Поезжай и умри за Сербию. Заметки добровольца

– Было дело, да быльём поросло, – машет рукой Славко, – с тех пор много чего случилось. А боевое крещение мы приняли ещё 21 апреля…

Славко – 36, по образованию – юрист, но «при коммунистах» сортировал письма на почте. Где-то за полгода до войны, когда уже явственно потянуло порохом, вместе с незаметным општинским чиновником Драганом Вучетичем сформировал подпольную группу (12 человек) из, как у нас теперь говорят, «патриотов». Вот именно, не из «демократов». Начали тайно обучаться военному делу, наладили связи с патриотически настроенными офицерами ЮНА, вооружились, даже тайно прошли подготовку на одном из армейских полигонов. И когда в начале апреля вооружённые до зубов, обкуренные драгой (1) толпы экстремистов ворвалась в сербские кварталы, Славко «со товарищи» организовали жёсткий отпор, спасли сотни жизней.

21 апреля четики получили боевое крещение уже как структурное подразделение ВСР. Они атаковали мост Врбаня через Миляцку, подступы к которому стерегли 6 дотов. Четыре дота взорвали, противник бежал. Бой длился два часа.

Уходя из Сараево, ЮНА передала казарму «Босут» четникам, как наиболее боеспособному подразделению. После боя за «Босут» к четникам пришло много добровольцев, и в батальоне была сформирована рота четников. Отличает её именно добровольческий принцип формирования, никакими привилегиями четники не пользуются. Однако эта рота, по неписаному закону, «пожарная команда» батальона; говоря проще – в каждой бочке – затычка, в хорошем, боевом смысле.

Едва сформировавшись, рота тут же перешла в наступление и взяла высоту Златиште, отодвинув фронт на 500 метров, что в условиях города неправдоподобно много. Следом отбили Гойно-брду, подвинув фронт ещё на 300 метров. В наступательных боях с апреля по декабрь 92-го четники отодвинули линию фронта на 2 км, освободив тем самым все сербские районы этой части Сараево, после чего перешли к обороне. В сводке за год потери противника оцениваются: ок. 2тыс. убитых и раненых, сожжено 2 БТР, 2 грузовика. Рота потеряла 17 человек убитыми, а ранен почти каждый, многие по два раза. Пусть читателя не удивляет соотношение потерь: такое, как я выяснил, характерно для всех фронтов. Подтасовать невозможно: обе стороны каждый месяц поимённо публикуют списки погибших. Попробуй кого-то не упомяни – чревато болезненно-неприятными объяснениями с родственниками.

Я прошу Славко назвать наиболее отличившихся бойцов.

– Не могу, у нас все равны!

Я проявляю настойчивость.

– Ну ладно, я тебе просто расскажу о тех, кто нас сейчас слушает. Вот Свен Гаврилович, 16 лет, а это Славенко Аджич – 17 лет; оба воюют с первого дня, лихие момци (хлопцы – Ю.Х.). А это Кудро,48 лет, пулемётчик, Бог, а не пулемётчик! Вот Лучич Драган и Чович Миловое – оба по два раза ранены. А это Миро Чамур, до войны – спортсмен, гранату на 100 метров метает… Не веришь? Пошли, посмотрим. Миро, давай!

– Не надо, верю! А скажи, Славко, чего это усташи и «турци» из четников пугало сделали? Одно по радио и телевидению клянут.

– Пугало из нас сделали не усташи и «турци» (им положено), а Тито. Тито оклеветал нас. 40 лет клеветал. Но народ ему не поверил, люди к нам хорошо относятся. Что касается «турцев», то ими уже половина роты объявлена «ратними злочинцами», а ведь мы ни разу не вышли за пределы сербских районов. Над кем «злочинствовать», над своими? Не отрицаю, мы бываем беспощадны в бою, но против вооружённого врага. А что прикажете делать? Видели бы вы что они творили здесь в прошлом апреле. Живых обливали бензином и поджигали, глаза выкалывали… не люди, животные! А четник безоружного пальцем не тронет.

– Кого принимают в четники?

– Всех, от 16 до 60-ти. Лишь бы верил в Бога, был готов умереть за Сербию и был бы за Короля.

– За какого Короля?

– В Лондоне, в эмиграции находится Александр || Карагеогиевич.

– Так вы партия, что ли?

