Объяснение в убийстве. Женский роман с мужскими комментариями

(История одной конкретной жизни всегда гораздо больше трогает и волнует обывателя, чем бесстрастные статистические данные, в которых фиксируются тысячи подобных случаев.)

Через несколько дней после выхода номера газеты позвонила и сама Нина Арсеньевна. Сначала она восхищалась моей «феноменальной» памятью, позволившей настолько точно передать её монолог без помощи блокнота и диктофона, а потом принялась благодарить за оказанную ей помощь и поддержку.

– Да что вы, Нина Арсеньевна, чем же я вам помогла? Разве что привлекла к вашей беде внимание общественности, – сказала я и услышала в ответ то, что немало меня озадачило:

– Именно что, Дашенька, привлекли внимание! И каких людей! Ко мне уже приехал полковник медслужбы КГБ в отставке, и он собирается везти меня в Москву на операцию. Ждём только прибытия спецрейса и медсестры для сопровождения.

– Какой полковник КГБ? – не поняла я. – Какой спецрейс?

– Он так и представился. Тимофей Петрович, полковник медслужбы, такой милый мужчина. Он прибыл в наш край на отдых и случайно прочёл вашу статью. Мы, говорит, всех этих врачей судить будем. Да я говорю: судить никого не надо, если б только можно было меня хоть немного подлечить…

Эта сказочная история показалась мне странной и подозрительной.

– Нина Арсеньевна, как только этот ваш «настоящий полковник» ещё раз у вас появится, позвоните, пожалуйста, мне и задержите его до моего приезда.

– Да он и сейчас здесь. Вот уже три дня, как живёт у нас.

– Вот так? Живет в вашей семье? Ничего ему не говорите, я сейчас к вам приеду.

Я кинулась к Чернову и пересказала ему содержание этого разговора.

– Похоже, работает какой-то мошенник, – задумался Чернов.

– Господи, что ему брать-то с этой женщины? – недоумевала я, внутренне соглашаясь с Андреем. – Там же, кроме старой мебели, ничего в доме нет.

– А вот мы сейчас и проверим, что там за гусь, – сказал Андрей, вставая из-за стола. – У тебя есть знакомый мент при форме, чтобы мы могли захватить его с собой? Но только не слишком важная и занятая персона.

– Сейчас что-нибудь придумаю.

Я позвонила начальнику пресс-службы УВД Виктору Строеву, с которым была в приятельских отношениях, и предложила проехаться по одному адресу. Мы с Черновым сели в машину и поехали в сторону УВД, от здания которого Виктор двинулся вслед за нашей «Волгой» на патрульной машине. С ним был молоденький сержант в форме.

Нина Арсеньевна открыла нам дверь сама, на этот раз её семья была в полном сборе. Оставив нашего водителя в машине, мы с Черновым, Строевым и сержантом прошли в зал, где на диване сидел муж Нины Арсеньевны, и маленький мальчик катал по паркету крошечную машинку.

– Где ваш полковник? – спросил Строев. По его напряжённой позе я поняла, что Виктор готов к любым неожиданностям.

– Да вон он, курит на балконе.

В этот момент в комнату вошёл пожилой сухонький мужичонка в спортивном костюме и очках с очень толстыми стёклами. Он замер, испуганно уставившись на милицейские формы Виктора и его сослуживца.

– Гражданин, прошу предъявить документы, – строгим голосом произнёс Строев.

Дрожащими руками дед извлёк из кармана куртки удостоверение на имя Гарникова Тимофея Петровича, начальника медслужбы КГБ в отставке. Виктор повертел удостоверение в руках и передал его нам с Андреем. Чёрно-белая фотография была вырезана по контурам лица и приклеена на разворот документа, в котором не было ни единой печати, а буквы вписаны крупным детским почерком.

– Кто такой? Настоящая фамилия! – прикрикнул Виктор, и дед чуть слышно пробормотал:

– Бердников Илья Прокопьевич. Пенсионер.

– Что же вы гражданка, аферистов в свой дом впускаете, да ещё позволяете им у себя жить, – укоризненно сказал Виктор Нине Арсеньевне, и вместе с сержантом повёл Гарникова-Бердникова к выходу.

Нина Арсеньевна была совершенно потеряна. Обескураженным взглядом она провожала до двери свою последнюю надежду на спасение, и не реагировала на выпады появившейся в зале дочери. Ритка, крепко сбитая деваха в выцветшем халатике, с полотенцем, обмотанным вокруг головы наподобие чалмы, выкрикивала:

– А я говорила тебе, мама, что он подозрительный! Ты золото, золото проверь! Где мой перстенёк? Он непременно украл что-нибудь!

