Большой Кыш

– Ой, Бяка, этот домик получился лучше прежнего! – изумился Сяпа.

– Это не домик, – строго поправил его Бяка. – Это ДОМ! МОЙ ДОМ! Я назову его «Тёплое Местечко».

– Пусть будет дом, – согласился Сяпа. – Давай-ка посмотрим изнутри, как всё получилось. – Он шагнул в сторону двери, но Бяка загородил ему дорогу.

– Нет, – сказал Большой Кыш, нахмурившись. – Ты ко мне не ходи. Я опять сам по себе. Я опять кыш-одиночка.

– Да? – удивился Сяпа. – Вот так, сразу?

Бяка немного потоптался. Посопел. Затем, не глядя на Сяпу, вошёл в дом и крепко закрыл за собой дверь. Сяпа грустно покачал головой:

– Ах, Бяка, Бяка… Плохая примета – закрывать дверь своего дома перед носом друга, но я не в обиде. Я рад, что у тебя есть «Тёплое Местечко». Оно приютит тебя и в дождь, и в холод. Завтра ты построишь себе очаг. И на закате, греясь около огня, ты посмотришь в окно. И увидишь солнце, большое золотое яйцо, пропадающее за горизонтом. И тебе взгрустнётся. Тебе взгрустнётся оттого, что не с кем будет разделить твою радость и твоё благополучие.

Сяпа положил копалку в катушку и отправился домой. Когда он добрался до места, почти стемнело. Сяпа остановился на пороге своего домика и присел на крыльце. Он устал и проголодался, а сил не было даже для того, чтобы растопить очаг. Малыш взглянул на дом Бибо, стоявший на другом берегу ручья Шалуна. Из его трубы струился пахнущий смолистыми шишками и медовыми лепёшками дымок. Кыш повёл носом и вздохнул. Наверное, там, в хижинке друга, было уютно и тепло. Освещённое окошко призывно манило. Сяпа припрятал тачку и отправился через мост, на тот берег Шалуна, к Бибо. Он неуверенно постучал в дверь, которая тут же распахнулась.

– Сяпка, друг! Держу пари, ты ходил к Асю пофилософствовать, – радостно воскликнул Бибо, втаскивая Сяпу в хижинку.

Там было тепло и шумно. За столом сидели Тука, Хнусь и Дысь. Они оживлённо болтали, пили чай и делили носки, которые накануне принёс Ась (старик расчёсывал Сяпиного Сурка щепкой и из вычесанного подпушка вязал чудесные носки, шарфы и жилетки для всей кышьей компании).

– Сяпа, сегодня отличный день! – тарахтел, как сорока, Бибо. – Уверен, ты ещё не знаешь последних новостей. Почтовая сорока передала Асю, что Старейшины Большой Тени приказали прелестной Утике поселиться в Маленькой Тени и выбрать себе жениха. Из НАС, понимаешь?!

В разговор вмешался Тука:

– Утика выберет себе жениха, и в Маленькой Тени родится кышонок! Мы все будем заботиться о малыше! – Тука радостно хлопнул Сяпу по спине.

Сяпа, забыв про усталость, вскочил на табуретку и заплясал кышью польку. Как бы ему хотелось, чтобы Утика выбрала в мужья именно его. Чтобы появился похожий на него маленький сообразительный кыш или кышечка. Но, глядя на рослых красавцев – Дыся, Бибо, Туку, он понял, что это невозможно. И тогда он стал радоваться за друзей. Все они были достойны стать отцами.

Его раздумья прервал лукавый Бибо. Хитро улыбаясь, он подошёл к шкафчику и, многозначительно глядя на Сяпу, сказал:

– Теперь другая новость… Угадай, что в этом шкафчике?

– Голодный Сурок? – наобум брякнул Сяпа. – Ты хочешь натравить на меня бедное изголодавшееся животное?

