Полная версия
Кто убил скорпиона? Два детектива под одной обложкой
– Итак, кофе с бутербродами до полного уничтожения, а потом разговор. Да?
– Принято! – согласился Михаил и первым протянул руку к чашке с кофе.
Собеседники ели молча, не стесняясь, разглядывали друг друга.
«Первое доброжелательное лицо в „деле Сперанского“ – думал Михаил, прожёвывая бутерброд. – Глаза? Ох, какие глаза! И ямочки? Ох, какие ямочки! Прелестные в некоторых заповедниках конторах водятся адвокаты!»
– «Он не женат, – пыталась угадать Ольга, – у него пустой холодильник. Рубашки стирает машина. Судя по заглаженным уголкам воротника, гладит их сам или старенькая мама, которая приходит навещать великовозрастного ребёнка. Книги читает только по криминалистике. Свободное время проводит на работе Дома по вечерам смотрит детективные сериалы. У него симпатичное, умное лицо, он высокий и крепкий. И я ему понравилась…».
– Смотрели по пятому каналу вчерашнюю серию детектива «Оса»? – спросила Ольга.
– Смотрел! Глубоко непрофессиональный сериал, аж смешно! Рассчитано на младенцев или глупцов. Одно хорошо, пусть люди верят в наше всемогущество. Плохо то, что серьёзные преступления совершают далеко не глупые люди.
– Вы любите детективы?
– Нет, не люблю. Ясовсем не люблю фантастику, а уж фантастику, замешанную на крови, тем более… Матушка любит. Смотрит, когда приезжает погостить.
– В свободное время, какие книги читаете? – заинтересовано спросила Ольга и в ожидании ответа, перестала жевать.
Михаил рассмеялся:
– Читать, конечно, умею. И читаю. Скажу что читаю, если пообещайте не смеяться…
– Зуб даю!
– Сказки детские, люблю фольклорные. Мне нравится, когда женятся на лягушке, а она оказывается царевной… Говорят: скоро сказка сказывается, а не скоро дело делается. У меня по жизни всё по-другому. Дела делаются быстро. Особенно у мерзавцев… Сказку сделать трудно. Для этого умную голову надо иметь. Одно успокаивает: даже самые громкие дела быстро забываются, а сказки, если они хорошие, нет.
– Ух ты, у вас целая философия. Я тоже люблю сказки. В Зосином детстве придумывала их для неё. Сейчас реже, выросла девочка.
– Зося, это кто? Дочка?
– Дочка, – кивнула Ольга и, увидев, как опустились уголки губ гостя, поспешила добавить – У меня получилось не как в сказке. Думала: поцелую голубя и он станет орлом, а вышло совсем наоборот – оказался курицей… Ну, да ладно, эта сказка не из тех, которую надо помнить. Наелись? Приступим к нашим баранам?
– Да, да! Спасибо за вкуснейший завтрак, – поспешно сказал Михаил, резким движением смахнул в ладонь с лацкана пиджака хлебную крошку, и отправил её в карман. – Начнём, пожалуй… Вы, Ольга Анатольевна, приходитесь племянницей погибшему Леониду Михайловичу Сперанскому?
– Точно так, – отозвалась Ольга, с интересом наблюдая за перемещениями хлебной крошки, – приходилась.
– Расскажите о нём, что-то такое, что, на ваш взгляд, прольёт свет на причину его гибели. Может, у вас есть список его врагов или имя самого ярого ненавистника…
– …или, может быть, я ненароком извлеку из ящика стола его убийцу и преподнесу его вам… – усмехнулась Ольга.
– Однако, вы, как и моя матушка любите фантастические детективы?
– Нет не люблю, но в моей жизни их хватает. Кстати, Михаил Юрьевич, какое у вас было прозвище в школе? Вероятно, Лермонтов? – Ольга полезла в карман жакета, достала оттуда блеснувший белым цветом кругляшек монеты. – Да! Вас звали Лермонтовым. – уже уверенно произнесла она.
