Кто убил скорпиона? Два детектива под одной обложкой

«Ну вот, – подумал Роман, – совсем другое дело. Молодец!».

– Извините, в прошлой нашей беседе я соврала, испугалась очень…

Роман постарался придать лицу сочувственное выражение, а голосу тёплый тон. Он выставил на стол диктофон, нажал кнопку «запись»:

– Сейчас, Вера, давайте без фантазий. Предупреждаю, у нас непросто беседа, у нас допрос.

Вера вынула из сумочки платок и, смяв его, вытерла вспотевшие ладони:

– Мне всё равно, пусть будет допрос…

– Назовите себя, – попросил Михаил.

Вера выполнила просьбу Исайчева и растерянно взглянула на Романа:

– Можно рассказать, ради чего я пришла сюда?

Роман кивнул и подсказал:

– Давайте по порядку.

– Накануне вечером у нас со Сперанским был очередной скандал, – начала говорить Вера хрипловатым от волнения голосом. – Мама подарила мне перстень, который ей мал. Мне он очень нравился, а подполковник, когда я вышла из комнаты, отнял его. Шипел, чтобы мама не слышала, как змея. Говорил, что и так достаточно на меня тратится – платит за квартиру в Дивноморске. Я увидела его белые выпученные от злости глаза и ушла. Долго гуляла по набережной, а потом поехала к отцу. Своему отцу. Как вы поняли, подполковник не мой отец.

– Вы старше брата? – поинтересовался Исайчев.

– Нет, моложе на пять лет. – Вера резко повернулась к Михаилу. – Мне кажется, что вы, конкретно вы, относитесь ко мне враждебно. Мне трудно говорить в вашем присутствии. Сейчас вы гадко подумали о моей маме…

– В Следственном комитете, Вера, – Михаил старался говорить как можно спокойнее, – свои порядки. Подозреваемые, а в данный момент вы находитесь в этом статусе, не могут диктовать свои требования. Уверяю вас, чем правдивее вы всё расскажите, тем больше у меня и Романа Валерьевича будет желания во всём разобраться. Вы, конечно, имеете право рассчитывать на нашу профессиональную выдержку, но, Вера, и в нашем деле субъективные моменты имеют большое значение.

– То есть, чтобы выйти сухой из воды, я должна вам понравиться? – вспыхнула Сперанская.

– Вы должны говорить правду и быть с нами предельно откровенны, – попытался улыбнуться Михаил.

– Вы тоже придерживаетесь идиотского мнения, что говорить правду легко и весело? – Вера резко вскинула голову и решительно посмотрела на Михаила. – Отнюдь! Мне, в данный момент, говорить правду нелегко и очень противно. Да! Мама изменяла Леониду Михайловичу. Больше чем уверена, она делала это намеренно. Мне, кажется, она хотела причинять ему боль.

– Видите, Вера, после ваших слов о ссоре со Сперанским и об отношении Стефании Петровны к своему мужу, я обязан предположить, что в вашем доме вовсе не было неизвестного убийцы. Я вынужден предположить, что это вы вернулись после ссоры.

– Или у вашей мамы созрело решение закончить, таким образом, тягостное для неё супружество? – добавил Роман

– Думать так, вам, конечно не возбраняется. Это ваша работа. – Вера попыталась улыбнуться, но только скривила набок рот. – Поверьте, у мамы были основания уйти от отца лет тридцать назад, но она, несмотря на основания, не сделала этого. Для неё главное, что рядом с ней был человек, который выполнял её желания. Вы, думаете, он в армии Родине служил? Он служил маме! Господин подполковник был удачливым карьеристом. Она поняла это, когда Сперанский ещё учился, поэтому и пошла за него замуж. Я уверена смерть Леонида Михайловича не в интересах мамы. Уверена, не стреляют в лошадь, на которой скачут… Про себя поясню позже…

– О каких «основаниях» вы говорите? – уточнил Васенко.

