Пение мёртвых птиц

Макаров пятился. Раненая нога осторожно проверяла почву перед каждым шагом. В магазине оставалось три патрона. Была ещё запаска, но какой с неё прок: бестия выжрет весь свинец и попросит добавки – она неуязвима, пока не острижена. Сейчас бы больше пригодилась цепь, но цепи нет – ушла на Петра.

«Посмотри на себя…»

Только что Али обходила с боку, но тут метнулась вперёд, без разбега и подготовки, одним прыжком.

Дима отскочил, больно припал на левую ногу. Прогремел выстрел.

Пуля сбила Али в прыжке, та промахнулась и приземлилась в шаге от охотника. Один её бивень был сколот. Она не тормозила и снова набросилась.

«Ты слабый…»

Когти вихрем вспороли воздух. Дима извернулся и ударил в морду Али рукояткой пистолета.

От неожиданности бестия едва не запнулась, но тотчас насела снова. Когти свистнули у охотника перед носом.

«Медлительный…»

Он едва успел отклониться, и вот – хромоногий – уже метался по берегу из стороны в сторону. Его учили избегать танцев, но раз партнёрша настаивает, приходилось кружиться.

Али бесилась: смещённый от природы центр тяжести заносил её на поворотах. Макаров пользовался этим, чтобы избегать ударов, опёрся на больную левую – резкий, как хлыст, удар разорвал воздух над ухом. Охотник откинулся вправо – вся масса багровой туши собралась для броска, бивни метили в горло – Дима развернулся и по немыслимой траектории ускользнул влево.

«Еле стоишь на ногах…»

В момент, когда громадная челюсть почти сомкнулась на груди охотника, прозвучал очередной выстрел. Али споткнулась о свои же конечности, упала мордой в глину, покатилась кубарем и, наконец, замерла на спине.

Уклоняясь, Дима чуть не подвернул левую стопу, но устоял. На плече, прикрывшем шею проступила неглубокая алая полоска.

«Не можешь оценить ситуацию…»

За спиной озеро.

Охотник махом вынул нож и рванул к бестии, одновременно наставляя на неё пистолет левой рукой.

Сейчас! Пока она лежит! Волосы!..

И тотчас пришлось отскочить обратно, когда Али опасно вздрогнула.

В патроннике оставался последний заряд. Пора менять магазин, но Макаров ждал следующего прыжка.

Однако чудовище лишь с воем раздирало собственное и без того лишённое кожи лицо.

Не зачехляя ножа, рукой с пистолетом Дима вытащил магазин из кармашка на ременной жилетке. Его глаза, не мигая, следили за визжащей в грязи горой обнажённых мышц, пока наученные пальцы перезаряжали оружие.

Жестоким рывком Али сорвала с себя плоть. Несколько смятых кусочков свинца выпрыгнули из её скулы. Следом раздался глухой стук: пустой магазин упал на влажную глину.

«Иногда я просто не верю, что ты – мой сын»

Али вскочила на ноги. Она принялась загонять охотника в воду. Металась по берегу, то обходила слева, то уже справа, постепенно, подбираясь всё ближе.

Рывок.

Дима пальнул. Пуля вышибла Али колено. Бестия потеряла равновесие и загребла глину увесистой челюстью.

Макаров с силой наступил босой ногой ей на затылок, наклонился и, не выпуская пистолета, схватил пряди, прижимая их к рукоятке. Заработал нож.

Земля приглушала вопль боли. Скверница пыталась вслепую схватить Макарова, но он второй ногой запрыгнул ей на поясницу.

Лезвие успело срубить ещё один локон.

Чудовище резко подпрыгнуло.

Макаров отлетел в сторону, приземлился кувырком, не слишком удачно опёрся на раненную ногу и растянулся по берегу. Но тут же победоносно поднял руку, вооружённую пушкой и целой копной грязных волос.

«Может быть, тебя в роддоме подменили?»

