Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло

«Девчонке купили коробочку мела…»

Девчонке купили коробочку мела,И тут же она принялась за дела,Раскрасив асфальт, как могла и умела,Снабдив его текстом таким, как смогла.Чтоб знали прохожие, не перепутав:Вот мама, отец, младший брат, вот она,Собою довольная, как и дебютом,А все они вместе – родная страна.Но дождик прошёл и рисунки исчезли,Как будто и нет ни страны, ни семьи,Ну, что тут поделаешь, ежели, еслиТак Бог исполняет задумки свои.

«День осенний чист и резок…»

1

День осенний чист и резокВ первых числах сентября:Лайда, озеро, пролесок –Тундра, проще говоря.

2

Гляньте: словно с натюрмортаГриб, румяней, чем калач,И небитый, смелый, гордыйКраснобровый куропач.Холодок ромашки влажной,Где кипрей светил горяч,И небитый, вольный, важныйКраснобровый куропач.Волны вызревшей морошки.Ветер, кинувшийся вскачь,И небитый, несторожкийКраснобровый куропач.Мягкий мох, шиповник острый –Всё открыто, как ни прячь,И небитый рыже-пёстрыйКраснобровый куропач.Меж кустов пожухлых пятнаЗаячьих линялых гач,И небитый крепкий, статныйКраснобровый куропач.Чей-то след по чернотропью,Бормотание и плач,И пока не битый дробьюКраснобровый куропач.

3

Верит он, что жизнь без края,Срок придёт – и он, влюбя,Выберет из целой стаиКуропатку для себя.Заведёт семью большую,Охранив от падежа,Самку верную милуя,Верховодя и строжа.Это будет, несомненно,Помешать кто сможет имВ ими выбранной вселенной,Бесшабашно молодым!

4

А пока он лишь довесокК этой сказочной поре:Лайда, озеро, пролесок –Проще, тундра в сентябре.

«Державы чьей и где – не знаю…»

Державы чьей и где – не знаю,Открытый ливням и ветрам,Стоит, провалами зияя,Величественный, древний храм.Там тишина, там жизнь в опале,Лишь меж дымящихся камней,Среди чудовищных развалин –Клубы беснующихся змей.Никто не видел, но поверьте:От незапамятных времёнТам обитает ангел смерти,Владелец тысячи имён.В жару и стынь, и в тишь, и в ветер,Не упустив черты любой,Он в нас, во всё живое метитНеотвратимою стрелой.Не ускользнуть, не отвертеться –Что суждено, то суждено:Чуть вздрогнет раненое сердце,И остановится оно.Но не заметит мир и городВ том ровным счётом ничего,И только те, кому я дорог,Всплакнут у тела моего.

«Диакон с молитвою…»

Диакон с молитвою.Купчиха с купцом.А друг с острой бритвоюГлядит молодцом.Монах с камилавкою.Купец у купца.А друг мой с удавкою,Держи молодца.Алтарник с подсвечником.Куражист купец.А друг мой с тэтэшником,Каков молодец.Епископ в кукольнике.Меха на купце.А друг мечет стольникиПеть о молодце.Игумен в подряснике.Мент лезет к купцу.А другу всё праздники,Всё в кайф молодцу.Послушник с перловкою.Купец вдрабадан.А друг с остановкою –Опять в Магадан.

«Для кого-то как божья милость…»

Для кого-то как божья милость,А кому-то, грозя бедой,Русло речки переменилось,Льдами сдавленная весной.Забивая протоку илом,Топляками, сырым песком,Так что летом её схватилоЗадернившимся языком.После, быстренько, лоскутамиВсё вдоль берега заросло –С черемшою между кустамиИ ромашками, где светло.Птицы певчие свили гнёздаПо обычаю своемуВ гуще вымахавших подростов,Кооптируемых в урему.Вместо заячьих троп рябыеМуравейники наросли,И пропали следы любыеОбрабатываемой земли.Словно не было слёз и пота,Крепких изгородей и межИ напрасной была работа,Ради жегших сердца надежд.Так что думайте, братцы, сами,Что к чему, и о чём это яПересказываю стихамиЧасть природного бытия.

