Тайны Чудесного леса. Пушистый ёж

– Ну вот, – тяжело дыша, проговорила он. Выйдешь из пещеры, иди прямо, никуда не сворачивай, и ты на месте.

– Спасибо тебе, Прискила Раймонда де Руби, – поблагодарил ее еж, чувствуя огромное чувство признательности хранительнице пещеры.

– Удачи, – покачала головой черепаха, и Эдвард двинулся вперед, приобретая уверенность с каждым проделанным им шагом.

Деревня была небольшим портовым поселением смешанного типа. От волков до белок, здесь жили все, кто имел хоть какое-то отношение к морю. Почти вся команда "Сизокрылого" проводила в ней праздничный вечер, и ежу не очень-то хотелось наткнуться на кого-нибудь из них. Он шел рывками, постоянно оглядываясь и заглядывая за каждый угол, чем вызвал подозрение или любопытство молодого бельчонка, проходящего мимо.

– Что-нибудь потеряли? – спросил он, поравнявшись с ежом.

– Я ищу фермера Лу, не поможете мне?

– Конечно. Следующий дом налево, – ответил бельчонок и продолжил свой путь.

Еж бросил ему вслед слова благодарности и понесся к дому Лу. Завернув за поворот, он увидел большой дом с огромным садом, вокруг усеянным грядками с пожухшей зеленью. Перед входом в сад располагалась небольшая торговая лавка. Вывеска над дверью гласила: "Фермер Лу и сыновья". Хотя было довольно поздно, в лавке все еще горел свет, и ежик двинулся туда. За прилавком стоял старый еж и приветливо улыбался вошедшему посетителю.

– Что-нибудь желаете? – спросил он.

– Вы Лу? – не отвечая, задал свой вопрос Эдвард.

– Да, я фермер Лу, к вашим услугам.

– У меня для вас послание, – начал еж.

Хозяин лавки задумчиво прищурился. Эдвард покряхтел, будто настраивается петь и, подойдя к прилавку вплотную, произнес в полголоса заранее отрепетированную в голове речь.

– Бартоломео ждет его сегодня ночью в заливе большой черепахи, – выпалил он.

– Кого его? – уточнил Лу.

– Этого я не знаю, должно быть вас, – пояснил еж, расплывшемуся в улыбке хозяину лавки.

– Святые небеса! – воскликнул старый еж, снимая фартук. – Хвала Барти, что он наконец появился у нас.

Эдвард обрадовался, что его весть так хорошо воспринята. На мгновение он даже решил, что быть посыльным это то, чего он хочет, жаль только, что вести не всегда бывают столь радужными.

– Вы юноша, должно быть с "Сизокрылого"? – поинтересовался Лу.

– Да, – ответил Эдвард.

– Наверно приятно служить под руководством такого бравого капитана?

– Вообще-то я не совсем моряк… – принялся объяснять еж, но остановился, заметив что погруженный в свои мысли фермер его не слушает. – Ну я пожалуй пойду, – сказал он и направился к выходу.

– Что за глупости, вы обязательно должны отужинать с нами, вы проделали такой долгий путь. А потом мы вместе выдвинемся к "Сизокрылому".

Ежик чувствовал себя крайне неудобно, но потом осознал, что голоден и весь промок, а еще и лодка… ну да! Лодка! Как он мог забыть, что во время шторма остался без нее. Наверняка ее, вдребезги разбитую, выбросило на берег. Обрадованный тем, что не успел сказать своего категорического нет, еж отправился вслед за стариком Лу к его дому, предвкушая ужин и, возможно, сухую одежду. У фермера был красивый двухэтажный дом, в котором он жил со своей женой и тремя славными сыновьями. Жена Лу, увидев промокшего и грязного ежа, тут же предложила сухую одежду, которая хоть и была гораздо больше и болталась как мешок, но пахла, как если бы ее сшили из чудесных горных цветов.

Весть о том, что Бартоломео ждет Лу в заливе большой черепахи, обрадовала всех, заряжая юную голову Эдварда новыми вопросами. Задавать их сейчас он не решался. "Какое счастье, Барти" – восклицало семейство Лу по очереди, будто говоря о каком-то божестве. Эдвард мог предположить, что Бартоломео и есть капитан Грин, но вот радость фермера от появления пирата, была не совсем ему понятна. Пиратов принято бояться, трепеща от ужаса при их появлении, а не хвалить за это небеса. С тем же успехом можно радоваться шторму или грозе.

