
Полная версия
Зайтан-Бродяга
– Ворожея она. Понимаешь?
– Нет, не понимаю. Я-то думал вы с ней не знакомы. На каланче пряталась, у ластоногих на полу в грязи лежала, да и на болоте ты делал вид что её не знаешь. Это какую же нужно иметь силу воли что бы вот себя держать. Я бы не смог. Запутали вы меня. Научи жить, по-вашему. Мне Кхала столько всего рассказала. Не вернусь домой, с вами останусь. Не прогонишь?
– Нет, не прогоню.
– Спасибо Бродяга. Ты не переживай, она мне как сестра, младшая. Побегу я. – Протянул Серёга руку, я пожал. – Ты отдыхай, отлёживайся. А я пойду, нужно спасать исчезающий вид. Ух, и упрямая твоя Кхала. Если чего захочет, хоть кол на голове теши. Стоит на своём. – Серёга махнул рукой. Только сейчас я заметил, лицо у него измазано чем-то чёрным.
– Эй! – Окликнул я. – Чем это ты так измарался?
– Грязевая маска. – Серёга улыбнулся опухшими губами и поведал. – Кхала ещё вчера намазала. Утром натёрла какой-то дрянью. Мало того, что воняет, так ещё и царапает, точно песка сыпанули. Пообещала – уже к вечеру буду как новенький.
– Если пообещала, так тому и быть. – Поднялся я с лавки, Серёга полез вниз. Оказывается, чтобы выйти из избушки нужно слезать по крутым ступенькам. Серёга, на пороге оставил казан, спустился и только потом его забрал.
Дверь затворилась тихо, совсем без скрипа, а через минуту открыли ставни. Утренний свет пролился из единственного окошка возле двери. На дворе не то что бы светло, но и не ночь. Серёга с Кхалой начали спорить. Выглянул я в окошко и никого там не увидел. Кусты закрывают обзор. Красивые кусты, высокие, ухоженные.
– Связать нужно. – Просит Серёга. – В кого ты такая упрямая?
– В бабушку.
Спорят на дворе, в избушке храпят. Карлуха точь-в-точь как птица мехарь выдувает. Засвистит, а потом как в трубу дует.
Пить всё ещё хочется, а где воду поставили я так и не узнал. Взял лампу, осмотрелся. Низкий потолок, куда не глянь свисают веники. Даже на дверном косяке и там они, повсюду травы, большие охапки и маленькие пучки. Чуть подсохшие и совсем сухие. В дальнем углу у чёрной тумбы на полу спит Рафат. Укрылся шкурой, зарылся под неё, только драные штанины и босые ноги торчат. Над Рафатом полка со свечами, банка с фитильком, а над банкой чуть ли не под самым потолком картинка приторочена. Подошёл ближе, подсветил лампой. Лицо мужика на куске дерева, хорошо нарисовали в красках. И обернули этот рисунок расшитым цветными нитями полотенцем, длинное оно концы свисают. На картинке мужик, круг у него над головой выведен жёлтым цветом. Ладонь вперёд выставил, показывает мне два пальца, указательный и средний. Почему именно их? Лицо у него худое, немощное. Глаза большие глядит жалостливо, нос длинный. Губ почти нет, тоненькие ниточки вот и все губы. Над жёлтым кругом, тем что у него над головой, написано большими буквами – СПАСИ И СОХРАНИ. Эти слова нужно запомнить, красивые словечки. А вот кто и кого должен спасти, и что сохранить, забыли написать. Надо бы Кхалу расспросить. Она уж точно знает.
Потрогал я полотенце, грубая ткань, вышивка на ней интересная, причудливые птицы с гребнями на головах. Бросил взгляд на картинку, откуда не глянь, мужик смотрит внимательно, пристально, точно следит. Что-то мне нехорошо стало под этим взглядом. Тряхнул головой и пошёл искать воду.
Стены избушки сложены из толстых брёвен. Заколочены в брёвна большие гвозди, на гвоздях лежат доски. Поверх досок, наставлены разные горшочки и плошки. Чистенько везде, даже пыли не видно.