«Для чего у опушки…»

Для чего у опушки,Где лесной виноград,Мне три разных кукушкиКуковали подряд,Обещав ненарокомИ с разбросом таким,Что до самого срокаСрок неопределим.Первой крик, словно плачет,Словно просит: «Не пей!Или года иначеНе прожить меж людей».А вторая с подходаВторит ей: «Не кури!Будешь жить больше годаИ не меньше, чем три».Что последняя хочет –После тех не секрет!И за это пророчитМне несчитанно лет.Но не знали кукушки,Да откуда им знать,Что чеченские пушкиЗаряжают опять.И что муфтий КадыровОбъявил газаватДля убийства кяфировБеспощадно, подряд.Что сынок его младший,Горделив и горласт,Над останками павшихРезать русских горазд.А когда в самоходкеЯ убитый горел,Было мне не до водки,Не до с бабами дел.Лишь в небесном овалеМать в обнимку с отцомЧадо бедное звали,Исчезая – втроем.Так зачем у опушки,Где цветет резеда,Куковали кукушки,Куковали тогда?Или чтобы не струсил,Честно идучи в бой,Объясни мне, Иисусе,Вот я весь пред тобой.

«До тверди грешной снизойдя…»

До тверди грешной снизойдя,Не затеряться чтобы всуе,Потоки буйного дождяРезвятся, тешась и танцуя.Который день течёт, течёт.Никто, ничто их не ослабит:Разверзлись хляби вечных вод,Неиссякаемые хляби.Давно затоплены ряжи,Поникли липы и берёзы,И в норках спрятались стрижи –Живые средства для прогноза.Зато довольна детвора,По лужам прыгая с восторгом,Передвигаясь средь двораВ дырявых ящиках горторга.Да продавщицы из ларьковДовольны выручкой спиртного –Два выходных у мужиков,И нет им отдыха другого.А у кого посменный труд,Когда из транспорта вылазят,Те красной армией клянутЗасилье сырости и грязи.Но безразличны небеса,Не тронет радость их и горе,И за грозой спешит гроза,Как мысли в пьяном разговоре.

«Долдонят мне учёные страны…»

Долдонят мне учёные страны,Что энтропия – главная причинаИ смысл того, что смерть и жизнь равныДля человеческого сына.Чем хуже я секвой или елей,Баньянов, тисов, сосен, баобабов,Тысячелетьями исчислен возраст чейВ трудах ботаников известного масштаба.Чем хуже я гранита и кремня,Отрогов горных, скального откоса –Рождённые задолго до меня,Они не знают времени износа.Чем хуже я заливов и озёр,Ключей болотных, забереги края –Всего, что видит человечий взор,Из окружающего выбирая.Чем хуже Солнца я или Луны,Фотонов, кварков, атомов, нейтрино,Создавших мир, где жизнь и смерть равныДля человеческого сына.А как же бог, евангелии, ад,Стигматы, епитимии, спасенье,И почему беспомощно молчатОб этом воды, чащи и каменья?

«Дорог без счёта – путь у всех один…»

Дорог без счёта – путь у всех один,Будь раб ты или грозный господин.Но как он сладок, этот грешный путь,О чём, пройдя его, не позабудь.Благодаря за дар их мать с отцомВ преддверье встречи с сущего Творцом.

«Друзья мои смеялись надо мной…»

Друзья мои смеялись надо мной,Что перенять не мог их блеск и лоск:Среди говорунов – почти немой,Среди задир – податливый как воск.Но мне Господь, пусть он велик и строг,А я пред ним беспомощен и мал,Трудами матери моей в урочный срокЖену для продолженья рода дал.Тьму жизни красотою оттеня,Достоинствами, что не перечесть,Не ровня мне, но приняла меняОна, как крест свой и таким, как есть.И не боясь трудов, невзгод и мук,Пока искал я истину в вине,Теплом и лаской где души, где рук,Вернула мной потерянное мне.Чтоб перестали мы смотреть поврозь,Чтоб нас у нас никто не мог отнять,И даже невозможное сбылось,О чём просила пред всевышним мать.Не всем же жить в столичных городах,Ходить на Эсмеральду и футбол,Тогда как фруктами мой дом насквозь пропах,И я себя в трудах своих нашёл.Хотя, как прежде, прост и нелюдимВ сравнении с друзьями, что умны,При власти, на виду, и, как один,Уже по паре раз разведены.Им собственное мнение – закон,Им не принять, что люди говорят:«Любой мужчина счастлив, если онНа настоящей женщине женат».

