Шкатулка волшебника

Воспоминаньем лагерного дыма,

Лишь бьется боль

                    в зажатом кулаке

Бессильем обжигающего гнева,

Лишь льется надо мной

                           и вдалеке

Все то же

        Небо,

              Небо,

                   Небо,

                         Небо…

* * *

Призрак любви

                отманил и угас

Счастьем.

Нежность увязла

                  оскомой в зубах

Страсти.

Искренен нищий,

                  улыбчив слепой

В страхе.

Бал отменен

            и упущен запой

Драки.

И заступают

            в шальной передел

Вести.

И преступают

              коварный предел

Чести.

* * *

День отступил за перелом,

А ночь еще не просыпалась,

За каждым взглядом и углом

Сквозит покорная усталость.

Звезд обнаженных высота

Едва прикрыта света маской,

И лунных песен красота

Манит к себе запретной лаской.

* * *

Перевернутой картиной

Не любуются, но всё ж

Сквозь опалины патины

Проступает красок дрожь.

На изнанке лучше видно

Каждый шов и каждый шрам,

Перевернутой картиной

Не любуются, мадам.

На неё глядят с усмешкой

Как на опустевший сон,

Несуразной головешкой

Преступающий закон.

Но оркестр заиграет

Славословья властный рык,

И картина обретает

Благонравия ярлык.

И шедевром, как ни жалко,

Упиваются сполна

То заброшенная свалка,

То дворцовая стена.

* * *

Неведомы любви границ химеры,

Любовь нисходит потрясеньем веры

В безудержность на грани безрассудства

И преданность за гранью предрассудства.

* * *

Когда исчезает октябрьский зной,

Завесу дождей вдоль дорог расправляя,

Внезапно повеет далекой весной

Забытого года незримого края.

Не зябнут березы, разлуку суля,

Не спаяно рек обмелевших движенье,

Но так же дрожит под ногами земля

Моим притязаньем,

                      твоим отраженьем…

Когда исчезает октябрьский зной,

И звезды становятся

                       выше и краше,

Невольно запахнет ушедшей весной

На улице вашей и улице нашей.

Безумные губы терзают свирель,

Охрипшие ноты

                звучат незнакомо,

И тень убегает сквозь шаткий апрель,

Подальше от дома,

                    подальше от дома.

* * *

Веселой музыкой кино

Мир воспаряло, возносило…

А мы не те уже давно,

За все прости, за все спасибо!

И что осталось позади,

Что пережили, не допели,

Оплатят поздние дожди,

Оплачут ранние капели.

Они сумеют воскресить

Тот поцелуй нетерпеливый

И шепот наш: «За все прости,

За все прости, за все спасибо!»

* * *

Подремли еще чуть-чуть,

Улыбаясь ненароком,

Не спугни заветный луч

С просыпающихся окон.

Не топорщит складок губ

Позабытая тревога,

Под струение секунд

Отдохни еще немного.

День пока закрыт на ключ,

Все вокруг так одиноко,

Подремли еще чуть-чуть,

Отдохни еще немного.

* * *

А правда чистой не бывает,

В ней чья-то совесть пребывает,

И чей-то страх, и чья-то боль,

И кем-то сыгранная роль.

И чьи-то треснувшие губы,

И те слова, что были грубы,

Излом запястья, дождь в ночи

Мольбою

         -Только не молчи.

И перевернутые судьбы,

И опровергнутые судьи,

И Божьей искры простота,

И показная пустота.

Нечистый кружит средь прогалин,

А путь судьбы,

       увы, протален,

И правдой стелется стезя,

С которой отступить нельзя.

* * *

Загадка женщины -

                    соблазн,

Что нас к греху приводит.

Обворожительный туман

По сердцу колобродит,

И неразумные мечты

Роятся звездной пылью,

И просыпаются мосты

Меж сказкою и былью.

* * *

В хрустальном доме жил

                      счастливый человечек,

Незримый вихрь погонь

            азартно рисовал,

И каждому дарил

            хрусталь при всякой встрече,

И весело в огонь

                   подарок свой бросал.

Хрустальное тепло

            дарило вдохновенье,

А средь хрустальных сфер

              всегда хотелось петь,

И медленно текло

            хрустальное мгновенье

В хрустальный передел

           сквозь счастья круговерть.

* * *

Какая-то  случайная деталь

Вдруг вырвется из глубины сознанья,

И обернется бездной мирозданья,

Дарующей таинственный скрижаль.

