Теория поля

С Викой тоже нельзя было вести себя до конца естественно. Взаимоотношения между мужчиной и женщиной требуют постоянной подпитки, ведь женщины любят не конкретного человека, а тот образ, который они создали в своей очаровательной головке. И если этот образ по счастливому стечению обстоятельств оказался удачным, необходимо поддерживать его, так сказать, соответствовать назначенной роли. Конечно, с течением времени супруги притираются друг к другу, распознают истинные человеческие качества партнера, учатся принимать его таким, какой он есть на самом деле, но все же доля игры остается навсегда, присутствует в отношениях до самого последнего дня.

Друзья? Что ж, у Козырева действительно было несколько очень близких друзей из числа школьных, университетских или институтских товарищей, с которыми он мог поделиться самым сокровенным. Однако никто, даже Антон Малахов, не был настолько близок ему по духу, по характеру, как его учитель и старинный приятель всей семьи Козыревых. Он с благодарностью посмотрел на профессора:

– Спасибо, Евгений Михайлович, вы очень мне помогли! Это искренне!

– Ну что ты, разве ж за такое благодарят.

– Однако поздно уже, пора до дому, все же еще немного переживаю за Вику.

– Как она?

– Уже гораздо лучше. Можно сказать, что кризис миновал и теперь остается только ждать, время все залечит.

Они выключили свет, заперли дверь лаборатории и вместе направились к ближайшей станции метро. Завтра должна была решиться судьба научной группы «Вихрь».

* * *

Заседание с участием всех заинтересованных лиц проходило все в том же секретном зале в здании Президиума Российской академии наук, хотя все результаты, достигнутые группой «Вихрь», уже давно стали секретом Полишинеля. Козырев продолжал верить в торжество здравого смысла, надеяться, что ему позволят продолжить исследования. Он был готов на все, на существенное изменение полномочий, уменьшение возможностей, сокращение персонала, он согласился бы работать за копейки или даже бесплатно, лишь бы тему не закрывали.

Вел совещание Георгий Александрович, и, хотя он по-прежнему держался уверенно и выглядел импозантно, что-то в его внешности заставило сердце Арсения сжаться в нехорошем предчувствии.

Жидков пропал бесследно. Вот уже несколько дней его никто не видел и не слышал. Не было его и сегодня, хотя именно он стал главным виновником возникшего вокруг группы ажиотажа. Ходили слухи, что Ибрагимов чрезвычайно жестко ответил на авантюрную выходку Романа Валерьевича, использовав все свое влияние и подключив все свои связи для нейтрализации амбициозного подчиненного. Говорили даже, будто бы Жидков поплатился свободой за разглашение государственной тайны, впрочем, наверняка этого никто не знал. Что бы с ним ни случилось, он свое сделал, и теперь над сотрудниками группы нависла реальная угроза лишиться интереснейшего проекта.

Ибрагимов говорил мало, предоставив высказываться в основном членам комиссии по научной этике. Решение было принято, но люди, от которых оно зависело, предпочли остаться в тени, избрав полковника на роль выразителя их воли, хоть его личное мнение и не совпадало с итоговым. Решение еще не было озвучено, но по выступающим академикам можно было с высокой вероятностью определить, каким оно стало. Сомнений практически не оставалось. Даже те ученые, которые во время работы комиссии проявляли лояльность к группе, теперь резко изменили свои высказывания, рьяно обличая «лженауку» и «бездарных псевдоученых», «пригревшихся под вывеской рабочей группы «Вихрь» и «жирующих на государственные деньги, прикрываясь высокой и благородной целью».

Козырев сидел, понуро опустив голову. Ему было стыдно, но стыдно не за себя и за своих коллег, а за все российское научное сообщество, к которому он тоже принадлежал. Ему было больно от осознания того, как много ученых готовы предать те идеалы, которые всегда казались ему незыблемыми. Предать из зависти, из трусости, ради корысти, в угоду непонятным собственным амбициям.

Рядом сидел Евгений Михайлович. Искушенный в академических интригах, профессор взирал на происходящее с грустной, ироничной улыбкой.

