Полная версия
Слово из трех букв
– Мария Ивановна, не обязательно нужно было молиться на моряков и летчиков. Строители в этом деле понимают ничуть не меньше.
– С чего ты это взяла?
Оказывается, когда отсутствие мужчины стало для нее совсем невыносимым, Бонифация посетила бал в гарнизонном офицерском собрании. Там познакомилась с преподавателем Николаевской военно-инженерной академии. Этот мужчина настолько пришелся ей по душе, что Бонифация не могла перед ним не капитулировать. А капитулировав, ближе к утру выяснила, что ее идеал – действительно идеал. То есть не женат. Что еще нужно одинокой и интересной женщине? В общем, правильную осаду теперь начала вести она и желаемого почти добилась. Правда, в ходе осады, чтобы не выглядеть глупой курицей, она вела с предметом своей страсти умные разговоры на разные темы. В том числе и о нашумевшем фильме, и о том, как нас подло оставили без инженерных кадров…
– Что ты ему еще говорила? Не поверю, что ничего, кроме пылкой любви, ты ему не обещала.
– Понимаете, Мария Ивановна… Он у меня такой умный… А защитить диссертацию у них так трудно…
Оказывается, Леонид Юрьевич, как звали ее нового возлюбленного, давно не может продвинуться вперед. Адъюнктуру он давно закончил, но с защитой диссертации возникли проблемы. Из сбивчивых объяснений Бонифации я поняла лишь то, что во всем виноваты «старые замшелые пеньки», которые не дают продвигаться молодежи. Причем не только ее Леониду. Поняв это, Бонифация пообещала своему Ленечке устроить защиту диссертации в Гиперборейской академии наук, если, конечно, он сперва поможет решить проблемы ее патронессы, то есть мои.
– И ты ему так просто обещала?
– Но ведь я сразу сказала: «если поможет решить», – оправдывалась Бонифация. – Вы, Мария Ивановна, не беспокойтесь, Ленечка – умный мужчина, уж я это сразу поняла.
– Завтра вечером, когда я приду из школы, ты мне этого умного Ленечку вызовешь на ковер. Я сама с ним побеседую и посмотрю на него.
Следующим вечером у нас состоялась беседа с этим Ленечкой. Что я могла сказать? Бонифация больна! Синдром «розовых очков» в полный рост! Поверить, что этот представительный красавец мужчина испытывает к ней сильные чувства, я никак не могла. Ну не красавица моя профанесса. Обаяние в ней есть. Как человек она интересна. Но на красавицу совсем не тянет. Зато Леонид Юрьевич на кобеля вполне тянул. А еще на расчетливого карьериста. Тем не менее расставаться с ним я не стала. Когда мы во время беседы начали обсуждать вышедший на экраны фильм, то оказалось, что он не только его смотрел, но и смотрел неоднократно. Будучи одним из жертвователей, Леонид получил положенный ему диск с записью фильма. В числе прочего, ему были интересны показанные там инженерные решения.
– Если бы мне пришлось разрабатывать систему пассивной защиты, то я бы построил ее иначе. Да и система фильтровентиляции, сразу видно, разрабатывалась человеком, имеющим за плечами судостроительную школу. Фортификатор ее сделал бы иначе.
– Это слова, или есть готовые соображения?
– Имеются. Я ведь даже подготовил файл с вариантом решения этих проблем.
– А почему вы решили, что больше в таких делах понимаете?
– Видите ли, Мария Ивановна, все инженерные науки произошли от нас. Ведь что такое морские суда? Это, по сути дела, фортификационные, производственные или жилые комплексы, для которых опорой служит не фундамент, а самоходный понтон обтекаемой формы. Самолеты? Да то же самое, только на динамической опоре. А уж эти ваши звездолеты и того проще…
– Леонид Юрьевич, от того, насколько честно вы ответите на мой вопрос, зависит мой ответ. Насколько вы были искренни с Бонифацией Ипатьевной?
– Я понял вас. Скажу честно: она сейчас для меня всего лишь мостик, по которому мне нужно перейти на другой берег. И я сомневаюсь, что это надежный мостик. Но другого у меня просто нет. Вас такой ответ устроит?
– Вполне!
