СОГ! На выезд!

«Чугунякин» – это не потому, что большой, тяжелый и надежный, это потому что тупой и не нужный, как в выражении «Чугунный мост». За все свои слова отвечаю, не хочу обидеть никого, но привык говорить правду, поэтому вот так. Случай небольшой расскажу, чтобы было понятнее. Я тогда исполнял обязанности начальника штаба, а Леха был подменный дежурный, начальник хотел его поставить оперативным дежурным и попросил меня обучить азам Леху. Леха дежурил в первый раз, а такая закономерность прослеживается всегда, если ты дежуришь в первый раз, то сообщения, особенно под вечер, сыплются как из рога изобилия – закон «падающего вниз бутерброда с маслом», в простонародном звучании – «закон подлости». Я сидел в дежурке, обучал Леху, ну, как обучал, делал он все сам, мы с помощником только ему подсказывали. В 19.00 поступает звонок о мелком хулиганстве, в 19.02 о ДТП, Леха начинает суетиться, то ли группу послать, то ли в журнал зарегистрировать, в 19.05 поступает звонок из больницы – поступил пациент с проникающим ножевым в область живота. И тут я слышу как у Лехи что-то щелкает в голове, он падает в кресло, Лехин взгляд потухает, как у отключившегося терминатора. Все! Леха не с нами, мы его теряем. Леха уходит в себя, на внешние раздражители не реагирует и не отвечает. Приходится «засучивать рукава» и садиться дежурить вместо Лехи. Оперативная обстановка накаляется – поступает еще три сообщения, все делаю сам: сам группу собираю, сам в журнал регистрирую, сам информацию от групп получаю, сам в главк докладываю. Когда ситуация стабилизируется, то есть все отправленные группы возвращаются и докладывают о проделанной работе, группа с ножевого привозит злодея и закрывает его в ИВС (а это продолжалось до трех часов ночи), Леха вдруг включается, смотрит на часы и идет спать, как же его законное время отдыха. Получилось так, что я отдежурил вместо него. Утром у начальника, на смене дежурств, я, не скрываю своих чувств, говорю, что нам такой оперативный дежурный не нужен, конечно, решать начальнику, но я дежурить вместе с ним (читай вместо него) не подписывался, уж лучше самому пойти подменным дежурным, хоть ночные получу. После того случая я понял почему «Чугунякин» – из чугуна острого предмета не сделаешь.

Жизнь сама нам преподает уроки, и если ты смог справиться с задачами, которые перед тобой ставит судьба, то, возможно, ты поднимешься на другую ступень, хотя бы по карьерной лестнице, а если нет – работай там, где можешь. Не больше и не меньше.

Еще Леха очень любил ее «родимую», правда, только водку, других спиртных напитков Леха не признавал и не пил. Да, пил Леха, и не то чтобы выпивал, а забухивал, причем мог бухать со всеми, кто с ним соглашался пить. Пьянел Леха быстро, но мог выпить очень много, я столько не смогу при всем желании. Я как-то попал с ним в компанию…, заводной малый, уже упал лицом на стол, уже силы, вроде бы, покинули его, но как только звучал новый тост, Леха протягивал руку с пластиковым «губастым» стаканом и выпивал вместе со всеми, и опять падал. Выпивать в отделе с Лехой не любили – собеседник он плохой, после трех рюмок уже лежит на столе, и не о чем с ним поговорить. Поэтому и пил Леха со всеми кто с ним пить соглашался: милиционер, подучетный элемент, мимо проходящий гражданин; лишь бы было кому наливать, Леха, сами понимаете, после трех рюмок наливать самостоятельно уже не мог.

А случай с Лехой произошёл месяца через два после того, как его пытались сделать оперативным дежурным. Стоял август, такой знаете, хороший последний месяц лета, не жарко и не холодно, а тепло: и днем, и ночью. Погода просто супер.