Неожиданно Козыреву предоставили слово, хотя выступать Арсений не собирался и не готовился. Он поднял голову, несколько моментов размышлял, стоит ли вообще высказывать собственное мнение и нужно ли для этого выходить на трибуну. В конце концов он обреченно махнул рукой и спокойным голосом прямо со своего места выдал следующую тираду:

– Есть люди, которые в своей жизни могут делать только одно – критиковать. Их так и называют – критины.

По залу прокатился возмущенный рокот, но Козырев упрямо продолжал, лишь немного повысив голос:

– Такие люди были во все времена. В Средние века, например, их называли инквизиторами. Мне странно, что в нашем развитом обществе по-прежнему остаются сильны средневековые традиции, и инквизиторы от науки продолжают чувствовать себя вполне комфортно. Да кто они вообще такие, почему берутся решать, кто прав, а кто ошибается? Почему они возомнили себя истиной в последней инстанции? Какие они ученые? Они давно перестали ими являться, купаясь в лучах былой славы. Они потеряли способность воспринимать новые и интересные идеи, разучились слушать разумные доводы. Теперь они кто угодно: бухгалтеры, счетоводы, ну уж никак не творцы. Превратили науку в рынок, в базар, со своей конъюнктурой, с искусственными монополиями и грязными сговорами нечистоплотных торговцев. Великий Эйнштейн когда-то сказал: «Люди так же поддаются дрессировке, как и лошади, и в любую эпоху господствует какая-нибудь одна мода, причем большая часть людей даже не замечает господствующего тирана». Так вот, я не собираюсь уподобляться табуну лошадей, у меня свой путь в науке, невзирая ни на какие комиссии и решения высоких собраний!

Арсению показалось, что Ибрагимов едва заметно хмыкнул в густые пышные усы. Евгений Михайлович положил свою руку на руку Козырева, призывая его немного успокоиться и постараться абстрагироваться от бушующих в сердце эмоций. Выражать их сейчас было более чем неуместно. Но очень скоро он и сам не удержался от таких же обличительных интонаций:

– Арсений Павлович по своему обыкновению излишне категоричен в оценках, но по сути вещей он прав. Есть хороший принцип, который часто применяется в различных научных дискуссиях: «Критикуя – предлагай!». Я всегда рекомендую придерживаться этого принципа. Суть его в том, что никто не имеет права высказать возражения против выдвинутой идей в случае, если сам не имеет лучшей идеи. Тогда каждый человек сосредоточен на поиске истины, а не занимается охотой на ведьм. С глубоким сожалением вынужден констатировать, что в ходе работы комиссии мы не услышали конструктивных предложений и разумных обоснований обнаруженных нами явлений. Многоуважаемые ученые попросту отмахнулись от очевидных фактов, коль скоро они не вписываются в привычные для них догмы. Что ж, Господь им судья. Нам вменяют в вину, что мы слишком оторвались от реальности, увлеклись безрассудными идеями, пытаемся постичь непостижимое по своей сути. Мне нечего возразить на это, ибо сложно спорить с субъективной оценкой. Некогда и Джордано Бруно считался нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком, проповедующим крамольные идеи. По примеру Козырева я могу лишь привлечь в союзники все того же Эйнштейна, процитировав еще одно его гениальное изречение: «Только те, кто предпринимают абсурдные попытки, смогут достичь невозможного»[56]. Нам пытаются связать руки, загнать в кем-то установленные рамки, ограничить наш кругозор. Но прогресс остановить невозможно. Время сумеет нас рассудить, потомки смогут вынести справедливую оценку. Я думаю, что пора прекращать бесполезную дискуссию, уже давно все предельно ясно. Хотелось бы только для абсолютной уверенности услышать итоговое заключение.

Ибрагимов встрепенулся, будто внезапно очнулся от глубокой задумчивости:

– Я уполномочен сообщить… – неожиданно Георгий Александрович запнулся. – Собственно, чего тут говорить, и Козырев, и Малахов все поняли верно. Продолжение деятельности научной группы «Вихрь» признано нецелесообразным. Коллектив распускается, результаты исследований списываются в секретный архив без права повторного воспроизведения и распространения, о чем все посвященные в материалы исследований ученые будут предупреждены в письменной форме.