И тайна бесконечности вдвоем

Сопоставима со случайным всплеском,

Иль золотым осенним перелеском,

Иль паутинкой на лице твоем.

* * *

Во мне живут

              таинственные духи,

Шаги, надежды,

                  запахи и звуки,

Дух снисхожденья,

                     жесткости, обиды,

Дух Чингисхана

                 и царя Давида,

Дух откровенья,

                 скрытности, упрямства,

Дух вдохновенья,

                   ротозейства, хамства…

И хороводят духи

            беспокойно…

Я их возню

           переношу достойно,

Я создал их,

            хотя и создам ими,

Я этот мир прошедшего

                   отныне,

И сквозь меня

               они спешат в беспечность

И из небытия

              уходят в вечность.

* * *

Когда б ни душила тоска

Мучительным смехом иронии,

Когда б продолжалась доска

Игрой цирковой какофонии,

Когда б ни срослись времена

Запретов, к чему-то причастных,

Когда б ни звучала струна

Для судеб, продажно пристрастных,

Когда б ни обрыв поперек,

А вдоль бесконечности штолен,

Я б тоже наверно изрек,

Что мир

       слишком просто устроен.

* * *

Я игрушка,

          которую трогать не надо,

Я иного покроя,

                иного расклада,

И из теста иного,

                  и выделки старой,

Из забытого слова,

                     из песни усталой,

Из запутанных снов,

                       из тревожного взгляда…

Я игрушка,

          которую трогать не надо.

* * *

Где сон, где явь,

                 уже не разобрать,

На гранях яви

              пляшут привиденья,

Огонь остыл,

             но закипает гладь

Воды,

    не находящейся в движенье.

Средь сфер исчезновения миров

Мы нищи в понимании Вселенной,

Лишь тайное видение богов

Незримо источает дух нетленный.

Мы страждем,

              отрекаемся, зовем,

Но голос тает в мраке бесконечном,

И непонятен мир,

                   где мы живем

В наивном представлении о Вечном.

Огонь остыл,

     но закипает гладь,

Где сон, где явь, уже не разобрать.

* * *

Пресыщен воздух

            нежностью ночной,

И мир

     над этой нежностью не властен,

И поиск

       заблудившегося счастья

Сам заплутал

              средь полночи хмельной.

Пропитан воздух негой,

           опьянен

Безумием

  волшебных сновидений,

Забвением

    вчерашних заблуждений,

Ошеломленьем

                будущих времен.

А нежность

            замирает на устах,

И сказка,

        сочиненная украдкой,

Вдруг предстает

                 неведомой загадкой,

Затерянной

            в пустынях и веках.

Но пустота

   сгущается в ночи,

Лишь птица запоздалая

            кричит.

* * *

День еще

         не совсем распался,

Ночь в права

            еще не вступала,

Почему-то

          нагой остался

Я в преддверии

                 перевала.

Стылый ветер

               скрепляет в стену

Гнев дождя

             и снегов безумье,

Обнажая

         немую сцену

Бесконечных

              пустот безлунья.

И укутавшись

              чьей-то тенью,

Сквозь сомнения

                    и запреты,

Я устало

       бреду по сцене

Обреченных дорог планеты.

* * *

Ты жаждешь правды –

         обернись,

Нет в мире правды злее,

Она вонзает зубы в жизнь,

Чем глубже, тем смелее.

Ты правды жаждешь,

         а она

Давно другим испита,

Испита с жадностью, до дна,

И заново прожита.

Ты жаждешь правды-

        так сполна

Отбрось пустые бредни

И средь оборванного сна

Прими свой час последний.

* * *

Сквозь звезд золотые страницы

И бездн неподвижности сталь

Летит колесница зарницы

В заветную дальнюю даль.

И тайна небесного счастья

Известна зарнице давно,

И кажется мне, что причастен

Я к тайне частицей одной.

* * *

Сквозь обнажение огня

И трепет стали

Летела стая на меня,

Летела стая.

Чрез откровения и сны,

Через запреты,

Смятенья будущей весны

Храня секреты.

Наивность строила мосты

Через надежды,

И ночь утроила посты,

Сорвав одежды.

Но непреклонностью маня,

Вновь прирастая,

Летела стая на меня,

Летела стая.

* * *

Когда наступит время умирать,

Рядом с тобой

               будет сидеть кошка.

Но это будет

             совсем не та кошка,

Которая была рядом с тобой

Когда ты  родился.

А за окном

           запоет птица.