– Мы не партия, мы – защитники сербского народа. Мы за экономически и политически стабильную Сербскую державу, объединяющую все сербские земли. Мы ощущаем себя как охранители сербской земли. Что касается политики… мы за то политическое устройство, которое выберет народ. Однако после войны потребуем референдума: хочет ли народ, чтоб вернулся Король. Мы знаем, народ не хочет Короля, но референдум потребуем по двум причинам: во-первых, для законности, во-вторых – а вдруг! Душу народа до конца никто не знает. Выберут Короля, будем, как раньше, охранять Его. А не выберут, будем охранять законное правительство Сербии.

27 апреля 1993г., Сараево.

РАНЕНЫЕ

Пале – курортный городок у подножия Романийских гор. Великолепны окрестности Пале, поросшие хвойным лесом. Зимой здесь раздолье лыжникам, летом – охотникам и туристам. Комфортабельны и уютны отели Пале. Но его курортное прошлое сегодня кажется розовым сном. Сегодня в 10 километрах от Пале линия фронта, а в самом городке разместилось правительство Сербской республики Боснии и Герцеговины (БиГ), военные учреждения и штабы частей, действующих под Сараево.

Над бывшим отелем «Коран» развевается полотнище – на белом поле Красный Крест. Здесь фронтовой госпиталь. Любезен и предупредителен главный врач Братислав Борковац. Он рад русскому гостю, говорит по-русски:

– Я сам специалист по пластической хирургии, много раз бывал в СССР в служебных командировках, три месяца повышал квалификацию в Ленинградской военно-медицинской академии у генерала Ткаченко.

Блестящий специалист! Золотое время! Где оно? – грустит Братислав.

– Не имею права долго отрывать Вас от дела, – говорю я, – нужды и заботы фронтовых госпиталей известны. Задам главный вопрос: если бы сейчас Россия предложила гуманитарную помощь, что Вы затребовали в первую очередь?

– Антибиотики всех направлений, противостолбнячные средства, обезболивающие, стимуляторы сердечной деятельности, кровоостанавливающие, жаропонижающие, успокоительные препараты, антисептики, средства против ожогов, против туберкулёза,

эпилепсии, ревматизма… Естественно, я обозначил лишь основные направления. В январе нас посетила делегация с Дона. Они подарили нам лазерную установку, что значительно усилило наше оснащение.

– Сейчас фронт испытывает острый недостаток в бойцах, как говорят военные, в «живой силе». Поэтому командование заинтересовано в притоке русских добровольцев. Мне то и дело приходится отвечать на связанные с этим вопросы. Но ни разу не заходила речь об использовании российского медицинского персонала. Так нужны или не нужны здесь русские врачи и медсестры?

– Что касается госпиталя, то он на сегодня полностью укомплектован, но в целом на фронтах нехватка медицинских кадров, конечно же имеет место. Появление русских врачей и сестёр-добровольцев будет встречено с благодарностью.

– Позвольте, Братислав, немного отвлечённый вопрос: каково Ваше мнение о здравоохранении в бывшем СССР?

– Это он, наверное, для Вас, к сожалению, «бывший», а я не признаю распада ССССР: просто очередное историческое недоразумение, из которых, во многом и состоит История. Конкретно о здравоохранении. Прекрасная организация, великолепные, самоотверженные специалисты. Но медтехника оставляет желать лучшего. Другое дело, что и с такой устаревшей техникой в России творят чудеса (сам видел!). Но, повторяю, это другое дело.

В сопровождении Панто Станковича, психолога, иду в палаты. По пути интересуюсь, много ли психических расстройств в связи с фронтом.

– К счастью, немного, – отвечает Панто, – высок моральный дух войск. Тем не менее 1—2 человека в неделю обращаются за помощью. Как правило достаточно шестидневной терапии и человек восстанавливает нервную энергию.

Мы в общей палате. В просторном помещении с высоким потолком несколько десятков кроватей в три ряда: вдоль стен и по середине. Одеты раненые по-всякому: в халаты, в пижамы, в трико… Время процедур окончено и в ожидании обеда они заняты кто чем: шашки, шахматы, карты, домино… К некоторым пришли родственники, друзья. Курить можно. И рядовые, и офицеры вместе, офицерских палат нет.

Боро Нинкович (21 год) ранен в плечо осколком мины 27 января в Райловаце (Сараево) при атаке на босанский положай. Дом его на оккупированной территории, семья (мать, отец) на положении беженцев в деревне под Пале.