Е

«Евреи – обычные грешные люди…»

Евреи – обычные грешные люди,Пусть даже когда-то и жил Илия,А те, что сегодня – и в лести, и в блуде,Не лучше, не хуже, чем ты или я.По виду очкарика-интеллигенты,Ваятели, книжники, бухгалтера,Свидетели, зрители и абоненты,По сути, как ты или я – фраера.Но есть пострашнее воров и бандитовИз этой, довольно приличной, средыОтдельные выходцы, скажем открыто,Кого на Руси называли «жиды».Не дай вам господь повстречаться с такими,Такой, если с ним заведёте дела,Введёт в искушенье, заманит и кинет,Разув и раздев, почитай, догола.И скроется в местности, звавшейся Истов,Откуда нет выдачи ни для кого,Где мёртвое море и центр сионистов,О ком я не знаю почти ничего.Тогда как евреи – обычные люди,Пусть даже когда-то и жил Илия,А те, что сегодня – и в лести, и в блуде,Не лучше, не хуже, чем ты или я.

«Едва ты только захотела…»

Едва ты только захотелаИль приняла похожий вид,Твой запах лона, губ и телаМеня дурманит и манит.Горячих рук прикосновенье,Глаза, зовущие к себе,Мне обещают обновленьеНаперекор моей судьбе,Мой дух испытывавшей строго:Сначала – нищею сумой,Затем, с соизволенья бога,Карымской чёрною тюрьмой.Друзьями преданный своимиПо воле сволочных властей,Я поквитался кровью с ними,Согласно совести своей.Отбыв срок полный приговораЗа очистительную месть,Не стал ни сукой я, ни вором,Оставшись, кем я был и есть,Ненужным этому народу,Что, жаждой денег одержим,Не может воспринять свободуХолопским разумом своим.Но в этот миг, перед тобоюИ я забуду про неё,Пока нам хорошо обоим,Впадая в полузабытьё.

«Ежели жизнь, как одежда кургузая…»

Ежели жизнь, как одежда кургузая,Жмёт, расползается, давит под дых,Боже, не силы мне дай, так иллюзиюОсуществимости целей моих.Дабы ночами не мучился мороком,А просыпаясь, силён был и свеж,Видя вокруг, что мне любо и дорогоВместо притворства чиновных невеж.Или отправь меня в дали далёкие:В чащу, в пустыню, в заброшенный край,Наедине, без самсунга иль нокиа,И навсегда со мной связь потеряй.

«Если вьются злые ветры…»

Если вьются злые ветрыГарпий полуночных злей,Вспомни солнце, речку, кедры,Песню юности своей.Не сердись, не огорчайся,Что покинул край родной,И с друзьями повстречайся,Коль захочется в запой.Плюнь на мрачную погоду,Отдохни от неудач,Не позорь свою породу –Не ругайся и не плачь.Обними подругу крепче,Поцелуй, рукой скользя,Пусть она тебе прошепчет,Что и выдумать нельзя.Остальное – грязь и склока.Стоит ли в такую муть,Чтобы жизнь свою до срокаПроменять на что-нибудь.