Как только жена Лу подала ужин, все мысли тут же улетучились из головы Эдварда, оголодавшего до чертиков. Он, чуть было не накинулся на еду, с прытью и аппетитом гепарда, но вовремя остановился, вспомнив уроки этики капитана. Еж пользовался приборами, тщательно жевал, был сдержан и учтив, что, как он заметил по взглядам хозяев, всем очень понравилось. Ужин растянулся до самой ночи. Семья фермера бурно обсуждала ужасный неурожай в этом году, что еды едва хватит на пару месяцев, а мерзкий король забирает все больше и больше, и скоро весь урожай будет уходить только на налоги проклятому королевству.

За окном стемнело. Дождь, барабанивший по подоконнику и крыше все это время, затих. Ровно как и с закатом стихло пение птиц, сменившееся стрекотом сверчков. Глава семейства взглянул на часы и по-капитански скомандовал сыновьям готовить шхуну к отплытию. Все трое тут же ринулись исполнять поручение отца, а через некоторое время вернулся самый младший и доложил о полной готовности судна. Лу и Эдвард отправились в небольшой залив, недалеко от сада. Помимо шхуны Лу, в гавани ни стояло ни одного судна. Добравшись на шлюпке до корабля, ежи поднялись на палубу, где два старших сына, выполнявших роль матросов, тут же подняли якорь и резво опустили паруса. Шхуна медленно поползла вперед, из залива, огибая скалистый берег, по направлению к месту таинственной встречи. Остановив рыбацкую яхту рядом с галеоном капитана Грина, сыновья Лу сцепили корабли и притянули свой вплотную к "Сизокрылому", как обычно пираты цепляются для взятия на абордаж какого-нибудь торгового судна. Маленькая команда старика Лу поднялась на борт галеона, где их встречал какой-то незнакомый Эдварду еж. Капитана нигде не было видно, хоть и свет в его каюте не горел. Должно быть это и есть Бартоломео, подумал Эдвард, и когда Лу крепко обнял бравого моряка, он внимательно смотрел в его сальную, сияющую улыбкой морду, ловя его хитрый с прищуром взгляд. Заметив на себе столь пристальный взор, еж подмигнул Эдварду, не прерывая беседы со стариком. Вдруг, в незнакомце все стало узнаваемо. Этот глаз, неоднократно пронизывающий Эдварда своим взглядом, пока другой был закрыт черной повязкой, только сейчас повязки на нем не было, как и не было деревянного костыля вместо ноги, обе были целыми и невредимыми, сохранилось лишь легко узнаваемое прихрамывание, вошедшее в привычку. Мысли в голове юного ежа были настолько громкими, что он абсолютно не слышал, о чем говорят остальные. Не помня себя от смешанных чувств легкой обиды и приятного удивления, он ходил за ними по кораблю, помогая перетаскивать бочки с ароматной кукурузой на шхуну. Туда же были доставлены мешки с золотом.

– Ну что, теперь поплыли домой? – обратился Лу к Бартоломео. – Мама приготовила твое любимое блюдо, чувствовала, что ты приплывешь сегодня.

– Ты же знаешь, что я не ем так поздно, я поужинал на корабле, – улыбаясь ответил капитан. – Но вот от мягкой домашней кровати уж точно не откажусь. Только нам нужно будет найти еще одно спальное место для моего друга, – указал он на Эдварда, внутри которого заиграла тысяча колокольчиков от волшебного слова "друг", адресованного к нему. За одно мгновение, образ безжалостного пирата рассыпался как песчаный замок от ветра, и перед ним стоял добродушный еж, любящий сын, брат, и, как оказалось, друг.

Снаружи школы мистера Грибба послышались торопливые шаги. Ручка резко дернулась, дверь подалась вперед, и на пороге возник сам учитель. От неожиданности, сидевшие за столом преподавателя Герман с Бориком, замерли на месте, выпустив из лап большую черную книгу, которая с грохотом упала на пол. Оба ученика виновато опустили глаза вслед за ней. Мистер Грибб направил свой сердитый осуждающий взгляд на ежат, потом перевел их на упавшую книгу, и медленно зашагал в сторону стола.

– Ну и как это понимать? – недовольно спросил он.

– Простите нас, – пролепетал Герман после долгой паузы.

– Мы не хотели, – поддержал его Борик.

– Что вы вообще делаете в школе в выходной день? – немного смягчившись, поинтересовался учитель.