– Захватили ли положай, Боро? – интересуюсь я.

– Нет, хотя несколько раз ходили в атаку.

– Были ли ещё потери?

– Один погиб, двое ранены, легко.

– Как считаешь, почему не удалось захватить положай?

– С фланга по нам ударили огневые точки, о которых мы не знали… Но это так, между прочим. А главное – удача отвернулась. Боевое счастье переменчиво: тогда не захватили, другой раз захватим. Это наша земля, наши дома, мы их никому не уступим.

– На каких условиях согласен помириться с противником?

– Только полное освобождение всех сербских территорий.

– Какую помощь, по-твоему, могла бы оказать Россия Сербии?

– Мы, единственно, нуждаемся в моральной поддержке. Если бы Россия на весь мир заявила, что она с нами, этого достаточно. Кстати, вы не знаете, почему она так не поступает?

Этим вопросом меня постоянно здесь бьют (Москва далеко, а я – вот он). Пора бы научиться на него отвечать, но каждый раз он заставляет меня теряться.

– Я могу ответить только за себя, – говорю, – а я здесь.

В засаду на дороге попал рядовой Гойко Буньевац (33). Просочившаяся в тыл диверсионная группа 12 февраля средь бела дня

обстреляла из гранатомёта и автоматов грузовик, в котором ехал Гойко и ещё человек 15. Гойко ранен в ногу, а сосед убит. Грузовик цел, нападение отбито. Его родной городок Олово тоже в руках врага, а жена и два малолетних сына бежали в Соколац к родственникам. Сколько они могут жить у родственников? Гойко пожимает плечами:

– Вероятно, пока идёт война, а там… не знаю…

И никто не знает – в Сербии сотни тысяч беженцев. Это болезненная проблема, которую уже сегодня надо как-то решать в первую очередь Белграду. Если же отдать БиГ сепаратистам, то количество беженцев за Дриной далеко превысит миллион… А пока беженцы устраиваются кто как может и кто где может. Их мужья, отцы и братья на фронте. Жалование солдата эквивалентна 50 буханкам хлеба, выдают его с сильной (минимум больше месяца) задержкой, а инфляция даже не гипер, а какая-то супергипер. Жалование – всё, чем может помочь фронтовик семье (разница между солдатским и офицерским денежным довольствием незначительная). Но и Гойко ничего не просит у России, кроме моральной поддержки.

– Пишите, что вы здесь видите, – солдат трогает меня за плечо. – Этого достаточно, чтобы любой честный человек в любой стране смог понять, что здесь происходит, кто прав, а кто виноват.

(Эх, Гойко, думаю я, неужели веришь, что ОНИ, там, на Западе, не знают, не понимают… Да они делают всё, чтобы положение сербов стало ещё невыносимее. Глумятся, издеваются. Эти силы сегодня правят бал и в России…).

Вот и выздоравливающий командир роты поручик Милован Гаич (35) тоже считает, что «понимать» особо нечего:

– Сербы хотят жить в Сербском государстве, что тут нужно «понимать»?! Не можем мы жить в одном государстве с хорватами, которые в прошлую войну вырезали свыше миллиона сербов. Мы 500

лет воевали с мусульманской Турцией и не можем согласиться жить в мусульманском государстве. Пусть живут. Но без нас. И на своих землях.

Мило ранен в бок пулей снайпера на Враца (район Сараево). Тут же выясняется, что мы с Мило служим в одном батальоне – в 4-м батальоне легендарного майора Драгана Вучетича. Враца – это совсем рядом с моими позициями и мне интересно, как это Мило «попался» снайперу. Обычно от их рук гибнут женщины и дети, мужчины же ни на минуту не забывают, что они на войне и всегда настороже.

– Да как попался… Чистая случайность. Поднимаюсь в гору на автомобиле, сижу рядом с водителем. Тут откуда-то залетела пуля.

Мило – единственный из моих собеседников считает, что Россия могла бы помочь сербам оружием, техникой, специалистами.

Шесть пуль в теле двадцатилетнего Деяна Кувача. Четыре уже извлекли, две, видимо, остануться с Деяном. Ранены обе руки и обе ноги. Попал солдат под перекрестный огонь в уличном бою. Бой этот, кстати, был успешен:

– Выбили мы «турцев» с позиций и погнали. Подобрали потом 30 ихних трупов. Порядок! У нас, кроме меня, ещё один ранен.

