Второй станет первым. Рассказы из бассейна

Вдруг оказалось, что асфальтовая площадка, на которой много-много лет разминались пловцы – городошная. На не очень ровном покрытии дворник начертил слегка виляющие полоски – вот вам и городки – древняя русская игра. Площадку обнесли металлической сеткой, повесили на калитку замок, пловцов туда пускать перестали. И ОФП стало проходить просто на газоне, пловцы в футбик стали на газоне гонять и грядки с цветами вытаптывать. И конечно после появления городошного спорта на все остальные изменения внутри бассейна родители и тренеры почти перестали реагировать. Никаких волн возмущения – так случайные барашки накатят, и сразу откатят, накатят и опять откатят – вселенский закон прилива-отлива – дедушки были правы.

И как раз в это время случайных барашков возмущения появилось в бассейне новое слово – «барашить», «барашкать». Оно обозначало – «проплыть». И не просто проплыть, а «пробарашкать», то есть «пропахать» − отработать тренировку как вол.

− Как я барашкал, так я барашкал, всех перебарашкал, набарашкался до смерти.

Это Егор Звонкий так обычно маме жаловался. Егора Звонкого и двух Даньков перевели к Лаврентию Леонидовичу – это такие случились мелкие барашки преобразований. Одни тренеры теперь тренировали только старших, а другие – только младших, и всех, кто старше двенадцати лет к Лаврентию Леонидовичу стали переводить. Егор Звонкий был ростом с нового тренера. В плавании рост важен – каждый сантиметр роста можно сказать укорачивает дистанцию, и Егор Звонкий быстро-быстро обскакал всех прежних чемпионов. Егор Звонкий стал чемпионом бассейна. Но Лаврентий Леонидович к новому своему «чемпиону» не привык, к чемпиону так сказать вновь пришедшему, и периодически его наказывал: ставил на бортике стрелочкой на 10 минут или на 5 минут, но на носочках, а ещё мог приседания заставить делать, сто приседаний. Ведь Егор Звонкий и один из Даньков, его друг, дистанцию не доплывали, подгребали там, где руками нельзя вообще двигать, задания на координацию игнорировали – халтурили будь здоров, не привыкли ещё к новым нагрузкам. А ещё Егор и один Данёк сплетничали: Ксюшу собирались потопить, потому что она дура, строили план, как у Вики отобрать полотенце, потому что у Данька точно такое же пропало, а ещё Егор и Данёк любили плеваться. Наберут воды из бассейна и плюются фонтанчиками, вроде как они киты, или дельфины, или пароходы. Лаврентий Леонидович молчал пока молчалось, просто наказывал упражнениями, но плевания тренер не перенёс, он сказал Егору:

− Ты что баран?

Почему баран Егору и Данькам было не очень ясно. Бараны фонтанчиками не плюются, тогда уж верблюды – они хотя бы плюются, пусть и не фонтанчиками. И лучше бы конечно Лаврентий Леонидович про барана не заикался. Потому что Егор Звонкий с Даньком начали в душевой ещё больше брызгаться и плеваться и говорить друг другу: «Ты что? Баран?» и бекать, и мекать. И многие ребята приняли это как новую игру. И в течение недели весь бассейн стал говорить:

− Я сегодня отбаранил комбинацию по четыреста.

− А я пробарашкал восемьсот на время.

Потом вдруг все стали говорить:

− Я сегодня барашкаю полтинник-три − полтинник-пять, полтинник-три—полтинник-семь.

− Я тебя и сегодня оббарашкал, и на кроле, на соревах11 оббарашкаю реал.

Все пловцы стали барашкать. И девочки вдруг тоже стали говорить на бараньем языке, стали докладывать в фойе своим бабушкам:

− Я барашкала сегодня, барашкала, и основным, и дополнительным, и поочерёдно, и через три вдох, и через пять. Забарашкалась, короче, голова шумит, ещё ж заныривания выбарашкать надо.

Бабушки стали жаловаться на бараний жаргон. И вот Лаврентий Леонидович наказал Звонкого и одного из Даньков, в очередной раз поставил стрелочкой на десять минут, а потом сказал:

− Если барашков на рыб не замените, я вас так отбарашкаю, отбараню, забодаю.

− Как? – Егор Звонкий всегда всё хотел точно знать. Егор был очень дотошный. Он на правах новоявленного чемпиона нового тренера вопросами постоянно мучил, а старого своего тренера замечать перестал, не здоровался даже, просто в упор не видел.