Али хваталась за голову словно в контузии. И в темноте было видно, как её качает.

– Ну?! – выкрикнул Дима, держа волосы над головой, словно знамя. Будучи не до конца уверенным в том, как это работает, он отчаянно добавил слегка подсевшим голосом. – Подчинись уже, мразь!

Бестия сжала собственную башку так крепко, словно стремилась её раздавить. Даже на расстоянии было заметно, как сильно дрожали обе её руки.

А Дима уже стоял на ногах.

Нож смотрел в сторону корчащейся Али. В левом кулаке, помимо пистолета, болтался лохматый клубок её волос. Всех что Дима уже срезал: к только что состриженным присоединились отвоёванные ещё в воде. Макаров прикрылся этим клубком, точно каким-то оберегом, так что дуло нацелилось куда-то в небо.

Али свалилась на колени и согнулась пополам. Охотник здорово её обкорнал, но по крайней мере половина прежней гривы всё ещё была при ней. Оставшиеся грязные спутанные локоны кончались где-то на уровне локтей. Они раскачивались маятником вслед за хозяйкой. Чудовище рычало, плевалось, неистово щелкало тремя пока ещё целыми бивнями, и то сгибалось, то разгибалось в поясе.

Дима до сих пор держался поодаль, нервно перебирая пальцами по рукояти ножа.

К ней уже можно подойти и добить, или ещё нельзя?

Охотник не сражается в ближнем бою.

Это железное правило. И сегодня вечером Диме напомнили почему именно оно железное. Раны на груди и плече горели, нога напротив, уже почти полностью онемела. Нужно посмотреть, что там, но Диме как-то не хотелось… Он стоял в стойке и топтался на месте. У него ведь был план. Был план на чёртову цепь, но он зачем-то сковал ей Петра.

Али тяжело дышала. Громко и сипло.

Лёгкий ветерок подул в спину.

Наверняка для этого случая найдётся ещё какое-нибудь дурацкое правило. «Охотник не разбрасывается снаряжением, как дитя малое», или вроде того.

Нужно что-то делать.

– Подчинись! – повторил Дима, и на всякий случай очертил клубком волос в воздухе перед собой круг.

Али начало трясти в конвульсиях. Она шумно глотала воздух, ей всё ещё трудно давалось дышать.

Макаров перехватил нож покрепче.

Сработало?

Краем глаза он заметил лёгкое движение в стороне от берега. Тонкие ветви берёзы сворачивались колечками. Листья чернели и сохли. Дерево оседало. Буквально на глазах оно прожило всю свою жизнь от юности до глубокой старости, а затем и к самой древности.

Али поднялась на ноги. Неестественно, словно её потянули вверх за невидимые ниточки.

Охотник понимает, что к чему, но поздно…

ФУ-У-У-У-У!!!

Звук выстрела теряется в поднявшемся урагане.

Согнулись деревья.

Дима спиной вперёд скользил по берегу, пытаясь хвататься за землю всем, чем можно: рукоятью пистолета, лезвием ножа, ногами.

Уши закладывало. От ветра закрывались глаза. С деревьев срывало ветки, иглы, листья: всё мешалось с каким-то мусором в один несущийся поток. Дима прятал лицо. Мышцы сжимали тело в ком, надеясь сделать его тяжелее. Воздух летел так быстро, что невозможно было вдохнуть.

У-У-У-У-У!!!

Бока обнял и сдавил ветер. Ветер отнял руки. Сперва левую. Макаров пытался вернуть её к земле, пытался держаться, но не выходило: руку просто прижало ураганом к его лбу. Тогда он попробовал наставить пистолет на Али, и снова не удалось. Вместо этого охотник невольно укрылся её волосами, точно щитом.

Деревья трещали. Летели щепки.

Ветер начинал отнимать вторую руку. Дима чувствовал, как лезвие, погружённое в глину, медленно поплыло вверх. Чувствовал и не мог этому помешать. Внезапно ему показалось, что он весь находится в этой руке. Весь в ноже.