Мы собрались как раз на вечернюю планерку. Начальник спросил: «Кого нет?» И услышав доклад оперативного дежурного, что Чугунякина нет – он пошёл проверять подучетный элемент, продолжил планерку. На улице во время планера никого из милиционеров не было. Пепсы (ППС) и гайцы (ГАИ) сменялись в 18.00, а следующие смены наружных нарядов заступали только в 20.00, все были на планере. Планер шел своим чередом, вот дежурный довел оперативную обстановку, приступили к заслушиванию начальников подразделений и старших служб – кто что сделал. В это время в класс служебной подготовки без стука, без разрешения влетает помощник дежурного (неслыханная наглость), глаза у помощника шальные. Он прямиком бежит к начальнику отдела и что-то ему шепчет. У начальника глаза становятся как у помощника, но при этом волосы встают дыбом и руки начинают мелко трястись.

– Начальник МОБ (милиция общественной безопасности), начальник участковых со мной на АДЧ (автомобиль дежурной части)! – командует начальник – Дежурный! Начальник штаба! Срочно в оружейку! И немедленно доложить получал ли Железнов табельное оружие!

Нас с дежурным сдуло в две секунды, еще через 15 секунд мы открыли оружейку. Пистолет Лехин спокойно пылился в стойке. «Нет Железнов табельное оружие не получал», – докладываю уже в спину убегающему начальнику отдела, и слышу реплику начальника МОБ: «Слава Богу! Хоть не из табельного!».

Интересно, что случилось, куда так все помчались, и при чем здесь Чугунякин и его пистоль? Мы с дежурным берем помощника в оборот, и получаем следующую информацию: «Леха Чугунякин застрелился. Бабушка видела, как он шёл вдоль забора, тут прозвучал выстрел, и Леха упал. Признаков жизни Леха не подает».

– Может «скорую» вызвать? – предлагаю я.

– Давай подождем, что доложит руководство с места происшествия.

А что, тоже резонно.

У меня в голове рождается мысль: «Ну, вот довели Леху, мало того, что все прямо в глаза его Чугунякиным называют, сводный брат отжал половину дома, на которую не имел права, в дежурку не взяли, так еще жена ушла, оставив ему двух детей, причем старший не Лехин. Довели пацана». И так мне стало стыдно за тот случай с дежуркой.

Однако, совесть грызла меня не долго, минут десять, пятнадцать. Тут к отделу подруливает АДЧ и из машины выходит Леха, живой! Ну, или почти живой. Его сразу повели к начальнику в кабинет. А что на самом деле произошло, нам рассказал уже дежурный водитель:

– Пошел Леха проверять подучетный элемент, зашел на хату к Ван Даму, а там гудеж. Лехе предложили, а он парень больной – отказаться не может. Сел вместе со всеми, выпивают. После третьей Леха как обычно выпадает в осадок, остальные гуляют дальше. Тут время к шести вечера, О блин! У Лехи же планерка скоро! Поднимают Леху, отправляют в отдел пешком, машину, мол, по пути сам поймаешь, наливают на «посошок». Леха выходит и крадется вдоль Ван Дамовского забора. А пацаны, лет по десять, как раз на этой улице, пугач сделали, зарядили, взвели и кинули, в то время когда Леха вдоль забора крался. Выстрел… и Леха падает, пораженный в голову зеленым змием. Бабка-соседка в крик: «Милиционер застрелился» и бегом нам звонить. Приехали на место, а Леха спит себе спокойно, планшетку под голову положил, чтобы удобней было. Минут пять его будили, да так в машину и погрузили. Это он уже в АДЧ в себя более или менее пришел.

Мы ржали долго.

С тех пор, если кто-то напивался, то говорили: «Смотри, Леха (Мишка, Витька, Колька и т.д.) наступил на пробку и застрелился». Шутка такая была, и все сразу понимали, что указанный сотрудник вчера позволил себе лишнего.

После того случая Леха проработал не долго, «ушли» его на пенсию, даже, что один двоих детей воспитывает, не посмотрели.