Но это будет

             совсем не та птица,

Которая была рядом с тобой

Когда ты  родился.

И вокруг

        столпятся люди.

Но это будут

             совсем не те люди,

Которые были рядом с тобой

Когда ты  родился.

Когда наступит время умирать,

Взойдет солнце.

И это будет

            то самое солнце,

Которое было рядом с тобой,

Когда ты  родился.

Когда наступит время умирать.

* * *

Где-то

     в далеком солнечном просторе,

То замирая, то маня,

Музыка света, музыка моря,

Музыка ветра,

               музыка тебя.

Сквозь искрометность,

                         легкость, беспечность

В ночь уплывают, нас пьяня,

Музыка-птица, музыка-вечность,

Музыка-счастье,

          музыка тебя.

В небе резвится

                 месяц-повеса,

Звездной сонатой струятся в даль

Музыка моря, музыка леса,

Музыка ветра,

               музыка-печаль.

Солоны губы,

      иссохшие в страсти,

Шепот прибоя – слова твои

Музыкой ветра, музыкой счастья,

Музыкой моря,

         музыкой любви.

За горизонтом

                тают зарницы,

День проступает сквозь века

Музыкой ветра, музыкой птицы,

Музыкой сердца,

                  музыкой стиха.

* * *

У каждого мгновенья

                жизни срок

Очерчен беспощадно и навечно,

Вселенная

          безмерна и беспечна,

Но ограничен восприятья шок.

И струн души

      шальная благодать,

И мнимая гармония вселенной

Пытаются бессмысленно связать

Суть страсти,

    что лишь кажется нетленной,

Суть преисподней,

                   что одна верна

Неверью низверженья с пьедестала,

Суть откровенья

                  жизненного дна

В моленье запредельного устава.

Но мир внезапно озаряет рок,

И неподвижность

          переходит в вечность.

У каждого мгновенья

                        жизни срок,

И все же срок мгновенья –

              бесконечность.

* * *

Сквозь неразгаданные тайны

В небытие ушедших лет,

Воспоминанием нечайным

Весны далекой нежный свет.

Коварство

           в виде милосердья,

Злодейство

            в маске бунтаря,

И ощущение бессмертья

Грядущего календаря.

И паутинки неустоек,

И разногласия сторон,

Пророк

      еще отнюдь не стоик,

Порок

      еще не осужден.

И откровением прощанья

Почти угаснувших костров,

Забытых голосов звучанье

В биении колоколов.

* * *

Как хромосома,

                свернута в спираль

Вселенная в загадке мирозданья,

Дана нам

          бесконечность созиданья,

Но не дана вселенская мораль.

Стремясь принять

           значение основ

В предназначеньях, ложных изначально,

Теряем нить,

             как это ни печально,

В бессмысленном потоке мудрых слов.

Мы прячемся

              в порывах доброты

И ищем в ней успокоенья благость,

Но в щедрости душевной

             не осталось

Природы изначальной чистоты.

Мы безуспешны в поисках корней,

Что растворились в суматохе дней.

* * *

В обнажении основ

Сна, сошедшего лавиной,

Вдруг вскипят в потоке слов

Страсти древности былинной.

Тот же странный календарь

Лун смещений и игралищ.

Непогашенный фонарь…

Как ты многого не знаешь.

Непомерен рабства строй.

Сокрушенные надежды.

Кто ты, вовсе не герой,

Но восставший над невеждой?

Сквозь препоны и века

Шум борьбы и блеск пожарищ,

И оборвана строка…

Как ты многого не знаешь.

В отраженьях прошлых лет

Память иррациональна,

Нет в ней дат, и фактов нет,

Все расплывчато-скандально…

Мысли предков, страха стон …

Смерть и время не обманешь.

Уважительный поклон…

Как ты многого не знаешь.

* * *

Когда рождаются стихи,

А их рождение невнятно,

Когда рождаются стихи,

Их пишет ангела перо.

Берутся в качестве чернил

Шальные солнечные пятна,

Берутся в качестве чернил

Разлуки горечь и перрон.

Пусть каруселью прочий фон

Бумажных ворохов и акций,

Пусть каруселью прочий фон

Страниц, охваченных огнем,

Когда рождаются стихи,

В них скачут солнечные зайцы,

Играет сказочный тромбон,

И звезды шепчут о своем.

* * *

Самое время

              разбойного часа.

– Час –

    отвечает строка.

Самое время

             разбойного гласа.

– Глас! –

      восклицает строка.

Самое время

              разбойного смеха.