− А так: что будете у меня стрелочкой полтора часа на бортике стоять, пока не упадёте.

Но Егор уже ничего сделать не мог, даже если бы захотел. Все говорили на новом спортивном сленге:

− Ты как на прикидке проплыл?

− Отбарашкал тридцать семь-бат.

− А говорят в две тысяче третьем годе поцак баттом за двадцать девять плывёт.

− Вот это баранит!

Так всегда бывает. Один скажет, а все подхватят. Потому что барашки – это смешно и нескучно. Скоро и родители, даже самые строгие к новому слову привыкли и перестали раздражаться.

И вот настали соревнования. А на соревнования по плаванию начальство высокое теперь приезжает, из борцовской школы: чемпион мира по борьбе в наилегчайшем весе. Он рядом с пловцами как спичка-тростинка, но все его боятся. И всё-таки это лучше, чем чемпион по городошному спорту бы приехал: кто его знает, какой он, этот чемпион − городошников так никто на огороженном поле пока не видел. Городошники оказались секретные. Секретнее даже, чем спортивные ориентировщики. И конечно в бассейне волновались: начальство приедет, услышит про барашки, и про баранов – юмора-то не поймёт, ещё выговор объявит за неспортивное поведение, начальство оно такое, непредсказуемое…

Перед соревнованиями чиновник, борец похожий на спичку, говорил речь. И очень хорошую речь. Он говорил, что главное не сдаваться после проигрыша, что все занять призовые места не могут, что нужно соревноваться прежде всего с собой, не проигрывать себе.

− Выигрывайте у себя, − сказал чиновник. – Улучшайте своё время от поединка к поединку, то есть я хотел сказать от заплыва к заплыву, стремитесь выполнить массовый разряд. А там глядишь и до кмса добараните, − чиновник запнулся, кашлянул. – В общем плывите быстро, барашкайте изо всех сил. – Чиновник опять запнулся. – Извините, − сказал он в микрофон, спал мало, вот и оговорился. В общем, стартуйте, ныряйте, плывите, плывите и ещё раз плывите!

Все радостно захлопали, особенно тренеры радовались, что теперь-то уж точно за барашков никого не накажут, а Егор Звонкий стал всем говорить:

− Слышите?! За мной повторяет! Вот какой я барашковитый.

И все первые места Егор взял.

− Всех оббарашкал на полтосах, − хвалилась мама Егора, обмахиваясь сразу четырьмя грамотами: за кроль, спину, бат и брасс, а так же поглаживая медаль на своей груди за многоборье.

− Да тут барашкай-не барашкай, − отзывались другие мамы. – А ничего не светит. Будем барашкаться сами с собой, соревноваться в смысле, как и сказал этот молодой человек, ну который выступал от имени нового начальства.

В общем, барашки помогли Егору. После соревнований Лаврентий Леонидович вышел в фойе и сказал, улыбаясь:

− Ну что, Егор, всех объегорил?

− Ага. Оббаранил, − встряла мама Егора.

− Смотри: как бы тебя теперь на первенстве города не объегорили.

Но на первенстве города Егора никто не объегорил. А вот на дне стайера Егора и одного из Даньков оббарашкали и второй Данёк, и Груша, и Добин, и Миша Егошин и даже Вася.

После соревнований, на пути в тренерскую, Лаврентия Леонидовича перехватила мама Егора:

− Над чем нам работать?

− Вам над выносливостью работать надо, − извиняюще пожал плечами Лаврентий Леонидович.

− А ноги как сделать, чтоб не сводило?

− При вашем бурном росте практически никак. Витамины пейте.

− Ну мы и пьём. Курсами. Три пьём – две не пьём, в смысле недели.

− Ну я и говорю : никак.

− И что же нам делать… − канючил теперь и Егор, он как раз из раздевалки вышел грустный-прегрустный и к маме присоединился.

− Тренироваться, − разводил руками Лаврентий Леонидович. − Задания доплывать. В упражнениях на координацию ноги отключать.

− Ну знаете, Лаврентий Леонидович! – обиделась мама Егора. – Егор уникальный пловец, а вы про задания…

− Это всё хорошо, что уникальный, но доплывать на тренировках задания надо, а не халтурить, − потупив глаза сказал Лаврентий Леонидович, повернулся и пошёл обратно в бассейн, понял Лаврентий Леонидович, что в тренерскую ему сейчас не попасть.