– Такой милый человек, – огорчённо обратилась к нам с Черновым Нина Арсеньевна. – Помочь мне хотел. В первый день, как приехал, тортик купил…

– Разберутся с вашим милым человеком, – пообещал Чернов.

Мы двинулись к двери. Мне было страшно неловко и очень жаль эту женщину. Последнее, что я услышала, выходя из квартиры, были её слова, обращённые к дочери, всё ещё хлопочущей насчёт перстенька:

– Да помолчи ты, Рита! Намылась? Опять к «Интуристу» пойдёшь? Не ходила бы! Нет денег – и это не способ…

У подъезда я увидела две машины – нашу, редакционную, и патрульку, и быстрыми шагами семенящего от них деда-полковника.

– Вы его опустили? Почему? – кинулась я к Строеву.

– Да я прозвонил уже в службу, проверили по компьютеру. Ничего на него нет. Просто сумасшедший дед. Бывший бухгалтер. Прописан в Ростове.

– Но он же мошенник!

– Так ничего же не сделал. Скорее всего, поселился поесть-попить на халяву. Что нам с ним делать? Сажать? Удостоверение отобрали, дали пинка под зад, и пусть себе катится на все четыре стороны.

– У него документы фальшивые, это статья, – не успокаивалась я.

– Ладно, поехали, – сказал Чернов, увлекая меня к машине. – Спасибо, Виктор… Даша, если бы ловили каждого сумасшедшего старика и судили за подделанное удостоверение, или ещё какую выходку подобного рода, суды только над такими делами и корпели бы. Другое дело, что твоя героиня от всех своих бед малость не в себе, она готова поверить любому проходимцу, пообещавшему ей помощь… Эх, не ту страну назвали Гондурасом!

– Ладно, пусть этот дед прочёл мою статью. Но как он узнал её адрес?

– В адресном столе, конечно! Ты же указала в материале настоящую фамилию, и имя, и отчество!

Я готова была расплакаться. Что за страна, где женщины теряют разум от непрестанной боли, дочери выходят на панель, чтобы заработать матери на лекарства, а помощь этой семье может предложить только старый аферист, которого три дня кормят и привечают в последней надежде на спасение!

– Не переживай, малыш, – обнял меня Андрей. – Ты у меня славный. Эмоциональный только очень. И я тебя люблю.

Мы вернулись в редакцию и сели за стол в кабинете Андрея, продолжая обсуждать происшедшее, когда, шумный и яркий, ввалился Александр Стравин:

– Как живёте?

– Регулярно, – сердито ответила я, всё ещё внутренне негодуя, сама не зная на что: на врачей, страну, систему, аферистов, то ли на саму себя.

– А мне скучно. Приехал на вас посмотреть… А что вы такие озадаченные?

– Да так, Саша, было тут одно неприятное дельце, – ответил Андрей. – Ты лучше расскажи, что у тебя нового.

– Ничего нового, – протянул Сашка в своей обычной манере, лениво потягиваясь. – Скучно мне!..

– Сплясать? – мрачно спросила я.

– Лучше подскажи, что мне старому приятелю на день рождения подарить. Он не бедный, дорогой вещью не удивишь. Надо бы что-то оригинальное.

– А человек хороший?

– Полное дерьмо! – Сашка расселся в кресле и закинул на стол ноги в блестящих коричневых ботинках.

– Подари ему фаллический символ, – предложила я, шутя, но Сашка эту идею воспринял вполне серьёзно.

– Поехали, – сразу же загорелся он, поднимаясь. – Выберем подарок в интим-салоне, а потом где-нибудь посидим. Приглашаю вас на обед.

Долго уговаривать нас не пришлось.

– Чернов, что же ты не похвалил Сашкины новые ботинки, он уже просто не знал, как их выставить, – шепнула я Андрею по пути к огромному тёмно-зелёному Сашкиному джипу.

– Это женщины отмечают такие детали, а я и не заметил, – сказал мне Чернов, и уже в машине – Стравину: – Саш, классные у тебя ботинки! Дорогие?

Сашка просиял и небрежно ответил:

– Ерунда. Штука баксов!

– Каждый? – не выдержала я.

Сашка реплики словно не услышал, а Андрей укоризненно покачал головой.

Мы подкатили к интим-салону.

