Хоупфул

Отдельное письмо надо было писать и тому внуку-ровеснику. Того, по-видимому, заставляли делать то же самое, и спустя примерно три недели Женя получал ответ – каллиграфическим почерком написанное сочинение на ответном двойном листочке. Это напоминало переписку двух спам-ботов.

Через какое-то время эти переписки Жене не просто осточертели, но уже и начинали злить – как оказалось, тот самый внук-ровесник участвовал и занимал призовые места в олимпиадах, являлся активистом класса, делал скворечники для воробьев, в общем, всем своим существованием показывал, что он уже на голову обскакал своего родственничка. В конце письма он гордо заявлял, что даже компьютерные игры он уже перерос. Чего и Жене желает.

«Придурок и хвастун», – про себя подумал Женя.

– Пиздодельный, – вслух сказала мама, когда Женя рассказал ей содержание письма. Но тут же осеклась, сказав, чтобы он это слово не запоминал. Женя очень хотел его запомнить, но оплошно его не записал, и оно быстро вылетело из его головы. А повторять его мама отказывалась. При Жене она почти никогда не материлась, но в этот раз высказывание родственника седьмой воды на киселе, да еще и в отношении ее сына, задело ее за живое.

Но бабушка думала по-другому. Отныне ни к чему не обязывающая переписка между родственниками приобрела для нее соревновательный характер. Приняв вызов, в ответном письме она старательно начинала перечислять Женины заслуги в поэзии и даже приложила фотографию, где ему, широко улыбающемуся, на сцене одного из ДК жмет руку губернатор.

Мерение детьми продолжалось еще долго. Градус достижений неумолимо рос. Еще бы год-два, и родственникам пришлось присылать бы фото своего внука с земной орбиты, где бы он был в качестве космического туриста, а Жениной бабушке пришлось бы отвечать фотографиями, где Женя отправился на спасательную экспедицию на Северный Ледовитый океан.

Уже потом Женя понял, что с приходом старости и исчерпанием собственных заслуг внуки и дети становятся невольным инструментом бесконечного выяснения «кто лучше» и «кто большего добился». Уступать ни та, ни другая сторона не собирались, и в то время эта ежемесячная обязанность по писанию своей автобиографии с последующим ее запечатыванием в конверт его сильно бесила.

Две ладошки закрыли сзади Женины глаза. Он улыбнулся.

– Ммм. Дай угадаю… Катя? Марина?

– Неет. Сейчас уши оторву, – рассмеялась Саша.

– Пойдем покатаемся, – вскочив и взяв ее за руку, Женя кивнул головой сторону американских горок.

Саша протестующе замотала головой:

– Ты же знаешь, я боюсь.

– Прекрасно знаю, поэтому и зову, – улыбнулся он. – Пойдем, между прочим, экстремальные свидания сближают. Ученые доказали.

– Жень, я боюсь. – Саша опасливо смотрела на большую железную конструкцию с вагончиками.

– Ну ладно, пойдем на лошадок тогда. Они рядом, – пожал плечами Женя.

– Пошли.

Поравнявшись с горками, Женя резко развернулся и подхватил Сашу на руки.

С ней, смеющейся и вырывающейся, он с улыбкой подошел к билетерше – обесцвеченной блондинке в ярко-оранжевой жилетке с отражателями.

– А с ребенком можно? – весело спросил Женя.

– Та, поначалу удивленно прищурившись, улыбнулась и кивнула головой.

– Если я сойду с ума, ты будешь всю ответственность нести, – сказала Саша, когда билетерша, проверив ремни, неторопливо пошла к будке.

– Конечно, – Женя доверительно сжал ее ладонь. – Самую лучшую палату подберем тебе в лечебнице.

– Мамочки… – Саша вцепилась в Женю.

Первый круг с непривычки захватил дух. Смеясь, он посмотрел на Сашу. Ему хотелось замедлить происходящее, поставить на задний план какую-нибудь песню «Мумий Тролля» и просто смотреть на нее.

Как ее волосы, медленно поднимаемые воздухом, падают на плечи. Не сдувать и не смахивать их, когда на крутом повороте несколько невесомых прядей с запахом ее духов попадут ему на лицо. Слышать радостный крик с нотками веселого испуга, переходящий в заливистый смех.

Сидя на скамейке, он открывал Саше бутылку минералки. Та, еще находясь в возбуждении от случившегося, оживленно делилась впечатлениями.