Полы выметены, а может и вымыты? Нет под ногами песка и крошек. Вот вам и дом бабушки ворожеи. И верь после этого людской молве, сколько не слыхал, все одно и тоже говорят – ворожеи хуже диких зверей. Прячутся по норам в лесной глуши, годами не моются.
Глянул за печь, а там ушат с водой на чурбане пристроился. От стола его совсем невидно. Стоит в углу растрескавшаяся колода, а на ней кадка и ковшик. Попил, присел на скрипучую лавку у чурбана. Странно, почему Рафат не лёг на лавке, забился в угол там и дрыхнет.
Выпил ещё один ковшик, жажду утолил. Надо бы и на двор по нужде выйти. Надел ботинки, велики они на меня. Завязал шнурки, вроде бы и ничего, почти в пору. Осмотрел обновку, потоптался на месте и пошёл к двери.
Утро серое, неприветливое. Деревья подпирают небо, стрекочут букашки, жужжат мухи. Где-то в кустах заливается свирестоголоска, звонко, протяжно поёт птичка-невеличка. А вот где она спряталась, так сразу и не отыщешь. Осмотрелся, нет Сереги и Кхалы не видать. Голоса слышны, переговариваются за кустами. Много в этом месте кустов, поднялись они плотной, колючей стеною. Стриженые кустики высокие, даже сверху остригли, красивый забор получился. За этим зелёным забором и ворчит Кхала на Серёгу. Ругает она его.
С высоты избушки хорошо видна дорожка из камней. Уходит она к прорехе в кустах. Куда не посмотри везде дорожки, и вправо, и влево уводят, посыпаны они мелкой гальки. По обе стороны от дорожек цветочки, земля взрыхлена. Интересное местечко, красивое.
Полез вниз по ступеням. Всё же велики ботинки, нужно тряпки на ноги мотать, а нет, так в кровь сотру ноги. Но это потом, сейчас нужно отыскать клозет. Скрипят ступени, чуток прогибаются под моим весом. Чёрные доски, одна над другой, семь штук насчитал. Интересно, а сколько лет бабушке? На этих сходнях и для меня круто, в сумерках или ночью как пить дать свалишься, шею свернёшь. Как же по ним бабулька прыгает?
Домишко или избушка – это кому как нравится, назови и так, и эдак, не ошибёшься. Так вот, стоит эта чудо-постройка на сваях, а под нею между четырёх опор крупная галька. На гальке, под домишкой, ещё один домик пристроился, с круглой дырой вместо двери и плоской крышей из досок. В эту дыру, от железного прута, цепь уходит. Толстая цепь, с палец толщиной. Да и дыра в конуру не маленькая, Карлуха легко пролезет ещё и место останется. Интересно, зачем под избушкой эту штуку поставили? Для кого?
Побрёл по одной из дорожек, уходит она за избушку. Там кустов заметно больше, и не стриженные они. Живот крутит, место ищу. Зашёл за кустик, а там нужник. С дверью он, под хорошей крышей, всё как для людей и дорожка и клозет. Вот тебе и ворожеи, вот тебе и дикие. Хоть бы одним глазком посмотреть на бабушку. Живёт старушка в глуши невесть где, а всё у неё как в хорошем посёлке, и цветочки и кустики стрижены. Уверен, и колодец где-то неподалёку отыщется. Помыться хочу, пахнет от меня гадко.
Колодец я так и не нашёл, а вот огородик с рядами ухоженных грядок отыскал. Спрятался огород неподалёку от клозета, чуть в сторонке за горой толстых брёвен. Хорошая гора, высокая. Сучья на брёвнах срублены и уложены хлысты грамотно, сразу видно мастер укладывал. С обеих сторон, забиты колья что бы брёвна не расползлись, лежат на карбасинах, ветерок обдувает. Запасливая бабушка, да тут брёвен ещё на одну избушку. Но как старушка могла притащить и уложить такие толстые и длинные хлысты, это загадка. Телегу я не видел, дорожка к этому месту петляет узенькая, не проедет по ней телега. Чудеса, да и только.
Прошёлся по огороду до самого края. Грядки ровненькие, земелька взрыхлена, ботва высокая, сочная. Не силён я в земледелии, потому и не могу сказать, что посажено на грядках. Ягоды, овощи, клубни и корешки в корзинах, на рынке только и видал. Это вольные большие знатоки в этом деле, они бы сразу разобрались. А я, только и могу как потрогать широкие листья, посмотреть на ботву и похвалить бабульку за усердие.