Честно говоря, я была не в восторге. Все-таки Бонифация мне не чужой человек. Сколько продлится этот самый «синдром розовых очков»? Валеологи уверяют, что его продолжительность у мужчин не превышает трех месяцев, а у женщин он длится в три раза дольше. Значит, спустя девять месяцев, наша циничная и поглупевшая от любви профанесса очнется и все правильно поймет. Она не дура, но любовь и не таким отключает мозги. А дальше что? С этого кобеля как с гуся вода. Он ведь заранее приготовился к неизбежному, как он думает, расставанию. А вот Бонифация может сломаться и потерять весь тот задор, с которым до этого шла по жизни. Ладно, окончательного ответа я не дала, значит, поспрашиваю еще.
– И ради того, чтобы выполнять работу рядового, по сути дела, инженера, вы решились на эту комбинацию?
– Не совсем так. Сам по себе я мало чего стою. Но в качестве руководителя группы я смогу принести существенную пользу.
– И велика ваша группа?
– Пара-тройка адъюнктов могут дать согласие. Возможно, и больше, если только они не побоятся изменить свою судьбу. Кроме того, я сумею привлечь многообещающих юношей из партикулярных учебных заведений.
– Руководителем группы, значит? А вас не смущает тот факт, что Российская академия наук ни за что не признает полученных кем-либо гиперборейских званий?
– Не смущает. Наши старые козлы уже высказывались на этот счет. Для нас главное, что выборы в Гиперборейскую академию наук прошли без нарушения правил и международное сообщество ученых их признало действительными. А что касается России… Думаю, указ его императорского величества все расставит по своим местам.
Похоже, что он уже все продумал и готов на любые жертвы ради достижения успеха. И раз не боится портить отношения с собственным начальством, значит, знает себе истинную цену.
– Значит, так, господин капитан Корпуса военных инженеров, прежде чем дать свое согласие, я вынуждена предупредить. У нас принято относиться к людям душевно, по-семейному. Поэтому войти в наш круг вы сможете лишь под торжественный марш. Думаю, вы поняли, что это за марш.
Леонид Юрьевич понимающе кивнул.
– Мы действительно помогаем людям добиться в жизни успеха, и притом не только карьерного. Счастья в личной жизни мы тоже желаем. Поэтому мое требование к вам одно: не делать Бонифацию Ипатьевну несчастнейшей из женщин. Это не обсуждается. Это непременное условие ваших возможных успехов.
– Решительное требование! А если я оступлюсь?
– Тогда вы просто покинете наш круг. Возможно, что тоже под торжественный марш. Но это уже будет прощальный марш. У нас ведь все по-семейному. А семья к горю своих родных не может остаться равнодушной.
– Мне нравятся ваши условия! Право, они забавны. Обещаю вам, что Бонифация Ипатьевна будет счастливейшей из женщин. Если, конечно, вы не станете выдавать ей моих маленьких тайн, о которых ненароком узнаете.
Ну наглец! Ну скотина! Требует, чтобы я его еще и покрывала! А вот хренушки тебе! Обойдешься! Я просто нос свой не буду совать в ваши дела. Именно это я ему и обещала, а там пусть сам разбирается. Главное для меня сейчас, чтобы работа не стояла. А там тебе времени на кобеляж особо не будет. Да и сомневаюсь я, что Серушко, когда пройдет поразивший ее синдром, будет столь чувствительна, как сейчас. Как бы, мил человек, тебе не пришлось узнать на деле, насколько тяжел каблук благоверной.