Бибо покрутил пальцем у виска:

– Умник! Твоё толстое «изголодавшееся животное» ни за что не поместится в этом маленьком шкафчике, но зато там поместится… – Бибо распахнул дверцу, и оттуда вывалилась Сяпина любимая панама.

– Ой, Бибо, моя панама! Откуда? Она же трагически сгинула этой зимой.

– Ничего не сгинула. Ты, растютюнюшка, потерял её – вот и всё. А я сегодня нашёл. Она на Поляне Серебристых Мхов застряла под камнем.

– На Поляне? – удивился Сяпа. – Там, где мы с Бякой… Не может быть…

– Ну что тут такого? Когда сходит снег, много всего вытаивает, – успокоил его Тука.

– Расскажите-ка лучше про Утику, – поспешил сменить тему Сяпа.

– Ах да! До твоего прихода мы советовались, как помочь Утике перебраться через Каменную Гряду, – стал рассказывать Дысь. – И придумали План. Мы, конечно, не землеройки, но мы выполним его!

– Какой План? – заинтересовался Сяпа.

– Вырыть подземный ход от ежевичных зарослей до Большой Тени и через него привести сюда Утику! – Дысь многозначительно оглядел кышей. – Вы готовы сделать это?

– Да, да! – закричали все.

За общим разговором никто и не заметил, как в углу, на лавке у очага, свернувшись калачиком, прикорнул маленький Сяпа. «Ай-ай-ай, Бяка! Ай-ай-ай, Большой Кыш! Как же это ты? – думал он. – Ась говорил, что в каждом кыше, пусть даже очень вредном, есть хорошее. Ты, Бяка, отдал лохматому Еноту свой самый лучший в мире домик, а потом усыновил сироту – на такое не многие способны. Я понимаю, как трудно кому-то злому научиться быть добрым. Надо чаще тренироваться. Сегодня ты был плохим по привычке. А я подожду. В тебе уже проросло семечко доброты. Скоро оно даст всходы!..»

Глава десятая

Подземный ход

Ну-ка дружно!

Здравствуй, Большая Тень!

На строительство подземного хода собрались все, кроме Бяки и Ася. Ась был немощен. А Бяка рьяно обживал своё «Тёплое Местечко», и ничто другое его не интересовало. Остальные же, включая Слюню и Хлюпу, были готовы работать на совесть. Подземный ход должен был стать окном (вернее, норой) в большой мир. В помощь к строителям был приставлен Сурок, выдрессированный Сяпой. Зверю отводилась важная роль первопроходца. Дело в том, что первый участок тоннеля был очень каменистым, и кыши не смогли бы с ним справиться сами. Сурку надо было «забуриться» глубже в землю и взять курс на Большую Тень. Сяпа заранее смастерил лебёдку, чтобы потом вытягивать его из тоннеля. Умелый механик важно расхаживал в большой панаме, отдавая последние распоряжения. Когда все приготовления были закончены, он сказал речь:

– Сурок, пришёл твой звёздный час! Ты начнёшь рыть первым, а это очень трудно – быть первым! И почётно! Но мы верим в тебя! Ура Сурку! – И тихо добавил: – Главное – не застрянь. Наел, понимаешь, попу.

Сурок сделал всё, что мог. Удачно «забурился» и вытолкнул на поверхность несколько десятков камней. Ну и конечно, застрял. Вытянули его лебёдкой за задние лапы. Зверь устал, но был очень доволен собой. Он возбуждённо повизгивал и ежеминутно облизывал Сяпу. За усердие Сяпа поощрил Сурка пряником и отвёл под куст шиповника – отдыхать. Потом в шахту спустились Бибо с Дысем. Дело пошло споро. Кыши надевали на лапы деревянные скребки, а на голову сажали энергичных светляков, которые старательно освещали им путь. Десять дней, поочерёдно меняясь, проходчики продвигались вперёд. Однажды Тука, зацепив скребком очередной ком грунта, вдруг почувствовал, что тот легко подался вперёд. Через мгновение яркий свет ослепил кыша.