У-У-У-У-У!!!

Ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Макаров скользил назад, оставляя на земле шлейф глубокого следа.

Поднявшийся шум не пожирал звуки полностью: можно было расслышать, хоть и слабо, как позади стонет старая беседка. Но шум пожирал сознание, пока плавно, миллиметр за миллиметром, последняя опора – охотничий нож – выходила наружу. И когда Макаров почувствовал, что сейчас его оторвёт от земли, ветер пропал.

Дима повалился без сил, воткнувшись носом во влажную глину.

Шум исчез, но уши всё ещё помнили его.

Грудь освободилась от давления, и охотник задышал. И тут же принялся отплёвываться от комочков грязи, которые случайно втянул с воздухом.

Раздался чей-то мокрый кашель. Кашель, который не прекращался. По звукам, прямо сейчас кто-то умирал в страшных мучениях.

Макаров оторвал голову от земли – это Али. Чудовище сотрясалось всем телом, стоя на четвереньках, не в силах выпрямить спину.

Макаров приподнялся на трясущихся руках, выставил опорную ногу, но встать оказалось сложнее, чем думалось сразу.

Напротив него Али сделала судорожный, почти астматичный вдох, и протянула когтистую лапу к лесу, обрамляющему озеро. Тотчас молодая ель начала осыпаться иглами.

– Стой, дура! – так и не встав, Дима вытянул пистолет из упора лёжа.

Неведомая сила стремительно наполняла Али. Карминные мускулы, обволакивающие её руку, покрылись мелкой дрожью. Некто невидимый помогал ей подняться.

Деревья по соседству с порченной елью, медленно умирали друг за другом.

Дима дважды выстрелил. После сумасшедшего ветра, взрывы пороховых газов показались лёгкими хлопками.

Али даже не шатнулась.

Ураган успел унести охотника достаточно далеко от твари, но Дима чётко видел, что не промахнулся.

Лесок медленно, но верно умирал.

Али отвернулась к озеру и протянула ему вторую руку.

Макаров, наконец, поднялся на ноги. Слегка покачнулся. Он видел, как вода на середине озера постепенно закипает. Охотник прошёлся по матери Али, прекрасно понимая, что большинство скверников возникают сами из себя.

Он рванул было вперёд, но вдруг с ужасом осознал, что не может бежать. Тогда он просто пошёл так быстро, как только позволяли ноги, слегка в припрыжку.

– Ты же не меня, – рявкнул охотник, пальнув ещё несколько раз в сторону бестии, – ты всех вообще угробишь!

Свинец больше не мог хоть сколько-нибудь потревожить Али.

Она распахнула окно хтонической силы. Нет. Сразу два окна – озеро и лес переполняли её. В её тело понеслось больше энергии, чем она была способна вместить. Больше, чем была способна потратить. Али застыла, словно её приколотили к незримому кресту, разрываемая между двумя мощнейшими источниками. Она уже не управляла процессом. Нельзя так просто заткнуть дыру в чистой природной энергии, когда уже пробита брешь.

Иступлённая морда чудовища повисла вниз на надорванной от перенапряжения шее.

– Ветер, хоть вой, хоть не вой, не согнёшь молодца, – прошептала Али, и её шёпот раскатился по турбазе.

Дима шёл вперёд и продолжал стрелять, пока магазин не опустел. Процедил наобум всплывшие проклятья, но шага не замедлил. Перезарядить пистолет одной рукой ещё раз, когда в пальцах зажаты волосы чудовища, у него вряд ли получится, а освободить руки он теперь попросту не мог – пальцы задеревенели, костяшки стали белыми.

– Нужен морок седой, чтоб состарить юнца.

Бурление на озере быстро разрослось. Теперь не просто капли, а целые водные пузыри выбрасывались в воздух. Многие из них не падали обратно и, словно в невесомости, застывали прямо над поверхностью озера.