Деян перебинтован от пяток до макушки, но уверен, что в строй вернётся:

– Нема проблема! Кости-то целы!

Он воюет уже третий год, ранен второй раз, первый – в Славонии, получил осколок в плечо, когда стрелял по танку из «золи». Деян строго говорит:

– Передай там, самое главное, чтоб Россия не допустила военную интервенцию. Здесь не Ирак, здесь никто не собирается сдаваться. Страна зальётся кровью.

А этот совсем молодой боец отказался открыть имя:

– Все меня называют «Секира» (2), и вы так называйте.

Его дом сожжён, мать и отец погибли от рук усташей в Хорватии. Сам Секира ранен в третий раз. Первый раз в плечо осколком ручной гранаты в октябре 91-го в Хорватии. Второй раз получил пулю в бедро в Вуковаре в декабре того же года, а в марте этого года получил осколок мины в поясницу при атаке на Которац (предместье Сараево).

Секира воюет люто. Сейчас он досаждает командованию планом создания «специального отряда» для рейдов в тыл врага. Ответа пока нет, но Секира уверен, что непременно его добьётся. И если этот ответ ему не понравится, он соберёт таких же отчаюг и начнёт партизанскую войну. У него никого и ничего в этом мире не осталось. («Есть где-то дедушка», – обронил он.) Как сильно затуманила ненависть его юную голову? Я спросил:

– До каких пор, по-твоему, следует вести войну?

Секира не задумался:

– До полного освобождения наших огништ (3).

Уточняю:

– Следует ли уничтожить государство Хорватия?

– Я так не говорю. Пусть живут, но сами. А нам с ними не по пути.

Я поблагодарил раненых и, пожелав скорейшего выздоровления, стал прощаться. Выходил из палаты под дружные напутствия писать правду. Я кивал и не мог им объяснить то, что сам понял совсем недавно: на свете столько «правд», сколько людей. Сколько религий. Сколько партий, сколько классов. Сколько наций и государств. Есть ли одна на всех общая правда? Вот именно этого я и сегодня не знаю. Поэтому пишу о том, что вижу собственными глазами и слышу собственными ушами.

27 марта 1993г., г. Пале.

УЛИЧНАЯ БОРЬБА В САРАЕВО

БОСНИЙСКИЙ УЗЕЛ

1. Причины и пружины.

Такие войны начинаются н базарах. На торжествах. На площадях. У культовых сооружений. Эта война не составила исключения. В конце февраля 1992 года сербская свадебная процессия направлялась в православную церковь, расположенную в мусульманском районе Сараево – Башчарчия. У входа в церковь процессию обстреляли, убит отец жениха Никола Градович – первая жертва войны, были раненые. В этом акте всё злонамеренно: кощунственно стрелять в свадьбу, кощунственно убивать на пороге храма. Имена убийц сразу же стали известны (Рамиз Деланич, Эмин и Зийо Швракичи), однако никаких мер по задержанию террористов мусульманское руководство органов внутренних дел демонстративно не приняло. На следующий день мусульманские кварталы оказались в кольце сербских баррикад. Никакой другой реакции со стороны сербского населения никто не вправе ожидать и требовать: народ, переживший 500-летний османский геноцид, потерявший полтора миллиона сыновей и дочерей в усташско-мусульманской резне 1941—45гг, увидевший её повторение в прошлогоднем сепаратистском мятеже в Хорватии, мог отреагировать только так и никак иначе. Это отлично понимали те, кто под флагом независимости и демократии планировали новую резню, на этот раз на просторах Боснии и Герцеговины.

Каждый конфликт имеет свою специфику. Конфликт в Босне и Герцеговине не межнациональный и не этнический уже хотя бы потому, что все три народ – сербы, хорваты, босняки – составляют единое этническое целое, говорят на одном языке. Но молятся по-разному, разным богам. Тогда – религиозный конфликт? По форме, похоже, так. Но не более чем по форме.

Действительно, национальное самосознание сербов базируется на православии, как основы моральной силы нации, её становой хребет, обеспечивающий существование народа на всех перипетиях трагической и кровавой истории.

Католическая интеллигенция считает себя носительницей ценностей западной цивилизации на Балканах.