– Увы, ошиблись… Меня звали «Мцыри». А вас? Теперь давайте я угадаю, – Михаил чуть привстал от охватившего его азарта. – Ленина? Ленина… На поверхности лежит «дочь вождя» или просто «вождь», но я бы прозвал вас «щёчки – ямочки»…
Ольга внимательно, даже сурово взглянула на Михаила.
– Меня звали Копилкой…
– У-ху-ху-ху, – засмеялся Исайчев. – Вы жаднюк?
– У-ху-ху-ху, – передразнила гостя Ольга. – Я с детства увлекалась нумизматикой. Собирала разные старинные металлические денежки. Отец, пока не умер, помогал, хотя с мамой они вместе не жили, мама считалась одиночкой. У папы была другая семья, но меня он не бросил, дал свою фамилию и время от времени радовал новыми экземплярами монеток. У меня в карманах всегда болтались два – три кругляшка – вдруг подвернётся обмен. Я ходила и позвякивала. Отсюда и Копилка…
– Вижу вы и сейчас не изменили своей привычке.
Ольга протянула Михаилу извлечённую из кармана монету:
– Вот никелевая деньга чеканенная в Берлине. На аверсе3 что? Читайте.
– Тысяча восемьсот девяносто восьмой год. Одна копейка.
– А теперь смотрите реверс, – Михаил повернул круглешок. – На обратной стороне раскинул крылья прусский орёл. Её как эталон никелевой монеты предлагали России… Для нас, нумизматов, двуличная денежка ценна, а вот подобные ей люди вызывают у меня растерянность, хотя я человек далеко не чувствительный. Мой дядя был вот такой монетой. Впервые увидела его уже в разумном возрасте. Он с семьёй сначала пребывал в войсках на территории Германии, а затем в Казахстане. Оттуда, когда власть приступила к выводу ограниченного контингента советских войск из стран СНГ, они приехали в Сартов. В мой семилетний день рождения он впервые вручил мне их с женой совместный подарок: фарфоровый с дырками и заплатками башмачок. Леонид Михайлович долго любовался им, а потом как бы отрывая от сердца, отдал его мне. Когда гости ушли, страшно захотелось рассмотреть подарок – с обратной стороны на донышке было чернилами пропечатано «пепельница». И как назло, мама крикнула из кухни: «Ольга, ну и что там в башмачке?». Мама брата любила, он для неё был герой, настоящий подполковник, каменная стена, за которую можно спрятаться в случае беды. У нас в то время не было дома, а была квартира на пятом этаже. Я тогда сделала вид, что сидела на подоконнике и выронила башмачок. Мы побежали вниз, долго собирали осколки, рылись в них – маме казалось, что в башмачке должно было быть что-то ценное. Но я-то знала, что там ничего. Моя мама всегда придерживалась правила – дарить нужно только то, что тебе самому хотелось получить в гостинец. Тем более что по увешанной бриллиантами Стефании Петровне, нельзя было сказать, что они бедствовали. Мама считала себя виноватой – ну, как же мы утратили подарок Лёнчика. Сама она исподволь выспрашивала у детей брата, что они хотят, и как понимаете, угадывала с подарком. Не думайте, Михаил Юрьевич, это не мелочь. Есть хорошая русская пословица: что посеешь, то и пожнёшь. С тех пор я недолюбливала его. Маме, конечно, этого не показывала. Она бы не поняла…
– Ольга Анатольевна, вы, назначив время встречи, сказали, что сегодня заняты. Когда мы должны закончить беседу?
Лицо Ольги чуть тронула улыбка:
– Мне отменили два процесса, перенесли на другое время, так что до обеда свободна. Можем поговорить – это же важно для вас?
– Тогда разрешите сделать ответный реверанс: вы мне завтрак, я вам ближе к вечеру обед.
– А, разрешаю! – лихо, взмахнув рукой, засмеялась Ольга. – С чего начнём сплетничать о дяде?
