Иллюминатор

Быстро перекусив и влив в себя, а не выпив, такое количество кофе с молоком, Мечников направился к своему гейту. Дойдя, он сначала подумал, что ошибся номером. Вокруг не было практически ни души. Не было пассажиров, терпеливо ждущих самолёта и коротающих время углубившись в чтение книг или переписку в телефоне. Не было сотрудников аэропорта, которые сначала регистрировали тебя на рейс, а потом проверяли собственную работу и пропускали в самолёт. Даже в соседних бесконечных кафе почти никого не было, так, несколько человек, уныло сидящих за столами. Одеты они были настолько невзрачно, что даже и не скажешь, работают они в этих кафе, или пассажиры.

Но над нужным гейтом висел экран, утверждающий, что именно здесь он сможет сесть на свой рейс, поэтому чуть посомневавшись, Роджер нашёл место с лучшим видом на железных птиц и сбросив с себя багажный груз, он откинулся на спинку мягкой обивки скамейки.

Смотреть на что-то медленно но бесконечно повторяющееся может каждый. И у каждого одинаковый набор таких вещей: трескучий огонь в камине, поглощающий раскалённые дрова, вода, бурлящая на речных камнях и уносящая с собой тонны истории. Дальше уже идут различия. Кому-то нравится смотреть, как медленно, или быстро, плывут облака. Кому-то, как еле шевелятся листья на кронах деревьев. Кому-то, как изменяются индексы акций на мировых биржах. Роджеру же были интересны именно медленно ползущие самолёты. Вот стюарды закрыли тяжёлую гермодверь, вот пилоты проделали сотню действий и поговорили с диспетчерами, ещё несколько минут и самолёт сдаёт назад, сам, или при помощи специальной машины, доезжает до первой полосы. С неё почти никогда не взлетают, она нужна, чтобы разойтись по другим полосам. Развязка, своего рода. Здесь, если рейсов мало, самолёт за несколько минут доедет до нужной дорожки и встанет на взлёт. Если рейсов много, то придётся подождать в натуральной очереди, а пилоты будут скучать и постепенно выруливать на нужную полосу, постоянно то разогревая двигатели, то выключая их. В итоге, конечно же, все взлетят. Но сам процесс важнее золота. По крайней мере, для Роджера.

Услышав шаги где-то справа от себя, одинокий пассажир повернул голову вправо и увидел, что к стойке перед гейтом, не спеша, практически еле волоча ноги, идут люди. Люди в форме. Не полицейские, а те же самые люди, что регистрировали его на рейс и выдали бумажные билеты. Девушки, работающие в авиакомпании, чей самолёт вылетает уже совсем скоро и обязавшейся за почти десять часов доставить людей из одной части света в другую. Расслабленной походкой они подошли к стойке, и стали копаться в бумагах. Пару минут спустя на экране над стойкой загорелась надпись «Посадка». До вылета оставались всего несколько десятков минут. Роджер и не заметил, как прошло время. Мечников никогда не бежал впереди всех на посадку, ведь в этом никогда не было никакого смысла. Нет разницы, каким по счёту ты зайдёшь в самолёт, если всё равно зайдёшь и сядешь на своё место. Кто-то говорил Роджеру, что все бегут вставать в очередь, потому что боятся овербукинга, вещи, на которой наживаются некоторые авиакомпании, продавая на рейс больше билетов, чем есть мест. А на некоторые места – сразу несколько билетов. И, мол, кто успел, тот и сел. Но Роджер никогда на такое не попадался и поверить в такое был сложно. Правда, и сомневаться в этом не приходилось.

Ещё раз оглянувшись и ожидая увидеть толпу людей, ринувшихся на посадку, Мечников в который раз за этот день удивился. И было чему, вокруг не видно ни души, кроме рабочих. Не было ни одного человека, который не то что бы поднялся с места и пошёл к стойке, а даже тех, кто просто бы сидел и ждал вылета. До сих пор сомневаясь, что он у правильного выхода, он подошёл к стойке.

– Добрый вечер. В Токио? – спросила его девушка за стойкой, натянув на лицо фальшивую улыбку.

– Добрый. Именно. Вот, – Роджер передал ей паспорт и билет.

– Ага. Всё в порядке, – ответила она почти сразу же, проверив документы, – Можете проходить в самолёт.

– Да, да, спасибо, – пробормотал Роджер, но сделав пару шагов вперёд, обернулся и спросил, – Не знаете, почему никого нет? Почему никого не было ни на регистрации, ни сейчас?