– Ге-ге-ге! – закричал малыш. – У нас получилось! Здравствуй, Большая Тень!

Бескрайний лес ответил кышу шумом листвы тысяч деревьев.

Глава одиннадцатая

Женихи

Куда пропал философ?

Баня – важное дело.

У Сяпы нет шансов.

Любовь слепа

Сяпа, как никто другой из кышей, постоянно пропадал.

– Сяпа! – звал Бибо, рыская по Сяпиному дому.

«Куда делся этот маленький философ? – недоумевал он. – Наверняка поёт на два голоса с жаворонком или спорит, в чём смысл жизни, с червяком по имени Нукась. Сяпа утверждает, что у червяков нет ничего, кроме головы, значит они самые умные. Отсюда вывод: старшим в Маленькой Тени надо назначить самого крупного червяка, а крупнее Нукася на холме никого нет. Вот такая вот Сяпина философия. По-моему, бред!»

И Бибо опять стал звать друга.

Сяпа нашёлся в ручье. Его голова поплавком торчала над водой. Обычно кыши моются долго и тщательно: чистят пятки песком, трутся боками о прибрежные кочки, мхом драят уши. Сяпа никогда не был банным фанатом, но сегодня не спешил вылезать из воды. При этом кыш высвистывал сложные соловьиные трели.

– Так и знал, что ты занят ерундой! – рассердился Бибо.

– Это не ерунда. Это музыка! – возразил Сяпа.

– Сяпа, сегодня утром я назвал тебя умным кышем. Я ошибся. Ты форменный болван. И решительно не в себе. Нечего прохлаждаться. Утика вот-вот выберет себе жениха!

– Ну какой из меня, маленького и толстого, жених? Шансов нет. Без сомнения, милая, нежная Утика выберет женихом тебя, Бибо, и никого другого.

– Да ладно! – растаял тот. – Вылезай, подхалим. Надевай панаму, и идём. Когда все собираются вместе, нехорошо оставаться одному. А не пойдёшь – дуну тебе в ухо!

– А раньше ты никогда не опускался до Бякиных приёмчиков, – пожурил друга Сяпа.

– Ты тоже. Поэтому не пренебрегай компанией.

Сяпа вылез из ручья, и друзья отправились наряжаться.

Всё получилось не так, как надо. «Не лучшим образом», – как сказал Хнусю Тука. Вечером, после церемонии смотрин, сидя под Дубом на крылечке Тукиной хижинки, они любовались заходящим солнцем, пили сосновый коктейль и делились впечатлениями. Тука через слово обиженно хмыкал и вздыхал. Хнусь ёрзал от возмущения и переполнения чувств.

– Совет что велел Утике? Выбрать себе жениха из кышей Маленькой Тени. А эта дурёха привела с собой глупого холёного Фуфу. Ну конечно, усы у него густые, а вот глаза – пустые.

– Это любовь, – тихо ответил Тука. – Любовь не выбирает.

– И с тобой не поздоровалась. И Сяпу назвала колобком. Это Сяпу-то! Да её Фуфа против Сяпы – как моховая кочка против холма.

– Любовь слепа, – тихо отозвался Тука.

– Ну и пусть! Ей же будет хуже! С этим Фуфой Утика ещё хлебнёт кышьего горя.

– Это точно, – поддакнул Тука.

– Ты подумай, – продолжал гневаться Хнусь, – она ведь с самого начала всё сделала наоборот. По обычаю как? По обычаю невесту спрашивают: «Что, мол, ты видела в последнем сне?» И она должна ответить: «Жаворонков!» – потому что сон про жаворонков счастливый. А эта «перепёлка» вдруг говорит: «Хорька!» Вот смеху-то! Ведь каждый кышонок знает, что хорь во сне – к злости и обиде!