– Да мы вроде уже приступили. Давайте всё, что знаете о жизни вашего родственника…
– Михаил, я могу вас так называть? – и, получив одобрение, Ольга продолжила, – прошу обращать внимание только на факты, все чувственные всплески оставляйте за рамками. Хорошо? Адвокаты народ такой – любят поиграть с эмоциями, особенно перед присяжными…
– Почему только факты? Мне интересно послушать, как бы вы защищали убийцу подполковника Сперанского. Ведь это вполне может быть, когда мы его найдём. – Михаил сделал особый нажим на слове «найдём».
– Вот видите, господин следователь, в вашей речи звучат слова неуверенности: «вполне может быть»…Что сейчас есть конкретного? Ну хоть капелюшечка имеется?
– Пока ни-че-го. Вы согласны нам помогать?
– Вот! – Ольга легонько стукнула ладонью по крышке журнального столика. – Какой-то английский юрист сказал: как из сотни зайцев нельзя составить лошадь, так и сотня самых убедительных косвенных улик не может заменить одно прямое доказательство. А у вас, Мцыри, ни косвенных, ни прямых…
– Не верите в меня? – Михаил встал и, обойдя кресло, оперся на его твёрдую спинку локтями. – Получите ответную цитату. Профессор Владимиров в книге «Закон зла» писал: нет той прозорливости, которая предусмотрела бы всех возможных изобличителей преступления, и нет той ничтожной соломинки, которая не могла бы вырасти в грозную дубину обвинителя. Помогите, Ольга Анатольевна, зацепиться за соломинку…
– Ну, хорошо, поумничали, теперь давайте к делу. Я расскажу, что помню, а уж вы копайтесь, тяните соломинку, если она есть в моём стоге воспоминаний… – Ольга нажала кнопку звонка и когда в приоткрытой двери показалась голова Светланы, попросила, – завари-ка нам, Светланка, с гостем попозже чая. Пусть настоится. Я скажу, когда подать. Под разговора ручеёк, пригодился бы чаёк, – а когда дверь закрылась, продолжила, – Леонид Михайлович Сперанский появился в нашем городе в сложное время развала Советского союза. Тогда все вернувшиеся из-за кордона офицеры, толпами бродили по городам в поисках работы. Однополчане Лёнчика не были исключением: кто пошёл в сторожа, кто в истопники, кто пропадать в алкаши… И это невзирая на должности и звания. Квартир им, как обещало дорогое государство не дали, назначенные пенсии вовремя не платили. У Лёнчика всё сложилось иначе. Он с кресла заместителя командира полка сразу переместился в кресло заместителя генерального директора фирмы. И окладом мама его не обидела – получал процент с продаж. Хорошо налаженное дело давало неплохие проценты. Они капали Лёнчику в карман, так что кури – не хочу! Но Леонид Михайлович сидеть сложа руки не привык. С работой было вроде всё тип-топ, наступило время налаживать быт. Не сидеть же у тёщи за печкой… Посему он ввязался в борьбу за участок. Письма писал, бегал. Мама заставила меня помогать ему в оформлении документов на землю под бывшей фамильной усадьбой семьи Сперанских…
– Постойте, Ольга Анатольевна, – прервал хозяйку Михаил. – Ваша мама, как я понимаю, тоже была Сперанская?
– Давайте просто Ольга, мама не тоже, она была Сперанская. Мама бизнес оформила на меня, поэтому Ленины более известны в городе. Позже все забыли, что у неё другая фамилия, – кивнула Ольга. – Так вот, когда дело касалось интересов Лёнчика, мама отходила на приличное расстояние и ни-ни-ни. Младшенький ведь, как можно обидеть? Или того хлеще, как бы Лёнечка – любимый брат, чего-нибудь ни подумал…
– Насколько я знаю, сейчас этот участок стоит баснословных денег – это же земля в городской черте, с личным прудом и куском соснового леса. Он предлагал поделиться?