Глава 7
Круги на воде
Все-таки мое происхождение давало огромное преимущество в сравнении с обитателями этого мира. Местные видели лишь свой вариант развития и считали лишь его правильным и естественным. То, что все могло сложиться по-другому, твердо знали только я и отец Кирилл. В самом начале своей эпопеи я видела причину расхождений в развитии наших миров лишь в том, что здесь финансовый капитал сосредоточили в своих руках совсем иные люди. Вместо евреев концентрацией финансового капитала занялись монархи. Как ни крути, но для монарха его страна – родная, и народы, ее населяющие, ему не чужие. Именно это удерживало монархов от слишком резких шагов, последствия которых невозможно предугадать. В моем мире для безродных космополитов не было особой разницы, кто и как расплатится за побитые ими горшки. Революции и мировые войны, сотрясавшие мой мир, для них были благом. И все потому, что, в отличие от законных властей, они не отвечали лично за последствия своих действий. Пока я не попала в этот мир, мне даже в голову не приходило, что за обычные финансовые операции можно кого-то убивать. Тут же за все отвечали головой. И стабильность здесь ценили и ставили превыше всего. Но переборщили…
Великие потрясения, которым подвергался мой мир, приносили не только кровь и страдания. Они выталкивали на поверхность тех людей, в ком имелась творческая жилка. Без Крымской войны не расцвел бы талант Льва Толстого. Без Первой Мировой войны творчество целой плеяды писателей не было бы востребовано обществом. Я уже не говорю о шедеврах, которые породила Вторая Мировая. Ну а про технические достижения и говорить нечего. А в этом мире многое оказалось невостребованным благодаря тому, что военным этого мира не было нужды уничтожать людей десятками миллионов и разрушать под корень промышленность врага. И сколько ни ищи, здесь не найдешь систем вооружения, обычных для моего мира. Ни межконтинентальных ракет, ни стратегической авиации, ни подводных ракетоносцев. Кстати, насчет последних еще интересней. Подводные лодки здесь запрещены! Почему? А потому, что их сочли оружием пиратским, а их экипажи – бандой пиратов. Благодаря этому запрету известны глубоководные исследовательские аппараты типа батискафов, но боевых подводных лодок нет.
Ракетная техника, конечно, имеется, но вооружены ею только боевые корабли. Дальность действия этих ракет не очень велика. Не больше, чем у Фау-2 из нашего мира. И все эти ракеты твердотопливные. Они оказались более удобными для военных. А жидкотопливные? Неужели ими никто не занимался? Оказывается, занимались! Причем достаточно давно.
Когда начали конструировать заатмосферные летательные аппараты, первым делом поинтересовались историей вопроса. Оказывается, в этом мире первым создателем жидкотопливных ракет был ученый из Перу Педро Паулет Мостахо. Первая силовая установка для ракет была им создана еще в конце XIX века, и в 1900 году он запустил первую в мире ракету с жидкостным реактивным двигателем. Спустя два года в небо взлетел первый реактивный самолет конструкции Паулета! На год раньше, чем возникли аэропланы с винтовым двигателем. И кто его знает, может быть, авиация и стала бы сразу реактивной, но у Паулета нашелся не менее талантливый соперник. Спустя год в небо поднялся самолет с винтовым двигателем, который создал выдающийся бразильский изобретатель Альберто Сантос-Дюмон. В отличие от аппарата Паулета, самолету Сантос-Дюмона не требовались для взлета ни наклонные рельсовые пути, ни иные эстакады, ни катапульты. А самое главное – самолет Сантос-Дюмона был управляемым. Это и решило судьбу здешней авиации. Первым, кто заинтересовался аппаратом бразильца, стало Министерство почты и телеграфа Российской империи. Оно и помогло изобретателю организовать свое дело в России. С той поры фирма «АСД и Сыновья» стала лидером российского авиапрома. Но Паулет не сдавался. Его проектом «торпедоплана» заинтересовались голландские военные моряки. Но именно они и заставили его отказаться от первоначального замысла использовать жидкотопливные двигатели. Предпочтение было отдано твердотопливным. Были у него и другие проекты. Я, например, считала, что многоступенчатые ракеты – изобретение К. Э. Циолковского. Но оказалось, что Паулет до этого додумался гораздо раньше. Правда, как и у Циолковского, замысел остался лишь на бумаге. Осталась на бумаге и идея талантливого перуанца об использовании для полета на Луну ракеты с ядерным двигателем. Но тут уж причина отказа мне понятна.
Все это, конечно, здорово, но куда делись братья Райт и Роберт Годдард? О них здешние источники не говорили ничего! Более того, про американский авиапром тоже сказано мало. «Боинги» здесь не летают! Сначала я над всем этим не очень-то и задумывалась. И пока я не слетала на Новую Землю, мне и дела до этого не было.