– Не знаю, – ответила девушка, не раздумывая ни секунды.

Мечников в ступоре замолчал, но через несколько секунд пришёл в себя и равнодушно посмотрев на собеседницу, пошёл по длинному коридору передвижной посадки. В дверях самолёта его встретили несколько стюардесс, они приветливо улыбнулись, проводили его до его места и помогли убрать вещи. Усевшись в кресло и разложив вещи, Роджер почувствовал каменную усталость и закрыв глаза на несколько секунд, мгновенно уснул. Уснул таким сном, что даже взлёт многотонного самолёта не разбудил его.

Когда он проснулся, железная птица уже была в нескольких сотнях километрах от Москвы. Но пробуждение не принесло Роджеру никаких хороших вестей. Оглядевшись, он увидел, что в самолёте он по прежнему был один.

Глава 1. Харон

Удивляться не хотелось, но приходилось. Роджер что-то слышал о таких редких рейсах, когда в самолёте почти никого, или вообще никого кроме одного пассажира. Направление не популярное или время не подходящее, или ещё тысяча возможных причин. Сейчас Мечников был такому даже рад. Всё внимание будет ему одному, никаких кричащих и плачущих детей, никакого кашля или храпа соседа. Спокойный гул турбин, выключенный в салоне свет и атмосфера лаунж-зоны.

Но сейчас, сам не зная почему, Роджер не хотел даже шевелиться. Откинувшись на спинку кресла и расслабив тело, он смотрел в иллюминатор. Правда, ничего он там не видел, снаружи была лишь тьма и редкий свет городов. Редкий, крайне редкий свет. Но пора была вставать и хотя бы умыться. Даже недолгий сон превращал Мечникова в помятое подобие тухлой груши.

Осторожно, стараясь не издавать ни звука, он встал и побрёл вперёд по салону, к кабинке туалета. Он никого не видел, вокруг попросту не было людей. Но если это можно хоть как-то оправдать, то отсутствие стюардесс или стюардов не оправдывало вообще ничто. «Вероятно, они в кабине пилотов», – думал он. «Или где-то в конце или начале самолёта», – думал он же.

Гул турбин и темнота.

Гул турбин и темнота.

Гул турбин и темнота.

Только это было вокруг. И это становилось слишком странным, чтобы пытаться найти рациональное объяснение. Дойдя до туалета, он всё так же не увидел никого вокруг. Однако, видели его.

Умывшись и протерев глаза, Роджер поплёлся обратно. И сделав пару шагов, все его мысли пришли в порядок. Он заметил человека, лежащего на сидениях. Тот оборудовал себе своеобразную койку: поднял локти сидений, разулся, повесил пиджак на стоящее впереди кресло и где-то достал тёмно-синюю подушку, именно на ней сейчас лежала его седая голова. Лежал он спиной к проходу, поэтому понять кто это, было нельзя.

«Ну наконец-то, я хотя бы точно сейчас уверен, что не сошёл с ума и не лежу в психбольнице под препаратами», – думал Мечников. У него действительно уже были такие мысли. Ему совсем не верилось, что на рейс Москва – Токио продали только два билета.

«Разбудить его? Наверное, нет. Что я ему скажу? – Мужчина, мы с вами вдвоём в самолёте? Не хотите ли сыграть в нарды? – Хотя вряд ли у него есть нарды. И у меня нард нет. О чём я вообще думаю… Нет, точнее, да. Будить надо его, всё так. А что сказать? Так, минуту…», – додумать он не успел. Лежащий человек повернулся на 180 градусов и теперь Роджер смог увидеть, кто это. Тот мужчина из кафе в аэропорту. Сергей.

Тот приоткрыл глаза и заметив стоящего подле него человека, встрепенулся.

– А-а, Роджер! Вот и вы. Как всё поменялось – сначала я ждал пока вы проснётесь, а теперь вы уставились на меня пока я сплю, – сказал Сергей и принял вертикальное положение.

– Вам всё это не кажется странным? – спросил Роджер, усевшись на параллельное кресло.

– Что именно?

– Ну, вот это, – Мечников кивнул головой в сторону салона, – вот это всё.

– То, что людей нет?

– Верно.

– Так это нормально. Так и должно быть. Увы, несколько часов назад вы сели на свой личный рейс, – произнёс седой мужчина, потягиваясь в кресле.