– Мама ничего и никогда не приняла бы. Мы ведь не бедствовали. – Ольга глубоко вздохнула и тихонько выдохнула, будто взяла паузу на раздумье. – Я спросила его об этом. Потом жалела страшно…
– Поругались?
– Да нет. Просто подполковник Сперанский объяснил, не повышая голоса, что при его отсутствии в течение долгих двадцати пяти лет мы все сидели на шее нашего деда Михаила Борисовича, жрали его хлеб, а ему, Лёнчику, от этого батона даже крошки не доставалось. Посему я должна была заткнуться и молчать. Он как будто забыл, что мама с двадцати пяти лет обеспечивала и меня и их общего папу и общую маму… У дедушки очень рано случился инсульт. Он долго восстанавливался, но так до конца и не восстановился… бабушка ухаживала за ним до самой его смерти, а мама на всех нас пахала…
– И вы?
– И я заткнулась, замолчала. Маму было жалко расстраивать, она бы не поняла. А Лёнчик сделал вид, что нашего разговора вовсе не было. Только помогать ему в поисках документов я не стала. Потом, когда он всё сам провернул, эть-геть, свой адвокатский нос всё-таки туда сунула. Обнаружила, что в документах не всё однозначно…
Михаил достал из внутреннего кармана блокнот и ручку, записал на открывшейся странице: проверить законность отчуждения земли под участком Сперанского Л.М и заинтересованность в этом участке застройщиков многоквартирных домов. После точки поставил три больших знака вопроса.
– Что вас смутило в этом деле? – поспешил уточнить Михаил.
– Один наследственный документ. Он был странный. Вроде давний очень, но какой-то излишне потрёпанный, как будто нарочно. Я решила отдать его на экспертизу, сказала об этом Леониду Михайловичу. Объяснила, что лучше инициировать проверку самому, чем это сделают другие. Из колеи вылететь легко – назад встать трудно. А желающих выбить его из этой колеи было много, кусок очень сладкий и чиновничья волчья стая рьяно гнала кабанчика…
– Ну, и…
– Он даже бровью не повёл, был спокоен, как сфинкс. А вот Стефания Петровна зашлась в истерике, ели успокоили. Кричала, что я неблагодарная свинья, что хочу его подставить, ищу тараканов в его тарелке, что Леонид работает на нас вроде раба на галерах и подобное. В общем, я выскочила из квартиры в прямом смысле, как пробка из бутылки шампанского…
– И не довели дело до конца? – удивился Михаил.
– Ах, какой вы, – усмехнулась Ольга, – играете на моих чувствах адвоката? Я и сама по себе дотошный человек, мама приучила доводить дело до конца, а если появились сомнения, как она же говорила: дойди до точки, поставь её, переступи и иди дальше. Тогда, как представитель наследника, написала бумаги на изъятие документа, но оказалось, что в регистрационной палате он странным образом исчез из описи. Обвинили в пропаже какого-то незначительного клерка, мне кажется, даже уволили парня. Но документ к рассмотрению приняли, как утерянный по вине регистрационного учреждения. И дело прошло – эть-геть!
Михаил ещё раз взял в руки блокнот, записал вторым пунктом: проверить возможные связи подполковника с должностными лицами в регистрационной палате.
– Что за странная присказка «эть-геть»? – пробурчал Михаил, возвращая письменные принадлежности на столик. Ольга услышала – откликнулась:
– Она не странная, она для меня страшная… Просто Лёнчик произносил её всегда, когда у него что-то получалось так, как он хотел. И это чаще всего было не gut для окружающих…
– Простите…
– Ничего… Дальше пошло самое неприятное. Леониду Михайловичу надо было строиться. Он попросил у мамы миллион.
– Долларов?