Вспоминая, как так вышло, ежата слегка ухмыльнулись, но почувствовав на себе тяжелый взгляд мистера Грибба, вновь жалостливо насупились.

Кто знает, быть может сама судьба привела их к оставленной на столе книге, раскрытой для всеобщего обозрения. Каковы были шансы, что в этот день, день, когда после проведения столь яркого праздника, вся деревня отдыхает, Герман проснется и, взглянув на часы, с ужасом решит, что проспал на учебу. Еще меньше шансов, что среди всего многообразия семьи Грей, не найдется никого, кто остановит его в этом намерении. А может его просто никто не успел заметить, ведь он так быстро собрался и пулей выбежал из дома, пока кто-то из членов семьи еще крепко спал, а кто-то в полусонном бреду расхаживал по дому. Такой же пулей ежонок добрался до дома Борика, и поскольку тому было не в первой просыпать, да и праздничный день у него вчера как-то не задался, то до школы летели уже две пули, причем одна из них по своим размерам больше напоминала ядро. Добежав до класса, ежата остановились, набираясь решимости открыть дверь к ожидающему их позору, но пересилив себя, были приятно удивлены безмолвию и пустоте, встречающих опоздавших ежат. Пройдя среди одиноко стоящих парт, с задвинутыми под них стульями, ежат вдруг осенило:

–Выходной! – воскликнули они в один голос, почувствовав невероятное облегчение и ужасное чувство глупости.

Сочтя глупую ошибку за подарок, они вальяжно прогуливались по пустому классу, изображая себя учителями, когда на столе настоящего учителя, поднимаемые сквозняком зашелестели страницы оставленной им книги. Словно ожившая, она манила к себе ежат, и когда те, не противясь чувству любопытства, сели за стол и раскрыли магически зовущую к себе книгу в черном переплете, то представшая перед ними история капитана Грина, увлекла их до самого прихода автора.

Ежата рассказали мистеру Гриббу свою историю и, по-прежнему не поднимая взгляда, сгорая от стыда, в очередной раз пролепетали слова прощения. Учитель, сохранявший все это время спокойствие, неожиданно хлопнул себя лапой по лбу и рассмеялся.

– А я то думал, я один такой глупец, – сквозь смех проговорил он.

Ежата удивленно переглянулись и засмеялись вместе с ним. Их смех прокатился по пустой аудитории гулкой волной, и когда учитель, а затем и ученики, перестали смеяться, смех все еще доносился откуда-то эхом. Или не эхом. Мистер Грибб задумчиво нахмурился, ежата недоуменно огляделись вокруг. Смех доносился из сумки учителя.

– Похоже, что у вас в сумке кто-то есть, – осторожно произнес Борик.

Смех затих, в сумке, стоящей на полу, неподалеку от ежей, что-то зашуршало, сама сумка при этом пошатнулась и упала, вывалив наполовину свое содержимое. Вместе с указкой и парой книг, на полу перед столом растянулся небольшой червяк. Выпучив свои огромные, по червячьим меркам, глаза, он широко улыбнулся, с ужасом уставившимся на него, Борику и Герману.

– Прошу прощения господа, – приподнявшись и приосанившись, гордо проговорил он. – Не хотел мешать вашей беседе.

– Так это ты!!! – вскричали ежата в один голос.

– Ну конечно я! А это ты, а тот здоровый – он. Все просто, это называется местоимения.

– Из-за тебя я врезался в то дерево! – вскричал возмущенно Борик.

– А я из-за тебя угодил яблоком прямо в голову своему другу! – возмутился Герман.

– Да?! – удивился Борик. – И как он там теперь?

– Судя по всему, ты его хорошенько приложил, – спокойно сказал Харитон.

– Вовсе это не смешно, – ответил Герман. – Мистер Грибб, что у вас в сумке делает этот наглый червяк?

– Кхе, кхе, прошу прощения! – вмешался рассерженный червяк.

– Его зовут Харитон, он живет у меня какое-то время, – вмешался в спор мистер Грибб. – Харитон, это мои ученики, Герман и Борик. Я так понимаю, ты их уже знаешь.

– Знаю, – подтвердил червяк, снова расплывшись в улыбке. – Пузатенький у тебя право с лево путает. Ты бы подучил его получше.

– Ничего я не путаю, – обиженно возмутился Борик.

– Прекрати, Харитон, – успокоил его мистер Грибб. – Ну, раз мы все здесь по нелепой ошибке, – обратился учитель к ежатам. – То предлагаю пойти по домам. Харитон, полезай в сумку, идем домой.