Правдивый рассказ Митрича.

С Митричем пить пиво, да и крепкие алкогольные напитки, всегда было интересно, он подходил для любой компании, балагур и весельчак, а историй знал, у-у-ух! Придумывал, конечно, половину, но так рассказывал, что просто дух захватывало! Сидишь, бывало, уши развесишь, а Митрич и рад стараться, вешает тебе лапшу на уши. Потому и брали его всегда с собой, чтобы выпивать веселее было. А тут сам Бог велел, как никак святой праздник всего прогрессивного человечества – 10 ноября, опять же Митрич из нас, из милиционеров, теперь правда бывший мент, но бывших-то не бывает, а тут праздник такой, что и приглашать не надо, сами и действующие, и бывшие в отдел придут.

В этот раз как-то так получилось, что руководство решило скопом праздник отмечать, потому собрали с нас некоторую сумму денег, и после официальной части мы все: и действующие, и бывшие милиционеры пошли в кафе.

Когда собираются менты из разных подразделений вместе выпивать, то это не есть гуд, поскольку по-пьяни вспоминаются старые обиды и предъявляются на всеобщее обозрение. А что менты меж собой могут делить? Да «палки», что же еще, когда ввели эту статистику – какая служба сколько раскрыла преступлений, тогда началась грызня между заместителями начальника, начальниками подразделений и личным составом. Вот тут и незаменим становился Митрич, расскажет байку какую, развеселит, снимет напряжение.

И вот, когда парочку таких конфликтов было погашено, молодой оперёнок пристал к Митричу

– Митрич, а ты смерть видел?

– Послужишь с мое, увидишь её во всех ракурсах: и висельников, и расчлененку, и пулей убиенных, особо тяжко на жмуриков после ДТП смотреть и годок в лесу провисевших. Бр-р-р. Давай я тебе лучше расскажу, как мы, вон с Николаевичем, Диму Белого брали, – Митрич пытался превратить все в шутку, а хохму ту весь отдел знал.

– Не, ты меня, Митрич, не понял, не чужую смерть, а свою, когда вот так, боком она мимо тебя прошла, или за тобой приходила, да другому досталась? – никак не хотел настырный оперёнок от Митрича отступать, а может знал что.

Потемнел лицом Митрич, задумался, а потом даже рукой махнул:

– Ну, слушай. Поехали мы как-то с Шуриком Липкиным и Васькой Крупчатым утихомиривать бывшего нашего участкового Володю Наталина, жена позвонила, что гоняет он ее, да за ствол уже схватился. Володя тридцать три отслужил, и года не было, как на пенсию ушел. Не было никогда за ним такого, отличный был участковый. Мы даже как-то не поверили в такую информацию, потому броники с собой не брали.

Приехали в адрес, Ваську Крупчатого с задов дома послали, а мы с Шуриком пошли через дверь. Заходим в дом к Володе Наталину, а он уже ждет нас, стоит в зале, в руках ИЖ-27, мы с Шуриком в коридоре и застыли. Шурик слева, а я справа.

Я говорю Наталину: «Володя ты ружье нам хочешь отдать? Ну, так не сдерживай порывы, давай сюда ружье».

А он, стоит и так страшно улыбается, но ружье не отдает и не говорит ничего.

Я опять говорю: «Володенька, что же ты застеснялся? Отдай ружьишко. Сядем, спокойно поговорим».

«Не, – отвечает мне Володя, – я с бесами не разговариваю!» Вскидывает ружье, и целится в меня.

Со зрением моим что-то случилось, лучше что ли стало, только вижу я, как Володя на курок нажимает, да медленно так, как в замедленной съемке, а Шурика в это время качнуло хорошо так в мою сторону, пьяный он на вызов поехал, да он почти всегда пьяный на службу ходил. Я вижу как из дула ружья вырывается огонь и пуля летит в меня, а увернуться я никак не могу, тело не слушается, успеваю только глаза закрыть. От удара в грудь падаю, изворачиваюсь из-под Шурика Липкина и, как есть – на карачках, выскакиваю на улицу и прячусь за гараж. Грянувший второй выстрел выбил выщерблину в углу гаража рядом с моей головой.

