать учёбу в престижном институте, светящую ему благодаря скорой золотой медали.
Год поступления в институт стал трагическим, умер дедушка Семён Яковлевич, которого Веня искренне любил и к словам которого прислушивался. Инфаркт. Оказалось, что у него в банке хранились крупные сбережения. Откуда? На этот вопрос не могла ответить даже бабушка Майя. Потом выяснилось, что он завещал всё перовской общине «Шамир» на постройку там синагоги.
В институте Вениамин впервые познал радость женской любви, это случилось после празднования сдачи сессии. Он первый раз выпил вина и опомнился, только когда механически двигал тазом и обнимал свою сокурсницу, лёжа на кафедре в аудитории. Сокурсницу звали Ася. Она ему сразу понравилась, да и неудивительно, ведь то была настоящая красавица, за которой ухлёстывал весь курс. До сих пор они очень мило общались, даже сдружились, но чтоб дошло до такого! Только в мечтах Веня мог себе это представить. Напрягшись всеми мускулами и испытав небывалое состояние боли и блаженства, Веня излил горячее семя в лоно подруги. С непривычки ему показалось, что он справил нужду по-маленькому, и, смешно испугавшись, молодой мужчина отскочил. Растянувшаяся в шпагате Ася протянула руки, возвращая его. Он в истоме приник к девушке, жарко целуя её в шею.
– Для первого раза, Левин, ты продержался довольно долго, – прошептала Ася ему в ухо.
Веня немного сконфузился. Он гладил её дреды, водил ладонью по прелестному, в веснушках лицу. Она тоже гладила мягкой ладошкой его скулы, подбородок.
– Какой у тебя красивый нос и губы, прямо лицо древнерусского витязя.
– Знаешь, я еврей, – гордо признался он.
– Для меня ты витязь.
С той поры завязался у молодых студентов роман, и ещё какой. Такой, что после месяца отношений Веня решил привести её в дом. И вот это, пожалуй, было ошибкой.
Встретив Асю довольно ровно, мама после её ухода произвела маленький допрос:
– Веня, ты с ней как? У вас серьёзные отношения?
– Да, очень.
– Слушай, я этого знать не желаю. Можешь дружить, гулять там, ходить в кино, но уж, конечно, не думать о серьёзных отношениях с этой веснушчатой гойкой! – разнервничалась мама.
– Ты что говоришь-то, я её люблю, и мне всё равно, кто она!
Веня впервые закричал на мать; оробев от этого, он убежал к себе в комнату и закрылся.
Дело принимало серьёзный оборот. Увещевания родителей и бабушки имели мало толку. Тогда было решено пригласить рава Хаима, пожилого цадика, друга дедушки Семёна.
Когда рав Хаим остался один на один с Веней, он спросил:
– Беньямин, ты убеждён, что по материнской линии у неё нет ни капли нашей крови?
– Меня мама уже просила узнать у неё об этом и, если найдётся, принести справку. Но Ася сказала, что нечего и искать, да и унизительно это.
Тогда рав сказал:
– Послушай, мальчик мой, я не буду говорить тебе о молодости и всяких чувствах, но внемли одну вещь. На протяжении тысячелетий наш народ, подобно реке, тёк по самой разной местности, по равнине и горам, по болотистым поймам и лесам, впадал в озёра, пруды, болота, но вытекал оттуда чистым потоком. Были времена, когда наше русло мелело, были, когда оно замерзало, но всё же река несла свои воды и подо льдом. А теперь представь, если, как ты, сначала немного, потом всё больше и больше евреев захотят отделиться от основного потока и утечь в сторону, что будет? Правильно, река пересохнет, и останется сухое потрескавшееся русло. И ответь мне, эти тонкие, скудные, отделившиеся струйки куда-нибудь дотекут? Нет, они или очень скоро сами пересохнут, или впадут в другие потоки. А в отличие от нашей реки, разве знаешь ты, куда текут они? Наша же река несёт священные воды, и поток её уходит в небо к Всевышнему. Подумай об этом, мой мальчик, и ещё подумай, что бы сказал твой дедушка, который сейчас смотрит на тебя с небес.
По выходе от Вени рав Хаим обратился к родителям:
– Слушайте, надо срочно приискать ему симпатичную еврейку из общины, и, извините, сексуальную, на фото та его девица очень соблазнительна, вот он и подвергся искушению.
Вениамин, лёжа на кровати в своей комнате, переосмысливал всё сказанное. Слова рава прокручивались в мозгу, острыми шестернями срезая всё, что он себе намечтал. Милое сердцу веснушчатое лицо Аси с чуть пухлыми, никогда не испачканными помадой губами, сине-зелёными, слегка раскосыми глазами не шло из памяти. Голова начала сильно болеть, и, чтобы хоть как-то отвлечься, Веня решил пойти на хоккей, сегодня как раз был матч его команды.