В ее больших голубых глазах то и дело проскакивали озорные, детские искорки.

– Хочешь вату? Как в детстве? – спросил Женя.

– Хочу, – Саша захлопала в ладошки. – Только ты мне ее съесть поможешь

– Ну об этом можешь даже не беспокоиться.

В парке стояла погода, которая была прямо создана для свиданий: легкий ветерок гнал опавшие листья, а приглушенное небольшими и вроде вполне безобидными тучами солнце отпечатывалось на небе тускло-оранжевым диском.

Несколько аттракционов уже вовсю осаждала ребятня, а на колесе обозрения виднелись прижимающиеся друг к другу парочки.

Кто-то вышел гулять уже целыми семьями, а судя по количеству колясок всех цветов и размеров, Женя усомнился в услышанном по телевизору демографическом кризисе в стране. Проходя мимо пруда с катамаранами в виде лебедей, Женя увидел молодую девушку с двумя детьми.

Они неспешно прогуливались по парку, мама держала дочь за руку, пацаненок же, который был постарше, деловито вертел и рассматривал только что купленную сахарную вату, по-видимому не зная, как к ней подступить.

Мама с дочерью остановилась у пруда, пацаненок же, увлеченный своим делом, не заметив, неторопливо шагал дальше.

– Никита! Никитка, хочешь с Машей на лебедях покататься? – окрикнула его мама.

Пацаненок обернулся, и Женя увидел то, что не заметил сразу – у парнишки был слуховой аппарат.

– Хочу! – восторженно крикнул он – и чуть не бросив вмиг забытую вату, поспешил к родителям.

Женя с Сашей подошли к лотку с ватой. Женя обернулся – мама уже покупала билеты.

– Это, Саш, я на секунду. Там знакомые мои, я поздороваюсь.

Еще не совсем понимая, что он делает, Женя быстрым шагом подошел к пруду.

– Здравствуйте! – громко сказал он.

Сказал он даже громче, чем надо было, но скорее сделал он это для собственной уверенности. Теперь он боялся, что таким решительным приветствием он мог их напугать.

Женщина, обернувшись, вопросительно на него посмотрела, чуть заведя дочь за спину.

– Здравствуйте, – улыбаясь, повторил Женя. – Меня Евгений зовут, я врачом работаю в пятой больнице, тут недалеко, – Женя неопределенно указал рукой за деревья. – И я… я… увидел вот… Ребенок у вас, – Женя кивнул в сторону карапуза, который немного испуганно смотрел на появившегося откуда-то шумного дядьку.

– Я просто с травмами работаю различными, – продолжил Женя, – если не секрет, что произошло у вас? А может… Возможно, можем чем-то помочь, – выпалил он через секундную паузу.

«Блин, – подумал он. – Нахрена я это сказал». Но было уже поздно.

– Вы знаете, врожденное у нас, – она, поджав нижнюю губу, немного виновато посмотрела на Женю, как будто он мог начать упрекать ее. – Поставили вот аппарат слуховой новый, привыкаем. Да ведь? – посмотрела она на сына.

Тот, в свою очередь, сжимал в руке вату и недоверчиво сверлил взглядом Женю.

Женя сел на корточки.

– Как зовут вас, молодой человек? – заговорщицки спросил он.

– Никита.

– Очень приятно, а меня Евгений, – Женя протянул руку.

Мама отпустила свободную руку сына, но тот не торопился протягивать ее в ответ.

«Ну давай же», – думал про себя Женя.

Парнишка смотрел себе под ноги, будто не понимая, чего от него хотят.

– Никит, поздоровайся с дядей, – немного смутившись, обратилась к нему мама.

Женина рука слегка дрожала.

– А ты знаешь, что я волшебник? – таинственно спросил Женя.

Пацан недоверчиво посмотрел на него.

– А что ты можешь? – наконец, спросил он.

– Лечить все болезни могу, – подмигнул Женя. – У меня рука волшебная.

Наконец, продолжая глядеть под ноги, он протянул Жене свою детскую расцарапанную ладошку.

Женя поймал ее и слегка жал.

– Ну давай, Никита, – улыбнулся он. – Не болей. – Женя несколько раз энергично потряс руку парнишки.

– До свидания, – кивнул он женщине.

Ему было слегка неловко – появился тут такой, сказал, что может помочь, и попрощался. «Как-то все это по-идиотски со стороны выглядело, – подумал он. – Может, ей показалось, что я подкатываю к ней? Или приняли за какого-то паркового извращенца». Женя старался как можно быстрее дойти до лотка с сахарной ватой.