Роджер нахмурился. «Что этот старик, – он резко стал стариком в его глазах, – что он несёт? А вроде адекватный человек был… Может выпил? Или не выспался», – подумал он.

– Простите, не понял.

– И это нормально.

– Что вы вообще говорите?

– Правду. Не переживайте, уже поздно. Только нервы потратите. Хотя, к этому можно философски отнестись – можно их тратить и дальше, потому что они у вас теперь бесконечные, ха-ха!

– Вы, вероятно, пьяны или не выспались.

– Как хотите, господин Мечников. Я буду здесь – приходите в любом время. Благо, его теперь предостаточно, – сказал старик. Он начал копаться в рюкзаке, стоящем на соседнем кресле, достал оттуда повязку для сна, натянул её на свои закрытые голубые глаза и опять лёг спать.

Роджер всё ещё смотрел на него. Гул турбин вновь вернулся в его жизнь, проник в его слух. Пока он разговаривал с этим резко ставшим странным мужчиной, он его не замечал. Или же он пропал сам по себе? «Чёрт с ним».

Мечников, тяжело вздохнув, встал с кресла и бросив последний взгляд на, как ему казалось, сошедшего с ума старика, пошёл к своему месту. «Так, надо найти бортпроводника и поболтать хотя бы с ним, уж он точно адекватным будет. Надеюсь». Мечников ускорил шаг и спустя двадцать секунд уже был в хвосте самолёта. Отодвинув шторки, за которыми обычно были мини-кресла, где сидели члены экипажа, Роджер увидел то, что и ожидал. Там никого не было. Сидения, вмонтированные в стенку, были убраны и застёгнуты на ремни. Не было ни единого намёка, что здесь вообще сегодня кто-то был. Роджер опять тяжело вздохнул. Он устал от этого. Устал от странностей. И впервые за долгое время задумался об отпуске. Он не был в нём уже почти год, да и то, когда он отдыхал прошлым летом его срочно вызвали оформлять сделку, – тогда он занимался немного другим, – о которой потом говорила вся страна. И за весь прошлый рабочий год он сделал многое, слишком многое. Он работал так много, что сам стал работой. Выходные всегда превращались во что-то скучное и руки сами тянулись к ноутбуку, чтобы проверить рабочую почту. А дальше, как говорится, всё было как в тумане.

Роджер вернулся на своё место в самолёте. Он посмотрел вперёд себя и не увидел изменений. Салон был всё так же пуст. Слышен был лишь приглушённый гул работающих турбин. Роджер хотел лечь спать, но спать не хотелось. «Значит, почитаю, или заполню пару документов от руки, авось, в сон и уклонит меня», – подумал он. А потом посмотрел налево, в иллюминатор.

Молодой парень сидел на сухом асфальте.

Он, асфальт, остывал от горячего дня. Летом иногда пекло так, что даже ступить на дорогу было нельзя. Был вечер. Точнее, его начало. Всего около шести предночных часов. Молодой парень сидел, не понимая, что он здесь делает. Пару минут назад он вылез из перевернувшейся машины. Да, машина, в которой он ехал последний час к брату на день рождения сейчас валялась на своей же крыше в кювете. Случилось всё, как и абсолютно все вещи в жизни, внезапно. Пустая трасса, деревья вдоль дороги. Солнце только задумывалось о том, чтобы начать садиться в окружении редких белых облаков, спокойно проплывающих по своим делам. Зелёная трава вокруг и никаких забот для природы. Парень уверенно держал руль и ногу на педали газа, несясь на, примерно, ста двадцати километров в час. Во встроенных автомобильных колонках негромко, но так, чтобы перекрывать шум сцепления колёс с дорогой, играла музыка. Что-то классическое. Увы, сейчас и не вспомнишь, что именно.

Когда на дорогу выскочила коричневая лошадь, водитель разговаривал по телефону. Заметил он преграду сразу же, однако, среагировать вовремя не успел, одна рука была занята телефоном. Неизвестно, как сложились бы события без этого телефона и неважного разговора, сути которого водитель давно забыл. Но, на руле была всего одна рука и запоздалая реакция сыграла свою роль. Пытаясь инстинктивно уйти от столкновения с животным, водитель вывернул машину резко вправо. Ударившись правым боком автомобиля о пыльный отбойник, водитель попытался выровнять машину и резко ударил по тормозам. Это была не первая его ошибка за последние минуты.