– Основаниях? – переспросила Вера. – Мама никогда о них не говорила. Она из тех людей, которых клещами пытай, они не скажут, если сами не захотят. Но я знаю точно, они были эти основания. Дядя Володя Сибуков, наверное, что-то об этом знает. Он после нашего возвращения в Сартов раза два появлялся в нашей усадьбе, но всякий раз, когда речь заходила об их курсантских годах, Сперанский грубо обрывал его, а потом просто отказал от дома.

– Почему?

– Отчим, теперь я могу его так называть. Отцом язык не поворачивается, не любил людей, которые питали к маме нежные чувства. А Сибуков питал. К ней пол военного курса питали чувства, вы же видели какая она красавица.

– Давайте уточним: Сибуков – это кто? – взяв авторучку, Роман решил записать новую фамилию себе в блокнот.

– Подполковник Владимир Григорьевич Сибуков сейчас – начальник курса в военном училище. В то время он был однокурсником Сперанского и моего настоящего отца. Только Сибукова оставили в училище, а мой отец уехал служить в Германию.

– Который из ваших отцов, – уточнил Исайчев.

– Оба, – бросила Вера, – оба в одну часть в Германию, там родился Хлип‘ок. Потом, когда они опять вместе перевелись в Казахстан, родилась я. В Казахстане мой родной отец прослужил три года, он по расхлябанности потерял секретные документы и его выкинули из армии.

– Только выкинули? – удивился Исайчев. – За такое отдают под трибунал…

– Его и отдали, – Вера отвернулась к окну и уже не глядя на сыщиков продолжала, – документы нашли через три дня после ареста отца. Мы с папой обсуждали это. Я высказала предположение, что Сперанский таким образом отомстил ему. Но папа говорит: не пойман, не вор. Он вообще у меня тютя… Мама не знает, что мы сейчас общаемся. Она бы не одобрила, мягко сказать. Каждый раз, когда я приезжаю в Сартов, мы с папой видимся, конечно, втайне ото всех. Один раз он был у меня в Дивноморске. Он славный, только испуганный на всю жизнь…

– Сперанский знал, что вы не его дочь? – спросил Роман и усмехнулся. – Зачем я спрашиваю? Если знали вы, то он знал точно. Только когда он об этом узнал?

Вера в недоумении пожала плечами.

– Когда он? Я не в курсе. Я догадалась три года назад, когда отец приехал в Дивноморск, и я увидела его в зеркале.

– В смысле? – Роману вдруг захотелось закурить. – В каком зеркале?

– У нас в гостинице опорные столбы в холле отделаны зеркалами. Я сидела в кресле спиной к витрине и вдруг увидела человека, который вглядывался через стекло внутрь холла. Я опешила, потому что лицо мужчины было знакомо – это было моё лицо! Когда он вошёл, зарегистрировался и поднялся в свой номер, я заглянула в карточку. Он был из Сартова и звали его – Петр Ермилов. Мне не приходилась слышать его имя в нашей семье. Но я вспомнила, что единственная фотография, которую мама хранит и прячет, была обрезана с одной стороны. Видимо, там и был Петр Ермилов. От него на фото остался только локоть в рукаве военного кителя. Утром, дежурный на регистрационной стойке сообщил, что Петр Ермилов меня ищет. Вечером я сама постучалась в его номер. Он открыл и сказал: «Здравствуй, дочка!» У меня не было сомнений – это было так.

– Почему? – спросил Исайчев

– Если вы увидите нас рядом и у вас не будет сомнений… Только не думайте, он не мог убить Сперанского, он никого убить не может, он тряпка…

– Ну, знаете ли, – усомнился Михаил, – иногда и тряпки, если их доведут, могут превратиться в удавку.