«Ех, ех, хей ла…»

Ех, ех, хей ла.Встаньте из-за стола.С водкою и едоюКончено, и пораНарты мои со мноюВывести со двора.Труп мой скрепите стяжкой,Чтобы я, видя путь,Мог с роковой упряжкойНаледи обогнуть.Бросьте сакуй в колени,Ех, ех, хей ла,Как понесут олени,Будет не до тепла.Бросьте сакуй в колени,Нопы и бокари,В сумках из кож таймених –Юколу, сухари.Дайте мне три хорея,Ех, ех, хей ла,Чтобы судьба вернееК цели меня вела.Дайте мне три хорея,Чая, не жалко сколь,Утвари поцелее,Трубку, табак и соль.Ну, и багак с двустволкой,Ех, ех, хей ла,Против чумного волкаИли другого зла.Ну, и багак с двустволкой,Верных друзей стальных,Раз на дороге долгойНе обойтись без них.Прочее, что с азартомСкапливал, нёс домой,Не уместить на нартах,Не унести с собой.Вот и распределитеПамятью обо мне,И без меня живитеВ горькой своей стране.Коль не накрыла мгла.Ех, ех, хей ла.

Ё

«Ёмкими доступными словами…»

Ёмкими доступными словамиОбъяснял нам пьяный старшинаРазницу меж прапором и нами,У кого права и чья вина.Стриженные, в штопаных кальсонах,В сапогах с портянками комком,Слушали мы в состоянье сонномИнфу о разводе полковом.Старшина, довольный дисциплиной,Оттого трезвея на глазах,Завершил свой спич цитатой длинной,Разнеся гражданских в пух и прах.Три часа, а я до полвторогоНа полах отслуживал наряд,И сегодня буду тем же сноваЗаниматься третью ночь подряд.Вот и примостясь на верхней койкеВ полной форме, как на караул,И как в детстве после глупой двойки,Я заплакал и в слезах уснул.А домой вернулся лейтенантомМладшим, но по виду офицер,В кителе и в брюках с тонким кантом,И в ботинках – точно под размер.Без обид на воинское братствоИ довольным строгим старшиной,Выбившим и дурь, и верхоглядствоИз моей натуры озорной.С той поры я, повстречав солдата,Путь его крещеньем осеня,Вспоминаю слёзы, что когда-тоСделали мужчину из меня.

«Ёрничай, ёрничай, ёрничай…»

Ёрничай, ёрничай, ёрничайИ весели эскортСворы продажной дворничьейВ виде лакейских морд.Бражничай, бражничай, бражничай,Крепкой хвалясь вожжой,Вместе со славой, неважно чьей –Дедовской или чужой.Складывай, складывай, складывай,Сколько достанет сил,Жертв своих действий адовыхВ темь потайных могил.Верящий, верящий, верящий,Всё тебе с рук сойдётВ обществе лицемерящихТаких же, как ты, господ.

Ж

«Желаю знать, чего я стою…»

Желаю знать, чего я стою.Отсюда – как мне быть с собой:Артачиться иль жить простоюНе взбаламученной судьбой.Где прочитать, хотя бы вкратце,Чужую мудрость одолжив,Кому я должен поклоняться,Пока на этом свете жив.Как выбрать телом и душоюЕдинственную навсегда,Ту, что глаза мои закроетВ преддверье Страшного суда.

«Желною по буковкам клавы долбя…»

Желною по буковкам клавы долбя,Я строчками чёрным на белом,Строфами тремя успокоить тебяХочу окончательно в целом.Чего мне метаться, чего мне искать,Небритому золоторотцу,Уставшему истины сущность алкатьИ с вечной неправдой бороться.А после как чувство свободы ушло,Одно мне на свете осталось –Глаз карих твоих неземное тепло,Как счастья какая-то малость.

«Женщина – да не предаст меня…»

Женщина – да не предаст меня,Позовёт, накормит и напоит,После, грешным взглядом поманя,До рассвета лаской успокоит.Женщина – да станет мне онаГлавною, единственной, которой,Что Всевышним определенаСтать моей надеждой и опорой.Женщина – да буду я при ней,Что бы шептуны ни навещали,До конца своих недолгих днейВерным другом в счастье и печали.Женщина – да есть ли у меняКто-нибудь ещё на этом свете,Перед кем, любуясь и ценя,Был я каждый божий день в ответе…

«Живу среди продажных, вороватых…»

Живу среди продажных, вороватых,В подбитых ватой стеганых пальто,И чтоб не задохнуться этой ватой,Пью, с кем попало, и незнамо что.Не думая, не веруя, не споря,Отбросив, словно ношу со спины,Гнёт правды, приносящей только горе,И чувство своей собственной вины.Поэтому, да будет мне забвеньеХмельного сна средь ночи или дня,В туманном ожидании мгновенья,Освободить готового меня.