– Кто это? – спросила его Саша, когда он вернулся к ней.

– Да к нам поступали в отделение. Ребенок слух потерял.

– Кошмар, – Саша покачала головой. – А сейчас он как?

– Думаю, поправится, – Женя, улыбаясь, взял Сашу за руку. – Со дня на день.

ГЛАВА 19

comprehension [kɔmprɪhenʃn] – сущ. осознание, осмысление

fear [fɪə] – сущ. страх, боязнь

opportunity [ɔpətju nɪtɪ] – сущ. перспектива, возможность

Придя домой, Женя то и дело поглядывал на часы в ожидании первых симптомов. Ходя по квартире, он прислушивался ко всему: к собственным шагам, к каплям воды, ударяющимся о дно кухонной раковины из слегка бегущего крана, к своему дыханию.

Ожидание было мучительным – Женя даже начал подумывать, что вся эта придуманная им теория с исцелениями не более чем плод его разгоряченного воображения. Остаточные последствия его недавних провалов в памяти.

Не зная, куда себя деть, он сел в кресло и начал читать подвернувшийся под руку журнал, купленный им пару месяцев назад.

Примерно через он понял: началось.

Сначала он обратил внимание, что не слышит звука перелистываемых страниц.

Отложив журнал, Женя несколько раз щелкнул пальцами. Тишина.

«Пиздец, – промелькнуло у него в голове. – Все-таки началось. Главное, не паниковать».

Женя сел за ноутбук. Он заранее подключил к нему колонки и теперь, включив одну из заготовленных песен, внимательно прислушался.

Звук доносился как из-под подушки, и слова были неразличимы. Как будто она играла у соседей. Смог различить он их только тогда, когда выкрутил колонки на максимум. Женя почувствовал вибрацию и дрожание стен, которые мурашками отдавались по его телу.

Женя зашел в ванную и включил холодную воду.

– Ну что за мудак, – сказал он своему отражению – но оно лишь беззвучно шевелило губами в ответ.

– Нахрена я это сделал, – зачерпнув руками холодной воды, Женя стал растирать лицо холодной водой. – Романтик херов, закружился на американских горках, блин.

Сев на край ванны, он обхватил голову руками.

Струя холодной воды, которую он не слышал, холодными брызгами отскакивала от дна ванны и попадала Жене на голую спину, заставляя вздрагивать.

«Это последний раз, – мысленно повторял он. – Это последний раз».

Женя постоянно щелкал пальцами, чтобы поймать момент возвращения слуха, от чего фаланга указательного пальца потихоньку стала приобретать пунцово-красный оттенок.

Наконец, примерно через полтора часа Женя начал слышать слабые отголоски звуков, издаваемых квартирой.

Первое, что он услышал – это был звук соседской дрели. Женя никогда бы не подумал, что он хоть когда-то мог быть этому рад, но именно сейчас звук вгрызаемого в бетон сверла был для него самой лучшей музыкой.

– Сверлите, мои хорошие, сверлите, – зайдя в зал, он сел прямо под то место, где наверху происходил оживленный ремонт.

– Не останавливайтесь, – говорил он, улыбаясь в потолок. Он боялся, что если сверление прекратится, то квартира снова погрузится в звенящую тишину.

К старому соседу, которому Женя давно хотел засунуть эту дрель в одно место, он начал испытывать чуть ли не отеческие чувства, на секунду даже проскочило желание подняться и как-то помочь ему – хотя бы подержать стремянку или подать шуруп.

Постепенно вернулись и другие звуки – хлесткие удары по мячу во дворе, гудение ноутбука и тиканье часов.

Женя ходил по комнате кругами, обхватив руками грудь, и нервно растирал плечи.

– Так-так, что мы имеем – это, конечно, бред полный, но все же…

Он подошел к подоконнику и вытащил торчащую из кипы газет тетрадь с конспектами. На парах он исписал от силы страниц 15 – после чего бросил. Открыв тетрадь примерно на середине – там, куда бы точно никто не стал бы листать, если бы взял ее в руки, – он схватил со стола карандаш и сел на кровать.

Женя вертел карандаш, не зная, с чего начать.

Наконец, он нарисовал жирную единицу и обвел ее в кружок.

1.