Содержимое такого рода магазинов меня всегда умиляло. Пара кружевных полосочек, имитирующих бельё, продаётся по цене зимнего пальто. Самый дешевый здесь товар – это презервативы. От незатейливых резиночек – до «усатых-полосатых», дезодорированных и съедобных. Самый дорогой товар – женщины. Конечно, не сами представительницы прекрасного пола, а их латексные копии, просто немыслимо дорогие.

(Зато раз заплатил – и верна тебе всегда, и никаких извечных женских отговорок на головную боль или месячные, и никаких капризов «так не хочу, эдак не умею», или «а за такое – двойная такса». )

Любителям орального секса – жадно раскрытые навстречу женские губки. (Эти рты всегда молчат, никогда не устают и не кусаются.) При импотенции помогут возбуждающие капли или крем интим-тонус. Ну, а если уже помогли, то, может, ещё не поздно прибегнуть к жидкости, спасающей от венерических заболеваний? Если, конечно, вы поимели настоящую женщину, из плоти и крови. Что же касается выставленных в витрине эрзацев, то они совершенно безопасны и ничем вас не заразят, разве что очередной эротической фантазией…

И, наконец, вот оно! Чудо из чудес. Двухметровый красавец-фаллос, надувной, резиновый, голубовато-розовый, гордо стоящий на двух овальных яичках, каждое – размерами с автомобильное колесо. Сашка сразу же направился к объекту, обошёл его вокруг и спросил у меня:

– Ты это имела в виду? Хорош. Хорош!

Но я тоже видела эту роскошь впервые, и мы с Черновым покатывались со смеху, обсуждая достоинства сего предмета на все лады.

– Девушка, а чем отличается фаллоглитатор от вибратора? – пристал Сашка к молоденькой продавщице.

– Фаллоглитатор надевается на пояс мужчине или женщине, – нежным голоском обстоятельно принялась разъяснять девушка, – тогда как вибратор – на батарейках, и присутствия партнёра не требует вовсе.

Сашка задумчиво вертел в руках коричневый фаллос:

– А внутрь сюда вставляется металлический стержень, чтобы придать ему твёрдость и устойчивость? – спросил он у продавщицы, сгибая и разгибая инструмент.

– Нет. Это так и положено.

– Чёрти что, – разочарованно сказал Сашка и аккуратно положил фаллос на витрину. – Раньше я считал, что такое состояние члена это – импотенция. А теперь это безобразие в магазинах продают… Я вон тот куплю, большой, который у входа.

– Сашка, ты с ума сошёл, – хохотали мы с Черновым, но только ещё больше его раззадоривали.

– Упакуйте мне его, – приказал Стравин продавщице.

– Как же я его вам упакую? – растерялась девушка. – Надо его сдуть.

– Кокетливо упакуйте, – велел Сашка. – Не надо сдувать. Так повезу.

Через полчаса мы с Андреем ехали в шашлычную по ростовской трассе на Сашкином джипе. Стравин сидел за рулём с самодовольным выражением лица. К крыше автомобиля был привязан бечевкой гигантский фаллос, обернутый прозрачным целлофаном и перевязанный красным бантом…

В СОСТОЯНИИ АФФЕКТА

Каждый день ровно в 9.30 Чернов заезжал за мной на редакционной машине. Они с Юркой всегда пересмеивались, пока я шла от подъезда и усаживалась в салон. Я не обижалась: утро – это не моё время, наверное, я и впрямь выглядела заспанной и смешной.

(Как же, не обижалась она! Дарья охотно сама говорила, что она – далеко не красавица, но попробуй, скажи это кто-нибудь другой!)

Вот и сегодня Юрка вместо «здравствуйте» предложил:

– Даша, дать тебе спички?

– Спасибо, у меня есть зажигалка, – рассеянно ответила я.

– Я имел в виду: вставить пару спичек тебе в глаза, а то они у тебя никак не откроются!

И они с Черновым расхохотались, а я опустила голову Андрею на плечо и закрыла глаза вовсе, полчаса по дороге в редакцию можно было ещё подремать. Зато я всю ночь могу не спать, а Чернову эти самые спички в глаза с уже десяти часов вечера становятся крайне необходимы! Меня высадили у здания, в котором располагается наша контора, и Андрей сразу же уехал в суд. А в приёмной меня уже ждала посетительница.