«Жириновский. Венидиктов. Сатановский. Соловьёв…»

Жириновский. Венидиктов. Сатановский. Соловьёв.Иже с ними. Вместе. Просто. Говорят. Народ таков.Людям нравятся химеры, мифы, домыслы и ложь,Без которых, как ни бейся, на Руси не проживёшь.Людям нравятся бандиты, воры, жулики, покаНе касается их лично уголовника рука.Людям нравятся злодеи из начальников больших,Жизнь лишающих кого-то, но, естественно, не их.Людям нравятся безделье, бабы, водка, снеди ларь,Пьяный поп, весёлый барин и беснующийся царь.И не сделать ничего тут. Говорят. Народ таков.Жириновский. Венидиктов. Сатановский. Соловьёв.

З

«За окошком колобродит…»

За окошком колобродитДождь со снегом ледяной,Ну, а я доволен, вроде,Что без зоны за спиной.Непокорный и гонимый,Знаю: будет всё не так –Жмёт мне крылья херувимаИзносившийся пиджак.И хотя не граф, не герцог.И в кармане ни гроша,Но зато – какое сердце,И, тем более, душа.

«За что – не ведаю ответа…»

За что – не ведаю ответа,Быть может, время разберёт,В пещере без огня и светаЖил в темноте чудной народ.Не видя мерзость запустенья,Привыкнув к грязи и говну,Имел он собственное мненье,Во всём держась за старину.Уверенный единодушноВ богоизбранности своейНа пару с совестью послушнойСобственноличной и властей.А тех, что в будущее звалиПо мере разума и сил,Он при посредстве вертикалиДо уморения давил.И всё-таки, один из этихРазвёл в пещере костерок,Чтоб каждый, пусть в неярком свете,Себя, как есть, увидеть мог.Пускай хотя бы в четверть глаза,Впрямую, без обиняков,Сравнив с эпохой пересказов,Докладов, песен и стихов.Ну, а кому признать охота,Когда вокруг под визг кнутаГуляет пьяная мразотаИли под дозой мерзота.Не зря, не выдержав такого,Народ пещерный, спав с лица,Залил огонь мочой суровой,Забив до смерти подлеца.

«Забудьте про чернь, пусть живёт, как желает…»

Забудьте про чернь, пусть живёт, как желает,С Нероном, со Сталиным, с Путиным, ей,Пока она дышит, смердит и штыняет,Нет дела до Родины будущих дней.Не трогайте чернь, обойдётся дороже,Не зря из неё уголовный собесНапёрстничников и карманников множитПод крышею власти в погонах и без.Забудьте про чернь из любых категорий,Когда по малинам толчётся она,Сыта, дринканута и баб мухоморитПод запахи рвоты, мочи и говна.Не трогайте чернь, будьте выше и чище,Задуманные завершая дела,Среди вам подобных, кто истину ищет,Какою бы горькой она ни была.Забудьте про чернь, вечно помня о главном,Что вам до мошенников или ворья,Живущих в неведении православном,Не трогайте чернь, бог ей будет судья.

«Завидую обычным христианам…»

Завидую обычным христианам.Их вера есть, была и будет житьОтдельно от вопросов окаянных,Которых мне, увы, не разрешить.Но кем же был Иисус из Назарета,Считая, если жил такой еврей:Пророком, проповедником, поэтомИль жалким искусителем людей.Как получилось что в тогдашних книгах,При чудесах по воле высших сил,Никто из современников великихЕму строки одной не посвятил.Чем объяснить – больших и малых нацийМыслители, кому я не чета,Потратили века, чтоб разобраться,И всё-таки не знают ни черта.Притом что мною в памяти хранимо,Когда народ Пилату на отказ,Кричал: «Во имя Господа и Рима,Распни! Пусть будет кровь его – на нас».