Шмыгнув мимо кухни, где мама и бабушка что-то стряпали, он вышел во двор и направился к метро.
Красочный баннер перед Дворцом спорта на Ленинградке анонсировал дерби между клубами «Динамо» и ЦСКА, за последний и болел Веня. Купив билет, он зашёл на трибуну фанатов ЦСКА, поближе к скамейке команды.
В первой тройке играл восходящая звезда, нападающий Мирослав Лёвин, под номером 43. Матч начался нервно, уже сразу динамовцы провели несколько опасных атак и нанесли пару разящих бросков, было видно, что они переигрывают армейцев. Давление нарастало. Голкипер с защитой еле справлялись с натиском соперников. Но тут в центре площадки произошёл обрез, неаккуратно сыграл защитник динамовцев, и Лёвин, перехватив шайбу, стремительно выкатился один на один с вражеским вратарём, обманное движение, страж лежит на льду, бросок под перекладину. 0:1! Герой начала матча Лёвин, радостный, подкатывает к скамейке, получает поздравления и поднимает взор на трибуну, приветствуя зрителей. Тут они встретились взглядами. На секунду у хоккеиста пропадает улыбка, глаза застывают, впрочем, это продолжалось лишь мгновение. Уже звучит свисток судьи, игра продолжается.
Вениамин, опешив от странного ощущения, решил сходить за водой в киоск, находившийся на выходе с трибуны. Когда он поднимался по лестнице, у него забренчал телефон, номер был её. Веснушчатая мордашка высветилась в памяти, дрожь спринтом пробежала по телу.
– Привет, Ася, – начал Веня волнуясь.
Кс3 – d5
Подойдя к дорожному фонарю, Саша вытянул руку, став похожим на дуче, приветствующего своих итальянских солдат в смешных пилотках. Машины проносились одна за другой, никто даже и не думал останавливаться. Наступали сумерки. Когда Саша уже почти потерял надежду и собирался было возвратиться к дяде, остановился новёхонький «Ниссан».
Александр, подойдя к тёмно-синему боку, открыл дверь. Салон машины дохнул тёплым воздухом, смешением одеколона с сигаретным дымом.
– До Москвы довезёте?
– Садись, – не спрашивая о деньгах, сказал водитель.
За рулём сидел мужчина средних лет с модной небритостью щёк, одетый в элегантный пиджак поверх розовой рубашки. В холодную погоду так одеться мог лишь хорошо обеспеченный человек, слуга большого капитала. Удобный салон, нашпигованный электроникой, отделанный красным деревом и скрипучими кожаными сиденьями также говорил о состоятельности владельца. Об этом свидетельствовал и претенциозный золотой перстень на мизинце правой руки мужчины. Забавное нэцке улыбающегося толстяка болталось на зеркале заднего вида. К панели управления были приклеены традиционные иконки: Иисус, Божья Матерь и Никола.
– За сколько подвезёте?
К Саше повернулось красивое лицо водителя:
– Ты из Соснового? – спросил вместо ответа мужчина.
– Нет, к дяде в гости ездил, так сколько?
– В сауну со мной сходишь? – Потом, рассмеявшись, добавил: – Да ладно, мне по пути. А где твой дядя живёт?
– За больницей, около пруда.
– Это не в синем ли доме? – оживлённо заинтересовался водитель.
– Да, в синем.
Мужчина засмеялся.
– Значит, Анатолий Михайлович – это твой дядя. Понятно…
– А что такое? – несколько обидевшись за дядю, спросил Саша.
– Да нет, ничего. Просто его считают… странным, ты не обижайся, я его сам знаю. Он приходил к нам на завод, говорил, что сделал анализ воды, и она не соответствует норме, предлагал какую-то технологию по очищению на основе серебра. Но его, понятное дело, мягко проводили.
– Это похоже на дядю Толю.
– Как раньше в деревнях были свои колдуны, которых опасались, или сельские изобретатели, над которыми подсмеивались, так и сейчас. Твой дядя считается у нас и тем и другим.
Они беззлобно посмеялись. Потом значительно помолчали.
– Хотя смех смехом, а дети у нас стали пропадать. Я слышал, что говорят, типа, маньяк завёлся. А из жителей первый в списке на маньяка Анатолий Михайлович.
– Нет, что вы! Он совершенно безобидный человек, просто одинокий и со своими причудами, но он нормальный в этом смысле, – защищал дядю Саша.