У Али вдруг выпали бивни. Один за другим. Ударяясь о глинистую поверхность берега, они скрючились и обернулись древесными корягами.

– Знаю, правда – за мной, и стою до конца. Коли мне подыхать…

Добротный участок бора – не меньше дюжины деревьев – полностью почернел, словно после пожара. Осыпающийся с мёртвых стволов мусор замер в воздухе.

Дима почти доковылял до цели. Занёс нож для удара…

– Приберу подлеца.

…и замер.

На него накатила непередаваемая волна усталости. Нож, пистолет, пропитанная влагой одежда и даже собственные руки вдруг стали казаться такими тяжёлыми. Неподъёмными.

Макаров покачнулся, отступил на пару шагов, наклонил голову и потёр запястьем лоб. Застыл, стиснув зубы. Последние силы куда-то запропали. Голова пошла кругом.

Он посмотрел на Али. Отродье сотрясалось от внутреннего переполнения. Они сцепились взглядами.

Дима чувствовал, как сам воздух турбазы тяжелеет и опускается ему на голову. В глазах начало темнеть, отчего Али стала напоминать собой патлатую версию хаштару.

Хаштару. Везде этот хаштару…

Макаров встрепенулся, расправил плечи и, к удивлению Али, сбросил с себя измор.

Секунда на восстановление. Он зажмурился, открыл глаза. Шаг, замах…

Прежде, чем он успел ударить, гримаса боли, смешанной с неистовством, исказила и сам по себе безобразный лик чудовища. Али распахнула пасть и заорала не своим голосом. Вой волка смешался в нём с рёвом марала, рыком медведя и криком скопы.

«ВА-А-А-А!!!»

Новый груз навалился на охотника. Тяжелее прежнего.

Дима упал на колени, упершись руками в землю. Зверем глядел он на Али снизу-вверх. Та никак не затыкалась, её вопль только становился громче. Это был вопль боли.

Неведомая сила оторвала её от земли и подняла в воздух на высоту полуметра. Комки воды уже взлетали по всей поверхности озера. Тень порчи понеслась расти над лесом, последовала череда сухих щелчков – некоторые деревья не выдерживали и валились.

«А-А-А-А!!!»

Мускулы Макарова тряслись под измором. Уши были словно не свои.

Визг Али отражался от стенок черепа, сдавливал мозги. Перед глазами всё плыло, скашивалось на бок.

Дима видел, как со всех сторон над бором турбазы в воздух взлетали маленькие чёрные точки. Их было невероятно много.

Захлопало, зашуршало. Чёрные точки застилали собой звёзды, устремляясь друг к другу, сливаясь в исполинское подобие реки, разлитой прямо по небу. Русло этой реки изгибалось и двигалось на охотника.

Птицы. Тысячи птиц. Они все мёртвые.

«А-А-А-А!!!»

Распятая в воздухе Али надрывалась от ора. Лес и озеро готовились вот-вот её разорвать.

Дима совершил титаническое усилие, рывком поднялся на ноги и успел спрятать лицо в локтях. Река птиц врезалась в спину Али, и следом накрыла Макарова.

Макаров в чёрном нигде.

Али больше не слышно.

Всюду хлопает и гаркает.

Всюду перья и гнилые кости. Они несутся мимо. Им нет конца. Сотни клювов и маленьких когтей вонзаются в кожу, дёргают волосы, рвут одежду. Тысяча игл. Тысяча голодных пираний.

«ГАР-ГАР-ГАР!!!»

Охотник стоял на полусогнутых ногах. Вся его масса сосредоточилась в них, он врос в землю, уменьшился в росте, лишь бы бесконечные птицы не снесли его.

Али где-то там, в потоке.

Всё ещё висит в воздухе буквой «Т».

