Пение мёртвых птиц

Но сегодня и вправду вокруг как будто спокойно.

«Нужно меньше запариваться насчёт этого хаштару», – посоветовал себе охотник и продолжил крутить баранку. Только внутри всё равно сделалось нехорошо, и даже на миг давление слегка приподнялось.

Подобное случалось всякий раз при упоминании хаштару. Стоило Диме вспомнить омерзительную, лишённую кожи морду с зубами забором, выставленными на обозрение безо всяких губ, и провалом на месте носа… Стоило вспомнить взгляд глубоких, будто колодец глаз, как в ушах тут же поднимался гул, а дыхание схватывало.

Ну вот опять!

Дима крепче сжал руль до боли в пальцах.

Картинки всплывших воспоминаний, казались такими далёкими, что их можно было спутать с прошлой жизнью. Петербург. Дима с отцом остановились в дешёвом хостеле на маленькой улочке под названием Свирская. Отец был недоволен отсутствием поблизости охраняемых стоянок, но хостела дешевле они не нашли.

Макаровы не собирались задерживаться в городе надолго. Два убийства, привлекшие их внимание, легко могли совершить люди, но это ещё нужно было проверить. Нападения произошли на Сенной площади и на пересечении Думской и Ломоносова с дистанцией в одну неделю. Само по себе не удивительно: город большой, а у Думской и вовсе дурная слава – в народе её называют «барным гетто». По ночам вокруг скопища ночных клубов и баров не редко дерутся и даже стреляют. Но на этот раз, по слухам, жертву не просто избили, прирезали или подстрелили, а весьма жутко искромсали. Социальные сети быстро разбухли от теорий, будто обе смерти на совести Питерской мафии, которая так казнит своих врагов: отдаёт их на растерзание бешенным собакам, а затем выставляет тела на показ в людных местах. Впрочем, теории эти ничем не подтверждались, особенно если учесть, что обе жертвы были непримечательными: обычный офисный работник и библиотекарша, которых ничто не связывало, кроме характера увечий.

Посёрфиф Интернет, Дима быстро вычислил, что слух о мафиозных разборках пустил местный новостной сайт, обильно промышляющий желтухой, а народ уж как-то сам подхватил.

К сожалению, осмотреть тела несчастных самостоятельно Макаровы не могли: те находились в судебно-медицинском морге; фотографий в сети тоже не засветилось, так что пришлось ориентироваться на слухи. Если раны жертв и вправду были такими страшными, что ответственность за них приписывалась стае голодных мафиозных псов, значит нападавшим действительно мог оказаться…

Хаштару.

Отец давно охотился за этим выродком и, казалось, наконец-то взял след. И Сенная и Думская – места достаточно людные, а посему вполне могли привлечь внимание хаштару, если б только не были так хорошо освещены – со светом хаштару никак не дружил.

Макаровы разделились. Дима остался на Свирской, а отец думал отыскать зацепки прямо на местах убийств. Он собирался по очереди подъехать к обоим местам на автомобиле, чтобы пешком исходить округу и внимательно всё осмотреть.

– Какой смысл таскать оружие на себе? – спросил Дима, извлекая из потайного дна багажника «Тундру» – двуствольный карабин, одну из лучших пушек в их арсенале – и передавая её отцу. – Ты и так всегда на колёсах: всё под боком.

Макаров старший нахмурил густые брови, укладывая ружьё в небольшую спортивную сумку.

– И что, если я встречу «нашего парня» на улице, ты мне предлагаешь попросить его подождать, пока я открою багажник и разберусь во всём этом хламе?

Кроме «Тундры», «Пустынного орла», самопальных бомб, начинённых осколками из золотых украшений, и заговорённого пластунского ножа «Витязь», которые Макаров старший, естественно, взял с собой, в их багажнике хранилось и менее современное вооружение. Панабас, клевец, касуригама, клеймор, наговоры с которых сошли, наверное, ещё в прошлом столетии: всё это, и прочий мусор, половиной из которого Диму даже никогда не учили пользоваться, перешло к ним по наследству от дедушки, а тому от его дедушки, а тому от его…

Пока отец ходил по ночной Думской, Дима дожидался его в их небольшой хостельской комнатушке на другом конце города. Окна её выходили прямиком на Дунайский проспект, рядом высилась многоэтажка причудливой формы. Дима где-то слышал, что у всех подобных необычных зданий в Питере должно быть собственное имя, но не знал имелось ли оно и у этого здания тоже.