О том, что у меня есть пистолет, я даже и не вспомнил, переполз подальше от угла. Потом стал себя ощупывать, куда пуля-то попала, и тут понимаю, что пуля попала в Шурика Липкина, не зря я из под него вылезал. Вспоминаю, что у меня есть пистолет, достаю его из кобуры, а вот заставить себя пойти Шурика из дома вытащить никак не могу. Сижу уговариваю: «Своих не бросают! Иди, сука, вытащи человека! Он ведь тебе жизнь спас!», а даже встать не могу, тело не слушается. Сижу, дрожу, ненавижу себя, а заставить двинуться – ну никак. Я ведь в Абхазию ездил и в первую командировку в Чечню, и никто меня трусом назвать не мог, боялся, конечно, но чтобы вот так! А тут как перемкнуло что: разум требует действий, а тело подчиняться отказывается. Так, до приезда спецназа, и просидел.

Ты думаешь от известия, что Шурик сразу погиб, на месте, мне легче стало. Да хрена с два! До сих пор себя ненавижу! Трус! Какой же я трус! Я ведь после этого потихоньку на пенсию и ушел! Не мог больше с парнями на задержанию ездить.

Давай, наливай! Помянем душу раба Божьего Александра Викторовича Липкина, и всех наших, кто не дожил до сегодняшнего дня!

На расстрел.

Зимой дело было. После долгих Новогодних праздников. 20 век близился к концу, 11 месяцев оставалось прожить в этом страшном веке.

Я, как обычно, заступил на дежурство. Сначала посчитал пистолеты, потом пошел в ИВС спецконтингет принимать. Посмотрел личные дела будущих ЗК. Потом постовой вывел суточников (административно-арестованные). Смотрю один какой-то странный, что-то озирается по сторонам, дергается весь, спрашиваю у постового:

– Чего это с ним? – указывая на суточника

– Суточник Сидоров (пусть будет так). Месяц пил. Жена его по заяве позавчера сдала. Вчера «скорую» вызывали – давление 160 на 120 было. Фельдшер сказал: «Синдром отмены. Смотрите, вдруг «три белых коня» прискачут». Уколола его, дрых вчера весь день. Сегодня сам при смене обратил внимание, что странный какой-то, давай старлей (старший лейтенант) психа (врача-психиатра) вызовем, по-моему прискакали за ним. В ОПБ (областная психиатрическая больница) его надо везти. Хорошо, что пока не буянит.

– Сейчас, Славик, смену приму, а ты пока начальнику ИВС скажи, пусть конвоира готовит.

Принял смену. Пошли к начальнику меняться. Сменились, спускаюсь, слышу какой-то шум из ИВС доносится, залетаю в дежурку, хватаю ключи от ИВС и туда.

– Что случилось? – спрашиваю у начальника ИВС.

– «Белочка» к Сидорову пришла. Буянит в камере. Мы остальных суточников в прогулочный двор выгнали. Вызывай психа.

Из камеры слышалось: «Сатрапы, хрен я вам живой дамся, все одно на расстрел!»

Звоню врачу-психиатру:

– Лев Николаевич! Приезжайте пожалуйста, тут у нас суточника «три белых коня» посетили, надо бы его в ОПБ отправить.

– Как фамилия?

– Сидоров.

– Да это он прикидывается, чтобы его отпустили домой, дальше пить.

– Ну вы хоть придите, посмотрите. Может успокаивающим его уколите, а то он мне камеру разнесет.

– Хорошо.