Уже потом, после окончания совещания, в кулуарах, заметно расстроенный полковник по большому секрету поведал бывшим руководителям группы, что подобное решение никоим образом не должно восприниматься ими как личное недоверие или недооценка результатов их труда. Просто структуры, финансировавшие исследования, не заинтересованы в публичной доступности новых открытий и, поскольку ситуация вышла из-под контроля, сочли благоразумным вовсе прекратить любую деятельность в данном направлении, ибо неизвестно, к каким катастрофическим последствиям может привести утечка столь опасных технологий. Это, конечно же, явилось слабым утешением для обоих ученых, но все же немного подсластило пилюлю. По крайней мере, Ибрагимов определенно находился на их стороне баррикад. Поддержка столь влиятельного человека могла оказаться полезной в новых условиях. Нужно было решать, как теперь существовать, что делать, чем заниматься, каким образом зарабатывать на жизнь.

* * *

Взаимоотношения Арсения с отцом испортились окончательно. Они совсем перестали общаться, информация между семьями передавалась только посредством Нонны Алексеевны, которая не теряла надежды и продолжала всеми силами бороться за примирение враждующих сторон. Дед слишком сильно переживал потерю единственного любимого внука. Пожилой человек еще какое-то время держался, напрягая последние силы, но однажды сильнейшие эмоциональные переживания привели к психологическому срыву. Он пытался понять, как же так, как могло случиться, что он пережил собственного внука. Эта жесточайшая несправедливость никак не укладывалась в голове, а возникавший при этом внутренний конфликт оборачивался поиском виновных. Понятно, что других альтернатив, кроме сына и невестки, на роль главных злодеев у него не было. Это была попытка дать разумное объяснение случившейся трагедии, примирить себя с действительностью.

И хотя Арсений все это понимал, но взвалить на себя ответственность за еще одного близкого человека, выслушивать каждый раз от родного отца то, что и так преследует изо дня в день, от ночи к ночи, было невыносимо больно. Так и выходило, что оба в принципе не держали зла друг на друга, но при этом совершенно не могли общаться.

Теперь он потерял и работу. Небольшие сбережения с большим трудом можно было растянуть на два-три месяца экономной жизни. За это время предстояло что-то решить.

Одно Козырев знал совершенно точно: прекратить исследования он не сможет даже под страхом смертной казни. Но одних гениальных мозгов в наше время мало. Продолжение работ нуждалось в финансировании, причем весьма немалом. Требовалось дорогостоящее оборудование, доступ на такие экспериментальные установки, владеть которыми могли позволить себе лишь огромные исследовательские центры. Сохранить научные изыскания в тайне в таких условиях невозможно.

Но первым делом нужно было как-то раздобыть деньги для продолжения работы. Любым способом. И Козырев решил рискнуть. Научной группе «Вихрь» удалось создать прибор, способный на основании анализа структуры воды довольно точно предсказывать наступление события, которое оператор мысленно обозначал определенным образом. Испытания еще не были завершены, прибор находился пока в несколько сыроватом виде, но все же выдавал значение вероятности вполне коррелирующее с допустимой статистической погрешностью. Это был один из наиболее весомых практических результатов, которые они с коллегами успели достичь.

Поначалу он не хотел посвящать в свои планы даже Малахова, но профессор с такой неожиданной готовностью поддержал его решимость тайно продолжать исследования, что Козырев не мог, не имел морального плана действовать за его спиной. А задумка выходила весьма опасной в смысле возможных негативных последствий. Ради науки он решил поставить на кон квартиру, единственное, что у него оставалось, составляло весь его личный капитал, определяло благополучие его семьи. Заложив дорогостоящее жилье, ему удалось получить в банке достаточно крупную сумму, и он рассчитывал, причем вполне обоснованно, удвоить или даже утроить ее, используя при игре в казино подсказки новейшего прибора.

Против этого Евгений Михайлович возражал категорически, но переубедить Арсения не представлялось возможным. Он будто находился под гипнозом, был буквально зомбирован новой навязчивой идеей.