– Смеха –

       хохочет строка.

Самое время

              разбойного эха.

– Эха –

    бормочет строка.

Самое время.

              Разбой уже начат.

Ужаса вьется река.

Самое время…

               И кто-то в нем зачат

В гуще войны и греха.

* * *

Пред страхом распростертый

Теней я слышу строй:

– Вначале выпей мертвой,

Потом возьми живой.

Не бойся и не кайся,

А сразу через край.

Ты в мертвой искупайся,

Живому цену знай,

И с прошлым расставанье

С собою брать не смей,

А мертвое познанье

Живой водой запей.

* * *

Осенний сад в процессе увяданья,

И желтый лист все более внизу,

Но вертится надежда в подсознанье,

Нашептывая страстную бузу.

Еще скрываем глупые промашки,

Еще не ценим чьей-то доброты,

Еще жуем порою промокашки,

И топчем запоздалые цветы.

Еще дрова просохшие не колем,

И не приносим к печке на поклон,

И окна не заклеиваем в школе,

Не веря в отопительный сезон.

* * *

Звучали

       трубные минуты

Пьяня.

И уносило

          ветром лютым

Меня.

И свет

     неведомых открытий

Алкал,

И устремлялся

                тонкой нитью

В астрал.

Незримое

          сгущалось тенью

Межи,

И обрывались

               откровеньем

Во лжи.

И звезды

        обращались в путы

Средь дня.

И уносило

          ветром лютым

Меня.

* * *

То ль познанья

                постигается венец,

То ль тщеславие

                  свободой ложной манит,

Чрез препоны

              понимания сердец

Наша искренность

            бессовестно лукавит.

Но ушедшее нам кажется ясней,

Без ужимок оскорбленного подвоха,

Может вправду

        мир становится честней

В сантиметрах от решающего вдоха.

Может вправду

                знаньем полнится ларец,

И Господь легко мои ошибки правит,

И исполнит обещанье наконец,

И тщеславия мне боле не оставит.

* * *

Вам совет да любовь

                да зеленые кущи,

Мне лететь в облака,

                       распрощавшись с Землей,

Почему-то прошедшее

                  кажется лучше,

Вы, наверное, не согласитесь со мной.

Почему-то давно

          все являлось иначе,

Яркий свет,

    и вода, и песок, и трава.

Это выглядит странно,

          но видимо значит,

Что когда-то на все были наши права.

Мы владели судьбой

                        в безудержности страсти,

И она отвечала

                всей страстью своей,

А теперь ваш черед

              испытать это счастье,

И теперь мой черед возноситься над ней.

* * *

Таишься в шелковом тумане

Прозрачно нежном,

Давно воспетом Модильяни

Рукой небрежной,

Где в гранях теней угловатых

Штриха неровность

Таинственно замысловата

Сквозь черт нервозность.

Порыв, застывший на мгновенье,

Тобой владеет,

Но страстное оцепененье

Уж не довлеет.

И в неоконченном сюжете

Полунаброска

Растворена в ажурном свете

Краса неброско.

* * *

В вершинах молния ударила

Огнем безумным и беззвучным,

А в стеклах отразилось зарево

Изломом дрогнувшим и скучным.

Душа осталась равнодушною,

Ей не хватило взрыва света,

Все буйство красок ночью душною

Осталось там, в далеком где-то.

* * *

Мы попались

              на удочку с яркой наживкой,

Зазвучавшую флейтой

          в руках крысолова,

Мы пытались застрять

                  в отчужденной ужимке,

Мы пытались обрушить

                   значение слова.

Век огромен и мрачен,

          каждый день в новой роли,

Каждый миг

             озабочен проблемой своею,

Мы попались на удочку

            страха и боли,

Страх слабеет с годами,

           а боль все сильнее.

И внезапные судьбы

                судьею ненужным,

И забытые крахи

          блиставших формаций…

Мы попались на удочку,

                   словно на ужин,

Мы попались…

                И боль…

                И восторг папарацци…

* * *

Просыпается мир

           застывших форм

Золотистым сияньем скола,

Обрывается

            завтрашний горизонт

Непонятным значеньем слова.

Свет пытается

               грани отшлифовать

Сквозь бесформенные понятья,

Миг ломается,

               возродившись вспять

Чрез сомнения и объятья.

Жизнь прошедшая

             огоньком свечи,

Стылой звездочкой-одиночкой,

Торопливостью

                ста шагов в ночи,

Непогашенною отсрочкой.