Приятная женщина лет пятидесяти стояла у моей двери с красной папочкой в руках. Седые пряди в тёмных волосах придавали ей эффектность, но одета она была простенько, во всё чёрное. Вошла в мой кабинет, представилась Ольгой Григорьевной, присела на краешек стула, очень прямо держа спину, и заявила:

– Пришла к вам, как заместителю редактора криминальной газеты, потому что у меня случилось большое горе. Полгода назад была убита моя единственная дочь. Дарья Леденёва.

Я вздрогнула и окончательно проснулась. Женщина явно не знала о том, что произнесла МОИ имя и фамилию. На двери кабинета не было таблички. И я не решилась сказать, что меня зовут так же, как и её убитую дочь. Просто попросила рассказать всё с самого начала.

Моей тёзке, когда она погибла, было двадцать восемь лет. Со своим убийцей, Игорем Краповым, она была когда-то знакома. Всё предопределила случайная встреча на троллейбусной остановке, когда Игорь подошел к девушке и спросил: «Даша, это ты?». А через восемнадцать дней Игорь ударил Дарью молотком по голове и задушил пояском её халатика. После чего закрыл за собой дверь квартиры на два замка и ушёл, унося деньги, золото и вещи.

Дарья, по словам матери, была доброй девушкой и мечтала о семье, но всё как-то не складывалось. Ольга Григорьевна после смерти Дашиного отца вышла замуж ещё раз и переехала к новому мужу, оставив дочери двухкомнатную квартиру. Даша зарабатывала на жизнь торговлей. Её подруга привозила из Арабских Эмиратов вещи и бижутерию, и девушки сбывали товар на Вишняковском рынке.

За пару дней до смерти Даша затеяла дома ремонт. Пока ещё стояли тёплые осенние дни, решила переклеить обои. И они вместе с матерью выбрали на рынке подходящие. Даша уехала домой с обоями, и больше Ольга Григорьевна не увидела дочь живой. Каждый вечер они общались по телефону, Даша звонила матери в одно и то же время, чтобы та о ней не беспокоилась. Пятнадцатого ноября звонка не последовало. А утром, приехав со своей приятельницей к дочери клеить обои, Ольга Григорьевна открыла дверь своими ключами, шагнула на порог и дико закричала: в зале лежала на диване её окровавленная дочь…

Крапова взяли через несколько дней. Основной уликой к его задержанию послужило найденное в письменном столе убитой заявление в прокуратуру. В нём Дарья писала, что её знакомый, Игорь Крапов, взял у неё взаймы крупную сумму денег, обещая вернуть через неделю, но затем отказался от своих обязательств, сообщив, что сам в свою очередь отдал деньги другу, который исчез.

Казалось бы, вот он, мотив убийства. Но на суде Крапов заявил, что убил Дарью в состоянии аффекта. Якобы она предложила ему поехать вместе на рынок в город Кропоткин и торговать там, а когда он зашёл накануне договориться о времени выезда, устроила ему сцену ревности, по поводу того, что у него, кроме неё, есть и другие девушки.

Я листаю копии страниц уголовного дела. В судебных материалах Дарья именуется «сожительницей» Игоря Крапова.

– Неправда всё это, – говорит Ольга Григорьевна. – Не было у Даши с Игорем никакого романа. Она всегда рассказывала мне о своих увлечениях, да и не заводила никогда поспешных и случайных связей. Кроме того, Крапов жил в то время с другой девушкой практически семьёй. Так что не могло быть там ни сцен ревности, ни аффекта. Он просто убил её хладнокровно и расчётливо. С корыстными мотивами! А осудили его совсем не по той статье.

Я начинаю понимать истинную цель визита Ольги Григорьевны. Она считает, что убийца её дочери понёс слишком мягкое наказание. Впрочем, она и не скрывает этого. Крапов был осуждён районным судом за «убийство на почве личных взаимоотношений», тогда как действия его правильнее было бы квалифицировать по второй части той же статьи «убийство из корыстных побуждений». И тогда Крапов был бы приговорён не к восьми годам лишения свободы в колонии общего режима, а, возможно, к более серьёзному сроку.

(Но это на усмотрение судьи. Ведь по какой бы статье не квалифицировал суд преступление, ему решать, как распорядиться «вилкой»: от семи до десяти. Крапов мог бы получить ту же «восьмёрку», даже будучи осуждённым за убийство из корыстных побуждений.)