Лев Николаевич – наш районный врач-психиатр, довольно молодой человек, крепкого телосложения, любил над милицией поиздеваться, пунктик у него такой был. Нет, никто из милиционеров ему ничего плохого не делал. Ага, попробуй только, и все, на службе можно ставить крест, потому как следующий медосмотр не пройдешь, доказывай потом, что у тебя с психикой все нормально. Даже если докажешь, никто на службе восстанавливать не будет. Не сказать, что Лев Николаевич не любил милицию, просто … пунктик такой.

В этот раз он пришел через полчаса – это быстро. Наверное некогда было, а может над нами каким-то другим образом приколоться хотел.

– Пошли старлей, показывай.

Я открыл ИВС.

– Подожди, – говорит Лев Николаевич, – послушаем, что больной говорит.

Из камеры доносилось то же самое, что и три четверти часа назад, что-то Сидоров там орал про расстрел, НКВД, ОГПУ и 37 год.

– Говорю же косит – говорит Лев Николаевич, и уже громче, чтобы Сидоров слышал – сейчас мы вас, Сидоров, лечить будем.

Сидоров в камере примолк.

Лев Николаевич подходит к двери камеры, показывает: открывай. Я открываю дверь камеры. Лев Николаевич делает шаг в камеру… и тут же получает от Сидорова валенком в лицо, и падает на пятую точку. Когда я успел дверь камеры закрыть – не помню, все так быстро получилось.

– Ну, что доктор, ваш диагноз? И что с Сидоровым делать? – спрашиваю у сидящего на пятой точке Льва Николаевича.

– Белая горячка! – говорит доктор, – Срочно госпитализировать в ОПБ. Выводите.

Выводите. А как? Валенком по лицу получать, как доктор, не хочется. И тут меня слегка перемкнуло.

– Сидоров! – ору, – с тобой говорит старший лейтенант НКВД такой-то, только что судом тебе вынесен смертный приговор. Выходи на расстрел. Прими достойно смерть, как истинный борец с большевистской властью.

– Открывайте сатрапы!

Открываю дверь. Стоит Сидоров уже в исподнем. Говорю ему:

– Одевайся.

– Все одно помирать, не все ли равно как.

– Ты что думаешь мы тебя здесь расстреливать будем? Нет, сначала надо в областной суд тебя везти, приговор подтвердить. Потому давай одевайся, живо. Дверь закрывать не буду.

Оделся Сидоров за минуту, и валенки на ноги обул. Дал себя сковать наручниками и с гордо поднятой головой проследовал в машину «скорой помощи».

После лечения пришлось Сидорову досиживать срок административного ареста, как видел меня всегда говорил: «Точно теперь знаю, что современные милиционеры мелки по сравнению с сотрудниками НКВД. Ты знаешь, что меня НКВД расстрелять хотело, и я уже готов был принять смерть мученическую, как истинный патриот и демократ, но, блин, врачи меня назад в наше время вернули. Был там старлей, на тебя похожий, не дед твой?».

Честно, не знаю кем был дед, пропал он без вести в октябре 1941 года под Москвой, а отец тогда еще не родился. Некому мне было про деде рассказать, кем он до войны был не знаю, может и в НКВД служил.

Ни за что!

Данный рассказ основан на реальных событиях!

Однако, все же является авторской интерпретацией, посему не надо его примерять на кого бы то ни было!

Да, чуть не забыл, метовские жаргонизмы переводить не буду. Кому что будет не понятно, пишите в личку.

– О, Юрок, здорово! Что такой смурной?

– Да, блин, уволили меня?

– Ты же вроде нормальный участковый, участок у тебя хороший, тебя все знают. Опять же, ни на одном совещании тебя не дрючили, а наоборот в пример ставили. Натворил что?

– Ничего не натворил!

– А уволили тогда за что?

– Ни за что!

– Да ладно, так не бывает. Ты расскажи! Может и правда ни за что тебя уволили.

– Ты на выборах где был?

– В Конезадовке.

– То есть, еще не знаешь?