− Нет! Ну это не реально! – мама Егора вернулась в фойе и обратилась ко всем присутствующим. − Это нереально восемьсот пробарашкать. И ведь Егор так старается, а тренер не очень-то помогает. А ведь Егор ему скоро поможет высшую категорию подтвердить. Ведь через три года у Лаврентия Леонидовича переаттестация!

− Да хорош, мама, уже мамашить, − сказал вдруг Егор. Он так устал после заплывов на восемьсот и четыреста, а тут ещё мама всё не угомонится, о проигрыше своими возмущениями напоминает. Лучше помолчать и побыстрее смыться, до того как с награждений начнут второй Данёк, Груша да Добин, да Миша, да Вася выходить…

На улице чиновник, борец похожий на спичку, играл на закрытой площадке в городки. Мама и Егор подошли к полю.

− Между прочим, − сказала мама Егора чиновнику под руку, когда тот готовился разбить фигуру, − пловцам из-за ваших городков ОФП заниматься теперь негде. Вот и проиграл мой сын, чемпион города, день стайера.

− Тренируйтесь − вот сколько места, − процедил чиновник, указывая на вытоптанный газон неподалёку, и азартно метнул биту. Мимо!

− А пловцам – негде! – не унималась мама Егора. Ей хотелось с кем-нибудь поспорить, пообщаться после неудачных заплывов, излить душу, выпустить пар.

Чиновник молча выставил новую фигуру, вернулся на своё место метателя, внимательно оглядел настырную маму и сказал:

− Значит, мамаша, мамашете?

Мама Егора вздрогнула.

− Ну и вот значит, − продолжил чиновник. – Значит, городошный спорт у нас надо развивать, поэтому площадь и огородили. Не хотите попробовать?

Мама и Егор растерянно вошли на поле. По направлению к полю шли уже ребята-призёры дня стайера. Но Егор не смотрел на них. Он радовался, что можно деревянные цилиндрики побросать-пометать… Егор принял воинственный независимый гордый вид, прицелился, позорно назвал биту «палкой-разбивалкой» и разнёс городошную фигуру. И мама Егора просияла, как будто сын первые места взял на восемьсот и на четыреста. Ушло напряжение, покинуло маму расстройство.

Наверное, с этого самого момента слова «переживать», «волноваться», «беспокоиться», «тренера доставать» вышли в бассейне из употребления.

− Мамаши! – строго повторяли теперь дедушки в фойе. – Перестаньте, наконец, мамашить!

− А папаши перестают папашить! – кричали бабушки.

Мамы сразу прекращали свои непрерывные разговоры о плавании и смеялись. А вот активный папа обиделся: зря он этим глупым бабушкам осенью объяснял про закон прилива-отлива. Он вообще никогда в жизни не папашил. У него же сын везде лучший, правда пока лучший – это уже до папы стало понемногу доходить.

Папа снял свою модную вязаную шапочку с символикой олимпиады, нервно покомкал её в руках, проверил, крепко ли пришит помпон, снова надел шапочку, и вышел из бассейна, хлопнув презрительно дверью.

Нашествие бабушек

Если бабушки оккупируют бассейн за пять минут до начала своего пенсионерского сеанса, то детям-спортсменам может не поздоровиться

Утренняя тренировка начиналась ровно в семь. А ближе к семи-сорока начиналось нашествие. В семь-сорок-пять – льготный сеанс для пенсионеров. За пятнадцать минут до начала сеанса из душевой выходили, выползали, выхрамывали бабушки разных возрастов и комплекций и усаживались на скамейку, ждали заветного времени. Но, как известно, бабушки – народ чрезвычайно нервный, суетливый, а по осени ещё и не очень дисциплинированный. После лета бабушки всё никак привыкнуть не могут к началу учебного года. Всё никак не могут перестроиться. Всё им непривычно, что до них дети-спортсмены плавают. Летом-то дети в лагере спортивном, и бабушки − самые первые, самые утренние…

И вот одна непривыкшая бабушка вышла из душевой и, не посмотрев ни направо, ни налево, ни вниз, ринулась в ванну бассейна. Может она после лета первый раз пришла, может видела плохо, может ещё какая причина, может бабушка просто задумалась, была заспанная, не проснулась ещё окончательно. В общем, сбросила бабуля шлёпанцы и стала постепенно, держась за поручни, погружаться в бассейн. Сначала по щиколотку, потом по колено, и так далее. А все остальные бабушки, как по команде, повскакивали и тоже ринулись в бассейн. Проснулось в бабушках древнее стадное чувство.