Опять помолчали. Водитель достал рельефный серебряный портсигар, предложил пассажиру; получив отказ, закурил сам.
– А вы работаете в компании питьевой воды?
– Угадал, более того, управляющим, поэтому ответствую – водица у нас отличная! И женский персонал, кстати, тоже. Только что проверил одну менеджершу в кабинете, очень умелая оказалась. Представляешь, бывшая акробатка!
Мужчина сделал самодовольную мину.
– Будет он, наконец, обгонять? Уже полчаса ни туда ни сюда.
Действительно, слева от «Ниссана», чуть позади, параллельным курсом ехала белая иномарка. Было впечатление, что её водитель хотел совершить обгон, но всё не решался.
Ехали по Калужскому шоссе, подъезжали к городу Троицку с его долгими светофорами. На въезде в город «Ниссан» остановился прямо перед стоп-линией. Взревев двигателем, белая иномарка подъехала с левого борта, её дверные стёкла синхронно открылись.
– Ложись!!! – заорал водитель, ныряя вниз и правой рукой открывая бардачок.
Всё случилось так быстро, что Саша, вспоминая произошедшее, диву давался, сколько действий за крохотный промежуток времени было совершено. Адский огнестрельный грохот, прошивание пулями всех частей салона, ответная стрельба из пистолета, чудом вытащенного водителем, открывание двери, через которую Саша ползком вылез из машины. И уложилось всё это в несколько секунд.
Обсыпанный стёклами, Саша заглянул в салон, когда стихла стрельба и уехала, визжа стираемой резиной, белая иномарка. Казалось, что там не могло быть никого живого: порванные пулями кожаные кресла и обшивка, раскрошенный пластик, расщеплённое красное дерево, разбитые стёкла убедительно свидетельствовали об этом. Изогнувшись в невероятной позе, между креслами и приборной панелью лежал водитель. Он был жив. Израненный осколками острого стекла, мужчина с трудом пытался выбраться наружу. Саша помог ему вылезти. Сев на обочину, осмотрели себя. Невероятным образом они были целы, только лёгкие царапины. Ни одна пуля не попала в людей.
Саша вынул из кармана телефон с пятью пропущенными вызовами от Геры. Тупо посмотрел на время и тут же его забыл.
– Что это было? – не узнав свой голос, спросил он.
– Бандюки. Уже давно подкатывали, угрожали, недавно я их послал, крепко послал… не думал, что на такое решатся.
Огляделись. Старые деревянные домики, продуктовый магазин, рядом придорожный автосервис. Из покосившейся избы вышла старушка. Многочисленные машины объезжали место боя. Подбежал низкорослый лысый мужичок из автосервиса, стал осматривать автомобиль.
– Ай-ай-ай, – причитал он, обходя «Ниссан», – ай-ай…
Проезжавшие мимо машины нервно сигналили, так как управляющий и Саша встали посреди дороги. Но рождённым в рубашках людям было всё равно. Мужчина из автосервиса активно начал предлагать свои услуги:
– Слушай, брат, я тебе могу всё починить, поправить, недорого, брат, договоримся, вот мой сервис. – Он указал на подсвеченную софитами вывеску с другой стороны дороги: «В ДОБРЫЙ ПУТЬ, БРАТ».
В это время Саша смотрел на расстрелянный борт машины, не веря своим глазам. Дело в том, что пулевые отверстия до ужаса напоминали точечный рисунок. Чтобы проверить своё невероятное подозрение, он взял из салона сумку, одна пуля попала-таки в неё. Достал рисунок. Простреленная передняя дверь вроде бы совпадала с рисунком, только в продырявленном месте, в углу листа, не было ясности, все остальные точки сходились.
– Стреляли из автомата и чего-то типа «Узи», диаметр отверстия разный, я в армии с пистолетом-пулемётом не сталкивался, но слышал, в девяностых его активно использовали наряду с «Калашниковым», – на удивление спокойно рассуждал водитель, разговаривая с владельцем сервиса. – Ёб! Надо же ментам позвонить.
Но в телефон с титановым корпусом попала пуля, возможно, он спас своему владельцу жизнь. У Саши не оказалось денег на счету, тогда выручил хозяин сервиса.
– Сейчас позвоню, у меня там мобильник, а потом всё сделаем, всё починим, брат, как новая будет. – И хозяин побежал через дорогу звонить.
Саша всё не мог поверить увиденному. Загорелся красный сигнал светофора, он автоматически поднял на него глаза. Около трёхглазого столба располагался щит, обычный рекламный прямоугольный щит, на нём была надпись: «Да хранит тебя Бог, Он любит тебя и защищает», внизу была подпись: «Евангельская Церковь Страшного Суда», – ещё ниже: «изготовление баннеров наружной рекламы зао Мелькарт».