Дорожка уводит вниз по склону. Кусты отгородили огородик, спрятали его от посторонних глаз за колючими ветками. Но и здесь всё по-хозяйски, остригли колючие кусты, забор получился высокий, может и не совсем надёжный, но всё, же забор. Между кустов калитка из сбитых досок. Интересно, а что за ней?
Отворил калитку, а там бурьян выше моего роста. Хотел было вернуться, но разглядел чуть приметную тропку. По ней и пошёл. Убегает дорожка, петляет между кустов. Любопытство взяло верх, решил поглядеть куда она меня выведет?
Домик проклюнулся из-за бурьяна. Зарылся домишко в землю, подпирает одним боком пригорок, второй мне показывает. Да и домиком эту постройку сложно назвать – лачуга, сарайчик. Прячется лачуга за кустами и нечесаной травой. Никудышнее жилище, крыша поросла мхом, да так сильно что и не поймёшь, чем и как давно её покрыли? Стены обиты железом, когда-то его красили, отшелушилась краска, почернела, у самой земли проступила ржавчина, съела она железо, прогрызла большие дыры. Уж как-то странно выглядит эта лачуга по соседству с прибранным домиком бабушки. Точно вырвали её из другого мира и спрятали здесь. Хотя нет, это домик на сваях из другого мира, а в этом месте всё как у нас, бурьян с колючками, трава косматая, кусты не стриженные. Интересно устроен человек, побыл всего ничего в чистом, ухоженном местечке, и уже не доволен тем что вижу изо дня в день. Хожу-брожу не оглядываюсь, как у себя дома. Неправильно это, как бы беды не вышло?
Дверь в лачугу открыта нараспашку, чтобы не закрылась подпёрли её колодой. Не решился я войти, побоялся. Там чёрная дыра, ничего не видно. Повеяло холодком из черноты, и пахнуло сырой землёй. Попятился от двери, отступил. Уж как-то тихо вокруг, чуть слышно стрекочут букашки, где-то поют плицы. Ветерок осторожно треплет верхушки деревьев, потянуло дымком.
Дилинь-дилинь слышится из-за кустов. Точно кто-то покачивает колокольчиком. Крадучись пробрался, раздвинул ветки. А там поляна, большая. Трава низенькая точно скосили её, и совсем нет колючек. Тлеет углями костерок, над ним тренога, казан на крюке, пар из-под крышки валит, поднимается к небу, кашей пахнет. Место для костра обложено камнями, неподалёку лежит ржавое ведро, на кустах сушатся тряпки.
Интересное местечко, может и бабулька где-то рядом. Наверное, и здесь у неё огородик имеется, а может сад? Погляжу как ворожеи живут, заодно и познакомлюсь с бабушкой.
Колокольчик хоть и не часто, но позванивает, зазывает. Спокойно в этом месте, тихо. Вышел на край поляны, за нею ярок не глубокий. Колокольчик тилинькнет и снова тишина. Пошёл на звук и упёрся в кусты. Раздвинул ветки, выглянул, да так и замер. Взяла меня оторопь, бежать впору, а я стою как завороженный, таращусь на рогатое чудовище. Прячется за кустами зверюга. Толстые бока в рыжих пятнах, хвост как плеть рассекает воздух, отгоняет мух и букашек. Щиплет зверюга травку, на меня даже не глядит. Большой у зверя нос, да и глазищи немаленькие. Жуёт траву, языком точно рукой её загребает.
Насмотрелся вдоволь на рогатое, решил уйти по-тихому. Да вот не получилось, наступил на сухую ветку, а та возьми и тресни, да так громко что у меня дух спёрло, испугался. Поднял зверь морду, на шее колокольчик тилинькнул. Рогатое как замычит – му-му-му!!!
Тут-то я и показал всё на что горазд. По лицу хлещут колючие ветки, ноги путает трава. Быстро я вернулся к калитке, запер её на щеколду, точно она спасёт от зверя рогатого. Запер, и не оглядываясь бегом к избушке.