Отец поручил ему отлить впрок несколько золотых пуль для «Тундры» и, конечно, привести в порядок свой кевларовый жилет. С последним как раз накануне приключилась беда: вдали от цивилизации, в дремучем еловом лесу Диму застал врасплох дрекавац. Одним ударом длинных тонких когтистых пальцев он подбросил парня на полтора метра в воздух. В результате углы некоторых искривлённых пластин жилета вогнулись внутрь и ранили острыми краями даже сквозь волокно, отчего жилет стало невозможно носить. Диме было жаль ценную броню, и всё-таки он был рад, что большая часть страшной силы дрекаваца пришлась на неё, а не на его собственный бок. Оглушённый атакой, Дима некоторое время просто лежал на спине и обязательно погиб бы, если б не подоспел отец и одним выстрелом из «Тундры» не снёс дрекавацу его непропорционально большую голову.

Жилет обязательно нужно было поправить, но Дима отложил плоскогубцы и с дешёвым смартфоном в руках «прыгал» по тематическим хэш-тегам в «Твиттере» и «Инстаграмме». В тот вечер он провёл в сети массу времени, выяснил, как подписывают свои фотографии гости баров и ночных клубов на Ломоносова и Думской, а затем просматривал их посты, сделанные в день убийств.

Люди, рассчитывающие на анонимность в Интернете, люди, бурно реагирующие каждый раз, когда очередная корпорация попадается на манипуляциях с их персональными данными, люди, ратующие за тайну переписки: все они с радостью выкладывают в общий доступ всю информацию о себе, и обо всех своих передвижениях. Таким только мёртвый не воспользуется.

Дима не питал оптимизма отца насчёт поимки хаштару. Петербург огромен! Ужасающе огромен! Найти здесь кого-нибудь, кто даже не пытается спрятаться – задачка не из лёгких. Чего уж было и говорить об охоте? Парень надеялся отыскать в соцсетях какое-нибудь подтверждение тому, что за убийствами в очередной раз стоят обычные люди. Но вместо этого нашёл короткое видео…

Немолодая уже девушка засорила свою ленту видеороликами длиной по три-четыре секунды. Блондинка в красном платье и с излишне толстым слоем помады на губах. Вряд ли она могла быть той самой библиотекаршей. В своих роликах эта девушка запечатлела себя, дрыгающуюся на танцполе, глядя во фронтальную камеру, свой коктейль у барной стойки, а также себя и подруг, со счастливыми лицами кричащих что-то в телефон, чего было не разобрать из-за шумной музыки. Последнее видео в веренице длилось три секунды. На нём эта же блондинка стояла теперь на улице и звонко орала в камеру: «Питер форева!», а потом в аркаде за её спиной резко погас свет. На чёрном квадратике ролика силуэт девушки был едва различим. Она оглянулась, и видео закончилось.

После этого видео в ленте размещались и другие посты, значит с самой девушкой ничего страшного не случилось, к тому же, судя по информации в её профиле, она никогда не работала в библиотеках. Зато теперь Дима знал: другая, менее удачливая девушка, вполне могла наткнуться на хаштару, ведь яркий уличный свет – единственное, что могло бы защитить её – кто-то вырубил.

Дима перезапускал видео несколько раз: поставить паузу на нужном месте в трёхсекундном ролике бывает не просто, особенно если у телефона сенсор глючит. Но в итоге он убедился: это именно та аркада на пересечении улиц Думской и Ломоносова, сомнений быть не могло. Как не могло быть и никаких совпадений – людное место, темнота, изодранная жертва – почерк хаштару. Вместо опровержений он, сам того не желая, выудил доказательства: чутьё Макарова старшего не подвело. Снова.

Едва Дима успел переварить увиденное, как в окне их съёмного номера на Свирской стало на одно светлое пятно меньше. Парень поднял глаза: за парковочными площадками, на противоположной стороне Дунайского проспекта, одно за другим погасли все окна высокого студенческого общежития. Сначала на первом этаже, затем, почти одновременно на втором, за ним на следующем, и так до самой верхушки. Как будто некто зажёг новогоднюю гирлянду, только наоборот.