– Рублей. Начал возводить дом. Вы видели их усадьбу, Мцыри? Особняк с часовой башней, русская и турецкая баня, крытый бассейн, три отапливаемых теплицы, гараж с подземным погребом размером в две сотки и прочее-прочее…
– Конечно, там не один миллион вложен…
– Больше денег у мамы он не просил, а строительство ни на минуту не прекращал. Говорил, что взял кредит в банке под тёщину квартиру, продал часть украшений Стефании Петровны, ужался в бюджете. В общем всех победил и дворец построил. Только вот доходы нашей фирмы упали процентов на двадцать. Прямо беда!
– Выяснили почему вдруг?
– Выясняли, но ничего не обнаружили. Пришли к выводу, что упал спрос. Но однажды возвращаясь из московской командировки, я на трассе нагнала нашу гружёную фуру с детским питанием. Дело шло к вечеру. До Сартова ходу ещё часов пять. Я решила не терять ребят из виду всё-таки на большой дороге небезопасно ночью, тем более я одна в машине. Водитель фуры с экспедитором, видимо, торопились, хотели добраться домой хотя бы к рассвету. Я тоже. Поэтому гнали не останавливаясь. Когда въехали в город они неожиданно повернули не в сторону наших складов, а совершенно в противоположную. Тут я, как хороший пёс взяла след…
Дверь в «переговорную» открылась и возникшая голова Светы спросила:
– Чай?
– Скажу когда! – махнула рукой Ольга. – В общем, часть товара в коробках сгрузили в каком-то гараже. Чей гараж – я тогда ещё не знала. Пришлось ночевать в машине в надежде, что утром кто-то должен появиться и угадала. Примерно в семь часов утра к гаражу подъехала машина Лёнчика. Он загрузил полный багажник, повёз это всё не куда-нибудь, а в нашу торговую точку к специализированному павильончику на Сенном базаре. Дальше додумать было уже просто. Стало понятно, куда девались наши двадцать процентов прибыли.
– Куда? – брови Михаила приняли любимую позу – домиком.
– Он просто менял купленный им товар на деньги, вырученные в нашем магазине за аналогичный, но уже проданный товар. Естественно, делился с продавцом. Видите как хорошо? Все при деле: экспедитор по его списку закупал ему детское питание. Заместитель директора всегда мог беспрепятственно залезть в компьютер и точно знать, что уже продано. Экспедитора не обижал – отстёгивал премиальные. Все доставлялось на арендованном и оплаченном маминой фирмой транспорте. Продавцам за подмену он платил чуть больший процент, чем они получали у мамы. Недостач нет. Всё на месте. Оправдание одно – ну, не берут! Спрос упал. У Лёнчика чистая прибыль без расходов, налогов и прочих отчислений. Вот такой маленький гешефт.4
– Лихо!
– Я тогда рассказала маме о своём открытии, и мне показалось, что она больше расстроилась не от самого факта жульничества брата, а оттого, что об этом узнала я. Ну уж тут дочка Оля, то бишь я, закусила удила, допёк, знаете ли… Маме пришлось с ним объясниться. А так как Ольга Ленина является полноправным совладельцем фирмы, говорить пришлось при мне. И тут моя боевая мама, смущаясь, попыталась растолковать братцу, что он играет не по правилам. И дело не в потере прибыли, а в моральном климате в коллективе. Получалось, что все и всё знали, шушукались между собой, скрывали… Она предложила ему: если он собирается заниматься бизнесом основанном на собственных средствах, то да – вопросов к нему не будет, пусть тратит, куда хочет, но в этом случае расходы должны восполняться соответственно. Леонид Михайлович фыркнул, бросил ключи от кабинета на стол и ушёл. С того дня мы с ним больше не общались…
– Он что же, не навещал свою маму, бабушка ведь живёт у вас?
– Нет, не навещал! – резко ответила Оля.
Михаил понял – в этом направлении не стоит дальше задавать вопросы.
– Подскажите, пожалуйста, как зовут того экспедитора, – Михаил вновь открыл блокнот, но Оля остановила его жестом руки:
– Фамилия – Игорь Самсонов, но это не та соломинка, за которую стоит тянуть.