Просыпается

      миф усталых форм

Бесконечностью снов крушений,

И кружение

    обреченных фор

Не способно принять решенье.

* * *

Ночная птица

              пролагает путь

Пунктиром

          через звезды в неизвестность

И нашу

      нерастраченную нежность

Уносит

      в неизведанную суть.

И тишина,

         нарушенная ей,

Воистину

        блаженна и безмолвна,

И прошлое

          заведомо условно,

Как будущность

                 незавершенных дней.

А тьмы объятий

         тягостная жуть

Сгущает тени

              сладостной аферы,

В которой

         страстным отраженьем веры

Ночная птица пролагает путь.

* * *

А по утрам

          он стоял на голове.

Непонятно зачем, но стоял.

А вообще-то

             голов было две.

После стойки он их менял.

И пытался

          в себе отыскать

Прямо к сердцу ведущую нить,

Чтобы

     если придется страдать,

Не колеблясь ее заменить.

А по утрам

          так хотелось летать,

И толпились

             смешные слова…

Но мешали запретов печать

И вторая его голова.

* * *

Ночь опоила нежность

Пряной росой своей,

Мир погружен в безбрежность

Сквозь кружева теней.

   Кружится мир воскресший

   В танце забытых лет,

   Страстно окутан в грешный

   Звезд золотистый свет.

В небе луна, рисуясь,

С ночью вступает в спор,

Сквозь отголоски улиц

Кружит ночной дозор.

   Кружится мир воскресший

   В танце забытых лет,

   Страстно окутан в грешный

   Звезд золотистый свет.

Сквозь откровенья сказки,

Сквозь возраженья дня

Льются потоки ласки,

Нежностью слов маня.

   Кружится мир воскресший

   В танце забытых лет,

   Страстно окутан в грешный

   Звезд золотистый свет.

* * *

Уже аплодисментов шквал

Прощальной мессой зазвучал,

Воспринимая как аврал

Свой выход.

Риторика ушедших лет,

Которой оправданья нет,

И глаз твоих печальный свет

Средь рифов.

Бесцельно розданы долги,

И дни уже не так долги,

И не слышны уже шаги

В прихожей.

Но в несогласии с судьбой

Еще тревожит сна покой

Вдруг чей-то голос, так на твой

Похожий.

* * *

Седьмая тварь

               девятого числа

Разбудит силы скрытые стихии,

И годы вновь завертятся лихие,

Утратив обаянье ремесла.

И крепости извечные падут,

А падшие

         воспрянут в восхищенье,

И тварь седьмую

                  тотчас предадут

Девятого числа от всепрощенья.

* * *

Непрошеный путник,

                 зачем в непогоду

С крыльца своего ты спустился,

Зачем,

    обретя роковую свободу,

Пред взором Господним явился?

Ты в дверь постучался,

                  моля о пощаде

Ненастье полночной тревоги,

С истерзанной плотью,

                  с тоскою во взгляде,

С безумием дальней дороги.

И тайным виденьем

              небесного свода

Луч лунный

            сквозь тучи пробился,

Непрошеный путник,

                зачем в непогоду

Пред взором Господним явился?

* * *

Когда б, неведомой судьбой томим,

Я возвышался над толпой пророков,

А сонм слепых и лживых пантомим

Подогревал тщеславие пороков,

И время суетливо, на лету,

Пыталось смысл ушедшего восполнить,

Я мог простить бы Вашу доброту,

Но Вашу ложь я вечно буду помнить.

* * *

В бесчисленных мирах, где мне пришлось

Плутать по закоулкам запустенья,

Пустых сердец беззвучное биенье

Неведомой строкой оборвалось.

Чужие сны, сплетясь в осиный рой,

Меняли очертания Вселенной,

И воспаряли над душой нетленной

В ее привычной юдоли земной.

И чьи-то жаркие слова впотьмах

Кружили опьяненьем бренной лени,

И куклами, игравшими на сцене

Их представленья о чужих мирах.

Но даже слова правды не нашлось,

Чтоб разорвать оковы отчужденья

В бесчисленных мирах, где мне пришлось

Плутать по закоулкам запустенья.

* * *

Если в ночной тиши

Видишь обрыва край,

Вырви кусок души

И беднякам раздай.

Выжги себя навзрыд,

Чтобы развеять прах,

Спрячь на задворках стыд,

Выставь за двери страх.

Пулю пусти в висок,

Предав сомненья суть,

Чтобы души кусок

В мире продолжил путь.

* * *

Еще рассвета первый робкий луч