– Вы не волнуйтесь, профессор, – успокаивал он своего учителя. – Я рисковать не буду. Использую только те события, вероятность наступления которых превысит восемьдесят процентов. При таком подходе невозможно оказаться в минусе.

– Да, но эксперимент еще не завершен. Мы не знаем, как экранировать прибор от посторонних шумов, не определили до конца список возможных помех.

– Это так, но вы должны признать, прибор и так выдавал вполне приличные результаты. Небольшая поправка, чтобы исключить влияние неизвестных факторов, и все будет нормально.

– Ну а как ты планируешь протащить и использовать довольно громоздкое устройство в казино?

– С этой стороны сложностей я не предвижу. Я немного доработал прибор, слегка уменьшил в размерах, встроил в него модуль Bluetooth. Еще повезло, что он находился у меня дома в то время, когда опечатали лабораторию. К тому же он практически не имеет металлических деталей и легко пройдет рамку металлоискателя. В крайнем случае я могу даже оставить его в гардеробе, взяв с собой в игровой зал одну только гарнитуру, наушник. Я буду задавать мысленный вопрос, например: «Красное?», и если в ответ услышу звуковой сигнал «Да», то пойму, что вероятность выпадения красного сектора в следующем розыгрыше составляет не менее 80 %. Евгений Михайлович, ну разве возможно проиграть при таких условиях?

– Ах, Арсений-Арсений, попахивает вся эта твоя затея грандиозной авантюрой! Мы еще не проверяли устройство на натурных испытаниях. Лабораторные эксперименты – это не жизнь, а лишь ее модель.

Козырев попросту отмахнулся от этих слов.

– Ладно, – сдался Малахов, после того как исчерпал весь набор доступных аргументов, – только у меня одна просьба, пообещай, что выполнишь!

– Зависит от характера просьбы, но обещаю, что постараюсь.

– Не увеличивай дисперсию, не рискуй понапрасну. Помни, что даже вероятность в один процент происходит каждый сотый раз. Это не так уж и редко. Если поставишь все деньги сразу на вероятность 99 %, то ты, конечно, скорее всего много выиграешь, но ведь можешь и проиграть. И тогда ты проиграешь все! Делай маленькие ставки: во-первых, ты не привлечешь ненужного внимания, а во-вторых, с гарантией останешься в плюсе на длинном отрезке игры.

Арсений согласно кивнул. Малахов продолжил:

– Не увлекайся и не суетись. Помни, ты не играешь. Ты находишься на работе, добываешь деньги на развитие науки! Сохраняй холодную голову. Никакого азарта!

– Да-да, – с готовностью подтвердил Козырев, – не волнуйтесь, Евгений Михайлович, я обещаю!

– Конечно же, я буду волноваться, о чем ты говоришь!

– Э, да вы так своим волнением мне все испортите! Придется, пожалуй, погрузить вас на время в информационный вакуум! – рассмеялся Арсений. – Вы уж не обижайтесь, профессор, но место и время операции под кодовым названием «Принуждение буржуев к меценатству» я вам не сообщу!

Мистический полумрак казино создавал ощущение некой нереальности происходящего и вполне соответствовал настроению нашего авантюриста. Мягкий приглушенный свет, обволакивающая роскошь благородной дорогой древесины, ковры, в которых приятно утопают ноги при каждом шаге и вышколенный персонал в строгих, красивых костюмах.

Несмотря на нарочитое внешнее спокойствие, Козырев испытывал серьезнейший стресс, даже более сильный, чем во время защиты диплома, диссертации или на том злополучном заседании, на котором решалась дальнейшая судьба его научной группы. Но сильное волнение на этот раз выражалось у него в полной концентрации и абсолютной сосредоточенности. Он не был завсегдатаем подобных заведений, а серьезно играть собирался и вовсе впервые в своей жизни, и при других обстоятельствах наверняка с интересом и любопытством разглядывал бы симпатичных крупье в коротеньких форменных юбочках, шикарную мебель или батареи дорогих напитков над длинными барными стойками.