«Мелькарт… Мелькарт… Дядька, ты прав! Вот твой детерминизм в действии: звено за звеном выстроилась цепь событий и замкнулась! Это не может быть просто совпадением».
Пока Саша с благодарностью вспоминал дядю, управляющий отодрал иконки от панели и выбросил пистолет, с собранными от него гильзами, в прогалину ещё не оттаявшего небольшого прудика, рядом с дорогой.
– Приедут менты, ты им не говори про пушку, я её нелегально приобрёл, иначе придётся им много бабла отвалить, а у меня сам видишь, какие траты в будущем. Тачку, конечно, новую придётся покупать, а эту… хочешь, тебе подарю?
– Да нет, спасибо, у меня только железнодорожные права, – схохмил Саша.
– Ну, как знаешь. Меня Дима зовут.
– Александр.
Две руки, одна поменьше, другая побольше, соединились.
Лf8 – e8
«Какой хороший хот-дог», – подумал Иван, брызгая майонезом на белую рубашку. Не сильно огорчившись, не видно же, он скоро проглотил пищу и отправился быстрым шагом из харчевни через дорогу к своему институту на Войковской. В животе шла работа.
Аспирантура тяготила Ивана, скучал он и во время студенчества на филфаке. В аспирантуру, как, собственно, и в институт, его устроила мама, декан в том же заведении. Но небольшие плюсы обучения компенсировали огромные минусы вне его, отсрочка от армии была существенным довеском в плюсовую чашу, Кант, Фейербах, Бердяев и Розанов – груз в минусовую. Не так давно положительную чашу жизни утяжелила Дана, девушка с фиалковыми глазами и сильным телом, увенчанным светлой копной волос. Правда, в последнее время она начала его напрягать. Тем не менее они удобно жили вместе в квартире на Соколе. Родители Ивана выдавали ему сумму на жизнь, пока идёт учёба, и он тщательно скрывал это от подруги.
Последний раз он исполнял скучную процедуру сдачи темы полгода назад. Тема называлась «Происхождение и сущность сознания», он её не понимал и даже не пытался. Сейчас же он вообще выключился из учебного процесса, инфантильно надеясь на родителей и имея в своём пассиве два академа. В институт же он зашёл за жалкой, но тем не менее законной стипендией в 4,5 тысячи рублей.
После получения денег, по старинке, в старомодном окошечке, прорезанном лет пятьдесят назад, Иван сел в трамвай и поехал на курсы автовождения в недалёкое Коптево. Отец, профессор ВШЭ, обещал купить машину после окончания аспирантуры.
Дана ждала его уже в стареньком «Шевроле» на сиденье пассажира. Садясь в водительское кресло, Иван машинально пристегнулся, затем поцеловал любовницу.
– Как твоя сдача? – спросила девушка.
– Нормально, – вяло ответил Иван.
Они познакомились в автошколе, где Дана работала инструктором. На третьем практическом занятии, на выезде со стоянки, он врезался боком в крыло скромной легковушки. Дана, отборно обругав Ивана, поменялась с ним местами и, доехав до тихого места, сняв внутреннюю панель с двери, ловко выправила вмятину. Чувствуя вину, он не нашёл ничего лучше, как поцеловать своего инструктора, сделал он это скорее из страха, чем от смелости. Субтильному Ивану сразу понравилась крепкая фигура Даны, её резко вырезанные крупные губы. Чары мужчины смешались с не дремавшим желанием женщины, и в машине у них всё случилось. Через шесть занятий они стали сожительствовать.
– Сегодня у Антона встреча.
– Сегодня? Ручник опять забыл! Сколько раз говорить, балбес!
– Ой, сорри… вечером к восьми.
– Хорошо. Поворотник включи. Что делать будем?
– Шашлыки в центре Москвы, это уже круто.
– Тёлки будут?
– А как же!
– Сейчас налево. Я надеюсь, Али не будет?
– Я ей не хозяин. Успею?
– Нет, тормози. Тормози, говорю!
– Успел. Испугалась?
– Дурак ты, Ваня.
– Ничего… прямо?
– Да, и налево.
Этим вечером в студии на Чистых прудах собралась приятная смешанная компания. Присутствовали: Антон – хозяин, дизайнер; Николай – программист; Ян – гость из Чехии, журналист; Леля – модель; Аля – коллега Антона, художник, и Валентин – мелкий работник банка. Пожарив в крохотном дворике баранину, компания поспешила уйти под крышу студии из-за начавшегося дождя.
