Три узды

– Тут до ночи провозимся… Потом приеду и уберу. Или вместе. Если т-ты еще куда-нибудь не пропадешь…

– Непременно, Асенька, – пробормотал я, взял ее, наконец, за руку (она не стала отнимать ее, как раньше) и повлек через заросли к калитке.

Она уже устала, и чуть заметно прихрамывала на одну ногу, а я, хоть и был измотан поездкой, да и вообще – всеми свалившимися на мою голову приключениями, чувствовал себя странно легко: наше общение все-таки начинало налаживаться, и на жизненном горизонте проявлялись кое-какие перспективы.

Мы вышли к машине. Еще издали я приметил, что она стоит, странно завалившись на бок, и подумал, что если я оторвал подвеску на бездорожье, то нас ждут большие проблемы с возвращением домой. Но все оказалось куда как хуже. Подойдя ближе, я обнаружил, что все четыре колеса спущены – а точнее, каждое из них грубо и злонамеренно разрезано, да так, что наружу торчали куски корда. Я не успел даже испугаться, Ася тоже еще ничего не поняла, мы посмотрели друг на друга, и в этот момент грохнул выстрел. Я увидел, как с сухим треском рассыпается боковое стекло – и услышал, как звонко и страшно вскрикнула Ася. Не помня себя, я рванулся к ней, но она, по всему, была невредима, просто испугалась, и тут раздался второй выстрел, ударивший с медным звоном куда-то под капот.

Я пришел в себя, и, подхватив попискивающую, закрывшую голову Асю, обогнул машину и ввалился в двери бывшего бассейна. До меня уже дошло, что стреляют откуда-то сверху, от косогора, то есть из-за здания, и следовательно, оказавшись внутри, мы будем в относительной безопасности. Радовало, что со мной был верный карабин. И какое счастье, что я, беспечная душа, на этот раз решил последовать технике безопасности и взял оружие с собой, а не оставил его в простреливаемой машине. Теперь у нас был шанс.

Затолкав Асю в ближний угол и велев не высовываться, я присел перед ней, старясь максимально закрыть ее силуэтом. Ствол я выставил вдоль стены. Кто бы не ворвался в единственный вход, он окажется у меня на мушке, да еще и боком, и, будьте уверены, с пяти метров я не промахнусь. Но, как водится, всё пошло не так. Сверху свистнул камень. Пролетев дугой через пролом в потолке, он громко упал в воду, подняв кучу брызг и разогнав по залу трескучие волны эхо. Я рефлекторно скосил глаза, всего на миг, – но, когда я когда вновь вернулся к двери, там уже стоял, широко ухмыляясь, Стасик. В последних отблесках дня я увидел, что его рука сжимает непропорционально огромный, облупленный револьвер, безапелляционно нацеленный прямо мне в переносицу.

Картина была банальной, патовой: классическая сцена из вестернов, в которой герой и бандит держат друг друга на прицеле, обещая друг другу взаимное гарантированное уничтожение. Только это был не фильм – к сожалению ли, к счастью, – и Стасик не стал разыгрывать драму. Он невозмутимо спрятал оружие в карман и шагнул мне навстречу.

– Стой, – хрипло сказал я. – Выстрелю.

– Дебил, что ли? – удивился он. – Давай поговорим.

– О чем? – тупо спросил я, прижимаясь ближе к Асе.

– Ты же меня знаешь. Я пацифист, брателло. И мне жалко тебя убивать. Отдай её и иди себе спокойненько нахуй.

– Так я ее вроде не держу, – я поднялся и покрепче ухватился за цевье. – Подойди да возьми.

– Ты в натуре придурок, – развел он руками. – То стой, то подойди…

В этот момент затихшая было Ася подскочила, как чертик из табакерки, и вмиг оказалась между мной и Стасом, наглухо перегородив линию огня. Я выматерился сквозь зубы.

– Что вы тут устроили, два петуха! – негодующе закричала она, бешено оглядываясь то на брата, то на меня. – А ты, Еська – пошел вон! Оставь нас в покое!