Мусульманская община гордится, что усвоила не только богатейшую культуру Востока, но и приемлемые западные ценности.

Каждая точка зрения имеет законное и обоснованное право на существование, но причины воевать не содержит, хотя, несомненно, конфессиональный экстремизм отдельных фигур конфликт подпитывает и придаёт ему религиозную окраску.

Итак, не национальный, не этнический, и, по сути, не религиозный конфликт. Может быть кучка грязных политиканов втянула народы в братоубийственную войну? Очень популярная сегодня точка зрения. Но наивная. Увы, массы хорват и босняков активно, сознательно, с готовностью участвуют в конфликте, с их стороны немало случаев самопожертвования, и я бы повременил называть их «баранами», которых послали на бойню политические авантюристы. Вывод сделаем позже. Что касается сербов, у них нет выбора: они защищают свои дома. Но это не только вынужденная позиция, она еще в высшей степени справедливая. Её справедливость определяется обстоятельством, подвергнутом с начала конфликта глухому умолчанию: решив «провозгласить независимость», эти два народа полностью отвергли и даже осмеяли Конституцию и все без исключения законы бывшей единой социалистической Югославии.

Кроме одного закона – о разграничении границ республик. Именно этот, единственный, закон они не только посчитали незабвенным, но и отстаивают его вооружённой силой! Любые попытки переговоров на эту тему (конфедерация, автономия и проч.) отметаются с порога! Вот почему бывший официант ресторана «Панорама» Мило сидит в доте у пулемёта в 50-ти метрах от отчего дома и заставить его жить в несербском государстве гражданином второго сорта не получится. О политике официант не думает, он думает о своей семье, о будущем своих детей.

В стране идёт гражданская война, силу ей придаёт простое обстоятельство: определённые круги хорватского и мусульманского населения (в первую очередь т.н. «творческая интеллигенция») поверили (их в этом убедили) что, образовав «самостоятельные государства», они заживут лучше, богаче сербов, будут иметь более жирный кусок мяса и более толстый слой масла на хлебе. Достигнут, мол, «западного качества жизни», чему мешают проклятые сербы. Вот нехитрая матрица (любого) национального экстремизма. Именно она,

умело раскрученная, обеспечивает лидерам массовую поддержку. Конечно, в одиночку микрогосударства («злобные карлики») никакого «качества» достичь не могут, это понимают даже самые оголтелые лидеры. Поэтому надо сменить «друзей»: сербов на американцев, немцев, турок и проч. А у новых «друзей» на Балканах свои интересы… Клубок с виду сверхсложный, но в основе, увы, примитивные мечты о «сладкой жизни», т.е. позывы живота.

(Оглянемся немного назад, на себя. Российские «юркие» (самоназвание – «демократы») любят громко вспоминать «героические страницы» своей «борьбы» против «тоталитарного режима», например, как в августе 1968 года, во время ввода войск стран Варшавского договора в Чехословакию семеро «юрких» вышли с протестом на Красную площадь. Что их подвигло? Забота о судьбе чехов и словаков? Ха-ха-ха!!! Всё те же «позывы живота»! ).

Как долго будет тлеть огонь национального тщеславия и ненависти? До тех пор, пока массы хорват и босняков на собственном горьком опыте не убедятся: от пожаров, взрывов, ненависти масла не прибавится, а новые друзья не такие уж и друзья. Подадут. Но не столько, сколько поклянчено. А пока существует надежда жировать хотя бы в ближайшем будущем, война продолжится.

2. Механизм развертывания конфликта

Примерно за два года до того, как на сараевские мостовые пали первые убитые, средства массовой информации БиГ постепенно, шаг за шагом перешли к тотальной критике «тоталитарного режима» социалистической Югославии, обвиняя Белград в «имперском диктате». При этом, разумеется, «забыли», что не коммунист Иосиф Броз Тито создал государство Югославия, а сами эти народы в 1921 году, когда о «тиране» Тито никто и не слыхал. А партизанская армия Тито, как уже догадался российский читатель, во время Освободительной войны не Родину от немецко-фашистских захватчиков защищала, а «создавала империю» во главе с красным диктатором Тито. Следовательно Югославская Народная Армия (ЮНА) – «орудие коммунистической агрессии»… и т. д. и т. п. Всё это нам в России прекрасно знакомо.

Ах как можно было бы жить, если б не эти сербы!