Дима чувствует это с закрытыми глазами – птицы не порвали её, они её обтекают, как горная река огибает кусок скалы. В сумасшедшем хлопанье тысяч пар крыльев всё ещё можно разобрать нескончаемый животный унисон, льющийся из её глотки.

«ГАР-ГАР-ГАР!!!»

Вокруг хлопает и рвёт.

Макаров сильнее сжимает волосы Али, как будто они его защитят. Запястье расклёвано и разодрано, как и всё остальное, но охотник почти не чувствует боли. Морок и измор разлагают его изнутри, птицы добивают снаружи. Пока он – живое блюдо – просто стоит и не шевелится, не в силах сделать ни единого шага.

– Он не такой, как мы, – тихо, чтобы Дима не услышал, сказал однажды его отец деду. Это было за месяц до инициации. – В нём вообще уже ничего не осталось, он не выживет.

– Выживет, – скупо ответил дед.

– Он обычный человек. Я не хочу… И Марина… Она точно не простит.

– Не решай за него.

И что же Дима мог решить за себя сам?

Через месяц на инициации он расплакался. Натурально. По щекам градом текли слёзы.

Отец с дедом сбросили его в яму, наполненную Скверной и колючими лозами, которыми обернулись корни дерева искажённого той же Скверной. По условиям инициации от Димы требовалось выбраться из этой ямы без какого-либо снаряжения.

Он протянул руку вверх – отец и дед стояли над ним – и едва не одними губами взмолился… Дима до сих пор ненавидит себя за тот момент отвратительной слабости. Он взмолился: «Папа». Он никогда, ни до инициации, ни после, не использовал это слово. Он умолял: «Папа… Папа, пожалуйста, я не смогу. Я умру»

Лица старших охотников оставались каменными. Дед молчал, а отец после короткой паузы просто ответил:

– Ну так умри.

Стоя в нескончаемом потоке мёртвых птиц, в безобразном шуме вороньего карканья и хлопающих крыльев, позабыв себя от тяжести морока, мокрый от собственной крови, Дима тяжело переставляет ногу вперёд.

Охотник силён.

За первым шагом следуют другие. Медленно, но неотвратимо Макаров прёт против пернатой реки. Когти и клювы разбиваются о его израненное тело.

Охотник замирает – чудовище левитирует рядом – он знает это, не открывая глаз.

Взметается рука – Дима колет вслепую. Лезвие вязнет в чём-то мягком.

Макаров перехватывает рукоятку, собирает остаток сил и рвёт в сторону.

Шум исчезает.

Всё кончено.

Как по выключателю все оперённые трупы мигом попадали на землю, застелив собой протяжённый берег «Тихого озера». Незримые путы, сцепившие Али, испарились. Она обмякла и свалилась, как попало. Распоротая глотка зияла дырой.

Дима собрал в кучу остатки волос чудовища.

Обессиленная тварь предприняла вялые попытки сопротивляться, но чиркнул нож, и она – острижена. Острижена и сломлена.

Али безвольно упала на спину. Макаров наступил ей на грудь, наклонился так низко, что они чуть не столкнулись носами, и заорал прямо в лицо. Его очередь орать.

Он орал так сильно, что всё его тело дрожало.

Он орал.

Он орал.

Он закончил.

Излив остатки адреналина, Дима распрямился и огляделся вокруг.

Лес турбазы вымер практически полностью. Всюду торчали лишь как будто бы тысячелетние чёрные скелеты деревьев. Многие из них вовсе рухнули. Хлипкая пресловутая беседка стояла, словно знак над братской могилой. Берег пересекала дорожка из мёртвых маленьких птичек. Часть их плавала в воде, как осенние листья. Среди прочей мелочи можно было разглядеть и ворон, и сап и даже пустельг. Столько птиц не могло жить в таком тесном лесочке, по крайней мере не одновременно.

От земли донёсся сдавленный шёпот:

– Не постарел…

Дима опустил глаза.