Мысли путались и переплетались друг с другом, как в каком-то калейдоскопе. Вопросы, возникая в его голове, тут же заменялись новыми.

Хрен с ним – Женя, крепко сжав карандаш, начал писать.

Я могу исцелять людей.

По спине побежали мурашки. Несколько секунд Женя перечитывал написанное – настолько ему казалось странным это вроде бы простое предложение из четырех слов.

Цифра 2.

Как и почему это происходит – я еще не понял.

«…Нет, понял как», – промелькнуло в голове у Жени. Руками. Он тут же дописал эту появившуюся мысль. Он посмотрел на свои пальцы. Как будто почувствовав пристальный взгляд, пальцы задрожали.

Женя подскочил к окну и тщательно рассмотрел всю кисть. В руках как будто чувствовались легкая пульсация и жжение, но возможно, это был дуэт воображения с самовнушением.

Женя пригляделся: кожа на кончиках пальцев была слегка морщинистая, как после душа или горячей ванны.

«Странно», – подумал он, слегка обеспокоенный этой открывшейся деталью. Может, руки вспотели?

В остальном же это были вполне обычные кисти рук: ни следов, ни отметок, ни каких-либо покраснений – ничего такого, что могло бы выдать в них их необычность.

Женя суетливо вытер ладони о футболку и снова тщательно осмотрел их. Ничего такого.

Вернувшись на кровать, он схватил карандаш.

Я пока не понял, надо ли касаться рукой пораженных участков или достаточно просто прикоснуться к телу. Более того, я не знаю, надо ли делать массирующие движения, растирающие, щипающие – и вообще, сколько времени надо касаться объекта.

«Человека», – чуть подумав, дописал он в скобках. Слово «объект» показалось ему слишком научным.

Люди исцеляются достаточно быстро, – продолжил писать он. – Все симптомы исчезают безвозвратно.

Я не до конца понял, ремиссия ли это и возможно ли возвращение болезни в дальнейшем.

Женя пробежал глазами написанное. На секунду все это показалось ему таким бредом, что он уже было хотел вырвать листок и разорвать его на десятки мелких кусочков, чтобы ни одна душа в случае его находки не стала свидетелем его минутного помешательства.

– Бля, мне с этим только в «Битву экстрасенсов» идти, – усмехнулся он. – Так и вижу: «Встречайте, наш новый участник – целитель и врач из Екатеринбурга! К 24 годам он открыл в себе талант и понял, что не только калечит, но и лечит!»

Женя улыбнулся своим мыслям.

Может, для соответствия стилистике программы ему вручат какой-нибудь сраный сушеный веничек из рябины и иван-чая, а потом и придумают легенду, в которой дед его еще в деревне коров да овец лечил, став знаменитым на весь колхоз.

Ухмыляясь, он какое-то время обводил и раскрашивал клеточки в блокноте, пока не прервал себя. Сейчас были дела и поважнее.

– Я не до конца понял, ремиссия ли это и возможно ли возвращение болезни в дальнейшем, – прочел он вслух последнюю строчку.

«Так, а действительно, – подумал он. – Мужик первый, с инсультом, через неделю пришел с конфетами и кофе, живой и здоровый. Снова он к нам он не поступал».

Потом женщина та – тоже все нормально.

Все-таки выходит, что выздоровление стабильное, – написал он и перелистнул страницу.

Если я контактирую с человеком, это значит, что я выступаю в роли… «Какого-то… ну не знаю, проводника?»

Женя сосредоточенно грыз кончик карандаша – ему не очень нравилась эта мысль, и он предпочел бы ее не записывать и вообще не думать о ней. Но он решил, что должен быть объективным и не обманывать самого себя.

Допустим, болезнь переходит ко мне, – написал он. – Но ее симптомы проявляются у меня гораздо слабее.

Женя нервно грыз карандаш. Его кончик превратился в огрызок, и Женя почувствовал на языке вкус грифеля.

Эти симптомы тоже уходят безвозвратно, – написал он. Для собственной уверенности он обвел это высказывание.

Во всяком случае, он очень хотел в это верить. Но к окулисту он так и не ходил.

Чтобы еще раз убедиться, он подошел к окну. На балконе одной из высоток висели растяжки о продаже квартир с телефонными номерами.

– Продам – 8 359615768.

– Продам – [phone].

– Квартиры в новом доме – [phone], – шепотом читал он.

Со зрением все было в порядке.

Принесенный из аптечки тонометр показывал 123 на 80. Значит, все нормально.