− Э-эй! Куда это? – вскочил из-за судейского стола Лаврентий Леонидович. Как назло по закону подлости Лаврентий Леонидович свисток в тренерской забыл. Но он стал свистеть через пальцы – такой посвист молодецкий. Но бабушки были по всей видимости глуховаты. Они на посвист молодецкий не реагировали. Они торопились занять дорожки, застолбить своё место и повиснуть солдатиком, непотопляемым эсминцем. Замелькали то там-то здесь по бассейну цветастые шапочки: розовые в розочку, зелёные в фиалочку и прозрачные в дубовый листик. Бассейн превратился в весёлую цветочную поляну. Потому что там, где бабушки, там всегда веселье и непредсказуемость. А ещё – опасность: дети-то плавают, задания работают, по сторонам не смотрят.

− Караул! Полундра! – схватился за голову тренер Пономарёв. На крик среагировали только его дети – дети в бассейне знают, что не реагировать себе дороже: может, тренер ошибки хочет сказать: рука там неверно в воду входит, не под тем углом. Но бабушки на крик Пономарёва – ноль внимания. Лаврентий Леонидович и Пономарёв стали искать провод, чтобы включить стартовую крякалку. Уж её звук любая бабушка услышит.

А в это время на дорожках…

Витэк Клопов плыл на спине, плыл себе и радовался: он первый на спине, второй поцак проигрывает ему по скорости, и тут – бум! бах! – врезался Клоп в бабушку.

− Ты что мальчик?! – закудахтала бабушка. – Не видишь, куда идёшь?

− Я вообще-то плаваю! – Клоп просто обалдел, повис оглядываясь по сторонам и всё больше пугаясь.

А на другой дорожке, в честь конца тренировки Егор Звонкий плевался с Вадиком-Пузырём − устраивал свои любимые фонтанчики.

И вот Пузырь плюнул в Звонкого – Звонкий набрал в рот воды и плюнул в ответ, а на месте Пузырявдруг – бабушка. Юркая такая, поджарая. Звонкий сквозь воду сначала подмены и не заметил. И вот висит поплавком поджарая бабушка, одной рукой за дорожку держится, за пластиковую ленту, а другой нос зажала:

− Ты что, мальчик, − гундосит худенькая бабуля. – Зачем хулиганишь?

− А где Пузырь? – спросил Егор.

– Всё в пузырях и фонтанах вокруг, – проскрипела бабушка. – И виной тому – ты!

Бабушка ещё что-то говорила, открывая и захлопывая рот как в замедленной съёмке, но Егор не терял больше времени, он быстро отхлебнул из бассейна почти полведра, побольше чтобы фонтанчик получился. Егор подумал, что Пузырь где-то недалеко. Если его нет впереди, значит он позади. И волны как раз оттуда идут. «Значит, − подумал Егор. – Пузырь сейчас тоже хлебок делает!» Егор развернулся резко и плюнул в кого-то, вроде бы в Пузыря. Брызги, брызги! Визги, визги! Визги поросячие какие-то. Егор от испуга даже снял очки – а перед ним ещё бабушка. Маленькая, толстая как кадушка (он поэтому её с Пузырём и перепутал). И визжит. И кричит. И надрывается.

− Ой! – сказал Егор. –По-гру-жение.

И Егор поплыл под водой, под бабушками… Подальше от них.

В это время Вася лупил бабушку руками. Он кролем плыл по центральной дорожке, и вдруг − преграда, ноги. Вася подумал, что это Илья брыкается. Илья любил побрыкаться так пятками, надеясь в зуб попасть тому, кто за ним плывёт, или в переносицу – чтоб не обгонял. И Васе часто доставалось. Потому что сил у Ильи к концу тренировки оставалось мало, а пропускать вперёд он никого не желал. В общем, Вася, как всегда в конце тренировок, пошёл на Илью как на таран, но это же был не Илья, а бабушка. Бабушка попалась пугливая, как могла без скандала пыталась уплыть от Васи. Но от Васи ещё никому уплыть просто так не удавалось! В общем, Вася протаранил бабушку, а потом поднырнул под неё, и когда проплывал как подводная лодка всё думал: надо же, какой сегодня Илья медлительный и мягкий…

А Илья в это время у бортика заныривал как ловец жемчуга: одна бабушка, с накрашенными глазами и с кокетливо выбивающимися из-под шапочки завитками волос серёжку потеряла, а у другой бабушки кольцо с пальца соскочило. Подшефные бабушки Ильи голосили как резаные, требовали спустить воду в бассейне, потому что «золото фамильное, драгоценное».