– Нет, – зазвенела серёжками Вера, – папа не просто тряпка, он старая больная тряпка. И он очень добрый. Я не в него. Он больше жизни любит маму, а воевать за неё не стал. Хотя она и не разрешила бы. Папка был для неё только орудием наказания. Я думаю, она мстила отчиму за что-то.

– И даже не догадываетесь за что? Хотите чая, Вера? – спросил Роман, видя, как женщина провела языком по высохшим губам.

– Нет, нет, – поторопилась ответить Вера. – Я думаю она мстит за несбывшуюся жизнь. Когда-то давно, до рождения Хлипк‘а, что-то пошло не так, как она планировала. Может быть Сперанский воспользовался этим? Заставил пойти против её воли. Мама тогда подчинилась. Потом опомнилась. Появился Хлип‘ок. Они уехали из Союза служить в Германию. И пошло-поехало, поздно было поворачивать оглобли назад – мальчику нужен был отец. Хотя… – Вера пожала плечами, – Сперанский был плохим отцом. Для него была только мама. Лучший кусок. Самый спелый фрукт. Последняя конфетка всегда ей… Имя моего настоящего отца она не произносила никогда и не потому что не хотела, просто забыла, стёрла ластиком. Когда всё закончится – заберу его к себе в Дивноморск… Я собственно пришла, чтобы вы знали о нём. Вы ведь всё равно докопаетесь, и тогда он со своим дурацким характером может влипнуть глубоко и надолго. Любой, кто захочет, может обвинить его в чём угодно, а он сопротивляться не станет.

– Мы обязательно проверим ваше алиби и алиби вашего отца. Вы хотите ещё что-то добавить?

Женщина отрицательно покачала головой:

– Я задержана?

Следователи переглянулись:

– Пока нет, – за обоих ответил Михаил. – Но подписку о невыезде придётся оформить. Вы сейчас в отпуске?

– Да, – вздохнула Вера, – мои сослуживцы в Дивноморске думают, что я купаюсь в Средиземном море, а я здесь в креслах сижу… Отпуск у меня двадцать четыре дня, успеете проверить моё алиби?

– Мы стараемся…

– Бог вам в помощь, – пожелала Вера, встала и направилась к выходу.

– Ещё вопрос, – остановил женщину Михаил, – вы-то думаете, кто мог?

Вера в недоумении пожала плечами:

– Сперанский погиб немолодым, у него была длинная жизнь…

Глава 6. Стефания

Из жизни курсанта военного училища Леонида Сперанского

– Милка! Ты скоро? – выкрикнул из ванной комнаты Леонид. – Я уже заканчиваю и опаздываю…

Мила, изящная, как статуэтка женщина с синими глазами морской русалки и двумя ямочками на щеках, старшая сестра Леонида или как его звали в семье Лёнчика, носилась по квартире в режиме электрического веника. Пока брат перед предстоящим свиданием с девушкой «чистил пёрышки», Мила гладила ему рубашку, подшивала брюки и собирала из наваленной на столе кучи цветов букет. Букет получался оригинальным из красных роз и белых крупных ромашек. С тех пор как Лёнчик поступил в военное училище и приходил в увольнение, а это было в воскресные дни, Мила всегда помогала ему. Она опекала не только брата, но и его друзей. Они часто, иногда даже без Леонида, заглядывали в дом Сперанских и Мила кормила и одевала ребят. Не у всех были семьи в Сартове, а на свидание к девушкам пойти хотелось в гражданской одежде всем. Поэтому Миле приходилось подгонять на друзей-курсантов одежду не только Леонида, но и своего отца. Михаил Борисович не ругал дочь, иногда пенял ей за то, что она вовремя не восстановила укороченные брюки. Михаил Борисович был высок.

Сейчас брат шёл на свидание с девушкой, которую встретил и познакомился накануне вечером. Леонид был разборчив в знакомствах, искал особенную, такую, которой оборачивались вслед. Он был честолюбив.