Женя взял в руку блокнот.

Подумав несколько минут и не найдя, что написать, Женя отложил его.

«Интересно, а переломы? – подумал он. – Прикольно будет, если через день рентген покажет полностью целую и невредимую кость. Исходя из наблюдений, я буду чувствовать ушиб, не больше».

«Можно сделать вывод, – подумал он, – что исцеляется болезнь, которая непосредственно является опасной для ее носителя».

Откинувшись на кровать, Женя шумно выдохнул воздух и растер лицо руками.

– Пиздец… И че мне щас со всем этим делать? – вслух спросил он.

Встав и зайдя на кухню, Женя налил стакан воды. С улицы были слышны раскатистые глухие хлопки. Сделав глоток, он подошел к окну.

Сосед, старый дед с той самой дрелью, по-видимому, так и не поверивший в существование пылесоса, выбивал старый ковер, повешенный на турник. Какой-то парнишка в школьном костюме с нелепым квадратным портфелем – видно, недавно закончились уроки – флегматично бил палкой кусты. «Родители, наверное, планшет забрали, – подумал Женя. – И комп запаролили». Другого объяснения слоняющемуся в XXI веке по двору пацану с палкой Женя найти не мог.

Как это водится у детей, брюки у пацана до колена были в высохшей грязи, но его это нисколько не смущало.

«Почему-то дети этого никогда не замечают, – подумал Женя. – До тех пор пока родители, охнув и всплеснув руками, не отправят тебя, чумазого, в ванную. Да будь хоть ты этой грязью с головы до ног перемазан – не заметишь. Наверное, через призму детских розовых очков она не видна».

Женя посмотрел вдаль – по тротуару двигались мелкие фигурки прохожих.

«А ведь я могу им всем помочь, – промелькнуло в голове. – И этому деду внизу, и парнишке, и всем тем людям».

Стоя у окна, Женя испытывал какое-то новое, незнакомое до этого чувство эйфории.

Появившись из ниоткуда, оно горячей волной проходило по всему телу. Снова и снова, возникая где-то в груди и исчезая в щиколотках. Жене казалось, что он слышит все – свое дыхание, ровный стук сердца, неслышимое тиканье часов в коридоре. Тело стало невесомым – как будто отключили гравитацию.

Женя не знал, сколько он так простоял – минуту, 10 или час.

Он обвел двор глазами – соседа и пацана уже не было. Гремя колесами железной телеги, под окном брел ссутулившийся дворник.

Женя сел за кухонный стол.

В голову почему-то приходили какие-то дурацкие фразы в духе «с большой силой приходит большая ответственность» и прочие киношные банальности.

Подойдя к раковине, Женя налил себе еще один стакан воды.

«А если рассказать об этом? – на секунду задумался он. – Но только кому? Но если уж писать, – подумал он, – то только одному человеку».

«Дорогой Владимир Владимирович.

Пишет Вам Гурц Евгений Александрович из Екатеринбурга. Чтобы не отнимать Ваше время, перейду сразу к делу.

Знаю, прозвучит глупо, но прочтите, пожалуйста, это письмо.

Я могу исцелять людей. Касаясь их руками. Да, звучит странно, и я вполне осознаю, что Вы мне не поверите.

Но я готов под наблюдением специалистов излечить группу испытуемых.

Вы все сами увидите.

Мой телефон… Хотя думаю, вы сами его найдете».

«Коротко и ясно», – подумал он, закончив писать воображаемое письмо.

«А ведь какие же я бабки смогу получать, – Женины глаза азартно загорелись. – Если, к примеру, стать личным врачом у сильных мира сего – у президента там, его семьи. У депутатов, на худой конец. Послать нахер все: больницу вместе с Полиной, старую пятиэтажку, пиво по пятницам и поездку на море в сраном поезде раз в три года. Я смогу жить так, как захочу».

Встав, Женя возбужденно заходил по кухне. «Любой талант надо монетизировать, – думал он. – А иначе он просто зря пропадает. Закопать его в землю будет крайне глупо».

На какую-то секунду он и впрямь был готов написать что-то подобное и уже принес на кухню ноутбук. Но тут у него стали возникать сомнения.

– А если на самом деле проверят? И вместо психушки с очередным диагнозом «синдром Бога» отвезут куда-нибудь в кулуары ФСБ. Меня ж потом на исследование пустят, выяснять будут, как так вышло. Почему какой-то юнец может то, чего не может ни одна медицина на Земле. Скажут ничего в СМИ не сообщать, чтобы панику не сеять.