Чудовища не гасят свет, им не хватит мозгов. То есть не должно хватить. По крайней мере, об этом говорил тот сравнительно небольшой опыт, который Дима успел перенять у отца…

Задолго до появления Димы его отец уже был охотником. Он не стал охотником, а именно был им, потому что им и родился. Как и его собственный отец. И отец его отца. Давным-давно, кто-то из предков Макаровых по мужской линии, возник, как естественный ответ природы на Скверну – тёмную сущность, концентрацию злобы и всех пороков мира. Возник дабы Скверну искоренить.

Диме не особенно нравилось такое излишне патетичное объяснение Скверны и появления охотников. Но за неимением альтернатив он был вынужден с этим объяснением смириться. На словах оно, конечно, звучит красиво, но на деле означает лишь, что в мире время от времени случается всякое дерьмо. Вроде утечки газа, паводка, или крушения авиалайнера из-за не затянутой, но очень важной гайки… И иногда оказывается, что за очередное дерьмо повинен не кто-нибудь, а Скверна. Такое случается редко, и всё же случается.

Она протекает в недрах Земли, и никому не ясно, откуда она там вообще берётся. Но время от времени Скверна проступает на поверхность планеты. И когда её накапливается слишком много, она оборачивается очередным дерьмом. Родовым проклятьем, к примеру, или, куда чаще – скверником. Так у Макаровых принято называть чудовищ, нашедших себе отражение в страшных сказках и городских легендах.

Охотник храбр.

С самого детства Диму воспитывали в атмосфере страха и дисциплины. Отец натаскивал его подмечать странности, учил обращаться с оружием, чтобы, повзрослев, сын мог самостоятельно выслеживать и убивать существ, чьи возможности намного превосходят человеческие. А с семнадцати лет стал брать Диму с собой на вылазки.

Поздновато – сам Макаров старший начал охотиться в компании собственного старика уже годам к тринадцати.

И тем не менее за три-то года путешествий с отцом Дима уже успел набраться достаточно опыта и запросто мог в одиночку сладить с болотным огоньком, а то и тварью покрупнее, вроде навки или даже умертвия. Вот только хаштару сбил его с толку. Обычно скверники себя так не ведут. Очень странное существо…

В отцовских записях, хранящихся в бардачке, сказано: «Хаштару – смертоносная тварь, выглядящая, как освежёванный человек. В темноте легко спутать с гулем, но в отличии от гуля, его плоть не красная, а чёрная, смоляная.

Опасен. Имеет мистическую власть над волей человека, пока держит пальцы на его черепе.

Избегает света. В тени, сливается с темнотой, и становится почти неуловимым. Чтобы замедлить его, нужно направить на него свет».

Дима так и сделал.

Он вошёл в студенческое общежитие с фонариком и первым делом, поднимаясь на каждый новый этаж, проверял пробки. Когда он повернул пробки на третьем этаже, вместо света последовала лишь короткая яркая вспышка, как от удара молнии, и звук бьющегося стекла. Кто-то разбил лампу в коридоре. Кто-то напал на Диму в темноте. Завязалась драка. Фонарик отлетел в дальний угол.

В луче бледного рассеянного света, Дима видел, как раненное чудище нырнуло в ближайший дверной проём. Бежать за фонариком не было времени, Дима бросился за хаштару и почти моментально отыскал на стене тёмной комнаты выключатель. Но когда свет загорелся, тварь уже пряталась за спиной у жильца – молодого студента, ровесника Димы – положив тому пальцы на голову.

Охотник не знает жалости.

Макаров направил на чудовище пистолет, но так и не смог прицелиться: скверник ловко укрывался за заложником. Заложником! Чёрт, это действительно был заложник! Ни одна бестия, которых приходилось видеть Диме, не догадалась бы взять заложника. Но хаштару – какой-то новый уровень.

Дима растерялся, а выродок, используя волю и руки жертвы, разбил гитарой единственную лампочку, висевшую под потолком. И, как только свет погас, тут же умчался.

Разве Дима не погнался за ним? Разве не выпрыгнул прямо в окно, несмотря на третий этаж? Разве мало сам себя казнил за то, что упустил хаштару? Отцу было плевать: Дима крупно облажался, он пожертвовал возможностью прикончить тварь из жалости к какому-то студентику. Подобное недопустимо.