На теле Али конденсировалась тонкая прозрачная плёнка. Плёнка мутнела, стремилась стать кожей. Чудовищные формы отродья плавно менялись, и вот Макаров уже стоял на грудной клетке раздетой и коротко стриженной девушки.

– Ни на год не постарел, – одними губами прошептала та себе под нос, без рифмы.

В её глазах угасающими огоньками тлело безумие.

XI: Охотник не спасает людей. Охотник – охотится

Оружие убрано. В руке только волосы. Дима стоит над мальчиком. Тот лежит неподалёку от берега в окружении нескольких мёртвых пташек и не шевелится. Тощий. Кости торчат. Губы синие. Диафрагма не вздымается.

Дима стоит молча.

Помнится, когда он выловил мальчика, тот был в сознании. Правда, не долго. Отключался всякий раз, как охотник переставал развлекать Али ножом.

Дима присел рядом и взял тонкую холодную руку. Пульса нет.

Шаги позади не издавали звуков, но охотник почувствовал их спиной.

Али пришла в себя. Ему было не интересно. Он протянул руку и разомкнул веки мальчика. На одном глазу и на другом. Оба сильно закатились, на виду остались только белки.

Али робко встала рядом. Она ничего не говорила, не касалась Димы, просто стояла. Но очень настойчиво.

Мальчик не шевелился. Он не иссох – хтонические твари питаются силами природы, частью которой Витя не являлся. И всё же, он не шевелился.

Он был не такой, как другие трупы, которые Диме приходилось видеть прежде.

Макаров ненадолго задумался. Определённо не такой. Этот мокрый. Раньше охотник не находил мокрые тела. Как-то так получилось.

Али чего-то ждала.

Диме не было жаль. Наверное, должно было быть, но увы. Сейчас он уже ничего не мог чувствовать. Всё забрал ультимативный измор. Охотник просто устал.

Али чего-то ждала.

Дима не поворачивался к ней. Он всё смотрел на ребёнка.

Дима ненадолго закрыл глаза.

Дима открыл глаза.

Дима надеялся, что просто моргнул, что не засыпал.

Он обернулся. Там, где он ожидал увидеть Али, стояла другая женщина. Знакомая до зубной боли.

Дима ждал, что сейчас она перепугается, побежит за бинтами, полотенцами, перекисью водорода, и будет плакать. Она совсем не изменилась. Скорее всего, только-только поднялась с кровати, переполошённая спросонок. Голые ноги с варикозом дрожали от холода: на ней – только её любимая красная ночнушка.

Дима заметил небольшую чёрную дырочку в шёлковой ткани. Он помнил, как случайно проделал её, когда прятался в бельевых верёвках на заднем дворе и курил.

– Я знаю, он не умер, – вдруг равнодушно произнёс Макаров. Слова нелегко дались вялому горлу. Немного переждав он добавил. – Сними морок.

Женщина вытянула вперёд тонкую руку.

Дима неправильно истолковал жест и замер. Запоздало он сообразил, что женщина просто тянется к его лицу, чтобы приласкать. Это разозлило его.

– Давай! – и для убедительности он тряхнул трофейной копной волос.

Женщина отняла руку и замерла. Больше она не сделала ни единого движения, но всё же в следующую секунду раздался протяжный детский хрип.

Макаров оглянулся – это Витя пришёл в себя, озираясь по сторонам осоловелыми глазами.

– Дима, – мягким голосом позвала женщина.

Макаров встал. Вновь вынул пистолет. Снял с ременной жилетки последний магазин.

– Пойдём домой.

Щёлкнула затворная рама. Макаров оторвал глаза от оружия.

Финская сова поворачивается на звук.

Охотник не знает жалости.

– Не похожа, – гаркнул порох.

Женщина повалилась на землю с дырой во лбу. Хрип за спиной охотника сменился сдавленным писком – перепуганный сопляк сидел на земле, обхватив руками коленки. Шея пряталась в плечах, круглые глазёнки устремились к убитой в красной ночнушке.