Машину повело юзом и когда отбойник справа закончился – обычно его ставили на самых опасных участках трассы – автомобиль пролетел по обочине несколько метров и свалился в кювет. Российские кюветы вдоль трассы всегда строились так, как будто у инженеров была только одна задача: заставить людей копать бесконечно длинную траншею, в которой в будущем будут умирать другие люди. Наверное, цель была иная, но вышло всё не так.

Упав на правый бок, машина по инерции несколько раз перевернулась, протащилась на том же правом боку ещё пару метров и практически остановившись, накренилась так, что перевесив саму себя, завалилась на крышу.

Вокруг вновь воцарилась тишина. Зелёные листья на деревьях вдоль трассы вернулись к своему обычному состоянию, трепетать под напорами бесконечного ветра и наблюдать за проезжающими. Время для них не существовало. Впрочем, для всех время это не существующая единица. Часы измеряют сами себя и подсчёт времени люди придумали только ради удобства. Трава была так же зелена, как и до аварии. Редкие облака на синем небе так же спокойно плыли в неизвестность, туда, куда гнал их ветер, а вращение планеты – в обратную сторону. Цикл продолжался. Птицы, которые, казалось, замолчали в момент, когда человек увидел живую преграду на дороге, вновь начали общаться между собой. Правда, это мало интересовало человека.

Лицо и его руки до плечей были посечены осколками разбившегося стекла. Правый глаз был заплывшим и видел он только одним, левым. Лоб изрезан практически в труху и это в какой-то мере сыграло на израненную руку человеку, он его не чувствовал. Водитель, не зная, что ему дальше делать, с большим усилием отстегнул ремень безопасности, успев упереть руки в крышу, ставшей полом. Не видя ничего вокруг из-за крови, залившей ему глаза, он, царапая тело, и раня грудь с животом, выполз из разбитого бокового окна. Протерев глаза и лицо от крови, он наконец смог рассмотреть всё, что стало вокруг него. Встав сначала на колени, а потом, шатаясь во все стороны, он, опираясь на покорёженный корпус машины, встал на ноги. Удержаться на них было сложно. Действие адреналина, вброшенного в кровь организмом несколько минут назад, начинало заканчиваться. Человека охватывал озноб и дрожь во всём теле, колени, казалось, жили своей жизнью.

Машина, конечно же, восстановлению не подлежала. Выбитые окна, разбитые бока из-за переворота, погнутая крыша. Колёса, однако, ещё крутились, но так же были искорёженны и мерзко скрипели при каждом обороте. Подойдя к капоту машины, человек увидел, что из радиатора что-то лилось, и не капало, а именно лилось, это был мини-ручей, возникший из-за беды. Но ручей скоро иссякнет. Тело машины отдавало жаром. Человек инстинктивно сделал несколько шагов назад. Но случилось неизбежное.

Первичный шок от десятков травм отпустил голову человека. Адреналин, позволявший человеку спасать себя, резко закончился в крови. И человек осознал. Осознал, что был в машине не один.

Бросив всего самого себя к машине, человек не знал, что делать дальше. Как и не знал несколько минут назад. Упав на колени напротив разбитого окна на стороне переднего пассажирского сидения, он увидел висящую на ремне безопасности женщину.

– Маша, маша! – тут же выкрикнул он, – Маша! Маша, ответь! – продолжал кричать он.

Маша не отвечала и лишь мерно покачивалась на ремне, когда человек пытался её растормошить. Он мгновенно забыл про всё, что ему рассказывали на курсах первой помощи. Ещё тогда, года два назад, он думал, отдать ли деньги за суточный курс первой помощи от Красного Креста? И отдал, так, мало ли, пригодится. И вот, пригодилось. Но сейчас он забыл даже, как можно измерить человеку пульс, что уже говорить обо всём остальном.

В глазах потемнело. Человек не знал, случилось это из-за удара во время аварии, или из-за того, что происходило перед ним прямо сейчас. Свет мерк и сужался. Это происходило прямо как в заставке старых голивудских фильмов, как в очередной части бесконечной серии про Джеймса Бонда. Круг света сужался и сужался, справа, слева, сверху, снизу – катилась темнота. Свет уступал тьме и отступал куда-то дальше, туда, где тьма его недостанет. Тьма двигалась уверенно, будто не чувствовала перед собой препятствий. Спустя доли секунд, хотя для человека это были долгие, тягуче-склизкие часы, тьма остановилась. Будто на мгновение, чтобы спустя неизвестность закрыть собой всё, что было впереди и вокруг. Но это мгновение остановило тьму. Женский голос, откуда-то слева, тяжело захрипел и зашёлся в кашле. Человек до боли зажмурил глаза и резко их раскрыл. Тьма ушла. Но и свет пока не появлялся.