Друзья замолчали. Постепенно их глаза стали слипаться. Солнце почти скрылось за лесом, пора было ложиться спать. Тука встал, кивнул на прощание Хнусю и скрылся в своейхижинке.

Глава двенадцатая

Яйцо

Обида Большого Кыша.

Случайность или преступление?

Гибель яйца.

Бессердечный кыш Фуфа.

Светлячок внутри

Прошло три недели…

После того как супруги Утика и Фуфа заняли пустую хижинку под раскидистым орехом на берегу ручья Шалуна, Утика с удовольствием начала приводить её в порядок.

Фуфу мало интересовало хозяйство. Он только ел и спал. А ещё смотрелся в ручей. Этот кыш любил себя и тщательно следил за своей внешностью. Он расчёсывал шкурку щепкой, массировал брыли шишкой, разминал уши лапами, купался в утренней росе – в общем, ублажал себя как мог.

Незаметно в Утикиных трудах и Фуфиных заботах бежали дни. И вот однажды в хижинке молодожёнов наступил праздник – в ней появилось яйцо!

Как-то раз кыш Бяка по прозвищу Большой направлялся проведать Енота. Он шёл и размышлял: «Почему Утика выбрала в мужья отвратительного Фуфу? Кто он такой? Смазливый кыш, и больше ничего». Бякина гордость была ущемлена. «Я большой и сильный. У меня длинные усы и мохнатые брови. И я очень чистоплотный. Мне одному старик Ась связал чудесные домашние тапки. Мой домик „Тёплое Местечко“ лучше всех. Так почему эта привередливая кышка выбрала женихом не меня? Почему? – Бяка сжал кулачки и хрюкнул с досады. – Из-за неё этот надутый Фуфа стал знаменитостью. Как же! У него есть семья и яйцо. Он продолжатель кышьего рода. А меня даже на смотрины яйца не пригласили. И потом ещё спрашивают, почему я не дружу с ними? Почему-почему! Потому что они все злюки и не любят меня».

Бяка подошёл к «Моей Радости» – своему прежнему домику, в котором теперь жил Енот, и свистнул. Дверь распахнулась. Из неё пулей выскочил лохматый зверь и завертелся волчком вокруг кыша.

Вообще-то, Бяка был кышем-одиночкой. У него не было друзей. Но с недавних пор он сильно привязался к Еноту, к этому наивному и очень доброму зверю. Кыш научил Енота чистить шкуру, купаясь в песке, ежедневно вылизываться и даже вытирать грязные лапы о половичок при входе. Енот слушался Бяку беспрекословно. А Бяка в прямом смысле садился Еноту на шею: изредка он надевал на резвого зверька сбрую и раскатывал верхом по всему холму. Еноту это доставляло массу удовольствия.

Вот и сейчас, подбежав к своему другу, Енот низко нагнул голову, приглашая Бяку покататься. Кыш ласково почесал зверя и оседлал его. А потом направил своего «коня» в сторону хижинки Фуфы и Утики, чтобы хоть одним глазком взглянуть на яйцо. Подъезжая к ореховым зарослям, где располагался дом счастливых родителей, кыш-одиночка ещё издали услышал испуганный возглас Фуфы:

– Утика, закрывай скорее окна и двери – Бяка едет!

От обиды у Бяки засвербило в носу и глаза наполнились злыми слезами: «Что такого, если я один разочек взгляну на яйцо? Украду я его, что ли?» От такой страшной мысли сердце Большого Кыша сжалось в комок, но обида всё же взяла верх. «Да, да, да! Правильно! Украду! Раз вы так, то и я так! Я украду яйцо и сам выращу маленького кышонка. Он станет брать с меня пример, научится быть одиноким и чистоплотным. Я подарю ему Енота, и много зубочисток, и носовые платки, и тапки!» Мысль о собственной щедрости так воодушевила Бяку, что он решил действовать немедленно.

– Енот, жми к Шалуну! Я знаю, как отплатить Утике и Фуфе за их вредность. Они не хотели показать мне яйцо? Пусть поплатятся за это! Вперёд, Енот! – скомандовал кыш и лихо присвистнул. Енот припустил что было сил.

Подъехав к ручью, Бяка спрыгнул на землю и начал энергично собирать камни, а потом бросать их в ручей, напротив домика вреднючих Утики и Фуфы. Бросал и бросал до тех пор, пока каменная плотина не перекрыла течение. Вода прибывала и искала выход, а запруда всё росла. Наступил момент, когда пленённый Шалун в негодовании сделал рывок вправо и, накатив на кочку, где рос орех, устремился внутрь хижинки. Оттуда выскочили испуганные Утика с Фуфой. Вода прибывала. Супруги, не в силах справиться с ней, бросились за помощью.

Некоторое время Бяка, спрятавшись в зарослях незабудок, ждал. «Пора доставать яйцо», – наконец решил кыш и, подобравшись к домику, распахнул дверь. Навстречу в колыбельке из прутиков медленно выплыло яйцо. Оно было такое красивое, золотисто-розовое, как солнышко на закате! Бяка протянул лапы, желая его взять… даже его коснулся… Но в этот самый миг поток выхватил колыбельку с яйцом у него из-под лап и утащил на середину ручья. «Ой, мамочки! – испугался Бяка. – Там, ниже по течению, прямо за домом Хлюпы и Слюни, бурлит водоворот и грохочет водопад. Яйцо упадёт вниз и разобьётся о камни! Что я наделал!» Бяка обхватил лапами голову и заплакал от ужаса.

Когда Утика и Фуфа прибежали к соседям за помощью, те, не раздумывая, бросились к ручью. Увы, подмога опоздала. Домик был целиком затоплен. Тука и Хнусь отважно прыгнули в холодную воду и принялись разбирать запруду.

Когда ручей вернулся в своё русло, вода из хижинки ушла. Но яйца в домике не оказалось! Кыши посоветовались и решили: яйцо унесло потоком. И хоть надежды на его спасение почти не было, они начали поиски. Сяпа и Бибо пошли вдоль одного берега ручья, Дысь и старый Ась – вдоль другого. Ась нёс Амулет – прозрачный как слеза камень овальной формы, который, по старинному кышьему поверью, отводил несчастья.

Вскоре Сяпа с Бибо миновали хвощовый луг, заросли незабудок и подошли к кривой хижинке братьев-близнецов Слюни и Хлюпы, что ютилась в корнях склонённой ивы на берегу ручья. Постучали. В доме стояла тишина.

– Близнецов нет дома! – крикнул Асю Бибо. – Если бы они были там, мы бы издалека их услышали – эти лоботрясы с утра до вечера громко ругаются и дерутся. Теперь, наверное, устали валтузиться и спят в тенёчке, на разных склонах холма.

Старик Ась вздохнул и сказал, пришепётывая:

– Дальше водопад. Что тут поделаешь? Яйцо, должно быть, упало и ражбилошь. А оштатки шклевали птицы. Ражбитое яйцо – очень плохая примета. Пошледняя наша надежда – Амулет. Вешь день буду вождавать ему почешти. Но боюшь, беду не отвешти.

Ась повернулся и засеменил прочь. Остальные на всякий случай спустились к водопаду, но безуспешно: яйца нигде не было.

Только к вечеру усталые кыши разошлись по домам.

Около своей хижинки Сяпа встретил Утику с Фуфой. Они стояли порознь, не глядя друг на друга.

– Не хочу возвращаться в дом под орехом, – тихо сказала Утика, – там больше нет моего яйца.

Фуфа озабоченно жевал сосновую иголку.

– Знаешь, Утика, – заявил он, – раз яйцо пропало, мы можем вернуться домой, в Большой лес. Всё забудется. Мы займёмся делами и заживём счастливо.

– Какой ты бессердечный, Фуфа! – гневно ответила Утика. – О каких делах ты говоришь? Главным нашим делом было яйцо. Мы его потеряли. Если хочешь, возвращайся домой. А я останусь здесь, в Маленькой Тени. – Утика повернулась к Сяпе и попросила: – Можно, я поживу у тебя, пока не построю себе новый домик?

– Конечно, – кивнул тот, – живи сколько хочешь. А я попрошусь к Бибо. Он мой друг. Он не будет против. – Повернувшись к Фуфе, Сяпа холодно уточнил: – Ты, Фуфа, уходишь завтра на рассвете, так? Я тебя правильно понял?

Мордочка красавца Фуфы сморщилась – так ему было себя жаль – и сразу потеряла свою привлекательность. Он затянул жилетку кушаком и твёрдо сказал:

– Да, я ухожу. А ты, глупышка Утика, поступай как знаешь. У тебя вдруг совершенно испортился характер. Прощай!

– Поздно уже. Пора спать, – сухо заметил Сяпа. – От недосыпа красота пропадает. Усы и брови вылезают. Полоски линяют.

ВСЛЕДСТВИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СУЕВЕРНОСТИ КЫШЕЙ, В ЗНАК УВАЖЕНИЯ КЫШЬИХ ОБЫЧАЕВ ПОСЛЕ ГЛАВЫ ДВЕНАДЦАТОЙ СЛЕДУЕТ ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ!

Широко зевнув, Фуфа важно кивнул:

– Да-да, столько волнений… Но как бы ни было тяжело, надо держаться, надо есть, надо спать. – И, подкрутив тугой ус, он медленно удалился в одну из спален Сяпиного дома.

Сяпа застенчиво взглянул на Утику. Кышечка внимательно рассматривала луну. «Какая Утика красивая! – подумал Сяпа. – Но на луну ей смотреть не надо. Луна – это дверь в мир, куда нас не приглашают до глубокой старости. Не по Закону ломиться в неё самому».

– Сяпа, – не поворачиваясь, сказала Утика, – я и не знала, что яйцо так много значит для меня. Я поняла это только сейчас, когда его не стало. Я скучаю без него.

– Не надо думать о плохом. Время – наш друг. Оно вылечит твою печаль, – тихо ответил Сяпа. – Знаешь, тут рядом норка Сурка. Этот зверь – круглый и толстый, как большое яйцо. Попробуй подружиться с ним. Ты ему понравишься, я знаю.

Утика улыбнулась:

– Вот странно… Ты, Сяпа, сам маленький, а душа у тебя большая. – Она помахала Сяпе лапкой и скрылась в доме.

Сяпа остался один. Ему вдруг показалось, что в потайном кармашке его души тихо мерцает светлячок, наполняя её теплом и светом.

Глава четырнадцатая

Тайна близнецов

У болота.

Куда спешит Бяка?

Подвиг близнецов.

Теперь яйцо – наше!

В то же самое утро Слюня и Хлюпа сидели на прибрежной пружинистой травяной кочке у болотистой заводи и плевались в ржавую жижу мелкими камешками через тростинку – кто дальше. Вязкое болото глотало камешки со смачным, голодным чмоканьем. Слюня проигрывал, а Хлюпа, естественно, брал верх. Каждая серия плевков сопровождалась дружным раскатистым кваканьем лягушек. Дальность стрельбы измеряла дотошная водомерка, которую Слюня подозревал в поджуливании Хлюпе. Поэтому Слюня злился, шмыгал носом и громко сопел.

День был погожий и солнечный. Время текло медленно, как кисель. Цвели незабудки, порхали стрекозы, звенели комары. Иногда из недр болота вырывался с громким бурчанием болотный газ, называемый Хлюпой болотной отрыжкой. Рядом шуршал ручей Шалун. Ниже по течению шумел водопад.

Вдруг между кочками, образующими берег болота, мелькнуло что-то полосатое, и Слюня воскликнул:

– Хлюпа, смотри, Бякин Енот куда-то отправился!

– Вовсе это не Енот.

– А кто же?

– Это Бяка на Еноте.

– В любом случае нам до Бяки нет никакого дела. Правда?

– Никакого. Несмотря на то что Бяка так чистоплотен, его поступки дурно пахнут.

– Кстати, о запахах. Хочу тебе напомнить, брат Хлюпа, что сегодня банный день. Мы уже три недели не мылись, и моя шерсть встала дыбом.

– Вот ведь как завернул, – фыркнул Хлюпа, – начал с Енота, а закончил баней. Ну да ладно. У меня тоже усы слиплись, а брови веником торчат. Действительно пора мыться. Только уговор: чур, я первый.

– Ну вот, – заныл Слюня, – всегда ты первый: плеваться – первый, грязные носки закапывать – первый, по разлитой чмоке в тазике кататься – первый. А я?

– Только не реви, что-нибудь придумаем. Ты, скажем, можешь первым сегодня на кухне пол вымыть, первым кастрюли начистить, первым половик вытрясти и первым к чайнику ручку приделать.

Слюня сделал вид, что не расслышал, и сменил тему:

– Всё же мыльца жаль. Смылится оно, когда ещё мы у сороки другое выменяем? Из чего тогда пузыри выдувать будем? Может, отмоемся мылянкой?

– Или подождём, когда грязь сама отвалится.

– Какой ты несносный ворчун, Хлюпа, и вредина. Была бы у меня в лапах палка, я бы… – Слюня осёкся и замолчал.

Хлюпа, не поворачиваясь, торжествующе спросил:

– Значит, палки у тебя пока нет?

Слюня молчал.

– А у меня уже есть! – Хлюпа резко повернулся и замахнулся палкой на Слюню, но, увидев Слюнины глаза, распахнутые настежь, тут же её опустил. Он взглянул туда, куда смотрел братец, и…

По ручью медленно плыло гнездо из прутьев. В нём лежало кышье яйцо! Настоящее! Оно блестело золотисто-розовым в коричневую крапинку боком и тихо покачивалось на волнах.

– Слюня, яйцо… Не верю своим глазам… – прошептал Хлюпа.

– И я не верю твоим глазам. Но своим – верю. Да, это яйцо. – И вдруг, опомнившись, пронзительно закричал: – Хлюпонька, скорее лови его! Там за поворотом камни, водопад!

Хлюпа, не раздумывая, сиганул в воду рыбкой и энергично заработал лапами. На повороте он наконец догнал яйцо. В это время прутья плота-колыбельки зацепились за свисающие с берега ветви ивового куста, и плот накренился. В невероятном рывке Хлюпа настиг и поймал яйцо! С ужасом взглянув на выступающие из воды камни, он перевернулся на спину… и, прижимая своё сокровище к животу, стал энергично выгребать к берегу, по которому, обезумев от страха и волнения, метался Слюня.

Братья мигом дотащили бесценную находку до своей хижинки, осторожно вытерли яйцо сухой травой и, завернув его в плед, бережно положили на Слюнину кровать.

Обычно яйца находились в домиках, где кыши поддерживали нужную температуру при помощи очага. У братьев-близнецов очаг развалился давно. Но пока погода стояла тёплая, их это, надо признаться, мало беспокоило. А вот яйцу в сыром доме было, естественно, холодновато. Вот почему Хлюпа взял корзинку и отправился за глиной для ремонта. Слюня же лёг рядом с найдёнышем, обхватил его всеми четырьмя лапами, стараясь согреть своим теплом. Он боялся, что жизнь в яйце может угаснуть. Чтобы успокоиться, кыш начал с яйцом разговаривать:

– Как ты оказалось в ручье, Яйцо? Ты сбежало от этого гадкого Фуфы? Мне он тоже не нравится. Этот кыш похож на мыльный пузырь, который так раздулся от важности, что вот-вот лопнет.