«Загнали в теплушки, сверяя со списком…»

Загнали в теплушки, сверяя со списком,Согласно приказам высоких чинов.Чтоб дёрнулись оси колёсные с визгом.И поезд повёз на войну пацанов.А старший постукивал трубкой резною,А маршалы выпимши тискали баб,У них в кабинетах не пахло войною,Чего им до судеб каких-то растяп.Пяти миллионов – в кирзе и обмотках,До четверти – с опытом прошлых боёв:В Китае с Монголией – с краткостью в сводках,В Финляндии с Польшей – под грохот стихов.Лишённых уже самолётов и танков.Из тех, что собрали к началу войны,И людям открылась режима изнанка,Кто видеть хотел, не пугаясь цены.А старший обкуривал новые трубки,А маршалы баб волокли на диван,Какое им дело до той мясорубки,Во что превратился их каверзный план.Теплушкам осталось до фронта недолго,Горели глаза и сердца у парнейОт чувства привитого Родиной долга,От горьких известий отцовских смертей.Когда те недавно в окопах сменилиСынов своих перших, погибших в плену,Которых предателями объявили,Оправдывая этим власти вину.А старший попыхивал герцоговиной,А маршалы баб хоботали за зад,Когда генералы с обычною минойНа гибель погнали прибывших солдат.Чтоб осуществляя права уставныеИ доизрасходовав личный состав,Подать по команде листы наградные,С себя и своих порученцев начав.Разбит паровоз. Догорают теплушки.Снега засыпают остатки травы.По Зимнему лупят немецкие пушки.Майор Бук глядит на предместье Москвы.А старший курил, словно лёгкие грея,А маршалы тешились бабским теплом,Пока ополчение кровью своеюСтрану защищало в возмездье своём.

«Заполярное солнце не подарит заката…»

Заполярное солнце не подарит заката.По три месяца кряду легкий дым от жары.Комариные волны, как туман сероватый.Да по гиблым болотам облака мошкары.Но не дрогнет мужское надёжное сердце,Это знаем, бесспорно, и проверили мы:За короткое лето надо прочно прогреться,Чтобы не остудиться за полгода зимы.И никто не отнимет радость бросивших город,Компенсацией гнусу будет тундра с рекой:Там рыбалка такая – не забудется скоро,Там такая охота – лишь не дрогни рукой.А когда мы вернёмся, посвежевшие телом,Собирая друзей за обильным столом,Будет, как ты мечтала и с надеждою пела,В безвозвратно далёком, в девяносто твоём.

«Запою я песню с самого начала…»

Запою я песню с самого начала,Песню, у которой нет ещё конца,Как на этом свете било и качалоПлатиноголового молодца.Раз. Два. Нет ни сил, ни воли,Нет ни сил, ни воли боль перебороть,Чтоб после ночного в полутёмном полеС детскою ватагою мчаться обороть.Запою я песню без прикрас, простую,Песню забубённого казакаО судьбе, растраченной вхолостуюЗа калач да крынку молока.Раз. Два. Не тревожьте рану,Не тревожьте рану зельем и бинтом,Я уже на ноги никогда не встану –Отдышаться на яру крутом.Запою я песню про года лихие,Песню, как сложилась или как могу,В холода январские, в ливни ледяные,Бьющие на стрежне и на берегу.Раз. Два. До свиданья, друже,До свиданья, друже, коль сведёт Господь,Ведь пока никто мне в этот час не нужен,Коль нет сил и воли боль перебороть.А когда накроют тело парусинойИ землёй засыплют с грязью пополам,Вспомнят добрым словом ли сукиного сынаС чубом непокорным, точно как он сам?