Макаровы разругались, после чего сконфуженный и разозлённый сам на себя молодой охотник просто сел в отцовский автомобиль и уехал к чертям подальше от собственного стыда. Так и разделили имущество: отцу досталось всё, что он переложил в сумку, а также то немногое, что Дима успел вытащить в хостел: карабин, крупнокалиберный пистолет, отличный нож, пулелейка, оба бронежилета, и кое-какие инструменты. Дима же увёз с собой всё антикварное оружие, припрятанное в потайном дне багажника, отцовские записи, поддельные документы и другие вещи, оставленные в автомобиле.

Конечно, без всего этого отец не пропадёт – это само собой, за него Дима не переживал. Но вот смог ли он снова выследить и, наконец, убить неуловимое чудовище в одиночку и на своих двоих? Едва ли. Дима однозначно всё испортил.

Когда он перебесился, остыл и собрался вернуться к отцу, случайно обнаружил деятельность вампира в селе, где остановился на ночлег. Конечно, Дима его убил. То был его первый опыт сольной охоты. Но вместо того, чтобы возвратиться к отцу с победой, он продолжил колесить по стране. В следующий раз, собравшись с духом для возвращения, натолкнулся в лесу на след грызозуба – весьма крупного животного полумедведя-полукрысы с прочными, как медь зубами. Впрочем, череп его оказался не настолько крепким, и выстрела из дедовского ружья не выдержал.

На своём недолгом пока пути Дима уже успел встретить множество чудовищ. Он собирался убить их всех. Только тогда он набрался бы смелости вновь посмотреть отцу в глаза.

«Волга» плавно, со скоростью пешехода, катилась по улочке маленькой деревушки «Тихозёрки». Дима глядел по сторонам в поисках кого-нибудь из местных, кто выглядел бы так, словно может слить немного бензина с бака. Таким человеком оказался болтливый старичок, назвавшийся Кузьмичом. Денег за помощь он взял немного, и Дима, вернувшись за руль, уже собирался покинуть деревню, когда случилось непредвиденное. Вернее, не случилось ничего. Дима повернул ключ – и тишина.

Попробовал снова.

– Э! – возмутился он и пристукнул рукой по приборной панели.

Не помогло.

– Что такое? – поинтересовался Кузьмич.

– Не знаю… Не заводится!

– А ну-ка, ещё раз… – Предложил мужичок, просунув нос над опущенными стёклами. – Слушай!

Дима повернул зажигание ещё раз и прислушался – тишина. Мёртвая. Двигатель даже не булькнул для приличия

– Вообще ничего! – констатировал Кузьмич.

– И что теперь делать? – почти испуганно спросил Дима.

– Пока непонятно, надо зажигание смотреть. Давай её до Григорича дотолкаем, он и поглядит. Но я и без него скажу, что или коммутатор менять придётся или стартёр.

Кузьмич несколько раз пытался завязать разговор, пока они с Димой толкали автомобиль, но всё больше кряхтел и сам же перескакивал с темы на тему. Так что Макарову оставалось лишь вежливо кивать и периодически давать короткие ответы на обычные вопросы. Пока он вдруг не заметил возле одного из домов опёртую на калитку крышку крохотного детского гробика обитую красной тканью.

– У вас траур? – кивнул Дима на крышку.

– Это?.. А, да. У соседа нашего – Петра Васильевича – сын пропал. Искали-искали. А у него сразу как сердце чувствовало: в озере, говорит.

– И что оказалось?

– А то и оказалось. Выловили. Вчера вон гроб уже сколотил. Сам.

– Сколько лет ему было?

– А чёрт его знает: десять-одиннадцать, – Кузьмич остановился. – Давай передохнём.

На самом деле Макаров мог бы и без посторонней помощи протолкать свой автомобиль хоть через всю Тихозёрку. Но решил подождать.

– А озеро далеко?

– Да уж поди, километра четыре будет, – прикинул Кузьмич.

Охотник присвистнул:

– И часто вы тут молодняк так далеко без присмотра пускаете?

– Да кто ж его пускал? Он же ночью ушёл.

– Ночью?..

Дима сложил обе руки на крыше автомобиля и устало опустил в них голову, как скучающий школьник за партой.

– Ну, – кивнул Кузьмич. – Батька его и говорит, с вечера обоих сыновей уложил, с утра только одного и нашёл. А второго – Митьку – так в пижаме из воды и достали.

– В пижаме, значит… – Дима задумался. Почти минуту простояли в тишине, а после он вдруг спросил. – Босого?

– Чего?

– Обувь его, – пояснил Макаров, – на нём была? Или на берегу?.. Башмачки какие-нибудь, сандалики не находили? Или велосипед хотя бы неподалёку от озера. Был у него свой велосипед, или ещё что?