Тут наконец раздалось спасительное квакание стартовой крякалки, замигало электронное табло на стене. По табло побежали буквы «ААААААА!!!» Они всегда так бежали, когда табло включалось. А потом уже на табло появилось: «Приветствуем участников соревнований!» Хотя правильнее было бы написать «Приветствуем нашествие бабушек!» Но такой программы в табло заложено не было…

На крякалку бабушки среагировали, перестали семенить в воде и делать упражнение от радикулита и коленей. В бассейне воцарилась гробовая тишина. Слышно было, как барашки хлористых волн ударяются о кафельные стенки.

− Кто разрешил до начала сеанса в воду входить? Для кого работает звонок? А? – гаркнул Пономарёв.

И тут как раз раздался звонок, объявляющий о начале сеанса для пенсионеров. Ребята побыстрее стали вылезать, выпрыгивать из воды. Только Егора толстенькая бабушка-кадушка не отпускала, она его за пятку всё держала и обзывала «безобразником». Егор закричал.

− Лаврентий Леонидович! Лаврентий Леонидович!

Но оказалось, что это Вадик-Пузырь его за ногу держал и передразнивая бабушек обзывался. И Пузырь сразу отпустил, как тот кричать начал.

− Стукач, − бросил он другу.

− Да я думал, что это бабушка, − оправдывался Егор. − Я ж тебя среди бабушек потерял.

В душевых дольше обычного ребята смеялись, обсуждая нашествие бабушек.

− Это нашествие монстров!

− Это мамай прошёл.

− Нет! Это саранча.

− Тролли! Я говорю – тролли.

И только Вася молчал, он потирал свою макушку и думал «Как хорошо, что моя бабушка оказалась толстая, мягкая. А окажись на её месте та костлявая, в которую Егор плюнул, я бы точно себе голову об неё разбил. А так врезался как в батут…»

Тем временем шло законное время льготного пенсионерского сеанса. Бабушки ныряли выныривали столбиками, беспечно семенили по дорожкам, близоруко оглядывались по сторонам, висели на бортиках или поплавками, или цеплялись за железные ручки тумбочек, но тренер Пономарёв в этот день строго следил за поведением и то и дело покрикивал:

− Железные лестницы как тренажёр не использовать! Не использовать, кому сказал? Да, да я к вам обращаюсь, дама в зелёной шапочке с жёлтыми грибочками. И шапочку попрошу не снимать, не снимать. Это запрещено правилами бассейна!

Джентльмены никогда не торопятся

Хуже не бывает, когда в эстафете команду из-за тебя дисквалифицируют

Дедушка Насти был завсегдатаем в фойе бассейна и всё про всех знал и просто безобразно своей внучкой хвалился. А Платона обзывал «математиком». При маме – никогда, при папе – тем более. А если Платон один в фойе бассейна заходил, дедушка комментировал:

− Математик явился!

Это было очень неприятно. Но мама учила Платона быть выдержанным, спокойным, скрывать свои чувства.

− Это очень пригодится, когда после университета на работу устраиваться станешь. – успокаивала Платона мама после особенно обидных случаев и слов. − Выдержанных людей все любят, все их ищут. Психи никому не нужны, их, если возьмут на работу, потом уволят. Психи только в фойе бассейна и могут общаться. Негде больше.

− И потом, − говорил Платону папа. – Умные люди никогда не отвечают дуракам. Понимаешь, кого я имею в виду?

Платон послушно кивал и тихо объяснял:

− Умные люди, воспитанные люди… Где они? У нас в бассейне одни дураки. Только и делают, что хвалятся.

− Ну и пусть хвалятся, − сказала мама. – А вот джентльмены никогда не хвалятся!

Джентльменов Платон уважал. Папины любимые Холмс с Ватсоном – джентльмены, мамины любимые Дживс с Вустером – джентльмены, и любимые герои Платона, трое в лодке, не считая собаки – тоже джентльмены. А уж Вилли Фог – всем джентльменам джентльмен.

И Платон решил вести себя как джентльмен.

− Математик явился! Явился – не запылился, – объявлял дедушка Насти всем вокруг.

Платон не реагировал, снимал куртку.

− Хи-хи, математик, − хихикали бабушки.

Платон не слышал, переобувался.

− Ну что: ОФП или две воды? – дедушка Насти такой, пока не ответишь, не отвяжется.

− Одна вода, − отвечал Платон с невозмутимым, хмуро-серьёзным видом. Платон не успевал к началу тренировки: школа-то далеко.

− Моя уже плавает! – счастливо улыбался дедушка Насти, демонстрируя зубы, похожие на оградки заброшенных дач. Платон не подозревал, что сохранить свои зубы в возрасте дедушки Насти – большое достижение. Платон пугался щербатых оградок. Платон отворачивался, старался поскорее положить обувь в мешок и пройти мимо администратора в гардероб – лишь бы не видеть этого престарелого сплетника. Немного успокоившись, уже в бассейне, Платон переставал обижаться: ну, математик, и что теперь? Главное, что не показал вида, что не обиделся.

Платону нравился Груша. Гриша Грушев. Прежде всего, потому что дедушка Груши с дедушкой Насти не общался. Они демонстративно друг друга не замечали. И Платон думал: какой дедушка Груши молодец. Не боится не дружить. Ещё пройдёт мимо дедушки Насти и презрительно так в его сторону глазами стрельнёт…

Платон был брассист. У Платона всего одна грамота за четыре года была: за первое место на двести-брасс. Платон её в школьное портфолио вставил, и вся школа, все немощные одноклассники-очкарики гордилась, что у них в классе учится настоящий пловец, брассист, выполнивший третий взрослый спортивный разряд! По шахматам –то у многих второй взрослый был, шахматами в школе никого удивить было нельзя, а вот брассом двести метров проплыть, это вам не партию выиграть, ну или хотя бы вничью сыграть.

На отборочных соревнованиях Платон занял пятое место по брассу и вошёл в сборную бассейна. В сборную входили семь первых, восьмой – запасной. Все хотели войти в сборную, все об этом мечтали. Но только не Платон! Платону было некогда ездить в далёкий бассейн на другой конец города. Платон учился, он не хотел пропускать учёбу. Он и мама хотели попросить тренера, чтобы их исключили из сборной – ведь есть же, в конце концов, в сборной запасной! Но, только Платон хотел переговорить, как тренер вынес своему подопечному справку-освобождение от школы, подписанное аж самим директором бассейна! И Платон не посмел возразить, и мама его не посмела − в школе ценили спортивные успехи Платона. Возражала только репетитор Татьяна Альфредовна, но и она успокоилась, когда мама Платона перенесла занятие на тот же день, но совсем на вечер, плавно переходящий в ночь.

Каждый день кубок города был посвящён одному стилю: кролю, кролю на спине, брассу и баттерфляю. Эти дни были растянуты на всю осень. Чтобы ребята успели отобраться, подготовиться, выступить в отборочных и в финале. Настя Мазлова по всем стилям в сборную входила. Насте ради такого случая даже гидрокостюм купили. За пятнадцать тысяч! Это дедушка всем сообщил. Он вёл себя все отборочные дни вообще безобразно. Хвалился, хвалился, хвалился. Особенно в день брасса. Девочки плавали раньше мальчиков, и Платон выслушал в фойе целую тираду дедушки: его внучка первая, а её соперница рыдает. И это дедушка Насти повторял всем, кто входил, и мальчикам-спортсменам, и их родителям, и даже окорочкам-абонементникам, тем, кто забыл, что в день соревнований абонементники не приходят. Повторял дедушка, что соперница рыдает с довольной улыбкой. Дедушка злорадствовал. Правда потом, когда вывесили протоколы, выяснилось, что Настя вторая, а соперница первая. А рыдала, потому что чуть-чуть до второго взрослого не дотянула, не хватило десятых секунды. Платон, когда вывесили окончательные протоколы, собственноглазно убедился: Настя вторая везде, и на 50, и на 100. «То есть восемь грамот, − почесал затылок Платон. – Вот это да!»

Когда после первого дня Кубка города, где кролем плавали, все стали интересоваться достижениями родного бассейна, оказалось, что достижения есть. Егор Звонкий шестой стал по городу на кроле. Но эстафета прошла не очень удачно. Команда бассейна стала восьмая. Жаль… Печаль, как стали говорить некоторые родители. И в другой день, где спинисты соревновались, команда выступила не блестяще. Егор Звонкий, восемнадцатый, зато команда в эстафете стала пятая – это много очков, ведь команд было четырнадцать. Очки всех обрадовали – была надежда занять третье место в многоборье. В многоборье очки складываются по результатам четырёх эстафет. Девочки тоже выступали не очень сильно. Все знали, что на кроле Настя стала 48-ая, а на спине – 18-ая. В эстафете девочки тоже болтались на шестых-восьмых местах, правда дедушка Насти уверял, что в эстафете команда девочек – первая.