Студия с выходом в замкнутый дворик-колодец занимала полуподвальное помещение, в котором когда-то располагалась типография, печатавшая «Окна РОСТА» Маяковского. После древней винтовой лестницы, ведшей вниз, радостно было очутиться в недавно отремонтированном помещении с белыми стенами и подвесным потолком. Широкие и остроумные рекламные плакаты обоями оклеивали стены.
Фоном для беседы ненавязчиво служил фильм «Чапаев». Исполнитель главной роли Бабочкин тщетно сыпал своими афоризмами под сатанински весёлый гомон компании, сдобренной разными невинными алко- и наркостимуляторами. Хозяин студии предложил старую добрую игру в фанты. Принятый допинг способствовал одобрению этой идеи, только Дана промолчала. В шапку-ушанку каждый положил свою вещь, ведущий, в его роли выступал Антон, отворачивался, а доброволец вытаскивал предмет и спрашивал: что делать этому фанту? Ведущий придумывал задание. Первым фантом довелось быть Валентину, Аля вытащила из шапки его флешку.
– Расскажи, Валик, о своей грёбаной скучной работе, да так, чтобы нам было интересно, – скомандовал Антон.
Валентин, худющий бледный онанист, принялся рассказывать о своей службе в «Русофобанке»:
– Начну с самого первого шага. Ещё на собеседовании, до принятия на работу, нас осматривает врач-психолог, он даёт нам покурить анашу и спрашивает, что мы видим, показывая разные картинки. На первой, помню, был крысиный король, на второй сон в лютый мороз, на третьей присоединение России к Австралии. В общем, тест я прошёл. Потом меня привезли на хлебозавод и, как я ни сопротивлялся, связали и окунули в тесто, из которого в дальнейшем планировали делать манну небесную. Честно говоря, я не совсем понял, зачем это со мной проделали. Следующее испытание заключалось в том, что меня без копейки денег свалили в один из арбатских переулков и наказали жить там, на улице, неделю, а потом явиться в офис с тысячей долларов в кармане. Как у меня это вышло, даже не спрашивайте, не скажу под пыткой, но факт в том, что и это испытание я прошёл. Ну а непосредственно перед началом работы в банке всех прошедших отбор собрали в конференц-зале. Мы дали клятву на библии Ротшильда, которую внесла на себе гигантская черепаха; она очень долго вползала на середину зала и наконец, достигнув его, замерла. Зазвучал марш. В помещение вошли три карлика и вручили нам сухие листья клёна, на которых была написана клятва. Нужно было встать на колени и произнести: «сервитут аннуитет авизо», потом съесть молодую шишку пинии, это сосна такая. После ритуала нас всех повели в Сандуновские бани, где на мраморных скамьях возлежали обнажённые… (тут он запнулся, он всегда запинался в подобных случаях) …девушки. Они стали ублажать нас весь вечер и всю ночь.
Следующим фантом стала Леля, Валентин вытащил из шапки её кольцо. Антон мигом придумал ей задание: съесть кусок мяса. Леля была веганом, об этом все знали, поэтому ведущий и придумал это иезуитское испытание. Модель отказалась, но узнав, что по правилам её залог заберёт тот, кто не побрезгует выполнить назначенное, давясь и злясь на ведущего, протолкнула баранину внутрь своего плоского тела. Пошарив в шапке, она вытащила ключ, хозяином которого был Николай. И опять Антон изуверски-пакостно огорошил товарища. Ему предстояло прочесть свой стих. Николай действительно сочинял стихи, но очень стеснялся их обнародовать. Однажды, по большому секрету, он поведал Антону, что сочиняет свои вирши из любви к Але. Крупный, даже толстый Коля с бородой хипстера был склонен краснеть по любому поводу, и этим часто пользовались его неделикатные приятели, им так нравилось вгонять его в краску.
Неуклюже выйдя на середину комнаты, красный, как эритроцит, Николай начал:
– Среди травы на поле ты растёшь.
Свой свет среди камней несёшь.
Как солнце ночь сменяет утром рано,
Ты будешь радость нам дарить, прекрасная Диана.
Кончив, он осмелился взглянуть на Алю, но сразу отвёл глаза в пол. Николай слукавил, окончание его стиха на самом деле было «прекрасная о Аля», но он изменил концовку, не решившись выложить свои чувства.
Аля, подвижная, среднего роста бабёночка, имела живые, горящие любопытством глаза, это, наряду с безошибочным построением тела, и располагало к ней людей. Вспотевшими пальцами Николай достал её зажигалку.