Началось с того, что среди конструкторов возник спор: какой окислитель применять? Я от большого ума ляпнула про кислород. На меня посмотрели как на убогую и заявили, что это, мягко говоря, спорный вариант. Оказывается, тут он довольно-таки дорог. Установки, использовавшиеся для производства кислорода, давали слишком малый «выхлоп» – едва-едва дотягивали до 4 %! И тут я вспомнила первый курс института!
Первый курс – это, в основном, общеобразовательные предметы. Была среди них и физика. Вел ее у нас Славик Татишевский. Почему Славик? А как еще звать человека, который по натуре своей чудак чудаковатый. Больше всего на свете Славик любил три вещи: науку, товарища Сталина и Соединенные Штаты Америки. Так как он не скрывал своих симпатий ни от кого, то с научной карьерой у него не заладилось. Сталинисты были уже не модны среди научной общественности, а любители Америки вызывали неприятие среди партийного руководства. Мы про это знали и потешались над Славиком как могли. Однажды взяли и задали ему вопрос:
– Вячеслав Андреевич, а что было бы с нами, если бы ни США, ни Сталина не существовало?
Славик ответил, даже не задумываясь:
– Вы бы до сих пор не знали бы, что такое телевизор.
Это было что-то! Народ, решив, что предстоит потеха, начал задавать вопросы, типа того: какое отношение имеют политики и воротилы бизнеса к науке?
– Вообще-то никакого. Но только не в таких странах как США и СССР. Нужно понимать простую вещь: наука для ученого что наркотик для наркомана. Удовлетворение научного любопытства заводит их так далеко и высоко, что с этих высот и земли не видно. Ученые, развивающие фундаментальную науку, залезли в такие эмпиреи, что обычная жизнь им уже не интересна. А простым людям непонятны их заботы и проблемы. Чтобы наука приносила людям пользу, нужно спустить ученых с небес на землю. Но именно этого не хочет ни один настоящий ученый. Он желает и дальше парить в небесах, и чтоб никто его от этого не отвлекал.
– Хотите сказать, что его нужно заставить?
– А по-другому и не выйдет. Смотрите сами. Есть такой талантливый ученый-физик Петр Леонидович Капица. Это не тот, который ведет «Очевидное – Невероятное», а его отец. Пока он работал в Кембридже у Резерфорда, дела ему не было до забот людских. Но вот приехал он в СССР, тут его и заставили работать с пользой для всех. Самое смешное, что он работал в криогенике, но о том, как добывают кислород в промышленности, даже не задумывался.
А дальше увлекшийся Славик начал рисовать на доске схему дроссельной установки.
– Именно так тогда и добывали жидкий кислород, а попутно и азот. И все металлурги, которые и потребляли, в основном, кислород, были этим недовольны. А затем Сталин заставил Капицу решить эту проблему. И Петр Леонидович ее блестяще решил. Вот таким образом…
Славик вновь зашуршал мелом по доске, рисуя принципиальную схему турбодетандера Капицы и попутно давая необходимые пояснения. Оказывается, в результате этого «выхлоп» стал составлять целых 25 %, и металлурги писались от восторга. Это было то, чего им не хватало для полного счастья. Как следовало из объяснений Славика, это дало толчок сразу по многим направлениям развития и усовершенствованию промышленных установок…
Тогда, на Новой Земле, я нарисовала принципиальную схему этого агрегата. На авторство я не претендовала и сослалась на то, что подобные установки давно изобретены, но изобретения никто не оценил. Случай этот сам по себе был мало что значащим, но задуматься заставил. Теперь любовь Славика одновременно к Сталину и США я не считала странной. Выходило, что Сталин сумел создать систему, которая заставляла ученых спускаться с небес на землю. Но делал он это не в силу собственной сверхгениальности, а потому, что оценил американский опыт. Американцы тогда похвастаться особыми достижениями в фундаментальной науке не могли. Но ученых у них всегда хватало. И они припахивали их для решения насущных задач, не позволяя слишком долго наслаждаться свободным полетом. Это у американцев было изначально так заложено. Наука ради получения прибыли, а не прибыль ради науки. А в России? В России было как везде. Хороших ученых хватало, а толку от этого было мало.