Внимательно осмотрев себя в зеркале, Леонид остался доволен. Мила стояла здесь же в прихожей, опиралась плечом на дверной косяк и любовалась братом. Леонид уродился в отца: высок и строен, русые со стальным отливом волосы, открытый лоб, такие же, как у Милы, голубые глаза и фамильная ямочка, только не на щеках, а на подбородке. Она делала парня непросто привлекательным, а очень привлекательным.

«Как же по нему страдали девчонки в школе, – вспомнила Мила, – сколько слёз они пролили на моём плече. Может, хоть эта девчонка его зацепит».

Леонид уже у двери ещё раз придирчиво осмотрел букет – остался доволен:

– Спасибо, Милка! Я пошёл!

Мила вслед перекрестила брата и тут же бросилась на зов проснувшейся годовалой Ольге – выстраданной Милой дочке, которую она родила от любимого, но глубоко женатого мужчины. Мила отказала ему, как только поняла, что беременна. Она ни в коем случае не хотела рушить семью, в которой было трое детей. После рождения дочки, она окончила юридический институт, неожиданно для всех занялась бизнесом. Сама его организовала и стала первой в городе хозяйкой специализированного магазина для новорождённых. Работа и дочь заменяли ей всех и всё. В двадцать пять лет Мила многого добилась на своём, как она выражалась, «капиталистическом поприще» и сильно удивляла отца.

– Надо же, – говорил он, с обожанием глядя на дочь. – Из такой девчушки «с ноготок» выросла целая Мила Михайловна.

Мила не в пример всей долговязой семье Сперанских была маленького роста.

Леонид не вникал в жизнь сестры – есть она и хорошо. И сегодня, прибежав в увольнение, не поинтересовался делами Милы, просто попросил её о помощи – пришить, постирать… Мила не обижалась, она любила брата и всегда готова была его поддерживать. Только истории с девушками её тревожили, брат был «ходок». Влюблялся внезапно, но также быстро остывал. И всё бы ничего, но впереди маячило окончание училища – нельзя ехать по назначению в полк неженатым. Плохое начало военной карьеры. В армии холостяков не привечают. В армии бытует мнение: военному человеку нужно, чтобы были рядом те, кого он пойдёт защищать. Друзья Леонида давно определились и свадьбы назначили. Последний курс – надо поспешать.

Вечером на танцы в Дом офицеров курсанты сговорились привести своих невест знакомиться. Пусть приглядываются друг к другу, им тоже служить. В этот раз и закадычный друг Леонида – Егор решил показать свою «паву», с которой дружил ещё со школы.

Леонид шёл быстрым шагом к месту встречи с новой знакомой.

Девушку он увидел накануне днём в трамвае, когда отвозил на квартиру к начальнику курса ящик с фруктами, оставленный на КПП2 одним из курсантов прошлого выпуска. Девушка показалась Леониду привлекательной. Тогда он подумал: «Такую не грех продемонстрировать, а там как сложится…». Девушка назвалась Надеждой.

– Надежда, Надежда, – напевал Сперанский, – на тебя вся надежда…

«… до Дома офицеров три остановки на трамвае, – прикидывал в уме Леонид. – Предложу пройтись пешком, по дороге разузнаю, что она из себя представляет…»

Новую знакомую Сперанский увидел издалека, она стояла поодаль от стеклянного павильона остановки. Увидел и обрадовался: стройная фигурка, колокол яркой синей юбки, голубого цвета гипюровая кофточка, русые разбросанные по плечам волосы и солнечная улыбка, выделяли девушку в потоке снующих туда-сюда людей. Леонид ускорил шаг. Надежда заметила его – пошла навстречу. Парень, вгляделся в счастливое лицо своей новой знакомой и, ему показалось, что не только глаза, но и улыбка делают лицо девушки сияющим. Она призывно помахала рукой. Тут Сперанский заметил, что особенное сияние улыбке придают два центральных золотых зуба, чуть прикрытых пухлой верхней губой. Это открытие сработало, как резко опустившаяся штанга шлагбаума. Леонид остановился.