– Да я почём знаю, чего там рядом с ним находили али не находили? – рассердился Кузьмич. – Буду что ли там заглядывать или спрашивать? Тут горе такое! Кому дело-то есть в чём он там обут был или не обут?

– Просто, раз его в пижаме выловили, – рассуждал вслух Дима, – то может его кто-то из кровати спящего вытащил. Если так, то он должен быть босой. И тогда вокруг не найдётся ни обуви, ни велосипедов.

– Чо-о-о?! – растянул Кузьмич. – Ты что же думаешь, его кто-то утопить мог что ли?

– А никто не мог?

– Нет, конечно! У нас в деревне все друг друга в лицо знают! Да и кому ж это может быть надо?

– А участковый у вас в деревне есть?

– Имеется.

– И что говорит?

– Что говорит, что говорит? Что утонул, говорит! – взъерепенился старичок. – В доме окна-двери целы. Второй малец ничего не слышал, а спят они друг у друга под носом, значит Митька сам купаться ушёл. А ты чо это прицепился?! Сам не на мента ли учишься, студент?

– Нет, но и без ментов скажу, что так не бывает, – горько усмехнулся Макаров.

– Как не бывает?

– Одиннадцатилетние мальчишки не ходят в одиночку посреди ночи за четыре километра купаться на озеро. Ещё и не одевшись нормально.

Охотник на чудовищ выпрямился и дружелюбно похлопал свой автомобиль по крыше:

«Значит, не зря ты решил придержать меня в этой глухомани, дружок», – подумал он.

II. Ты не будешь кричать

В гараже Григорича полки у облупленных стен были завалены всевозможным хламом. Помимо гаечных ключей всех размеров, нескольких наборов отвёрток и деревянных ящичков с гнутыми и не гнутыми гвоздями, да потемневшими болтами, то тут то там из-под ворсистых тряпок выглядывали пружины и железки разной формы, назначение которых было Диме неизвестно. Недалеко от входа составленные друг на друга лежали автомобильные покрышки со стёршимся протектором. Другие, приставленные к дальней стене, выглядели новыми. Возле груды железа, выпотрошенного из легковушки или, может быть, трактора, стояло не меньше пяти канистр тосола и антифриза.

Утренний свет, живой и чистый, входил внутрь через широко распахнутые ворота и моментально тускнел в тяжёлом воздухе, до удушья воняющем бензином и соляркой. С небеленого потолка свисала лампочка без люстры, но добрый слой пыли делал её почти бесполезной. Впрочем, влажной тряпки не хватило не только ей: всё подряд в гараже покрывали изначальные пыль и мазут. Казалось они рождались именно здесь, в проржавелых жестяных тазах, сходили с заскорузлых деревянных табуреток, ощеренных щепками, выбирались из протяжённой смотровой ямы прямо по центру; и именно отсюда уходили в мир.

Несколько местных обитателей собрались кружком кто на раскладных стульях, кто на покрышках. В центре между ними стоял импровизированный стол из перевёрнутого ящика, накрытого газетой, где нашлось место копчёной колбасе, половине буханки хлеба, грубо разорванной слишком коротким для неё ножом, и конечно, бутылке водки.

Судя по покрасневшим глазам, глушили с утра. Тем не менее, когда Кузьмич представил Диму и поделился бедой, все мужички с неожиданной энергией поднялись на ноги и окружили автомобиль.

– Ага! Ну посмотрим… Скорее всего коммутатор сгорел, – предположил чёрный от сажи Григорич после того, как Дима продемонстрировал проблему.

– Ну. Я так и сказал, – поспешил напомнить Кузьмич.

– А это ты сам тачку наворотил?

Макаров, вспомнив деда, едва заметно улыбнулся. Был бы дед сейчас здесь, он бы гневно ответил, что на тачках мужики по селу навоз возят, а это – автомобиль. Но Дима, в отличие от деда, не видел в словах «тачка» или «машина» ничего оскорбительного и потому спокойно ответил:

– Ремонтники постарались.

– М-м-м, – протянул Григорич.

А кто-то из его товарищей зачем-то спросил:

– «Волга»?

Хотя по тону ясно угадывалось, что ответ ему и без того известен.

– Двадцать четыре десять, – кивнул Макаров.