Человек опять вспомнил о том, что в машине он был не один. О том, что в машине их было не двое. Дёрнув на себя заднюю правую дверь, он увидел, что на полу, бывшем ранее потолком, в осколках битого стекла лежит женщина. Она была старше Маши лет на тридцать. Сегодня утром она одела простое синее платье и даже не красилась, как обычно любила это делать, так, слегка подвела глаза тушью. Духи, шлейф которых постоянно тянулся за ней, в этот раз не чувствовался. Человек не помнил, душилась она утром или нет. Сейчас он чувствовал лишь аромат жжёной резины, разлитого масла и терпкий запах крови. Сейчас он видел лишь окровавленных людей.

Женщина лежала на полу, между сидениями. Она никогда не пристёгивалась, когда ездила сзади. Так же, как и все остальные его знакомые. Так же, как и он сам. Сейчас всем им, если это уместно сказать, повезло. От удара и ударов женщина могла начать летать по салону в бессильном приступе неконтролируемого вращения автомобиля. Но, вероятно, повезло. Человек не знал, что произошло с ней, но она не упала на передние сидения и не сломала никому шею и не разбила лобовое стекло своим телом. Она просто лежала на полу между сидениями. Лежала с открытыми глазами и хрипела, перемешивая хрипы тяжёлым кашлем с кровью.

Валерия, вот как её зовут.

Человек понял, что единственное, что он сейчас может сделать – не делать ничего. Не трогать пострадавших, это могло только навредить им. Не мешать спасателям и медикам, они знают свою работу и смогут помочь.

Внезапная мысль буквально пробила ему голову насквозь, будто невидимый снайпер ждал лучшего момента, чтобы выпустить из своей винтовки свинцовую пулю и наконец нажал на спусковой крючок. Нужно вызвать спасателей, МЧС, медиков, полицию, кого угодно. Лишь бы помогли. Лишь бы спасли.

Ощупав карманы в поисках телефона, человек его там, конечно, не обнаружил. Выпал, наверное. Пока машина кувыркалась то с колёс то на крышу и перемалывала чёрную землю и свежую зелёную траву. Выпал из рук, потому что когда человек говорил по телефону, авария и случилась. В тот момент он не думал о его сохранности или о том, чтобы сказать глупое «Минуту» собеседнику. Наверное, в тот момент он и вовсе ни о чём не думал. Ни о длинной долгой дороге, ни о зелёных кронах деревьев, ни о поющих птицах. Он лишь крутил руль в бессильной попытке остановить машину и упрямо нажимал на педаль тормоза, борясь с антиблокировочной системой. Победил, впрочем, отбойник, в который машина ударилась. Но сейчас, увы, не об этом. Сейчас человеку нужно было вызвать спасателей. Сейчас человеку нужно было найти телефон. Единственное, что могло его спасти. Спасти пассажиров.

Сделав несколько быстрых шагов в попытке обойти машину, человек понял, что и это будет бессмысленно. Он не найдёт телефон в салоне, слишком страшная была авария и он был уверен, что смартфон вылетел из салона сразу же, как машину начало заносить.

Быстро оглянувшись по сторонам, человек зацепился взглядом за дорогу, ту, по которой от приехал. Сейчас машина лежала в кювете, метрах в десяти от дорожной насыпи, сама же насыпь возвышалась метра на два-три над этим кюветом. Человек зацепился и побежал. Он не чувствовал боли, он не чувствовал спазмы мышц. Он не чувствовал тяжести в суставах. Лишь голова стала чугунной и мутнело в глазах. «Сейчас не время, сейчас не о пустяках», – думал человек. Думал, пока бежал до насыпи. Думал, пока взбирался, пока карабкался по двухметровому слою песка, камней и пыли. Оступаясь, цепляясь за траву и выдирая её с корнем, он взбирался по насыпи. Ему показалось, что прошло мгновение. И оно действительно прошло.