Люди на остановке торопливо заполняли готовый к движению трамвай. Створки дверей уже пыхнули воздушной струёй и начали медленно двигаться навстречу друг к другу. Леонид был последним, кто втиснулся в оставшуюся узкую щель.

– Быстрее, быстрее, – стучало молоточком в голове у Сперанского. – Как же я не заметил этого вчера? Вот привёл бы на смех. Кто-нибудь точно пошутил: с такой женой никаких плоскогубцев не нужно…

Леонид не решился обернуться, посмотреть на растерянную девушку, теперь его занимала другая мысль – как он, один из самых завидных кавалеров курса, объяснит друзьям, почему пришёл на общие смотрины без невесты. Выскочив из трамвая у Дома офицеров, Сперанский повертел в руках букет из красных роз и белых ромашек:

– Не выкидывать же, – с раздражением подумал Леонид. – Подарю какой-нибудь крале – первой попавшейся. Осчастливлю на целый день…

Уже взявшись за ручку парадной двери Дома офицеров, Леонид обернулся на агрессивный лай собак. Увидел, как в его направлении быстрым шагом идёт девушка на левой согнутой руке у неё болтается сумочка, а правой она прижимает к груди маленького рыжеватого котёнка. Котёнок пищит от страха и роет на груди своей защитницы убежище, расцарапывает тонкую ткань шифоновой кофточки.

– Молодой человек, подождите! – воскликнула девушка. – Помогите прогнать эту свору. Иначе они меня разорвут…

Сперанский в три прыжка сбежал с лестницы и размахивая букетом, заставил собак отступить на некоторое расстояние. Там они ещё недолго потявкали, а заметив проезжающего мимо велосипедиста, увязались за ним.

– Спасибо, Лёня! Вы спасли мне жизнь, – девушка засмеялась, увидев растерянность на лице парня. – Я Стефа, Стефания, невеста Егора. Видела вас на общей фотографии группы. На ней вы с Горушкой резко выделяетесь из общей массы. Я знаю – вы дружите. У меня к вам ещё одна просьба – позовите из танцевального зала Егора, неловко идти туда с этим, – Стефа ласково посмотрела на котёнка и тихо добавила, – извините…

– Горушка – это кто? – растерянно спросил Леонид.

– Ой! – засмеялась Стефания колокольчиковым смехом. – Разве мой Егор не похож на маленькую гору. Большой, сильный и любимый. Отсюда и Горушка. И вы в этом тоже виноваты…

– В чём, – удивился Сперанский.

– В том, что большой! Вы, я знаю, отдаёте ему свою порцию каши. Разве не так?

– Так! – кивнул Леонид. – Кашу с детства ненавижу, а Егор при его росте и весе не наедается…

Стефания согласно кивнула и тихонько притопнула ногой:

– И все же делайте это пореже, ему не нужно толстеть.

Леонид с восторгом посмотрел на девушку и весело добавил:

– Вот вы ругаетесь, но мне кажется, что именно ваши великолепные пирожки с повидлом мы частенько едим после занятий. Разве не так? Не думаю, что они способствуют похуданию…

– Мои – способствуют! Я каждому пирожку приказываю не откладываться в жир. – Стефания перевела взгляд на букет, – бегите, бегите! Вас, наверное, девушка ждёт. Букет ей?

– Нет. Букет вам! – Сперанский решительно протянул девушке букет, – меня никто не ждёт. Хотел подарить его достойной, но вы достойнее всех…

– Нет, нет, – Стефа отступила на шаг назад. – Не люблю срезанные цветы. Они мёртвые. Люблю цветы на клумбах… Не обижайтесь… Позовёте Егора?

– Конечно, позову! А с мёртвыми цветами поступим так… – Леонид поспешил к бетонной вазе, служившей контейнером для окурков и прочего мусора.