– Да откуда, я там, почитай, неделю жил. Вот же, блин, верное название у деревни – Конезадовка! Все у них там как в заднице и через нее же! Прикинь, сортир на улице, душа или бани нет! Даже умывальник у них «мойдодыр»! Принесешь воды из колодца, что в трех верстах, тогда умоешься и побреешься, а не принесешь – тогда, как кот умывайся. И кормили раз в сутки. Вот, если бы с зеками так, давно бы с начальника «звезды полетели». Сидишь там, в этой заднице у коня: ни телевизора, ни интернета, ни водки в магазине. Короче Конезадовка! Ой, извини, так что там у тебя приключилось?

– Ты же знаешь, здесь, в поселке по двенадцать часов дежурили. То есть, день, ночь, сутки отдыха и опять день, ночь. В ночь перед выборами поставили меня в правлении колхоза дежурить (прим. автора: да есть еще колхозы, не везде перевелись, далее везде в скобках примечания автора). Как раз бюллетени в день привезли, пересчитали и в сейф положили. Я этот сейф от сменщика принял, а так же две стационарных урны для голосования, одну переносную урну и флаги: РФ и области. Все чин-чинарем, в книге приема-сдачи дежурства расписался, дежурному доложил. Все вроде нормально идет, притащил ящик (телевизор) поближе к своему хозяйству, на бильярдный стол бушлат расстелил. Лежу. Дежурю. В дежурку, как положено, каждые два часа отзваниваюсь. В 24.00 говорит мне помощник, что, мол все, баста, хорош отзваниваться, спать надо. Ну, спать, так спать. Только трубу положил, звонок! Ирка, блин, звонит: «Давай встретимся!» Говорю ей: «Не могу, дежурю! Давай с утра!», а она мне: «Не хочешь, как хочешь! К Петьке Подгайнову пойду!». Вот же, блин, марамойка, знает, чем меня зацепить! Я ей: «Дорогая! Приезжай ко мне! Все будет ровно! За таксо заплачу! Только прихвати с собой!» А она мне: «Либо сам приезжай и привози с собой! Либо Петьке позвоню! Он мигом примчится!» Я ей: «Дорогая, через полчаса буду!». Вызываю таксо. Блин! Блин! Блин! Что же все вверенное имущество здесь бросать? А если воры какие? А еще хуже проверка? И порешил так: стационарные урны брать не буду, их один хрен не упрешь, а все остальное с собой! Приехало таксо, погрузил сейф с бюллетенями, переносную урну и флаги. Флаги, правда, в окно высунуть пришлось, не поместились в салон, так я через весь поселок с развевающимися атрибутами РФ и области ехал. А куда деваться? В салон не лезут, а на избирательном не оставишь. Подъехал к общаге, все по-быстрому в комнате выгрузил, взял две бутылки водки, комнату закрыл, кто же у урядника с хаты воровать будет, и к Ирке, в комнату на этаж ниже!

– Юрок, а водка на хрена?

– Так Ирка, пока полфлакона не выпьет, хрен даст!

– Так две на хрена? Одной бы хватило!

– Ну, это… она не всегда после полфлакона дает, а вот после целого – это верняк! Одна пить не будет, поэтому два! Короче, прокувыркались мы с Иркой где-то до трех часов ночи. Я бы еще остался, но она меня выгнала. Шел к себе и думал: «Сейчас по-быстрому все соберу, и на избирательный назад». Надо было так и сделать. Да, блин, подустал я что-то и решил пару часов дремануть. Ну, блин, проспал, не слышал будильника! Что теперь из-за этого увольнять?

– Так ты что на избирательный не вернулся?

– Я же говорю: проспал!

– Ну, ты, Юрок, монстр! Я представляю картину: приходит сменщик и предкомиссии, а бюллетени вместе с сейфом, урной, флагами и милиционером пропали, причем мент с оружием. Как же он так врагам ЕдРа сдался без боя? Так не бывает! Значит что? Вступил в сговор с коммуняками и вместе «насадили»! Вот же, блин, Юрок, ты вляпался в политику. Да, хрен теперь отмажешься, что благое дело делал – от воров-коммуняков наоборот сохранить хотел! Не, Юрок, ты меня извини, но я за тебя подписываться не буду! У меня семья, сам понимаешь, а жена не работает. Мне, Юрок, детей кормить надо, поскольку я у них один кормилец.