Мистер Грибб поднял сумку и раскрыл ее, ожидая, когда в нее залезет червяк.

– Только и слышу, что полезай в сумку, полезай в сумку. Чувствую себя детенышем кенгуру, – жаловался Харитон.

– Перестань канючить и полезай в сумку! – скомандовал учитель.

– Есть мамочка, – ответил червяк, громоздясь на учительский портфель.

– Но, мистер Грибб, – обратился к нему Герман. – Как же мы теперь узнаем, что случилось дальше с Эдвардом и капитаном Грином?

– Расскажите нам, что же с ними будет? – подключился к уговорам Борик.

Учитель задумчиво почесал колючий затылок и как воздушный шарик, выдохнул струю воздуха. Ежата атаковали его умоляющими взглядами, к которым присоединился не менее милый взгляд Харитона.

Мистер Грибб долго не злился, можно даже сказать, он вообще не злился никогда. Трогать чужие вещи без разрешения, но даже это не могло его сбить с толку, разозлить или обидеть. Тем более, что он сам оставил книгу на самом видном месте, а любопытство ежат наряду с их рассеянностью, являются главными, как достоинством, так и недостатком. Ведь согласитесь, если бы не было этого чувства любопытства, то моряки не отправились бы открывать неизведанные земли, не строились бы корабли, и вообще какой смысл тогда от школы, если тебя не подталкивает любопытство к получению новых знаний. Нет, мистера Грибба, одолевало иное чувство – стеснения. Абсолютно талантливый еж стеснялся показывать кому-либо, написанные им истории, может боялся, что никому не будет интересно, а может просто скромничал. А строгий взгляд, которым он сверлил двух непосед, всего лишь маска, такая же как повязка на глаз, деревянная нога и стальная морда капитана Грина. На деле же, капитан был благовоспитан. Что до его пиратства, так, грабя короля, разорявшего простых ежей, забирая большую часть урожая, он раздавал все обратно простым ежам, восстанавливая справедливость. Хотя о его благородных поступках команде "Сизокрылого" не пришло бы и в голову, как тщательно скрывался он за своей маской. Лишь семья знала истинную мордочку страшнейшего пирата, и, конечно же к ним присоединился Эдвард, ставший за короткое время ее частью. Пока "Сизокрылый" с опущенным якорем покачивался на волнах в заливе Большой черепахи, Эдвард помогал своей новой семье, а Бартоломео учил его всему, что знал, а чего не знал учился вместе с ним. И когда пришло время очередного выхода в море, Эдвард, давно осознавший, что это не его, решил остаться на суше. Он попрощался с капитаном, и стоя на берегу в заливе Большой черепахи, махал вслед медленно опускающему паруса галеону, сжимая в лапах подаренную капитаном книгу, ту самую с золотыми буквами. Затем собрал свои вещи и отправился дальше, в большие густые леса, к новой жизни, совершенно новым ежом, не похожим на того, кем он был до встречи с капитаном.

Закончив свою историю, мистер Грибб не забыл упомянуть и радость большой черепахи, ведь благодаря упорству и настойчивости Эдварда, никто больше не знает про залив Большой черепахи, зато всем известно про залив Прискилы Раймонды де Руби.

Учитель замолк, ежата хлопали, что есть сил лапками, а увлеченный червяк, чуть не вывалился из сумки.

– Почему вы никогда не читали нам свою историю в классе на чтении? – спросил Герман.

– Она была не дописана, – вздохнул учитель.

– А теперь же дописана, – возмутился Борик.

– Не знаю, мне кажется, что она и теперь не дописана, чего-то все время не хватает, – ответил мистер Грибб.

– Я знаю чего не хватает, – проговорил Герман, а все остальные вылупили на него вопросительные взгляды. – Эдвард так и не рассказал капитану правду о том, что служил в королевской охране.

– А действительно, чего это он так и не рассказал правду? – влез любопытный червяк.

– Я думаю, он боялся, – озвучил свою версию мистер Грибб.

– Чего же? – спросил Герман.

– Сначала того, что его выкинут с корабля, а потом разочаровать Бартоломео, лишиться единственного друга.

– Все равно никогда не поздно сказать правду, тем более, если еж этот дорог. Раз он ушел, то мог бы написать это письмом.

– Возможно, ты и прав, Герман, – ответил учитель и похлопал ежонка по плечу.