Ольга Григорьевна сидит передо мной, прямая, строгая и тихим интеллигентным голосом говорит страшные вещи:

– Ещё до убийства Даши, как выяснилось на суде, Игорь Крапов обокрал своих старых приятелей, с которыми давно не виделся. Украл неосторожно положенное на видном месте кольцо с бриллиантами. А то, что у Даши водятся деньги, он знал. Он шёл к ней убивать! И прихватил с собой сапожный молоток, который сначала оставил в прихожей. Поговорил с Дашей, она, видимо, потребовала вернуть деньги, и тогда он ударил её по голове этим молотком, а потом открыл шкаф, снял с вешалки поясок от халатика и задушил… Золото и ценные вещи он тоже вынес «в состоянии аффекта»? От сильного душевного волнения?.. Когда я через несколько дней после случившегося включила в её квартире телевизор, громкость была на полную мощь. Значит, он заглушал её крики громко работающим телевизором. Но эти факты никто не принял во внимание… Может, меня обвинят в излишней жестокости. Дескать, кровожадная какая: парня и так посадили, а она хочет подать на пересуд, требует более сурового наказания. Но ведь этот Крапов, может, и восьми-то лет не отсидит, освободят досрочно. А моей дочки нет в живых!

Мне глубоко симпатична эта милая женщина, очень жаль её дочь. Каждый раз, когда Ольга Григорьевна произносит в разговоре «моя Дашенька», я внутренне подёргиваюсь. Игорю Крапову и эти восемь лет покажутся вечностью, но, сколько бы ни отсидел осуждённый, никто не уже не вернёт матери её единственного ребёнка. Ольга Григорьевна считает дочь не отомщённой, но кто-то не оставляет Дарью в покое и после смерти: на днях был разрушен надгробный памятник. Пятисоткилограммовая стела выбита из бетона и завалена на могильную плиту…

Обещаю написать материал о её трагедии, и уже знаю, что назову его «Объяснение в убийстве». А ещё упрошу Чернова написать кассационную жалобу по этому делу.

* * * * *

Я вернулась домой около семи вечера и принялась варганить моим домочадцам ужин, предварительно перемыв посуду, которую они накидали в раковину после обеда. Как не хочется готовить, когда не голодна, и как обидно мыть посуду, из которой не ела! Но я же образцовая хозяйка. Надо соответствовать имиджу. И пока Митька и Андрей ужинали, я уселась пришивать пуговицы к их рубашкам и штопать носки. Удивительно дело, носков в куче выстиранного белья всегда оказывается нечётное количество. И дело не только в том, что в одной из пар не хватает носка, их во многих парах остаётся только по одному! Куда деваются остальные – уму непостижимо.

Пришивая наполовину оторванный карман джинсовой рубашки, я думала: если у мужа оторван карман, жена считается плохой. Не может пришить что ли? А, если муж не в состоянии купить себе новую рубашку, он – хороший?

(Какие только мысли не лезут в женскую головку, пока её обладательница зашивает дырки на белье! Прямо-таки «философия нештопаных носков». )

– Спасибо, всё было очень вкусно.

Это, конечно, Димка. Андрею не придёт в голову поблагодарить за ужин, похвалить – тем более. Но я не обижаюсь. Главное достоинство моего мужа, просто неоценимое в последнее время, – это то, что он меня не достаёт. Чего нельзя сказать о Митьке.

– Давай отгадывать кроссворды, – предложил сын.

– Щас! Только шнурки вам поглажу… Ты же знаешь, Дим, я люблю только юмористические кроссворды, а не те, что у тебя, в стиле «Море в Сахаре», или «Вулкан в Париже». Давай лучше, пока я шью, поиграем с тобой в юридическую игру. Тебе, как будущему адвокату, должно быть интересно.

– Давай, – оживился Митька.

– Вот слушай историю. Жила-была вполне обеспеченная, но бездетная, супружеская пара. И решили они обратиться в Центр, где проводят искусственное оплодотворение.

– Тему такую выбрала, – засмущался Митька.

– Не будь ханжой. Это жизнь. Так вот. Медсестра этого Центра перепутала пробирки, и в результате женщине ввели сперму не её родного мужа, а – неизвестного представителя африканского народа, и вот женщина рожает негритёнка. В семье – скандал, перед соседями – позор. Как ты рассмотришь эту ситуацию с юридической точки зрения?

– Медсестру эту надо в тюрьму посадить, – сразу же вынес Митька безапелляционный вердикт.

– Ладно. Положим, она виновата, и её посадят, как ты предлагаешь, хотя она всего лишь растяпа и действовала не по злому умыслу. Квалифицируем это как преступную халатность. Допустим, Центру присудят выплату крупной суммы в виде морального ущерба. А дальше? Что делать этой семье?