– Почему?
– Мама уволила Игоря сразу. Она не могла работать с людьми, не доверяя им. Мальчик не пропал, на следующий день устроился к конкурентам, сдал все явки, пароли, а главное, поставщиков и нюансы договоров. Те за зарплатой не постояли – наградили щедро. Так что на подполковника Сперанского у него жалоб нет.
– Кто-нибудь из продавцов пострадал?
– Те, кто работал с Лёнчиком? – спросила Ольга и, не дожидаясь подтверждения вопроса, ответила, – они с перепугу тоже утекли в фирму – конкурент. Ну и бог с ними, не стоят они того, чтобы о них вспоминать. Мама сильно переживала. Корила себя за то, что не предложила брату стать соучредителем фирмы. Волновалась, печалилась о том, как он, видимо, страдал от неловкости быть её подчинённым. Через год она заболела, врачи сказали: рак – болезнь печали. Но я, Мцыри, в её болячке виню не только его. Нет, конечно! Бизнес, вообще, постоянное потрясение! Он просто чуть-чуть добавил…
– Объясните, Оля, почему в одной семье два таких разных человека выросли?
– Выросли? – Ольга на минуту задумалась. – Его просто больше удобряли. Младший! С ним тютюшкались. Рос тепличным. У него над головой всегда был потолок, а у мамы небо… вот и вся разница.
– Ольга, разрешите закурить? – хозяйка кивнула, и Исайчев двинулся к приоткрытому окну, ухватил на ходу с переговорного стола пепельницу.
С удовольствием вдохнув пряный дым сигареты, на выдохе спросил:
– С вашей бабушкой разрешите поговорить?
– Не получится, и не потому, что не хочу. А потому что ей восемьдесят пять лет и сильная старческая деменция5. Она меня-то нечасто узнаёт.
– Где она сейчас? – резко развернулся от окна Михаил.
– Дома, – Ольга удивлённо взглянула на гостя. – Вы что, Мцыри, решили, что я родную бабушку могу куда-нибудь сдать?
Виноватая улыбка чуть тронула губы Исайчева:
– Простите, ради бога, счастлив, что это не так. В войну своих не сдавали, а сейчас повсюду…
– Надеялась, вы обо мне иного мнения. Хотя простительно, мы знакомы всего час-другой. И всё-таки вам, я бы такого вопроса не задала, – в голосе Ольги звучала обида…
Михаил затушил сигарету и медленно двинулся к креслу, на котором сидела Ольга.
– Поверьте, Оля, если бы мы познакомились при других обстоятельствах, я бы тоже не задал, но…
– Ох, уж эти, но… Я не обижаюсь… По роду своей деятельности часто приходится задавать людям неудобные вопросы. Пошли дальше…
– Вы знакомы с некто Владимиром Григорьевичем Сибуковым?
– Конечно, это друг мамы, ещё с тех пор, как Лёнчик учился в военном институте. Сейчас дядя Володя в нём преподаёт. Он часто приходит в гости. Приходил… – Ольга встала с кресла и, опустив голову, стала ладонями разглаживать юбку. – Теперь только ко мне, и чуть реже… Когда мама была жива, мы…, – Ольга замолчала и в неожиданно наступившей тишине стало слышно, как она проглотила подступивший к горлу комок.
Тишину нарушил и другой звук – скрип двери. Вошла Светлана. Секретарь вручила хозяйке записку, прочитав которую Ольга виновато посмотрела на Михаила, дождалась, когда Света покинет кабинет, сказала:
– Нам придётся прерваться, простите, клиенты плачут… Нужно срочно уехать…
– А обед? – огорчённо спросил Исайчев.
– Не может ли, многоуважаемый Мцыри, заменить свой обеденный реверанс на поздний ужин. Меня, действительно, очень ждут…
– Заменить нельзя отменить! Где поставим запятую?
– Я поставила бы после первого слова. Хорошо?