– Да я и не просил, сам понимаю. Ведь помимо этого, когда ко мне в комнату дверь сломали, ну, не слышал я, что они стучат, сильнее надо было! Так вот, когда дверь сломали, то увидели, что спал я флагами укрывшись, замерз видать. Эксперт это все на видео и заснял. Меня же как преступника какого: «ласты» завернули, в браслеты закоцали и на освидетельствование. Сам понимаешь что показало, я же фанфурик водки выжрал. Привели к «папе» (у каждого нормального милиционера в обязательном порядке должен быть «папа» – начальник милиции, и «папа» должен быть один – это первый начальник милиции, остальные – шефы), а «папа» нос воротит, ты же знаешь, что он не пьет, и говорит мне: «Юрок! Либо ты сейчас позавчерашним числом рапорт на увольнение пишешь, и мы тебя сегодняшним увольняем, либо идешь ты по «отрицалову» (отрицательные мотивы увольнения) и на тебя делюгу заводят (возбуждают уголовное дало, а что тоже «палка» – раскрытие ментам бы и пошло) по двум статьям: халатность и превышение. Короче, написал я рапорт. Так что не надо за меня вписываться. Уволили уже.

– Да «папа» молодец! От реального срока отмазал! Ну, давай, Юрок, удачи! А то мне на службу пора!

– Служите братья!

Впечатления от цивильной жизни.

Чуть больше года как я бросил службу в милиции-полиции. Честно, достало все, но… это отдельная тема.

Простым, цивильным гражданам, возможно, и не понять что такое изменения в жизни, когда ты был сотрудником, а потом стал работником. Извините, конечно, за мой профессиональный юридический жаргонизм, но по трудовому кодексу это именно так.

Ушел я в феврале 2017 года, а уже в мае устроился на новую работу юристом, ближе мне это как-то.

Первое что меня удивило – это отношение, да именно отношение, к работе. Если там ты что-то не сделал вовремя, то все, расстрел. Здесь же, даже поспорить можно с руководителем, не в милиции тоже можно поспорить с руководителем, но, возможно, этот спор будет последним в твоей карьере.

Второе – это тишина, в твои выходные дни никто тебе не звонит, не задает глупых вопросов, начиная от подчиненных и заканчивая начальством. Ей Богу, раньше у меня батарейка на кнопочном телефоне садилась за двое суток, теперь же держит зарядку неделю.

Третье – это выходные. Знаете какое у милиционеров-полицейских отношение к праздникам – да лучше бы праздников не было вовсе, есть на неделе два выходных, вполне достаточно для цивильных людей. Я уже не говорю про праздники, в которые устраиваются массовые гуляния, и самый сложный из них – это, как ни странно, День Победы. Все сутки на дежурстве, на охране общественного порядка, убегаешься за сутки так, что к утру начинаешь тупить как ВАЗ-2121 1996 года выпуска. В этом году я в первый раз провел все выходные на Новый год дома. Вот, честно, измучился от безделья, и тишина, телефон молчит. Можно себе позволить выпить алкоголь в ночь с тридцать первого на первое, самогона выпить, а не фужер шампанского, потому что первого на службу – отчет считать, а лучше и этого не делать, а то попадешься комендантскому патрулю. Ей Богу, еще один отпуск.

Четвертое – в милиции-полиции хрен когда допросишься отпуск, ходишь к начальнику, кланяешься: «Дай княже отпуск!». А начальник в ответ: «Че заработался? Иди тогда нархоз поднимай». Тут же за две недели предупредят: «Сударь, через две недели у Вас отпуск начинается. Не соблаговолите ли заявление написать».