– Отдать этого негритёнка медсестре, пусть сама и воспитывает!

– Где? В тюрьме? Но ведь это ребёнок и той женщины, которая очень хотела его и ждала, и она не может обречь малыша на тяжкую долю в приюте.

– Тогда пусть забирает себе и растит, – решил Митька.

– Но муж категорически против. Зачем ему чужой ребёнок?

– Тогда пускай он с ней разведётся, а она будет жить с ребёнком? – уже менее уверенно предположил сын с вопросительными интонациями в своём ещё звонком голосе.

– А если они с мужем любят друг друга и не хотят расставаться? Но она не может отказаться от СВОЕГО ребёнка, которого девять месяцев носила и тяжело рожала, а муж не хочет это ЧУЖОГО афроамериканца? Что тогда?

– Ну, тогда я уже не знаю, – растерялся Митька. – А как правильно?

– Эх, Митька! В этой жизни чаще всего выходит «как получится».

– Но есть же какой-то закон!

– Не всё можно подвести под букву закона, иногда надо прислушаться и к доводам разума, и к зову сердца, – изрекла я голосом умудрённой жизненным опытом женщины и обняла Митьку за плечи, но он отстранился.

В его возрасте мальчишки становятся ершистыми и не признают телячьих нежностей. Потому-то возраст и переходный – скоро мой сын перейдёт в совсем другие, более волнующие, объятия. А пока он отправился в кухню пить чай с весьма озадаченным видом, сосредоточенно решая для себя вопрос: как правильно?

Я стараюсь как можно чаще говорить с Димкой, заставляю его задумываться и искать ответы на непростые вопросы. И всё же меня часто гложет чувство вины за то, что какое-то время я провожу с Черновым, отнимая эти часы у сына. Кроме того, мне кажется, что и у его детей я краду часы, которые они могли провести с папой. Хотя Чернов своих детей не любит и совсем ими не занимается.

(Это не совсем так. Просто моей дочери всего десять лет, а сыну и вовсе четыре. Дети в этом возрасте мне не очень интересны как собеседники. Но это не значит, что я их не люблю и не интересуюсь тем, что с ними происходит.)

* * * * *

В воскресенье с утра заявилась Леська. За то время, пока мы не виделись, моя двоюродная сестрёнка заметно похорошела и расцвела. На ней был явно дорогой английский костюм строгого покроя, ладно облегавший фигуру. Сразу видно, что в её жизни появился новый мужчина. Мы с Лесей пошли в кухню готовить ужин, и я сразу же спросила:

– Как зовут твоё новое увлечение?

– Мне везёт на имена, – рассмеялась Леся. – То был Тимоша, а теперь – Семён. Я зову его на блатной манер Сэмэн. Он ужасно милый. Знаешь, чем-то напоминает твоего Серегу, ну, бывшего твоего любимого мужчину… Но Сэмэн лётчик. И зарабатывает безумные деньги на том, что перевозит на Север кубанские фрукты и овощи.

– Ясно. «Мама, я лётчика люблю». И где ты его подцепила?

– Поехала в сауну со старым приятелем, а тот захватил с собой Сэмэна с девушкой. А он сразу забыл про свою девушку, а моего приятеля и близко ко мне не подпускал. Не успокоился, пока не довёз меня до дома, постоял ещё на машине внизу, подождал, пока в моей квартире загорится свет. А на следующий день явился ни свет, ни заря и повёз меня на завтрак в ресторан, а вечером…

– Мужик, конечно, женат? – уточнила я, шинкуя капусту на салат.

– Где же их взять-то, холостых? Все они либо разобраны, либо из тех, которых «никто замуж не берёт». Но раньше, чем с Сэмэном, я познакомилась с его женой! Представь себе, где-то полгода назад гуляли мы с компанией на чьём-то дне рождения в кабаке. А за соседним столиком – другая компания. Я заприметила там одну парочку, они прямо-таки висели друг на друге, когда танцевали, а целовались прямо за столом. Дамочка была уже хороша, всё хохотала, а потом как-то так вышло, что она подсела за наш столик, и мы с ней познакомились. Она даже визитную карточку свою оставила. Работает в конструкторском бюро. Карточку я там же, на столике, и забыла, а когда у меня с Сэмэном покатило, смотрю, фамилия знакомая, спросила имя жены и где работает – точно, она!.. Отрывалась без муженька со своим любовником.

– Почему сразу с любовником? Может, просто сослуживцы.