На этом их беседа закончилась. Ежата разошлись по домам, где их весело встречали семьи, недоумевавшие, как они умудрились пойти в школу в выходной.

Дождь за окном играл свою излюбленную мелодию, перебирая каплями зелень листвы, тихо постукивая по крыше и окнам, предвещая окончание лета и уже с нетерпением ждущую своей очереди осень. Все это глухо разносилось по тихим безмолвным комнатам дома в виде большого гриба с красной шляпкой. Мистер Грибб сидел в своем кресле у камина, на котором ровно посапывая, спал Харитон. Еж, как всегда с задумчивым видом, шелестя бумагой и скрипя пером, что-то писал. Когда он закончил, то свернул исписанные листы в несколько раз и сунул в большой красивый конверт, на котором так же ровно и аккуратно, выводя каждую буковку, он написал: "Дорогому Бартоломео, от преданного друга Эдварда Грибба".

Глава 13. Осень

Серые тучи, заслоняющие солнце, лениво и неохотно рассеивались и снова затягивали прозрачное голубое небо, изливая на землю всё больше и больше воды. Вода собиралась в лужи, заполняя ямы и овраги, длинными извилистыми ручьями перетекая из одного водоема в другой. Дождь прекращался всё реже, лишь стихал ненадолго, устраивая себе перерыв. Местами, сквозь дыры серой занавески неба, проблескивало солнце. Уже не такое яркое и не такое горячее, оно не могло прогреть землю, отдававшую остатки накопившегося тепла деревьям. Некогда густой зеленый лес постепенно покрывался желто-красной рябью. Холодный воздух ветром носился среди деревьев, огибая могучие стволы вековых дубов, и затихал под взволнованный шелест листвы. Ветер как неугомонный ребенок, моментально забывая наказ родителей, вновь принимался за свои шалости. И когда от его грубого порыва самый первый листочек в Чудесном лесу оторвался от своего стебля, лес замер, ожидая уже не стоявшую на пороге, а облачившуюся в хозяйский халат Осень.

Пожелтевший, но еще не высохший лист танцевал свой последний танец, то скользя по мокрой земле, то вновь вздымаясь ввысь. Рисуя в воздухе круги, он пролетел почти весь Чудесный лес и, завидев едва приоткрытое окно дома в гигантском дубе, быстро скользнул внутрь и плавно опустился рядом с кроватью еще дремавшего Германа.

Новая хозяйка Осень, тем временем, схватила метлу и стремительно принялась обустраивать свое жилище. Наводя порядки по своему в кой-то мере изысканному вкусу, она выстилала ковер из опавших листьев по всему лесу и за его пределами, словно одеялом накрывая землю, готовя ее к холодной зиме.

К зиме готовились и ежи. Вернее, будучи уже приготовленными за лето, подводили итоги плодотворной работы, тщательно укладывая припасы в хранилище перед его закрытием до самой весны.

Вот он, еще один день, когда ежата не учатся, а взрослые не идут на работу, день, за которым следует самая длинная ночь в году с ее самыми большими и сказочными снами. Но нет той радости, с которой обычно встречаются и проводятся выходные дни. Ежи лениво потирают глаза, все время зевая. Пустеют улицы деревни, оставляя в полном одиночестве холодный пронизывающий до самых костей ветер. Вечер медленно рассеивается туманом по лесу, наконец, прогоняя тянущийся словно бесконечно, день. Пожелав друг другу спокойной ночи, ежи расходятся по комнатам, укладываясь в свои теплые кровати, и довольно быстро воцарившую в домах тишину нарушают ровное сопение и похрапывание их обитателей.

Самое время и нам подвести кое-какие итоги, если конечно вы не хотите узнать, кто на каком боку спит и как часто переворачивается во сне. Думаю, ответ очевиден.

После того как Герман и Борик, не специально, из чистого ежового любопытства, которое сильно превосходит наше с вами, прочитали книгу мистера Грибба, в быт ежей ворвался неведомый и не сочетаемый с их размеренной жизнью, дух приключения. Какого было удивление ежат, когда на следующем уроке чтения вместо ужасно скучной книги ''Секреты и тайны маринования'' ежата читали историю пирата Грина и его новоявленного ученика, скромного и не опытного Эдварда. Класс слушал сначала настороженно, потупив недоверчивый взгляд, но вскоре полные восторга ежата бежали домой, размахивая палками, словно шпагами. Каждый урок чтения ученики требовали продолжение истории, которую читали до самой осени. Книга мистера Грибба облетела всю деревню. Старые консервативные ежи ужасно возмущались: ''Неслыханное хамство. Променять полезнейшие учебные пособия на бестолковую чепуху это позор'' – говорили они, и все же знали историю, чуть ли не наизусть, выпытывая своих внуков рассказать им продолжение.