Он безжалостно сунул букет туда, обернулся и крикнул:

– Мне, кажется, я теперь тоже не люблю срезанных цветов…

Леонид увидел, как Стефания гладила заснувшего котёнка и её лицо освещала мечтательная улыбка, она ждала…

– К сожалению, не меня… – озадаченно подумал Сперанский. – Какая девушка! Где же ты раньше была, Шахерезада?

В этот момент он для себя решил главное и обрадовался своему внезапному решению. Теперь его цель была более ясной, яснее, чем вчера или позавчера. Сейчас он знал, что добьётся в этой жизни всего, а эта девушка будет его призом.

* * *

Обходя танцующие пары, Сперанский думал о Стефе. О том, что она обязательно станет его женой. Для неё он посадит сад, в котором будет много цветов. Цветы везде и всегда, но главное, свежие цветы будут стоять у их постели, каждое утро, хотя она этого не любит. Он обязательно приучит её любить то, что любит он, думать с ним в унисон, идти вверх по карьерной лестнице плечом к плечу и учиться заставлять других подчинятся им. Ему и ей! Потому что с этой минуты они единое целое… Так решил он… Он представил смуглое лицо девушки, украшением которого были карие глаза в опушке длинных ресниц, пухлые не тронутые помадой розоватые губы и даже чуть большеватый нос с горбинкой. Он делал её лицо породистым, похожим на лицо восточной красавицы. Леонид улыбнулся:

– Эть-геть, герой, эть-геть!

Леонид оглядел танцевальный зал. Увидел у стены скучающего, похожего на Геркулеса парня, крикнул:

– Егор! На выход! Тебя девушка ждёт…

Сперанский наблюдал, как Егор словно океанский лайнер плыл к выходу, осторожно разгребая волны танцующих пар. Видел на его лице детское выражение счастья. Видел и завидовал:

– Везёт же таким телк‘ам, – думал Сперанский. – Иди, иди, там тебя ждёт моя будущая жена. Пока ждёт… Эть-геть!

* * *

Домой Леонид вернулся мрачным.

– Видно, новая девчонка не пришлась моему брату по нраву, – с сожалением подумала Мила, а вслух спросила, – борщ будешь? Свежий сварила, папе понравился…

– Борщ, ночью?! Ты что? В деревне живёшь? Глупая ты, Милка, – Леонид, не разуваясь, пошёл в свою комнату, обронил на ходу, – зайди, посоветоваться надо….

Мила, не раздумывая, пошла за братом.

– Знаешь, я влюбился! – огорошил сестру Леонид.

– Ну! – радостно воскликнула Мила, – наконец-то! В кого?!

– В Шахерезаду!

– Ты выпил, что ли? – огорчилась Мила

– Нет! – Леонид схватил сестру за руку и больно сжал. – Она девушка Егора Елистратова, помнишь к нам приходил такой большой, туповатый увалень…

– Я помню, Лёня, – с сожалением в голосе ответила Мила. – Только он вовсе не туповатый, а добрый и умница… Лёнчик, ты забыл? Он твой друг!

Леонид резко дёрнул руку сестры вниз, и она вскрикнула от боли.

– Друзей в таких делах не бывает…

– Егор мне рассказывал, он любит её с третьего класса. Ты что? Девушки не сыщешь? Эта не твоя…

Мила отшатнулась, увидев на лице брата ярость:

– Запомни, сестрица, я полюбил и переступлю через кого угодно… Полюбил, аж здесь, – Леонид постучал кулаком в грудь, – всё горит…

– Иди, попей холодной воды – остудись! В нашем роду подлецов и предателей не было, – ледяным голосом заявила Мила и пошла из комнаты.

– Поэтому ты и кукуешь с «довеском» одна, – бросил ей вдогонку Сперанский.