Американцы, стремившиеся делать деньги на чем только можно, явно опережали весь мир. Даже немцы с их выдающимися учеными не могли за ними угнаться. Потом появился СССР, который рванул вслед за американцами и едва их не обогнал. Славик нас уверял в том, что застой в советскую науку пришел именно после смерти Сталина. В то время, как Америка продолжала добиваться от своих ученых полезной для общества отдачи, нашим позволили опять взмыть в небеса…
– Все-таки ваш Орден мудро поступил, сделав ставку на страну с мессианскими традициями. Сейчас, правда, от них мало чего осталось, но не все еще потеряно. Ставка на англичан была бы ошибкой. Они не чужды прогресса, но как нация торговая на большее, чем извлечение прибыли, не способны. Прочая Европа – намного хуже англичан. Ни одна европейская нация не способна на создание устойчивых империй. Есть в европейцах какая-то неполноценность.
Я слушала Ксению Александровну очень внимательно, не забывая поддакивать в нужных местах. Как удачно сложилось, что «Геббельс в юбке» считает правильным не скрывать от меня своих намерений! Насколько я поняла, ее лично не устраивает ни роль Российской империи в этом мире, ни собственное положение. Великой княгине хочется гораздо большего. И она этого от меня не скрывает.
– Наша династия уже не способна на что-либо новое и к тому же масштабное. А значит, она должна пропустить вперед тех, кто может видеть цель, ставить задачи и знает пути достижения целей.
– Ваше высочество, надеюсь, вы не предлагаете участие в заговоре по свержению вашей родни?
– Вы шутите? Или проверяете меня?
– Орден должен знать, насколько союзники разделяют его цели и задачи. Ну и конечно, знать, каким образом вы лично собираетесь достичь желаемого.
– Это экзамен? Хорошо, я постараюсь дать исчерпывающие ответы.
В итоге я эти ответы получила. Мои союзники решили создать новую империю, не разрушая при этом старой. В представлении «дедушки» и моей собеседницы, все должно происходить таким вот образом: старая империя должна родить новую, как мать рожает своих детей. Пусть при этом «мама» и «дитя» живут в одном «доме». Под «мамой» великая княгиня понимала ту страну и ее население, которая существовала на данный момент. А «дитем», в ее представлении, являлась часть общества, которую не устраивает старая жизнь. Затем выросшее и набравшееся сил «дитя» покинет родной дом и заживет самостоятельной жизнью. Естественно, что в отношении матушки России, Гиперборея будет себя вести как почтительная дочь.
– Подобно тому, как дети растут и крепнут в доме своей матери, точно так же будет расти и крепнуть Гиперборея. Я считаю, что рождение ее уже состоялось. Дальше мы будем расти и крепнуть.
– А как, по-вашему, к новому ребенку отнесутся домочадцы и соседи?
– А разве дети претендуют на место матери? А соседи… Тут нужно работать. И в первую очередь мне. Не забывайте, Маша, что в моей зоне ответственности находятся средства воздействия на людей. Правда, пока что они выглядят не очень внушительно в сравнении с такими же средствами воздействия в цивилизованных странах. Но это временно. Стоит нам начать выводить на орбиту заатмосферные ретрансляторы, как весь мировой эфир начнет контролировать Гиперборея. А имея монополию в средствах передачи информации, можно изменить мир, меняя в первую очередь сознание людей.
Как выяснилось из беседы, ни Ксения Александровна, ни Кирилл Кириллович на мировое господство не рассчитывали. Более того, они и на Россию не покушались. Оказывается, это рассказанные мной сказки про Алису Селезневу и ее приключения повлияли на них так.
– В этих сказках лично я увидела то место, где можно создать новое отечество, не ущемляя при этом старое. А уж после просмотра «Большого путешествия» я еще больше уверилась в осуществимости подобного проекта.
– Ваше высочество, но вы должны понимать, что осуществление этого проекта затянется надолго.
– Не вижу оснований для печали! – ничуть не смутилась моя собеседница. – Россия тоже не один век создавалась. Но разве мы не чтим основателей ее? Я понимаю, что вряд ли сумею покинуть Землю и поселиться на иной планете. Тем не менее шансы остаться великой в памяти потомков у меня есть.