«Заранее тебя благодарю…»

Заранее тебя благодарюЗа труд последний для меня на свете,И слёзы горькие в грядущую зарю,Которую вдвоём уже не встретим.Мы были очень разные с тобой,Наверно, бес, играя с нами, путал:Тебе бывало холодно порой,Мне было жарко этой же минутой.Тебя тянул театр и варьете,Я жил тайгой – рыбалкой и охотой,И оба, замыкаясь в суете,Не поняли мы важного чего-то.К нам приходящего без тщаний и потуг,Видением иль голосом смиренным,Когда всё изменяется вокругИ остаётся как бы неизменным.Вот почему, лишь стихнет беготня,Исполни, что сказать хочу сегодня:Прошу тебя, оставшись без меня,Поставь свечу к Распятию Господню.Для нищих мелких денег не жалей.Могилы близь оставь еды животным.На даче собери за стол бомжей,Их напоив до рефлексии рвотной.А дальше – будь что будет, ты вольнаВ своей судьбе на вымысел похожей,Какие ни настанут временаИ кто с тобою ни разделит ложе.Я промолчу, я знака не подам,Живи, пусть станет жизнь твоя втораяСчастливей, лучше, чем случилось нам,В семье, что создала ты, дорогая.Где я с тобою был на всё готов,Чем бы судьба ни пробовала крепостьСовместных уз при разности полов,Включая даже мелочь и нелепость.Поэтому под шорох белых крыл,Несущих весть печальную до боли,Прости, коль я не доблагодарил,И позабудь, коль лишнее позволил.

«Заслуг и идеалов не ценя…»

Заслуг и идеалов не ценя,Не важно, был ведомым иль ведущим,Смахнула жизнь всех живших до меня,Потом смахнёт меня переживущих.Любого, всех, труслив он был иль смел,По истеченью срока иль внезапно,На карандаш попавший в спецотделИли на кичу со статьёй похабной.Там все равны по чину и делам,По состоянью разума и духа,Поскольку всем без исключенья тамЗемля способна стать нежнее пуха.

«Затихают горькие слова…»

Затихают горькие слова,Словно волны полосы малайской,А моя до срока головаПобелела яблонею майской.Бег судьбы, её круговоротНашей укоризне неподсуден,Что и для чего ни принесётДень любой из праздников и буден.Да, она упрямей и сильней,Сколько власть перед людьми не прячет,Горе, кто дружить не хочет с ней,И беда, раз думает иначе.Вот и мелят божьи жернова!И, похоже, никому дела,Что моя до срока головаЯблонею майской побелела.Жаль, плодам не выдастся дозреть,Кровь всё холодней и холоднее,Знаю, жить осталось вряд ли треть,От того, что прожил, не седея.Но не скрыть ни буквы, ни числа,Мне другое ближе и дороже:Счастлив – ты меня не прогнала,Горд – не изменил тебе я тоже.

«Зачем тебе женщина эта…»

Зачем тебе женщина эта,Когда при твоей нищетеНе может, в меха разодетойПойти отдохнуть в варьете.И вместо ночных развлеченийРаботать должна на семью,Пока ты – непризнанный гений,Несёшь чушь и галиматью.Причём, ни Есенин, ни БродскийДля жителей этой страны,С расчётом их жадности плотской,Задаром и то не нужны.А ты со стишками своими,На фоне великих имён,В сто раз ещё невыносимейТем, кто при деньгах и умён.Смотри, предлагаю тебе я:Кормить до скончания дней,И ямбы твои, и хореиПечатать по воле твоей.Лишь женщину эту отпустишьИз липких бессовестных рукИ сменишь столицу на пустошь,В районе каких-нибудь Лук.Но если ответишь отказом,Не выпадет даже роса,Как будешь ты строго наказанПо полной в теченье часа.

«Зачем ты карими глазами…»

Зачем ты карими глазамиОтметила его из всех,Притом, что был другою занят,Пусть и без шансов на успех?Зачем, когда он, бит и брошен,Таился, муками томим,Ты в свежестриженном гаврошеПредстала ангелом пред ним?Зачем с улыбкою весёлой,В нём разжигая жизни пыл,Рукой манила полуголой,Губами чтоб её ловил?Зачем с душой своею тонкойТы допустила до себяКартавящего мужичонка,Чуть тронув, спящего, сопя?Зачем потом ты год за годомТерпела выходки его:Скандал, граничащий с разводом,Эгоцентризм и хвастовство?Зачем теперь в платке из крепа,По выходным к нему придя,Ты плачешь под безликим небомПод шёпот снега иль дождя?

«Затрепетал под ветром шарфа кончик…»

Затрепетал под ветром шарфа кончик,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.