Мила остановилась, обернулась и впервые в жизни посмотрела на брата как на недруга:

– Запомни, Лёнчик, я не кукую, а пою! И не с «довеском», а с Олюшкой – моим счастьем и моей гордостью!

Глава 7. Ольга

В кабинет Ольги Лениной Михаил Исайчев вошёл ровно без одной минуты девять тридцать, как и было заранее оговорено. Девушка – секретарь, глянула на следователя ещё не проснувшимися глазами и, пытаясь взбодриться, передёрнула плечами:

– Ольга Анатольевна звонила. Просила извиниться – она опоздает минут на десять, застряла в пробке. Приказала напоить вас кофе и если вы не успели позавтракать накормить бутербродами.

Михаил одобрительно кивнул: и кофе, и бутерброды были кстати.

– Кофе растворимый? Бутерброды с чем? – улыбаясь, спросил Михаил, наигранно изображая заинтересованность.

– Обижаете, – отозвалась девушка, вставая из-за стола и направляясь к тумбочке, на которой едва уместилась дорогой марки кофемашина. – Кофе в зёрнах, бутерброды с солёным творогом, укропом и кинзой, могу чуть капнуть аджикой…

– А бекон? – состроил просящее лицо Исайчев.

– Магазинный бекон будете дома есть, у нас вредных продуктов клиентам не предлагают…

– Так, я не клиент, – воскликнул Михаил, усаживаясь в кресло, – меня можно и отравить, противиться не буду…

Ручка двери с едва слышным щелчком повернулась и в офис вошла женщина, охватив глазами Михаила, заметила:

– И всё же… Мы не позволяем на нашей территории питаться неправильно.

На вид женщине было лет тридцать. Элегантный классический тёмно-синий костюм и белая шифоновая блузка придавали ей строгости и совсем не шли к её доброжелательно улыбающемуся лицу со сверкающими ямочками на щеках. Коротко остриженные волосы русого цвета, добавляли ей мальчишеского задора.

– Светланка, приготовь и мне кофе с бутербродом. Голодная со вчерашнего дня… – и добавила, продолжая разглядывать гостя, – аджики чуть капни. А вы Михаил Юрьевич?

Михаил поднялся с кресла, протянул, как теперь уже понял хозяйке кабинета руку. Она энергично пожала её приговаривая:

– Женщина – мужчине, начальник – подчинённому, старший – младшему…

– Не понял, – вопросил Исайчев, – что вы сейчас сказали?

– Ольга Ленина – это я. Руку по правилам подают женщина – мужчине, начальник – подчинённому, старший – младшему. Я не старше вас, и только попробуйте поспорить. Я женщина. Значит, вы в данный момент ощущаете себя начальником.

Ольга засмеялась, заметив смущение гостя.

– Ничего себе, есть ещё на свете «следаки», которые умеют краснеть! Ладно вам, пошли завтракать. Света, накрой нам в «переговорной».

Ольга направилась к боковой стеклянной двери, распахнула её и жестом пригласила Михаила войти.

«Какая она, однако, – минуя порог „переговорной“, подумал Исайчев, – если её переодеть в цветастый сарафан, будет просто озорная девчонка с ямочками на щеках»

Ольга пригласила следователя к креслам поставленных вдоль длинного стола. Усаживаясь напротив друг друга, они увидели, как в дверном проёме появилась Светлана. Она толкала впереди себя металлический хромированный столик на колесиках. На нем чуть позвякивая, въезжали две чашки с кофе и большая закусочная тарелка с горой бутербродов, среди которых были и с беконом.

– Чем же я вам не понравился, если вы всё-таки решили меня отравить? – спросил Исайчев, указывая взглядом на бутерброды с беконом.

– Наоборот, – хмыкнула Ольга, – этот бекон Светочка приготовила сама. Она у нас кулинарка. Если угощает, значит вы ей приглянулись…

– Скажите тоже, Ольга Анатольевна, – порозовела девушка и, цокая каблучками, поспешила восвояси.