Дима не шевелился, он вдруг понял, что не хочет и не может делать ни одного лишнего движения. Он просто стоял и смотрел на мальчика, пока тот неожиданно не спросил писклявым голосом:

– Это мама?

– Не твоя, – не сразу ответил Макаров. – Ничья. Не обращай внимания.

Полная тишина. Ни один кузнечик не трещал. Вся живность турбазы вымерла.

– Будь добр, подай мне зажигалку, – охотник указал Вите за спину, где в пожухлой траве лежала брошенная куртка. – В левом кармане.

Волосы долго не хотели разгораться, только коптили.

Дима велел мальчику снять мокрую одежду, завернуться в куртку и топать в деревню. Тот послушно стянул с себя пижаму, но никуда не ушёл. Остался сидеть в траве, съежившись в охотничьей куртке, и трясясь от холода.

В какой-то момент процесс тронулся с мёртвой точки, волосы начали тлеть, кое-где даже покрываясь россыпью мелких искорок, и тут-то и выяснилось, что женщина, лежащая неподалёку с простреленной головой, не умерла. Но это пока… Её вдруг начало страшно лихорадить: она затряслась, завыла, принялась извиваться, точно её живьём поджаривали на сковородке.

Пытка тянулась долго.

Согнувшись клубком, Витя закрывал уши руками, растопырив однако пальцы, чтобы лучше слышать. Он прятал лицо в собственные колени и украдкой выглядывал из-за них. Картина, мучающейся бестии не отпускала его и пугала.

Дима несколько раз велел мальчику уходить. Тихо, и не особо настаивая. А тот просто сидел, пока в руке охотника не осталась одна зола.

Палец отпустил кнопку зажигалки. Пламя погасло. Кучка сажи, что недавно была длинными волосами, выпала из перевёрнутой ладони на глину.

Мучения женщины прекратились в тот же миг. Или нет. Но она резво перевернулась на живот и поползла прочь по птичьим гнилым тельцам, широко раскрывая на ходу рот. Так широко, как человек не способен. Её тело тут же принялось иссыхать, напоминая пустеющий надувной батут. Внутренности куда-то испарились. Изо рта полезло нечто продолговатое и чёрное. Клюв. А вслед за ним показалась покрытая прозрачной слизью ворона. Женщина растаяла, целиком превратившись в болотную жижу. Осталась только птица. Она встрепенулась, сбрасывая слизкий покров с перьев, и уже расправила крылья.

– Далеко собралась?

Ворона совсем была готова оторваться от земли, когда её насквозь пробила пуля. Следом другая. Макаров разрядил весь магазин – животину буквально порвало на клочки. Осталась лишь пара крыльев, обрамляющих бесформенное месиво. На один птичий труп больше.

Витя вздрагивал с каждым выстрелом.

– Ты ещё здесь? – строго спросил Макаров, даже не глядя в его сторону.

Медленно он пошагал к останкам Али. Глаза перестали различать цвета. В темноте он и не сразу это понял.

Мальчик не отвечал.

Дима тяжело уселся на землю. Там, где ворона разлетелась на ошмётки, на береговой глине осталась чёрная смолянистая лужа. Охотник запустил в неё обе руки и принялся намазывать себя. Онемевшую ногу, грудь, плечо, шею: чтобы закрыть все раны, ему предстояло всему вымазаться чёрной дрянью. «Чёрт, как её мало», – пронеслось в голове.

Казалось, сейчас ничего на свете кроме этого тягучего вещества не волновало его. Однако он всё же снова обратился к Вите, не поворачиваясь:

– Я же велел тебе идти домой.

Макаров занёс смолянистую жидкость под футболу, от которой остались одни лоскуты. Попытался расстегнуть ремень на джинсах, но трясущиеся пальцы не слушались. Дима запутался в пряжке, а потому просто дорвал штанину, чтобы лучше натереть голень.