***
Прибежал, запыхался, уселся, снимаю ботинки. Велики они мне, ногу натёр. Глядь, Карлуха под домишкой топчется, с цепью воюет. Тащит Коротун цепь, ногами в камни упирается и разговаривает сам с собой.
– Что же ты такой несговорчивый? Вылезай, кому сказано.
– Эй! – Окликнул мелкого. – Я там такое видел. Зверюга с рогами траву жрёт.
– Вылезай гадина. – Ругается Коротун. Не до меня ему, занят.
– Ты что делаешь?
– Да вот. – Уселся мелкий на камни, держит обеими руками цепь, не отпускает. – Рвачь будь он неладен. Залез, спрятался зараза.
– Рвач? – Спросил и раззявил рот. Из дыры, высунулась зубастая морда. Клыки с палец, толстые, длинные. Высунул зверь чёрный нос, нюхает воздух. Глаза зелёные огромные, вот только глядит он как-то жалостливо.
– Что, сдаёшься гадина? Теперь-то ты никуда от меня не денешься. – Просиял Коротун и потащил за цепь. Зверь чуть подался, показались короткие уши. Заскулил рвачь и спрятался в дыре, протащил Карлуху по камням. – Вылезай. – Шипит Карлуха. – От меня не уйдёшь. Вот я тебе.
– Не трогал бы ты его. – Посоветовал и отступил, спрятался за сваю. Даже не думал, что такое бывает. Там чудище с рогами травку щиплет, здесь рвач на цепи. Что за место такое?
– Ага, щас. – Хохотнул Коротун. – Пусть проваливает.
– А ничего что он на привязи?
– На привязи? – Мелкий осмотрел цепь, проследил взглядом до самого колышка.
– Ага, привязали его. – Подтвердил я. Рвачи не самые опасные хищники, но и добрыми их не назовёшь. Странно, почему Коротун его не боится?
– И как это понимать? – Карлуха тряхнул цепью, та загремела. – Выходит, не по своей воле? Не порядок. – Низкорослый полез в конуру. У меня сердце защемило, когда я это увидел. Послышалась возня. – Всё. – Объявил Коротун и выбросил на камни ремешок на цепи. Зверюга жалобно заскулила. Через минуту, Карлуха вытолкал рвача ногами. Тот вывалился из дыры, и попытался было вернуться, но Коротун стукнул каблуком в морду. Зверь громко чихнул, поджал хвост и уселся неподалёку. Не видел я так близко рвачей, а посмотреть есть на что. Большая, мощная грудь, длинные передние лапы, задние короткие. Шерсть у рвача гладкая, чёрная, чуть рыжеватая на груди. Клыки торчат как ножи. Скулит зверь, смотрит на Карлуху, а тот не торопится вылезать, выглядывает из дыры.
– Ты-ты что натворил? – Начал я заикаться, испугался не на шутку. Не спроста зверя прозвали рвачём. Рвёт он свою добычу, не душит, не давит, рвёт на куски раздирает.
– Ничего я не творил. – Карлуха выполз на четвереньках. Рвач сделал несмелую попытку вернуться в конуру, и снова получил по морде. Карлуха заехал ему кулаком в нос и пригрозил. – Только попробуй. Башку оторву.
– Ты чокнутый. – Сообщил я. – Не зли зверя.
– Пусть чешет отсюда. – Строго объявил Коротун. – Не место зубастому среди людей. Да и где это видано что бы рвача на цепи держали? – Карлуха отряхнул колени, вытер об штаны руки, поглядел на зверя и строго приказал. – Пошёл вон. Беги в лес и больше не возвращайся.
Не знаю, понял рвач что ему было велено или нет? Но убегать он точно не собирается. Поджал хвост и улучив момент, когда Карлуха отвернулся, спрятался в конуру.
– Вот гад. – Улыбаясь, объявил Коротун. – Да я ему, да я сейчас. – Карлуха засучил рукава.
– Постой. – Набрался смелости и подошёл ближе. – Не трогай его. Пусть там сидит.
– Ага, щас. – Карлуха хмурит брови, потирает ладони. – Я его за хвост и под зад.