«А потом грохнут, – мрачно подумал он. – Когда все выяснят. А они могут».

По мнению Жени, в таких обстоятельствах государство именно так бы и поступило.

– Точно бы грохнули, – согласился он сам с собой. – Я же своим существованием всю монополию фармацевтическую под откос пущу. Или за границу свалю. А они этого не допустят. Нет, вообще не вариант.

Женю с детства учили опасаться государства. Вообще, урок, который он четко усвоил о жизни в России: тут всегда приходится кого-то опасаться.

Еще с младых лет, когда в тебя, орущего и кричащего о своих правах, тычут горячей ложкой с манной кашей (а она еще жиденькая, с этими кошмарными комочками – в общем, все так, как ты не любишь), пугают тебя именно милиционером. С этого момента Баба-яга, серые волчки и прочие фольклорные персонажи уходят на заслуженную пенсию. Отныне никаких рычагов давления они на тебя не имеют.

Но пришедший им на смену дядя милиционер – еще как имеет, и поверь, его ты будешь бояться еще не раз. И даже много лет спустя, когда манная каша уже давно исчезнет из твоего рациона.

Вот таким вот образом, с помощью милиционера с палочкой и свистком, которого по каким-то причинам волнуют проблемы питания детей младшего дошкольного возраста, тебя посвящают во взрослую жизнь.

«Блин, похер, – махнул Женя рукой. – Не могу уже думать об этом». Резким движением он открыл холодильник, достал из холодильника бутылку дешевой горькой настойки, прибереженной на «догон», и несколько слипшихся долек лимона.

Сполоснув под краном пыльную рюмку, он вернулся за стол.

Настойка пилась тяжело – несмотря на палитру заявленных на этикетке оттенков, Женя чувствовал ни с чем не путаемый вкус дешевой водки.

Отправив в рот сразу две дольки лимона, он поморщился и забросил ноги на стоящий рядом табурет.

«Интересно, а надолго ли это? – подумал он. – А если завтра я проснусь обычным человеком? Что, если кто-то или что-то дали мне эту возможность – ну я не знаю, на испытательный срок? Который я, кстати, уже благополучно просрал с хлопком открытой бутылки этой бодяги. А от меня, может быть, ожидалось бросить все, собрать пару вещей первой необходимости и паломником отправиться в благотворительный тур по странам Африки с каким-нибудь Красным Крестом».

Женя налил себе еще. От запаха спирта его уже воротило, поэтому он достал из холодильника пакет апельсинового сока и налил в кружку.

«В таком случае, – иронично подумал он, – если это и вправду дар, то херовый из меня сотрудник выходит. Божественной или какой-то там канцелярии. Взятый по объявлению, блату или еще какой-то причине. И обосравшийся в первую же неделю. Такому точно хорошую рекомендацию не напишут при увольнении».

«Да и вообще, – он с шумом поставил пустую рюмку на стол, – с какого хера я должен там кому-то помогать? Я вообще не знаю, как это все действует. У всех болезни собирать? У одного инсульт, у второй менингит, у третьего не стоит. Че со мной-то будет? Сегодня покашляю, и все пройдет, а если нет? А если я проснусь в один счастливый день парализованным овощем? Мне-то оно нахрен сдалось?»

Женя сходил в комнату и вернулся с блокнотом.

Не быть мудаком! – жирно врезал слова карандашом. Восклицательный знак. Абзац.

Думать о себе. Не рисковать собой. Каждая фраза была записана как какой-то лозунг.

Женя хотел добавить еще пару крепких слов, но передумал.

Закрыв блокнот, он налил еще одну рюмку и залпом ее осушил.

«Еще, блять, письмо куда-то писать собирался, – с ехидной усмешкой подумал он, рассматривая наполовину съеденный карандаш. – Я вам не великомученик и ликом на иконах светить не собираюсь. Нет уж, уважаемые, идите на супергероев в кино смотреть. Там им и место».

Зайдя в комнату, Женя рухнул на кровать лицом в подушку. «Интересно, а если я пьяного пощупаю, – подумал он сквозь сон. – Это ведь отравление все же. Буду на следующей посиделке Максу постоянно пять давать, а он не поймет, че это его все никак не накрывает». Улыбаясь своей затее, Женя провалился в сон.