Стеснение, испытываемое автором, прошло. За это он был безгранично благодарен судьбе и Герману с Бориком, ну и, конечно же, ставшему уже родным, червяку Харитону. В один из солнечных осенних дней он привел своего продолговатого друга на задний двор, велев тому не открывать глаз пока они не придут на место. Это был первый раз, когда Харитон сделал ровно так, как его просят, ведь он обожал сюрпризы не меньше чем любил поесть. Радости червяка не было предела, на красивой лужайке за домом учителя стоял огромный настоящий гриб, размером чуть ли не с дом самого мистера Грибба.

– Это твой новый дом, вместо того что я когда-то срубил, – представил червяку его подарок еж.

– Это самый красивый гриб, который я когда либо видел, – ответил червяк, и его большие искренние глаза налились слезами радости. – Спасибо мой миленький кактус, я буду самым лучшим соседом! – добавил он. Мистер Грибб слегка дернулся, подумав на мгновение, что следовало растить гриб подальше, но за это время он так привык к проделкам червяка, и даже поймал себя на мысли, что будет скучать без него.

Прекрасным нелапотворным грибом у себя на лужайке еж был обязан дедушке Германа Леонарду, давшему ему одно маленькое семечко, выросшее за ночь до гигантских размеров.

Дедушка Леонард активно готовил сад к спячке. На вопросы своего маленького помощника Германа о том, что цветы будут делать зимой, кто их польет, и не погибнут ли они от холода отвечал всегда одинаково.

– Вздор! Они будут в спячке вместе со мной, – говорил садовник.

Хоть ежонку от подобного ответа и не открывались все тонкости зимовки цветов, но уверенность дедушки позволяла не думать о деталях, доверив это мастеру.

Однажды, проснувшись утром раньше обычного, Герман обнаружил рядом со своей кроватью опавший желтый листок, видимо залетевший через приоткрытое окно. В комнате было прохладно, листок подрагивал от сквозняка и когда ежонок захлопнул окно, он тут же скользнул под кровать. Ежик залез следом и, добравшись до него лапой, нащупал непонятный сверток бумаги, лежащий там же. Вытащив его и желтый опавший с дерева лист из-под кровати, Герман раскрыл смятую бумажку, на которой детским неуверенным подчерком было выведено: ''стать колючим''. До сих пор не сбывшееся желание грустным пятном выступило на мордочке ежа. Чуть было, не выкинув в сердцах сверток, он сунул его в карман и пошел собираться в школу.

Дедушка Леонард, привыкший видеть внука веселым и общительным, сразу заметил у него явный недостаток хорошего настроения, но как он ни пытался, подобраться к насупленному ежонку, подшучивая или напевая веселую песенку, Герман был так погружен в свои мысли, что не замечал стараний заискивающего деда.

– Что же такое случилось, что ты такой подавленный? – спросил наконец Леонард, когда они сидели на лавочке перед домом, отдыхая после работы и наблюдая как небо с облаками окрашивается в розовый цвет заката.

– Почему у всех ежей есть иголки, а у меня нет? – обиженно выпалил ежонок в ответ то, что сильно наболело.

Морда Леонарда передернулась, казалось он уже пожалел что спросил. Будучи, мягко говоря, не очень общительным, в вопросах утешении маленьких ежат он чувствовал себя полным профаном. Но все таки, сжав волю в кулак и не много поразмыслив, дедушка нашел, что сказать переживающему внуку.

– Ты уникальный, просто ты этого еще не понимаешь. Когда-нибудь, возможно очень скоро, ты найдешь массу ответов на свои вопросы.

– Мне не нужны ответы, их все равно никто не знает, мне нужны иголки как у всех, – упрямился ежонок.

– Эх ты глупый упрямый еж, – вздохнул дедушка. – Подожди-ка, у меня для тебя кое-что есть.

Леонард торопливо вошел в дом и очень скоро вышел обратно, держа в лапах свернутый во много раз здоровенный лист лопуха.

– Это тебе, – протянул он сверток внуку.

– Что это? – внимательно разглядывал подарок Герман.

– Это семена Аврелии, они помогут тебе, когда ты будешь в этом нуждаться, – спокойно пояснил Леонард.