– Ну-у-у, – довольно протянул спросивший. – Сам вижу.

– А раз видишь, чо спрашиваешь? – передёрнул Григорич уже из-под открытого капота.

– Так я это…

– Ремонтники накрутили, говоришь, – не дожидаясь ответа товарища, Григорич снова обратился к Диме. – А чего ломалось?

– Кузов сильно деформировался, – абстрактно обобщил Дима, чтобы не развивать тему. – Взамен эксклюзивный заказали.

На самом деле эксклюзивным в этом автомобиле было почти всё. За время своей службы он получил столько повреждений, что несколько раз его пересобрали буквально с нуля. Фактически от «Волги» в нём осталось только название, переходящее по наследству от инкарнации к инкарнации и, пожалуй, несколько ключевых элементов двигателя.

– Батя, поди, ещё твой на ней гонял?

– Ещё дед.

– Ещё дед, – одобрительно подхватили мужики в один голос и закивали головами.

Они принялись копошиться во внутренностях несчастного автомобиля. Время от времени указывая Диме вымазанными в машинном масле пальцами на те или иные детали. Они постоянно поясняли, что к чему, но не слишком заботились о последовательности своих уроков, и постоянно друг друга перебивали, так что Дима ни черта из их лекций не вынес. Зато проблему обнаружили быстро: действительно сгорел коммутатор.

Кто-то вспомнил, что «где-то тут был» запасной для школьной «Газельки», и что он вполне мог бы сойти и для «Волги». Но этот коммутатор так и не нашёлся. Поэтому ничего другого, кроме как приобрести новый, Диме предложить не смогли. Стоить новый коммутатор, по словам Григорича, должен не больше шестисот рублей.

Это укладывалось в остатки бюджета Макарова. Но от Тихозёрки до ближайшего города с магазином автозапчастей ни много, ни мало семьдесят километров.

Мужики обязались за вознаграждение найти и привезти охотнику пресловутую деталь, но очевидно, в связи с их нынешним состоянием, не сегодня… И, скорее всего, не завтра.

– Перекантуешься денька два. Люди у нас хорошие, добрые, сам видишь, – рассказывал датый Григорич. – Мы всем рады. Тут недалеко и гостиница есть даже. Её Сонька держит – отличная девчонка, тебе понравится. Ровесница твоя.

Григорич заговорщицки подмигнул и объяснил на пальцах, как найти гостиницу.

Макаров дружелюбно улыбнулся в ответ, а сам, выйдя из гаража на свежий воздух, тяжело вздохнул. Если сложить цену коммутатора и награду для мужиков за починку, даже чисто символическую, то денег ни на какую ночлежку у него уже не остаётся.

Он тревожно оглянулся на гараж. Багажник его «Волги» был битком набит разнообразным оружием. Конечно, оно надёжно спрятано в двойном дне и мужики до него вряд ли доберутся, но чувство тревоги всё равно кольнуло. Он теперь беззащитен, а в Тихозёрке, возможно, обитает некое чудовище, утопившее мальчонку.

Впрочем, это ещё предстояло проверить. Практика Димы показывала, что зачастую самыми страшными чудовищами в конечном итоге оказываются люди. А это уже не его юрисдикция.

Макаров окинул улицу критическим взглядом. Деревня, как деревня. Таких он повидал уже сотни. Два ряда сравнительно невысоких домиков по обе стороны от разбитой дороги, на которой вдалеке ребятня гоняет мяч. Вдоль заборов – бурьян, хотя некоторые дворики выглядят вполне ухожено и прилично. На дороге то тут, то там лежат высохшие коровьи лепёшки. Самих коров не видно, но возле забора дома, соседнего с гаражом Григорича, щипают траву две козы.

Охотник внимателен.

Дима вдохнул полную грудь чистого, прохладного деревенского воздуха, и собрался было искать гостиницу, но первым же шагом угодил во что-то неприятное: мягкое и вместе с тем ломкое. Под ботинком захрустело.

Макаров поспешил убрать ногу и глянул вниз. Мёртвая птичка лежала, распластав по земле крылья. Умерла совсем недавно – глаза не успели сгнить, и все перья казались по-птичьи опрятными и вычищенными.

Дима покрутил тушку носком ботинка, но не нашёл никаких ран. Впрочем, он сделал это просто так, без интереса, и в следующую секунду уже шагал по усеянной рытвинами дороге, ища глазами указанные Григоричем приметы.