– Не нужно за хвост. – Схватил мелкого за воротник и потащил от конуры.
– Отпусти! – Прикрикнул Карлуха. Не стал я спорить и отпустил. Свежи в памяти воспоминания о вчерашней перепалке, не хочу повторения. Скула всё ещё болит.
– Слышь? – Склонился над Коротуном. – Ты что, совсем рвачей не боишься?
– А чего их бояться? – Карлуха поковырял пальцем в ухе, скривился. – Да я этих тварей с малолетства гоняю. Сторонятся они меня. Только заприметят, убегают.
– С чего вдруг?
– Не знаю. – Карлуха пожал плечами. – Я это. – Низкорослый широко улыбнулся, и хотел было что-то сказать, но послышались голоса.
– Не ори на меня! – Донеслось из-за кустов. – Ты смотри, какой умный выискался?! Тащи ещё воды и не спорь!
– На кого это она так? – Спросил Карлуха.
– А сам не догадываешься? На Серёгу, на кого же ещё. С самого утра грызутся.
– Да-а-а, пропал Серёга. – Горестно, с участием ответил Коротун. – Вот она, любовь-то. Знает же, не его девка. А смирится не может.
– Уже смирился.
– Да ладно?
– Вот тебе и да ладно. – Кивнул и уселся на камни. – Сказал, Кхала ему как сестра, младшая.
– Эй! – Выкрикнул Карлуха в сторону конуры. Рвач высунул морду и тут же спрятался. – Вылезай!
– Угомонись. – Потребовал я. – Ступай воду вскипяти.
Чайку попьём.
– Чайку? – Карлуха скривил кислую рожицу. – Я бы мясца поел. Что мне чай? Вода, да и только. Прок от неё не велик.
– А где мы мясо возьмём?
– Погоди. – Коротун хитро посмотрел на меня и перевёл взгляд на конуру. – Как же я сразу не догадался? Так вот почему он цепи. Мясо.
– Даже не думай. – От одной только мысли желудок взбунтовался. Да и не припомню я такого случая, что бы рвача кушали.
– Проснулись? – Прозвучал вопрос, и я дёрнулся. Карлуха подпрыгнул точно его ужалили. Кхала стоит возле ступеней в избушку.
– Ага. – Гримасничая, ответил Карлуха. Чешет голову, зарылся пятернёй в шевелюру. – Проснулись. А ты чего орёшь? Людей пугаешь.
– Ты почему чешешься? – Поинтересовалась Кхала, глядит строго из-под бровей. – Запаршивел?
– Чего? – Карлуха перестал чесаться.
– Ничего. – Брякнула и полезла наверх. – Закончу свои дела, тобою займусь. – Пообещала с порога избушки. – Мне только вшей и не хватало для полного счастья.
– Всё, доигрался. – Сообщил я. – Запаршивел.
– Да ну вас. – Отмахнулся Карлуха. – Что, и почесаться уже нельзя?
– Чесаться конечно можно. – Скосил взгляд на конуру, глянул на Карлуху. Тот снова зарылся ладошкой в копну волос. Заметил, что я смотрю, резко одёрнул руку.
– Чего таращишься? – Проворчал Коротун.
– Да так. – Тяжело вздохнул и пояснил. – У рвача блох нахватался, острижём. Обреем наголо.
– Блох? – Карлуха поскрёб щеку, почесал подмышкой. – А разве такое бывает?
– Эй, бездельники?! – Позвала Кхала. Слезла по крутым ступеням. Я поспешил к ней, принял тряпки и небольшую железную коробку. – Вон там. – Палец указал на угол дома. – Левее куста йошты, погреб. Идите по дорожке не промахнётесь. Возле погреба, на ограде висят корзины. Возьмите и наберите в неё картошки. Там же, в погребе у дальней стены, на полках, отыщите банки с мясом. Одну возьмите и отнесите в дом.
– Картошки? – Переспросил я.
– Клубни. Серенькие такие, как камни. Они лежат на полу, в закроме.
– Айда. – Карлуха потащил меня за руку. – Есть хочу, в животе урчит. Пошли за мясом.
– Одну банку, и не больше. – Пригрозила пальцем. – Картошки наберите полную корзину.
– А давай, сделаем иначе? – Карлуха почесал шею. – Полную корзину мяса. Зачем нам какая-то картошка?
– Нет. – Сказала, как отрезала. Забрала у меня тряпки и коробку. Улыбнулась, поцеловала в щеку и заспешила по дорожке. – Растолкайте Рафата, пусть поднимается. Он знает, как картошку чистят. – Пояснила, не оборачиваясь и скрылась за кустами.
***
Поели картошки с мясом, попили травяного чая. Картошка, оказалась ничем иным как белушкой или белой, это кто как привык называть. Как-то я гостил у вольных, у них и попробовал клубни впервые. Хорошая еда, вкусная. В Бочке клубни тоже подают, но там они иные, невкусные. Под большим секретом хранят вольные где и как белушку выращивают. Но вот зачем эта таинственность, мне понятно. Еда она и есть еда, зачем скрывать? Как по мне, чем больше её, тем лучше.
На рынке сырые клубни не купишь, разве что варенные или запечённые в золе. Стоят они не дёшево, не у каждого найдётся лишний винтовочный патрон за десяток клубней. За тот же патрон, можно выменять добрую косицу вяленого мяса или тройку хвостов копчёной рыбы. Вот и выбирай что лучше? Лично я, вымениваю мясо.
До сегодняшнего дня, я даже не догадывался что этих клубней бывает так много. В погребке у бабушки их целые горы. Много там всякого разного с грядок, не силён я в огородничестве, но даже мне понятно, огородик не даст умереть с голоду.
Кхала приготовила картошку в большом горшке. Поставила его в печь и прикрыла крышкой. Постоял горшок на огне не долго. Растолкла белушку ложкой и заправила мясом из банки. Размешала, засыпала поверх много зелени, аромат пошёл сногсшибательный. Получилось очень вкусно. Не ел я раньше такой еды. Дважды просил добавки, уплетал за обе щеки. Карлуха тоже кушает с большим аппетитом, нахваливает и еду и хозяйку. А вот Рафат с Серёгой жуют эту вкуснотищу без похвал. Говорят – не хватает в картошке сливочного масла и луковой поджарки. Что оно такое это сливочное и луковая я не знаю. Как по мне, картошка с мясом и зеленью очень вкусно.
Поели, попили, Кхала начала прибираться на столе.
Укладывает в таз грязную посуду, Серёга ей во всё помогает. Совсем пропал парень и тарелки прибирает и веником полы метёт. Рафат тоже не бездельничает, взялся строгать ножом щепу для печи. Зажал поленце между ног и давай его ножичком охаживать.
Люди делом заняты, и только мы с Карлухой лентяев празднуем. Коротун сидит за столом напротив меня, ковыряет пальцем чёрные доски. А я, гляжу на веники, те, что висят повсюду. Рассматриваю картинку ту что в углу на гвоздике. Не то что бы она мне сильно интересна, от нечего делать таращусь. Гляжу на мужика с тонким носом и кругом над головой, а у самого на языке вопросы вертятся. Хочу спросить у Кхалы про лачугу за огородом и о зверюге с рогами. Интересно мне, зачем рвача на цепь посадили? Да и про то, чем они с Серёгой всё утро занимались, тоже хотелось бы узнать. Кого они там лечат? Не уж-то крукля? Но вот как спросить не знаю. Суетится кареглазая, прибирается, не до меня ей сейчас.
– Эй. – Позвал Карлуха. – Бродяга, ты чего такой хмурый, о чём призадумался?
– Бездельник. – Окликнула Кхала. – Не устал задом по лавке ёрзать?
– Чего тебе? – Брякнул Карлуха и повернулся. Держит Кхала в руке большую деревянную тарелку, доверху наполненную объедками.
– Делом займись. – Приказала с напускной строгостью и поставила тарелку на лавку, возле Карлухи. – Накорми Дружка.
– Какого ещё дружка? – Глазеет мелкий в тарелку. Картошка там, кусочки мяса, залито всё бульоном. – Нет у меня здесь друзей кроме Бродяги. Не стану я его этим кормить. – Отодвинул Коротун еду и поблагодарил. – Спасибо. Покушал он.
– Да уж. – Выдохнула Кхала, встала у меня за спиной, обняла и поцеловала в затылок. – Ступай на двор. Под избой твой Дружок. И гляди у меня. – Пригрозила кулаком. – Не отвязывай. Дружок, давно здесь живёт. Идти ему некуда. Понял? – Дружок? – Карлуха призадумался.
– Чего глаза выпучил? Ступай. – Поторопила и строго присоветовала. – Как поест, вымой тарелку и наполни водой.
– С какого перепуга? – Слез Карлуха с лавки, поставил на пол тарелку. – Твой зверь, ты и корми.
– Я пойду. – Не знаю, откуда в моей голове появилась такая смелая идея? Боюсь я рвача, сильно боюсь.
– Тебе нельзя. – Ткнулась носиком в моё ухо, легонько укусила за мочку. Пахнет от неё травой ландышицей, от аромата голова идёт кругом.
– Не слушай её, айда со мною – Позвал Коротун. – Поглядим, как Дружок из тарелки шамкает. – Карлуха хитро улыбнулся и подмигнул. – Беги от неё Бродяга, пропадёшь.
– Топчи к будке. – Проворчал Серёга и присел, подпёр меня боком.
– Я тоже пойду. – Предложил Рафат. Настрогал он щепы целую гору, уложил в плетёную из лозицы корзину. Запасливый мужик, хорошо приготовился к обеду. Щепы много, стало быть печь быстро растопим.
– Вам нельзя. – Остановила Кхала. – Дружок хоть и смирный, но кто его знает? Когда голодный, лучше держаться подальше. Вдруг набросится?
– Ага. – Карлуха кивнул и поставил тарелку у входа. Взялся руками за дверной косяк, полез вниз. – Рвачи они такие, могут и цапнуть. – Подтвердил мелкий, и затоптался на месте, улыбка до ушей. – Видал я, как они за жрачку дерутся. Шерсть летит клочьями. – Коротун осмотрелся, почесал голову. – Погоди. – Взгляд стал колючим, Карлуха глядит на Кхалу с прищуром. – А ты почему меня одного посылаешь? Им значит нельзя, цапнет. А меня?
– Ступай несчастье. – Поцеловала меня в щеку и пошла к двери. – Тебя, Дружок точно не тронет. Иди не бойся.
– Ну, уж нет. – Карлуха вернулся в избу. – Выходит, всех тебе жалко, а меня нет? Я что не такой как они? – Взгляд бегло пробежал по всем нам и вернулся к Кхале. – Чего молчишь? Отвечай, когда спрашивают.
– Спина по ночам болит? – Вернулась Кхала к столу, присела на лавку. Глядит на мелкого, хмурит брови. – Хребет ломит?
– Нет. – Карлуха поскрёб щеку. – С чего вдруг?
– Врёшь. Болит спина от того и ворочаешься. Когда горб растёт, всегда спину ломит.
– Какой ещё горб? – Карлуха захлопал глазами.
– Самый обыкновенный. Тебе сколько лет?
– Не знаю. – Карлуха подошёл ближе. – А тебе какое дело?
– Ступай зверя корми. – Махнула рукой, взяла на столе таз с грязными тарелками и пошла к двери. – Серёжа. – Уж как-то ласково позвала. – Пойдём, поможешь.
– Уже иду. – Тут же согласился Серёга и рванул к выходу.
– Погоди. – Окликнул Коротун. – Какой горб? Ты это о чём?
– Отвяжись. – Рявкнул Серёга.
– Ну, уж нет. – Карлуха ухватил Кхалу за подол и потребовал. – Рассказывай.
– А что рассказывать? – Спросила и склонилась над мелким. – Я говорила, шигжих ты. Дитя любви крукля и печатницы. От того в тебе и сила огромная, потому и зверьё сторонится. Боятся они тебя. Что ещё ты хочешь узнать?
– Ага, боятся. – Карлуха уселся на пол. – Что же это выходит? Нелюдь я?
– Дурак ты. – Брякнул Серёга. – Какой же ты нелюдь? Самый обыкновенный человек. Маленького роста, вот и всё отличие. У нас, такие как ты тоже встречаются. – Серёга посмотрел на Рафата, тот закивал.