Сейчас ему было не до изысков респектабельного заведения. Купив фишек на десять тысяч долларов, он выбрал стол с рулеткой, который интуитивно показался ему наиболее привлекательным, и занял свободное место. Кроме него за тем же столом уже сидел лысоватый мужчина под пятьдесят, одетый вроде бы небрежно, но на самом деле дорого и со вкусом, а также элегантная дама немногим за тридцать.

Козырев украдкой огляделся по сторонам, опасаясь, что своей неопытностью может привлечь ненужное внимание, но, похоже, никому не было до него никакого дела. То ли ему удалось гармонично вписаться в непривычные интерьеры и затеряться среди завсегдатаев, то ли все вокруг давно привыкли к периодическим появлениям подобных ему искателей удачи, готовых рискнуть последними кровными сбережениями. В любом случае такое положение дел вполне его устраивало. Он немного расслабился и даже позволил себе принять вальяжную позу, благо удобное кресло вполне этому способствовало.

Прибор в гардеробе навязчивым периодическим зуммером в правом ухе обозначал свою доступность и работоспособность. Перед каждым очередным раундом Арсений мысленно отправлял в пространство немой вопрос: «Красное?», «Четное?», «Первая дюжина?». В соответствии с настройками, если вероятность наступления предполагаемого события, определенная прибором, превысила бы восемьдесят процентов, то он должен был незамедлительно отреагировать на это, подав специальный сигнал. Хозяину умного устройства оставалось сделать ставку и наслаждаться лаврами победителя.

Так было задумано в теории и вполне подтверждалось лабораторными испытаниями. Но на практике прибор пока молчал. «Ну ладно, – успокаивал себя Арсений, – какое-то время можно просто посидеть, понаблюдать за столом, за крупье, за игроками. Возможно, сложное влияние психологических воздействий от разных людей мешает достичь заданной вероятности». Но постоянно пропуская раунд за раундом, Козырев довольно быстро почувствовал себя неуютно. Он начал делать небольшие ставки, долларов по сто, просто так, чтобы создать видимость игры у окружающих. Даже без помощи прибора, не слишком поддаваясь азарту, в среднем он должен был оставаться «при своих». Однако небольшие относительно всей суммы ставки на самом деле представляли весьма приличные деньги. Козырев сразу это понял, проиграв за четверть часа свою месячную зарплату.

Он начал экспериментировать. Задавал вопрос все позже и позже. Один раз услышал заветный сигнал, но слова крупье «Ставок больше нет» прозвучали чуть раньше. Он не успел изменить расположение фишек на игровом столе, однако это событие вернуло ему определенный оптимизм.

Следующего сигнала ждать пришлось довольно долго, но за это время Арсению удалось немного улучшить свое положение дел и без помощи чудо-прибора. Зато услышав наконец в правом ухе заветную трель, он решительно поставил сразу тысячу долларов на вторую дюжину и моментально вернул все свои предыдущие потери. «Работает, работает, работает!» – радостно стучало в его голове. Теперь он уже вполне освоился в игровом зале, перестал бояться мелких потерь и даже начал получать некоторое удовольствие от процесса. Единственное, что по-прежнему напрягало, так это слишком уж долгое молчание прибора между спасительными подсказками. «Да ладно, – не выдержал наконец Козырев, – где восемьдесят – там и семьдесят пять. В конце концов, три шанса против одного не так уж и плохо. Пусть даже я и проиграю разок крупную сумму, но ведь зато и выигрывать начну чаще. А вдруг там есть некий статистический предел, который при таких настройках никак не удается преодолеть. Вдруг подавляющее количество событий происходит с вероятностью 79 или 78 процентов. А я уперся в эти пресловутые 80 и сижу тут как дурак, жду неизвестно чего».

Он пошел прогуляться и на улице в спокойной обстановке перенастроил прибор на пороговое значение вероятности, равное семидесяти пяти процентам. Качественно картина не изменилась. Ему удалось дождаться еще трех сигналов, потратив на это гораздо меньше времени. Два из них закончились выигрышем, один – проигрышем. Общая динамика по-прежнему оставалась положительной, но при этом слишком уж медленно росли его капиталы. Он еще дважды менял настройки и упал в итоге до шестидесяти шести процентов, дающих два шанса против одного. «Вполне неплохая подмога, – настойчиво продолжал убеждать себя Арсений, – люди ведь умудрятся выигрывать, и вовсе не имея никакой помощи со стороны». Пытаясь максимально использовать редкие подсказки, он начал в такие моменты значительно повышать ставки, напрочь забыв о настойчивом предупреждении мудрого учителя.