Человек выполз на дорогу, буквально, выполз. Содранные до крови колени и разбитые ладони, именно сейчас они помогали ему и другим людям выжить. По крайней мере, так думал он. Встав с колен и выпрямившись во весь рост, человек вновь стал оглядываться вокруг. Сумасшедшие глаза на испуганном и бессмысленном лице начали искать спасения. Он стоял поперёк дороги. Справа – бывшая цель путешествия, слева – начальная точка пути. И никого. Машин ни справа, ни слева, не было. Но человек не сдавался. Он посмотрел вперёд, туда, куда он ехал, ему пришлось прикрыть глаза ладонью, чтобы солнечный свет, дошедший из далёкого космоса, не мешал всматриваться. Никого.

Он посмотрел назад, туда, откуда приехал. Никого. Человек убрал руку от лица. Человек только тогда заметил, что вокруг действительно никого нет. Он устало опустил руки.

Молодой парень сидел на сухом асфальте. Он, асфальт, остывал от горячего дня. Он, человек, не чувствовал более ничего.

Коричневая лошадь осторожно подошла к нему, тихо стуча подкованными копытами по асфальту, уложенному здесь несколько лет назад. Её шея изогнулась так, что головой она доставала до самой земли. Она рыскала в поисках чего-то съедобного. Издав свои странные лошадиные звуки, она подошла к человеку вплотную, но тот её не замечал. Лошадь осторожно обнюхала его и поняв, что здесь ничего ни съедобного, ни интересного, нет, пошла дальше. И без того тихий стук копыт быстро пропал. Лошадь вернулась на мягкую землю и двинулась дальше, по своим делам.

Человек посмотрел на свою левую руку и заметил, что на кисти не хватает пальцев. Человеку стало больно.

Роджер резко открыл глаза. Воздух был пропитан всё тем же бесконечным гулом турбин. Салон был залит всё тем же приглушённым светом. Веки стали многократно тяжелее свинца и с каждой долей секунды всё опускались вниз. Шея непроизвольно откинула его голову влево, к полному черноты иллюминатору. Последнее, что он увидел, это зашедшиеся в судороге пальцы его левой руки. Все три пальца на левой кисти.

– Мечников? Идите за мной.

Грузный врач в белом халате обратился к Роджеру и позвал его за собой кивком головы. Роджер, шатаясь, встал с больничной койки, на которой просидел последние часы, и пошёл за ним, опираясь правой рукой на выданный старый костыль. Перед собой он видел только квадратную спину уставшего пятидесятилетнего врача. Она то чуть поднималась, то чуть опускалась. Вероятно, человек впереди дышал. По бокам от себя Мечников не видел ничего, хотя и люди, и вещи, и события там были. Но сейчас всё это смешалось в белую пелену, в белый густой, как сметана, туман. Иногда из тумана показывались части тел или слышались звуки. Приглушённо, конечно. Но слышались.

Левая рука опять начала саднить. Роджеру казалось, что у него болят пальцы. Но тело его обманывало. Пальцы болеть не могли, всё это – фантомные спазмы. Врачи его уже предупредили, что такое будет. И помочь в этом смогут только психологи. «Но это потом, когда-нибудь, – думал Мечников. – Потом я займусь собой. Потом я вылечу все раны и шрамы. Потом я поставлю пластины в разбитые колени и правое бедро, а ссадины зарастут сами собой. Может, я закажу из Японии протезы вместо пальцев. Так, хотя бы, будет эстетично выглядеть. Потом, когда-нибудь, я пройду физеотерапию, чтобы минимизировать тяжёлое сотрясение. И нужно получше зашить рваную рану на левом плече, а то в бесплатной государственной больнице сделали всё тяп-ляп, как и обычно. Но это потом, всё потом. Сейчас я должен встретится с Машей и мамой. Я спрошу у них как дела, спрошу у врачей когда же их можно выписать и перевезти в платную клинику. Там нас подлатают, да. Там нас поставят на ноги. Через месяцы, когда мы отойдём от аварии, мы будем горестно смеяться над ней. И может, поедем покормить лошадей. Но это потом, когда-нибудь», – всё ещё думал он.

– Здесь налево, – врач указал рукой на вход в другое крыло здания.

Весь путь они не разговаривали. Разговоры и общение сейчас никому не были нужны. Один устал и хотел домой, а второй был слишком занят мыслями о конце своей рабочей смены в этой больнице.

– В общем здесь спуститесь, вам на минус первый этаж, кнопку надеюсь сами найдёте. Поняли?

Роджер кивнул.

– Славно, – воодушевился грузный врач. – Как закончите с визитом, возвращайтесь в свою палату. Бинты вам сестрички поменяют, документики подпишите и отпустим вас гулять. Поняли?