– Хорошо! – Михаил посмотрел на часы, уточнил, – в двадцать ноль-ноль на углу улиц Вольской и Советской у кафе «Горячий шоколад», идёт?
Ольга утвердительно кивнула.
– Миша, не забудьте взять блокнот со столика и запишите туда ещё один пункт: поговорить с Владимиром Григорьевичем Сибуковым. Мне кажется, для полноты портрета подполковника Сперанского – это сделать необходимо… Он знал его с той стороны, о которой мы с мамой даже не догадывались…
Глава 8. Пся, он и есть Пся!
Роман Васенко сидел за рабочим столом и с интересом наблюдал за старшим товарищем. Михаил на листке бумаги чертил круги, треугольники и прочие геометрические фигуры.
– Михал Юрич, – обратился Роман, прерывая странное занятие коллеги. – Как прошла встреча с Ольгой Лениной?
На фамилии Лениной Михаил встрепенулся:
– Что с Лениной?
– С Лениной, надеюсь, всё хорошо, с тобой, мой друг, что-то не так. Чем до такой степени тебя могла озадачить адвокат Ольга Анатольевна. – Роман попытался скопировать задумчивую физиономию Михаила. – Ты уже минут двадцать рисуешь картины в стиле супрематизма6. Слава Каземира покоя не даёт? Распоряжения по ходу расследования отдавать будите или как? Что-нибудь из беседы с адвокатессой выудил?
Михаил нехотя вытащил из кармана пиджака блокнот, открыл его:
– Нет такого слова адвокатесса. Есть слово адвокат. Записывай первое: проверить законность отчуждения земли под участком Сперанского Л. М. и заинтересованность в этой земле застройщиков многоквартирных домов. Может, кто-то из легализованного криминала позарился на участочек, решил построить башенку этажей на двадцать? Испытанный способ освободить землю – одного убрать, остальные сами разбегутся. Второе: проверить возможные связи подполковника с должностными лицами в регистрационной службе. Хотя дать на лапу больше чиновника, возжелавшего оттяпать лакомый кусок, Сперанский явно не мог, но чем чёрт не шутит… Топайте, сударь, в «кадастр» и «архитектуру»…
– Сделаю сегодня, разошлю запросы, потом сам пробегусь. В глазки им посмотрю… Ты не сказал, что дал разговор с Ольгой Лениной?
– Знаешь, Роман, она увлекается нумизматикой, так интересно рассказывает…
– Ну-у-у?
– И кофе в офисе вкуснейшее, а бутерброды – ум отъесть…
– Ну-у-у? – Роман начинал удивляться, – а по делу Сперанского?
– Что пристаёшь? – Михаил полез в карман за сигаретами, – я тебе поручения дал исходя из разговора с Лениной. Про самого Сперанского мы ещё недоговорили. Сегодня вечером встретимся и продолжим.
– Меня на встречу возьмёшь? – закинул удочку Роман, проверяя правильность своей догадки.
– Зачем? Это лишнее…
– Ну, ну…, – хитро прищурился Васенко, – пойду звонить в соседний кабинет, не буду мешать обдумывать план вечернего мероприятия. Встреча-то когда?
– В восемь, у кафе «Горячий шоколад»
– Советую поменять костюм, время ещё есть, – заметил Роман, подойдя к двери и сделав серьёзное лицо.
– Да? Какой посоветуешь? – заинтересовался Михаил.
– Так, свадебный, конечно, – хихикнул Васенко, едва успев уклониться от летящего в него блокнота.
Справки, полученные из служб об отводе земли под усадьбу Сперанского, не обнаружили никакой мало-мальской зацепки. Из них Роман узнал следующее: «земля в пользование была предоставлена в соответствии с наследственными документами, подлинность которых не вызывает сомнения». Чиновники Управления архитектуры отписались, что никто из застройщиков на эту землю не претендовал, так как участок непригоден для строительства многоэтажных домов с тяжёлыми фундаментами, вследствие близкого залегания русла подземной реки.