Забавно было узнать о том, как толковались мои действия власть имущими. Оказывается, шутку с «большевиками» моя собеседница считала гениальным ходом. Почему? Да потому, что большевизм – это то, что способно покорить сердца англосаксов на данном этапе. Захватив огромную добычу, они испытывают нешуточные проблемы с извлечением прибыли из находящихся под их контролем территорий. Ксения внимательно читала труд Джулиана и считала написанную им «Мою борьбу» гениальнейшим из трудов современности. Англичане, увлеченные пастьбой и стрижкой принадлежащих им стад, не поспевают везде, где нужно. Количество пастухов растет, а прибыль год от года падает. Джулиан со своими большевиками предлагает им новую, более прогрессивную систему эксплуатации стада. Правда, верхушка английского общества еще должным образом не оценила гениальности замысла томящегося в тюрьме революционера. Но со временем, Ксения была в этом уверена, большевизм одержит победу и станет господствующей идеологией на территории половины земного шара.
– Ваше высочество, а вы уверены в том, что англичане после первых же ваших успехов не захотят перехватить инициативу и не займутся созданием своей Галактической империи?
– Для этого им нужно понять: можно ли на этом заработать? Те люди, которые населяли Британские острова полтора века назад, могли бы дерзнуть. А нынешние… Думаю, большевизм для них гораздо привлекательнее выглядит. Да и стремление к грабежу из англосаксов ничем не вытравить. А кого грабить в Галактике? Далеких паргов? Так до них еще нужно суметь добраться. Да и не рискнут потомственные торгаши на войну с ними. Им сейчас по силам только негров грабить. Впрочем, занятие это не такое безопасное, как думает вождь большевиков. Скорее всего, это вызовет сопротивление несчастных и зависть европейцев. Возможно, дело дойдет до междоусобных войн внутри Священного Союза.
– Но тогда и Россия…
– Вы правы, поэтому нам нужно успеть приобрести такое влияние на ход событий, чтобы суметь не допустить гибели наших замыслов. Будущей Гиперборее сейчас не нужна война.
А в мире творилось что-то странное. Я думала, что вопли про паргов, которые поднял челябинский градоначальник, окажут сильнейшее влияние на развитие человечества. Ага! Разогналась! А опыт этого человечества я как раз не учла. Первыми неладное заподозрили англичане. Присланная ими в Челябинск научная экспедиция имела четкую задачу: доказательно опровергнуть нелепые слухи про инопланетное вторжение. Тут надо отдать должное проницательности английских лордов. Показанные в эфире кадры разрушений их не впечатлили. Опытным взглядом они легко отличали разрушения, вызванные ударом с небес, от разрушений, являвшихся результатом бесхозяйственности местных властей. Присланная экспедиция довольно-таки быстро нашла осколки метеорита, включая фрагмент, упавший в озеро Чебаркуль. В ходе исследования найденных обломков, которое британцы проводили совместно с нашими учеными и коллегами из Великой Колумбии, был сделан вывод о том, что возраст метеорита составляет порядка десяти миллионов лет!
– Битва, о которой сообщил миру мэр Челябинска, произошла во времена, когда человечества еще не было! – заявил на пресс-конференции руководитель британской экспедиции.
Лучше бы он этого не говорил! Шустрый градоначальник, который считай уже добился своей цели, такое заявление воспринял в штыки. И в этом он был не одинок. Прежде всего его поддержали горожане, прекрасно понимавшие, какую выгоду им несет следование первоначальной версии событий. И у них тоже нашлись единомышленники. Уральская промышленность – это не только плод усилий Демидовых и прочих отечественных промышленных династий. Гораздо более важный вклад в ее развитие внесли германские концерны. Фактически вся промышленность Урала находилась под их контролем. Поднятый шум о скором инопланетном вторжении им оказался выгоден. А потому германцы поддержали граждан Челябинска. Началась война в информационном пространстве. Британских ученых, а также их российских и колумбийских коллег обвинили в некомпетентности. Те в ответ кричали: «Сам дурак!» Как на грех, туда сунулись и правозащитные организации. Им, в отличие от ученых, дела не было до происхождения упавшего так некстати небесного тела. Их больше интересовало нарушение прав человека. И они подняли вопль об имевших место внесудебных расправах. Повешенные и растерзанные горожанами грабители, насильники и мародеры легким движением руки превратились в жертв незаконных репрессий. А уж устройство концлагеря для подобных типов на территории городского стадиона подавалось ими как самое гнусное преступление против человечности.