Уже под утро, выходя из казино без единой копейки в кармане, Козырев не переставал поражаться, как же такое могло произойти в этом строгом и стройном мире, неукоснительно подчинявшемся до сих пор четким математическим статистическим законам. В течение этой сумасшедшей ночи он постоянно считал, получал в ответе невероятные, мизерные значения вероятностей, которых не бывает в нормальной повседневной жизни. Еще трижды он покупал фишки, отказываясь поверить в отвернувшуюся удачу, пока не просадил полностью все деньги, полученные в залог единственной квартиры. Стоя в одиночестве на чистой, пустынной улице утренней Москвы, он все еще пытался по инерции прикинуть в уме вероятность наступления такого события, которое привело его в итоге к полному и окончательному банкротству. «Что это было? – снова и снова спрашивал он себя, пытаясь понять, как же он мог проиграть столько денег, даже не успев этого толком заметить. – Невозможно, чтобы это было простым совпадением!» Но где-то глубоко в дебрях подсознания вопреки его желанию настойчиво всплывала очередная гениальная фраза все того же Эйнштейна: «Посредством совпадений Бог сохраняет свою анонимность».

* * *

Остаток ночи Арсений решил провести в квартире родителей. Он очень устал, провальная игра истощила его организм и физически, и эмоционально. Ехать домой далеко, да и хотелось сперва собраться с мыслями, перед тем как сообщить жене, что им снова теперь негде жить. Задача была не из легких, он даже представить себе не мог ее реакцию. А вдруг эта новость окончательно добьет ее ранимую психику, вновь погрузит в пучину глубочайшей депрессии. Ведь она только-только понемногу начала приходить в себя после потери сына.

Козырев ругал себя за безрассудство, поражался азарту, которому он внезапно поддался, никак не ожидал он от себя столь неразумного поведения. Но что сделано – то сделано. Можно сколько угодно посыпать голову пеплом, денег от этого не прибавится. Теоретически у него в запасе еще оставалось несколько месяцев до того, как банк начнет настоятельно требовать возврат предоставленной ссуды. А ведь еще и проценты! Впрочем, снявши голову по волосам не плачут. У Арсения не было ни малейшей идеи, как рассчитаться с кредиторами, а значит, если за оставшееся время не произойдет какого-нибудь чуда, с квартирой придется расстаться.

Родителям он пока решил не говорить вовсе. Что толку? Помочь они все равно не помогут, будут только переживать понапрасну. Да и взаимоотношениям с отцом подобная информация уж точно не пойдет на пользу. Мама, конечно, заметила расстроенное состояние сына, но списала это на тяжелые события.

Очнувшись от короткого тревожного сна в своей старой постели, вспомнив наяву события прошедшей ночи, Арсений впал в отчаянье. Он остался ни с чем. Без ребенка, без работы, без квартиры, без денег. У него, правда, еще оставалась жена и пожилые родители, о которых, кстати, тоже нужно было заботиться. И тяжелая мысль о том, как он подвел их всех, самых любимых и дорогих ему людей на земле. Впервые в жизни он не знал, что делать, за что хвататься, как спасать ситуацию. Как жить дальше? Чтобы не расклеиться окончательно, он решил максимально абстрагироваться от нерешаемых глобальных проблем и максимально сконцентрироваться на преодолении уже возникших сиюминутных препятствий. Думать только о том и делать только то, что уже никак нельзя дальше откладывать. И прежде всего надо набраться мужества для трудного разговора с Викой.

Удивительно, но жена отреагировала на неприятное сообщение спокойно и даже с некоторым облегчением. Сквозь пелену стереотипов чутким женским восприятием она сумела разглядеть в видимой проблеме избавление и даже шанс на спасение своей семьи. Она подошла к мужу, прижалась к нему всем телом, нежно погладила по голове мягкой, чуть влажной ладонью и спокойным тихим голосом произнесла: