Большой Кыш

– А ну выйдем! – Тука подтолкнул приятеля к выходу. И уже на крыльце, плотно прикрыв за собой дверь, потребовал: – Рассказывай, Бибо, рассказывай!

– Значит, так: проснулся я рано, умылся, сделал зарядку, позавтракал и побежал сюда, на этот берег Шалуна, разбудить Сяпу-лежебоку. Вошёл в дом и сразу понял: что-то с Сяпой не так. Обычно на рассвете его даже вороний ор не разбудит – у Сяпы утром самый сладкий сон. А сегодня наоборот. Прихожу, а он бегает по своей кухне, лапами машет и кукукает. Присядет, на минутку задумается… и опять давай бегать. Я тут возьми и ляпни: «Ты что, Сяпа, птичка?» А он мне: «Как ты догадался?» Я решил – шутит кыш! Говорю, смеясь: «Если ты птичка, то я бабочка. Значит, ты с завтраком, а я в дураках». Он как это услышал, так вздрогнул и затих. Вот так с тех пор и сидит.

Тука оглянулся. Сяпа действительно сидел у окна и задумчиво смотрел в небо.

– Что будем делать? – спросил Тука. – Может, умоем его родниковой водичкой, выльем её под ореховый куст и скажем: «Брошу под орехов куст, чтоб у Сяпы не болело, чтоб у Сяпы не щемило»?

– Это, конечно, не помешает. Но сначала надо докопаться до причины, почему он кукукает. Только как? Со мной он разговаривать не станет – обиделся. – Бибо почесал макушку. – Давай я совру, что иду за шишками для очага или к Асю за носками, а ты без меня попробуешь его выспросить, не болит ли у него живот.

Тука кивнул:

– Давай.

Кыши вернулись в дом. Там Бибо взял корзину для шишек и, от волнения всё перепутав, ласково сказал Сяпе:

– Сяпонька, я скоро вернусь. У тебя тут носки для очага кончились, так я к Асю за шишками схожу. – И ушёл.

Тука медленно обогнул кухню, поправил на столе скатерть, передвинул с места на место чашки. Приблизившись к Сяпе, он дружески похлопал его по плечу:

– Привет, Сяпа. Это я, Тука. Воздух сегодня вкусный, хоть пей!

Сяпа вздохнул и жалобно кукукнул в ответ. Не дождавшись другого ответа, Тука заложил новый круг по кухне.

– Может, сыграем в «шишки-камешки»? – как бы между прочим предложил он.

Сяпа хлюпнул носом и сказал:

– Теперь я птичка, а птицы не играют в «шишки-камешки».

– Понятно, – решил не спорить Тука, – птичка так птичка. Хотелось бы только уточнить, какая ты птичка? Соловей? Жаворонок?

– Ни то ни другое, ведь у меня нет ни слуха, ни голоса. Я думаю, – Сяпа задумчиво почесал лоб и брови, – что я кукушка. Мне очень нравится говорить «ку-ку». – Сяпа немножко покукукал… и Тука покукукал за компанию. Потом Сяпа тихо произнёс: – Знаешь, кукушки улетают на зиму в тёплые края, а я засыпаю на зиму в тёплом снегу – это ведь почти одно и то же. И ещё, – он застенчиво улыбнулся, – внешне мы с кукушкой похожи, как близнецы. У меня, как и у неё, пёстренький животик – видишь?

– Вижу, – согласился с Сяпой Тука, – живот похож, но… Но ты определённо не кукушка. Кто угодно, хоть страус, но не она.

– Почему? – От удивления Сяпа широко раскрыл глаза.

– Вот скажи, у тебя есть заветное желание?

– Есть.

– Какое?

Сяпа почесал ладошки и застенчиво сказал:

– Я хочу, чтобы у меня в доме появилось яйцо. Я бы за ним ухаживал, разговаривал бы с ним, а потом из него вылупилась бы маленькая кышечка, моя дочка – вылитая я. И у нас с дочкой были бы общие секреты. Это, наверное, очень приятно – шушукаться с дочкой о всякой ерунде.

– Вот, яйцо! А кукушка? – торжествующе спросил Тука.

– Что – «кукушка»? – не понял Сяпа.

– Что – «что»?.. Эта, брат, эгоистичная птица откладывает яйца в чужие гнёзда! Бросает на произвол судьбы ещё не появившихся на свет птенцов! Мало того, эту подлую черту характера она передаёт им по наследству. Ну так что, кукушка ты или нет?

Сяпа сжался на табуретке и пригорюнился.

– Тука, кто же я тогда? – после долгого молчания робко спросил он.

– Не знаю. Пока не знаю, – ответил Тука и предложил: – А давай пойдём в рощу. Погуляем, на вас, птиц, посмотрим, покумекаем. Жизнь сама покажет, что ты за птица. Согласен?

– Согласен, – кивнул Сяпа, и они пошли.

Тука энергично шагал по тропинке, ведущей к роще, поддавая ногой прошлогодние ольховые шишки. Он старательно насвистывал бодрый мотивчик, изредка тревожно поглядывая на Сяпу. Сяпа смотрел в небо – там летали ласточки.

– Слушай, а может, ты ласточка? А, Сяпа? – спросил Тука, перехватив взгляд приятеля.

– Нет. – Сяпа отрицательно покачал головой. – Хорошо бы, но ласточки летают очень высоко, а я боюсь высоты. И потом, у них грудки беленькие, а у меня?

– У тебя рябушками, – сказал Тука, и друзья пошли дальше.

– А вон вороны сидят на ореховом кусте. Ты, случайно, не…

– Нет! – отрезал Сяпа.

– Согласен, – сказал Тука.

Сяпа нахмурился и притих. Огибая ежевичные заросли, Тука заметил на одном из кустов брошенное гнездо ремеза. Он остановился, чтобы лучше его рассмотреть. Аккуратное птичье сооружение свешивалось с колючей ветки, слегка покачиваясь.

– Сяпа, смотри, какое удобное, уютное гнёздышко. Совсем как ты любишь.

– Хорошее, – похвалил Сяпа, – только маленькое.

– А это мы сейчас проверим. Полезай в него! – скомандовал Тука. – Если поместишься, значит ты ремез.

Сяпа послушно вскарабкался на колючую ветку и после неимоверных усилий всё же умудрился попасть внутрь гнезда.

– Ну как? – спросил снизу Тука.

– Очень тесно… я еле поместился. Для яйца совсем нет места. И меня тут укачивает, – всхлипнул Сяпа.

– Вылезай, – сказал Тука. – Если бы ты был ремезом, то и тебе, и яйцу места хватило бы.

Сяпа высунулся и, не удержавшись на краю, камнем полетел вниз. Тука едва успел соскочить с пушистой моховой кочки, в которую тут же воткнулся головой Сяпа.

– С благополучной посадкой, – переводя дух, сказал Тука. – Ты цел?

Сяпа выбрался изо мха, вяло отряхнулся и пожал плечами:

– По-моему, я не ремез, Тука.

– По-моему, тоже, – согласился тот.

Наконец друзья добрались до рощи и сразу заприметили сову, мирно дремавшую на одном из дубов. Тука не стал ничего выспрашивать у Сяпы. Он и так знал: Сяпа не из «таких». Он вегетарианец. К тому же ночью малыш крепко спит, а совы – совсем наоборот.

Кыши довольно долго бродили по роще, потом спустились к болоту.

Глядя на уток, Сяпа вспомнил, что не умеет плавать.

Цапля Сяпе решительно не понравилась: слишком большая и много ест.

Пеночка, наоборот, была так мала, что, похоже, не ела вообще.

Сяпа сильно смахивал на воробья – и размером, и окраской, но они разнились характером: воробей был суетливым говоруном, а Сяпа – задумчивым молчуном.

К концу прогулки друзья так и не поняли, какой птичкой может быть Сяпа. Устав и проголодавшись, кыши направились к дому. Тут Туку осенило, и он спросил напрямую:

– Сяпа, а почему ты больше не хочешь быть кышем? Отчего ты решил стать птичкой?

Сяпа застенчиво прошептал:

– Понимаешь… сегодня ночью мне приснился сон, будто я летаю высоко-высоко над нашим холмом и вижу сверху рощу, ручей и ваши домики. А своего дома не вижу. Нет его, и всё тут. Вопрос: почему? Ответ: потому что я птичка. У птиц нет домиков, они живут в гнёздах. Конечно, это всего-навсего сон. А если он вещий?

– Никаких «если», – нахмурился Тука. – Это неправильный сон. Отчего такая несправедливость: у всех есть домики, а у тебя нет? Думаю, ты просто плохо смотрел. Вот что! Идём к Асю, он во всём разберётся. – И кыши повернули к роднику Плюхи-Плюхи-Бульку, рядом с которым жил старик.

Ась был не только самый старый кыш на холме, но и самый умный. Его дом стоял в окружении молодых дубков, которые старик посадил несколько лет назад. Деревца были так ма-лы, что не могли уберечь дом Ася от непогоды. Но кыш верил: когда-нибудь из этой поросли вырастут огромные деревья и в их крепких корнях, конечно же, найдётся место его хижинке. А раз так, то зачем переезжать?

К счастью, Ась оказался дома. Он пил чай со своим соседом, большим пауком Прухом. Увидев в окно Туку с Сяпой, Прух деликатно покинул хижинку через чердачный лаз и удалился в заросли сочной молодой сныти.

Кыши старательно вытерли лапы о половик и постучались:

– Эй, Ась, у нас к тебе срочное дело!

– Для кыша любое дело – шрочное. Входите! – шепеляво отозвался старик.

Когда Тука поведал Асю о том, как Сяпа стал птичкой, тот почесал своё мохнатое ухо и сказал:

– Ох уж эти шны… Во-первых, во шне летает каждый, кто раштёт, – таков Закон! Во-вторых, шны иногда бывают загадками, иногда – разгадками. Твой шон, Сяпа, – загадка-перепуталка. Пошмотри… Вешной на деревьях почти нет лиштьев и шверху хижинка отлично видна. Но весь фокус в том, что твой шон – летний. Летом у липы, под которой спряталшя твой дом, очень густая крона. Вот почему твоей хижинки не было видно. Не шомневайся, Сяпа, ты не птичка. Ты – кыш. И притом очень хороший.

Радостные Тука и Сяпа выскочили на улицу, где вовсю сияло солнце. Дул тёплый ветер. Добродушно урчал родник Плюхи-Плюхи-Бульк.

С Асем всё становится просто! Хорошо иметь в друзьях мудрого старичка. Старики помнят все Законы. С ними не страшно.

Кыши прислушались к гомону птиц, облегчённо вздохнули и поспешили к домику Сяпы, где их давно с нетерпением ждал Бибо.

Глава восьмая

Домик в подарок

Сирота Енот – захватчик «Моей Радости».

Гриб – частичка космоса.

Погром. Месть.

Новый Бякин друг

С того момента, как Бяка увидел Енота в своём домике, он не находил себе места. Гадкий Енот не шёл у него из головы.

Кышу нестерпимо хотелось отомстить захватчику. Но зверь был во много раз крупнее и сильнее Бяки. С таким можно справиться, только прибегнув к уловке. Жаль, ловчить этот кыш не умел – для этого нужна фантазия, а с фантазией у Бяки было не очень. Сгоряча он решил разрушить хижинку, чтобы она не досталась никому… но не смог, пожалел. В первый раз у Бяки получился именно такой домик, о каком он всегда мечтал. Он полюбил его с первого камешка.

В нём ему нравилось абсолютно всё. И, наблюдая из-за дерева, как Енот пыхтит и ворочается в доме, Бяка чуть не плакал от обиды.

Шли дни. Как-то раз несчастный Бяка без всякой цели бежал по кышьей тропке, петлявшей между кустами ежевики. Он бежал и бежал, пока не наткнулся на кыша Сяпу, разглядывающего гриб-сморчок. Бяка набрал такую скорость, что, увидев перед собой кыша, уже не смог ни свернуть, ни затормозить. Врезавшись в Сяпу, Бяка рухнул на землю. А подброшенный вверх малыш Сяпа три раза перекувырнулся в воздухе, стрижом спикировал вниз, но довольно удачно приземлился, воткнувшись головой в мягкую моховую кочку и воздев хвост к небу. Когда кислород в Сяпиных лёгких закончился, он выдернул голову изо мха и огляделся. Если бы до того Сяпа не находился в состоянии глубокой задумчивости, он наверняка испугался бы. Обычно простое упоминание имени Бяки приводило его в панический ужас, вплоть до икоты. Но сейчас, оказавшись нос к носу с задирой, Сяпа остался спокоен. Кыш размышлял, а когда он размышлял, то никого не боялся. В данный момент маленького кыша интересовал только гриб. Сяпа пытался определить истинное место гриба в этом мире. Ни в каком смысле Бяка не выдерживал сравнения со сморчком. Бяка Сяпе был просто неинтересен.

Итак, малыш Сяпа выдернул голову из кочки, отряхнулся и вздохнул. Его взор скользнул по небу – бездонной корзине звёзд, по молодому дубку – символу кышьего существования, по грибу – частичке общности бытия, и уткнулся в мохнатый Бякин живот. Тут Сяпа наконец-то заметил Бяку.

Бякины глаза смотрели в разные стороны, – приземляясь, он сильно боднул «символ кышьего существования».

– Здравствуй, Бяка, – сухо сказал Сяпа.

– А по ушам? – понемногу приходя в себя, огрызнулся Бяка.

– Прелестная погодка после дождя, не правда ли? – задумчиво отозвался философ.

– Хвост бы тебе накрутить, скворец говорящий, – напружинился Бяка. – Чего привязался?

– Похоже, у тебя сегодня не всё ладится, Бяка. Не могу ли я тебе чем-нибудь помочь? – зачем-то предложил Сяпа.

– Помочь? – Бяка вздохнул, вспомнив Енота и «Мою Радость», и неожиданно для себя всхлипнул: – Я кыш-одиночка. Мне никто не может помочь.

– Это очень романтично – быть кышем-одиночкой, но не всегда удобно. Давай сегодня для разнообразия ты побудешь моим другом, и я внимательно выслушаю тебя и разделю твоё горе. Расскажи, что с тобой случилось, друг? – участливо поинтересовался Сяпа.

И Бяка всё ему рассказал. Как Енот занял его домик. Что все еноты очень чистоплотные, а этот жутко воняет и бомбит изнутри «Мою Радость». И как это нестерпимо обидно Бяке. Сяпа внимательно его выслушал, немного подумал и сказал:

– Есть такой Закон: «Если кто-то занял твой дом, не трать время на обиды – строй новый». Но тут особый случай. Ты подружился со своим домиком, полюбил его. А дружба и любовь сильнее всех Законов. С ними нельзя не считаться. Давай попробуем вернуть тебе твою «Мою Радость». Главное – придумать План. А я его уже придумал. Бежим за копалками и чайником!

Пока кыши запасались всем необходимым, ещё раз прошёл дождь. Ни большой, ни маленький, а как раз такой, какой им был нужен. Отыскав недалеко от «Моей Радости» глиняную ямку, кыши накопали мокрой глины и вымазали ею все подходы к Бякиному дому. Им потребовалось немало сил, чтобы склон, на котором красовалась хижинка, превратился в гладкую скользкую горку.

– Ну, зверище, держись! – пригрозил Еноту Большой Кыш, когда работа была закончена.

– Закон Законом, но кышья душа тоже не жабья пупырка, это ж понимать надо, – рассудительно заметил Сяпа.

До этого момента всё шло гладко, тютелька в тютельку по Сяпиному Плану. Последний раз полив глиняный «каток» из чайника, кыши спрятались за большой камень и притаились. Они решили дождаться момента, когда Енот проголодается и пойдёт добывать еду. Но Енот, похоже, наелся на целую неделю вперёд и теперь громко спал. Громко, потому что его раскатистый храп эхом разносился по склону.

– Придётся выманивать, – шепнул Сяпа. – Давай свистнем синичкой!

– Придумал тоже! Что ему синичка? – рассердился Бяка. – У меня есть План лучше. Давай громко возиться, кусаться и орать воронами! Енот проснётся, услышит шум и удивится: «Что это вороны так разорались? Пойду-ка посмотрю!» И высунет свой любопытный нос, и поскользнётся на глине, и полетит вниз кубарем!

– Наверное… Только я не умею… вороной, – расстроился Сяпа. Ему отчего-то стало жаль Енота.

Жаль не жаль, а придётся подчиняться. План – это тот же Закон. И если по Плану нужна драка, никуда не денешься. Поэтому Сяпа разбежался, пискнул: «Кар!» – и боднул Бяку в живот.

Когда Енот, заинтересованный шумом, доносящимся снаружи, выбрался из дома, то действительно тут же поскользнулся на мокрой глине. Он перекувырнулся на спину и быстро понёсся вниз по склону, лапами вверх. Всё случилось именно так, как хотели кыши. Оба Плана, Сяпин и Бякин, сработали. Дом освободился. Впору было праздновать победу. Но тут из колких ежевичных зарослей раздался жалобный визг. Кусты крепкими иглами вцепились в несчастного Енота.

– Ага, попался! Теперь, Бяка, бежим в «Мою Радость», запрёмся изнутри и быстро-быстро заложим все выходы и отнорки так, что Енот никогда не сможет вернуться туда, – воинственно вскричал Сяпа.

Кыши бросились к домику. Переступив порог, они охнули от ужаса. Ничего не осталось от уютной, чистой, светлой хижинки. Енот всё разрыл, пересыпал сухой травой и прелыми листьями. Вниз, прямо из-под двери, вела глубокая чёрная нора, откуда тянуло сыростью и гнилью. Дом стал чужим, и ничего нельзя было поправить. Прошлого было не вернуть.

Бяка резко развернулся и выскочил на улицу. За ним выскочил Сяпа. Не глядя друг на друга, не проронив ни слова, кыши поплелись прочь. Но, опять услышав стоны Енота, они остановились.

– Что это с ним? Пойдём посмотрим, – робко предложил Сяпа.

Бяка, уставившись в землю, потерянно пожал плечами. Сердце Большого Кыша рвалось на куски от горя, но он всё же побрёл вслед за Сяпой в сторону ежевичника, в котором застрял Енот.

Мохнатый зверь испуганно дрожал в колких ежевичных ветвях. Бяка вопросительно посмотрел на Сяпу. Сяпа – на Бяку. Они подобрали по крепкой палке и выковыряли Енота из цепких колючек. Тот жалобно повизгивал: в его лапах засело множество острых шипов. Из-за них он не мог ступить ни шагу. Глядя на раненого зверя, Бяка вдруг тихо, беззлобно сказал:

– Ты, Енот, гадкий! Ты занял мой красивый домик с полочками и кладовочками. Ты его не строил, а только ломал. Отчего же он полюбил тебя? Может, оттого, что мы похожи? Оттого, что ты и я одиночки? Дай-ка я выдерну из твоей лапы шип, Енот. Вот так. А теперь я залижу ранку и приложу к ней подорожник. Вот так.

И Бяка стал одну за другой облизывать ранки Енота. Тот скулил, вздыхал и благодарно тёрся о шёрстку Бяки. Сяпа принёс чайник с водой и напоил бедолагу. Зверь понемногу успокоился и затих. Он уткнул большой чёрный нос в Бякин живот, а затем уснул, устав от боли и страха. Бяка гладил лохматого зверька и шептал:

– Сейчас ты, Енот, слабее меня, и я с лёгкостью мог бы забрать свой дом назад. Это было бы справедливо. Но ты болен, ты поранил свои грязные лапы. Мне жаль тебя, молодого и глупого. Нет, я не стану пользоваться твоей слабостью, не стану отбирать у тебя домик. Я подарю его тебе. А себе построю новую «Мою Радость». Так будет правильно.

Вечером Сяпа ушёл спать в свою хижинку. А Большой Кыш всю ночь сидел рядом с Енотом, гладил его и смотрел на звёзды. «Всё было так хорошо, пока этот вонючий Енот не вломился в мой чистый, аккуратный, самый лучший в мире домик, – думал он. – Но чему тут удивляться? В лютую зиму естественноискать местечко потеплее. Голодный хищник убеждён: кто ближе всех, тот и вкусней. Дурашка Енот замёрз, хотел согреться, а в моём домике было не только тепло, но к тому же уютно. Вряд ли кто-то в нашем лесу, да и в целом мире, смог бы устоять перед очарованием „Моей Радости“. Что Еноту оставалось делать? Что ж, пусть. Я подружусь с этим одиноким зверем, буду приходить к нему в гости и навещать свой домик. И возможно, когда-нибудь грязный Енот, до которого никогда и никому не было никакого дела, научится вытирать лапы о половик и пользоваться носовыми платками».

Глава девятая

Дело в шляпе

Дело в шляпе. Плохой поступок Бяки.

«Тёплое Местечко».

Чем красен долг?

Две славные новости!

Итак, одним майским погожим днём Бяка сидел на освещённой солнцем Поляне Серебристых Мхов и терзал панаму Сяпы. Как известно, на зиму кыши впадают в спячку, а весной, соответственно, вытаивают. Этой весной по неизвестной причине панама вытаяла рядом с Бякой, а не со своим хозяином Сяпой и доставляла Большому Кышу массу неудобств. Очень трудно ходить по лесу, таская за собой огромную панаму. Мысль вернуть её Сяпе отчего-то не пришла Бяке в голову. Он тысячу раз пытался избавиться от этой надоеды, но не сумел: уничтожить панаму было совсем не просто. Её сплёл старик Ась, а Ась всё делал на совесть. Именно поэтому, как ни рвал Бяка панаму, как ни топтал её, всё было без толку.

Сегодня Большой Кыш решил закопать неистребимый головной убор на Поляне Серебристых Мхов. Нет панамы – не о чем беспокоиться. Но только он взялся за копалку, как вдали показался Сяпа собственной персоной. Большой Кыш едва успел сунуть панаму под камень. Как он мог забыть про строительство нового дома?! Его старый дом с романтическим названием «Моя Радость» был захвачен маленьким лохматым Енотом, и теперь Бяке попросту негде было жить. Строить новую хижинку одному трудновато. Вот Сяпа и вызвался ему помочь.

– Бяка, добрый день, вот и я, – ещё издали закричал Сяпа, усердно толкая перед собой одноколёсную тачку-катушку, сделанную им из жёлудя и выдолбленного берёзового капа.

– Добрый, – буркнул Бяка, заталкивая панаму глубже под камень.

– Я вижу, ты готов приступить к делу, – не заметив растерянности Бяки, с воодушевлением продолжал Сяпа. – Отлично! Предлагаю обсудить, где мы будем строить новый дом.

Сяпа подсел к Бяке на камень и по-деловому стал теребить уши. Ухочесание в трудные моменты жизни очень помогало ему думать.

– Хм! – нетерпеливо напомнил о себе Бяка.

– Похоже, ты не успел отыскать подходящее место для новой хижинки? – хитро подмигнул ему Сяпа. – А я присмотрел одно. На западном склоне. Там, у подножия холма, есть песчаный откос. На нём три кривые сосны: две маленькие, а одна большая, с крепкими корнями, удобными для строительства. Она чем-то напоминает твоё бывшее дерево. Корни во-о-от такие! – Сяпа раздвинул лапы и растопырил на них пальчики. – Под ними целый замок можно выстроить, не то что домик. И до ручья недалеко, и не сыро.

– Ммм? – уже заинтересованно поддержал разговор Бяка.

– А какие оттуда видны закаты! – расцвёл в улыбке Сяпа. – Ты любишь любоваться закатами? Конечно же любишь! Ась считает, что, когда кыш наблюдает за заходящим солнцем, он растёт. А ты вон какой огромный вымахал, значит, любишь. На закате солнце, как большое золотое яйцо, медленно катится по небу к горизонту. Кругом темнеет, лапы подкашиваются, глаза закрываются, и тянет в постель. А утром – бац! Опять солнышко на небе! Опять день, опять радость!

Чистоплотный Бяка задумчиво достал из-за уха зубочистку и обстоятельно обследовал свои зубы – не завалялось ли чего. Потом вынул из жилетки платок и высморкался.

Сяпа истолковал это по-своему:

– И не сомневайся. У тебя опять будет самый лучший дом. Он будет такой просторный и светлый, что тебе сразу захочется пригласить всех кышей в гости.

– Вот ещё! – сердито топнул лапой Большой Кыш. – Это вы вместе, а я один! Зачем мне другие? Я сам по себе!

– Ладно, Бяка. Один так один. Вот построим тебе новую «Мою Радость», а потом снова будешь один, хорошо? – Сяпа дружески похлопал Бяку по спине и встал. – Идём, здесь недалеко. Сначала прямо, а от домика братьев Хлюпы и Слюни налево. Пересечём хвощовый лужок, потом наверх по тропе. Дальше через брусничник, прямо к соснам. Там прошлым летом столько маслят было! С маслятами тебе не будет скучно. Ох и компанейские они ребята! Поговорить не поговорят, а выслушают обязательно. – Упёршись лапами, Сяпа сдвинул катушку с места и покатил вперёд. Бяка, подхватив копалку, послушно потопал вслед за ним.

Вскоре кыши были на месте. Расположение облюбованной Сяпой сосны было очень удачным. Через кроны соседних деревьев на неё попадало достаточно солнечного света, в лучах которого так и искрился смолой золотистокрасный шершавый ствол. Сосна плавно изгибалась у земли, а потом тянулась вверх, разветвляясь на множество медно-пурпурных веточек. Густая хвоя была длинная, иссиня-зелёная. Корни высоко выступали над землёй. Сяпа не удержался и от восхищения радостно ударил в ладоши.

– Ну… это… Строить давай! – оживился Бяка. Выбранное Сяпой место ему очень понравилось.

Рьяно взявшись за дело, кыши быстро насобирали груду подходящих камешков, привезли из рощи прутья и щепки. Сяпа сбегал к Асю за слюдой для окон – старик добывал её в секретном месте и щедро раздавал всякому, кто в ней нуждался. Бяка тем временем расчистил место и вырыл копалкой котлован под дом. Кыши бросили в него сухой дубовый листок – на счастье, и строительство началось.

К вечеру дом был готов. Оставалось только сложить очаг и отделать дом изнутри. Хижинка получилась замечательная. Новая «Моя Радость» весело поблескивала слюдяными окошками в последних лучах предзакатного солнышка.