Ах какой талантливый хорватский народ!

Ах какой талантливый босанский народ!

Что мы, хуже «немачки» или «инглезов»? И т.д., и т. п. День за днём, день за днём… 1987, 1988, 1989, 1990… В центре любых разглагольствований неизбежно оказывалось красивое слово «демократия»…

Идеологическая обработка населения в подобном духе есть альфа и омега, есть базис для развёртывания гражданского конфликта. Недоверие растекается грязным пятном, поражая общество. И вот уже добрые раньше соседи косятся друг на друга, вот уже дерутся школьники… В конце 1991-го года, когда гроздья конфликта стремительно наливались ядовитым соком, эмансипированные сверх всякой меры преподавательницы-мусульманки высших и средних учебных заведений Сараево вдруг, как по команде, надели… фереджу (чадру). (Сараевцы уже и забыли, что такое фереджа.) Стрелять из-за этого никто не начал, хотя оружие уже и без того заготавливалось обеими сторонами полным ходом.

Дальше действия по нарастающей. Я их только перечислю:

1. Подлое ночное осквернение культовых сооружений, могил и памятников. (Речь в первую очередь о партизанских могилах и военных памятниках.)

2. То же, но в открытую, средь бела дня.

3. Появление на улицах и в кафанах молодчиков со знаками различия усташских (фашистских) отрядов, прилюдное распевание фашистских песен, выкрикивание соответствующих лозунгов и т. п.

4. Снос памятников, срыв могил, динамитный террор против православных церквей.

5. Погромы частных предприятий, магазинов, принадлежащих сербам.

6. Обыски и изъятия частных автомобилей на дорогах самочинными патрулями всяких партий.

7. Первые выстрелы (Башчарчия). Накопление оружия шло постоянно.

Особо следует сказать о развёртывании террора против ЮНА, шедшего строго параллельно с выше описанными «мероприятиями».

Здесь так же:

1. Пропагандистская очернительная кампания.

2. Хулиганские нападения на улицах на офицеров-сербов и членов их семей.

3. Срыв призыва в армию.

4. Экономическая блокада военных городков, военных объектов, воинских частей.

5. Кражи оружия и боеприпасов, угон транспорта.

6. Переход офицеров несербской национальности «на сторону демократии и свободы».

7. Вооружённые нападения на военные объекты, осада казарм и военных городков.

Все перечисленные мероприятия осуществлялись «демократическими силами» с чёткой последовательностью. Например, сигналом к действиям по, скажем, пункту 2 служила безнаказанность действий по пункту 1.

3. Начало вооружённой борьбы

Сербское население БиГ (а годом раньше – Хорватии) сполна испытало на себе весь дьявольский механизм разжигания конфликта. Но, в отличие от Хорватии, здесь были начеку. Вот почему реакция на выстрелы у церкви в Башчарчии была столь быстрой и решительной. Для сооружения баррикад сербы не рушили материальные объекты —

на улицы вывели автотранспорт и перегородили им все дороги в мусульманские кварталы. Однако желание решить конфликт мирным путём всё ещё было так велико, что политикам удалось уговорить население разобрать баррикады: представители умеренных партий вышли с такой агитацией на улицы, и их услышали. В начале марта улицы были очищены и люди разошлись по домам.

Запас миролюбия сербов неисчерпаем? Но нет, всё имеет предел. В ночь с 3 на 4 апреля босанскими экстремистами выстрелами из-за угла был убит милиционер Петр Петрович, Это означало войну. Баррикады опять оцепили мусульманскую часть города, но на этот раз одновременно с их сооружением вспыхнули уличные бои. Сербские отряды перешли в наступление, атаковав ключевые объекты города. Ни единого командования, ни единой организации не было, руководящую энергию и активность проявили лишь члены некоторых политических партий, в частности, по рассказам участников событий,

СДС (Сербская демократическая партия). Но непосредственно боевые действия возглавили те, кто оказался способен на это. Повстанцы небольшими группами по 3, 5, 10 человек (как правило, соседи), вооружённые кто чем (начиная с ножей и топоров) стекались к тому объекту на территории своего района, который по своему разумению считали важным. На ходу в группе сам собой выявлялся командир (лидер). Заняв соседние улицы и дома, люди окружали объект. Тут уж выявлялось некое единое командование. Примером подобных действий может служить штурм школы МВД им. Мио Керошевича. Вот