– Ася, назад! – заорал я, и она в самом деле попятилась, неловко врезавшись в меня. И тут Стас, воспользовавшись нашим фатальным замешательством, одним прыжком оказался рядом с Асей. Вцепившись в ее куртку, он мгновенно крутанулся вокруг себя и швырнул девушку в стену. Пока я, остолоп, смотрел на летящую вверх тормашками Асю, он, продолжая движение, врезал мне слева – да с такой пушечной силой, что я, невзвидя света, рухнул головой в бассейн.

Винтовку сразу же пришлось выпустить – и она глухо ударилась о далекое дно. Я кое-как сумел перевернуться и вынырнуть, мучительно кашляя и отплевываясь ржавой водой. Дело пахло керосином – во всех смыслах. Обычно я неплохо плаваю – выручает вес, но сейчас ставшая невероятно тяжелой одежда тянула вниз, а туго зашнурованные ботинки сковывали привычные пловцовские движения. Приходилось барахтаться изо всех сил только затем, чтобы держать нос над поверхностью. Нечего было и думать о том, чтобы ухватить скользкими пальцами неприступно высокий бортик.

Судорожно выныривая и вновь погружаясь с головой, я видел, как Стас осторожно приблизился к краю бассейна и, глядя в упор, оценил мое положение. Потом сквозь натужное фырканье и дробящийся эхом плеск воды прорезался громкий треск: со стены, в которую ударилась Ася, сорвалась тяжелая картина с мужиком в гермошлеме и рухнула вниз. Мне не было видно, куда она упала, но лицо Стаса исказилось: он панически всплеснул руками и исчез из поля зрения. Пришибло Асю, понял я и забился втрое сильнее, пытаясь зацепиться за гладкую стенку. Разумеется, это было бессмысленно и даже вредило моему положению, но в тот момент я полностью потерял способность мыслить рационально. Вместо того, чтобы перестать биться, и, задержав дыхание, попробовать стянуть под водой мешавшую одежду, я почему-то вспомнил о том, что уже три дня не кормил своих аквариумных рыбок (эту ассоциацию, положим, еще можно как-то понять), а еще – что дома у меня лежит почти полсотни неплохих листов рукописи, которую теперь, очевидно, никто не допишет и не прочитает, и от этого стало уже не страшно, а грустно.

Несомненно, на этом все должно было закончиться… если бы не Стас. Он вернулся, и выражение лица его было странно спокойным и холодным; перегнувшись вдруг всем телом через борт, он неимоверно длинными руками ухватил меня за шиворот и небрежным движением выбросил на спасительный кафельный берег.

Ничего не понимая, я с трудом поднялся на четвереньки, готовясь дать отпор. Но Стас не думал нападать – он предусмотрительно отодвинулся в сторону и с самым примиряющим видом показывал мне пустые ладони. Впрочем, я мигом забыл о нем, увидев неподвижную Асю со спутанными, черными от крови волосами. Кое-как встав на ноги и опасно вихляясь, я приблизился к ней. Ни черта не было видно, но, кажется, она дышала – неглубоко и неровно, и может быть, подумал я, ее еще можно спасти. Я машинально захлопал себя по карманам, достал телефон, чтобы вызвать скорую – но из щелей пластмассового корпуса лилась вода, и я повернулся к Стасу. Или Есю, мать его так и так.

– Не ссы, – прогудел он, столкнувшись с моим, мягко говоря, недобрым взглядом. – Теперь все в порядке будет. Лоб поцарапала маленечко, всех делов…

Я тяжелыми, влажно бухающими шагами направился к нему. Он резво отступил и полез в карман. Мне было все равно.

– Ты это… ты погоди, – озабоченно бормотал он, роясь в штанах. – Вот. Будешь?

Он извлек стеклянную фляжку, блеснувшую в темноте, и протянул мне. Я подошел и сплюнул ему под ноги песок из проклятого бассейна.

– Буду, – сказал я и выхлебал половину, не распробовав даже, что там. Меня трясло. Мокрая одежда наливалась ледяным холодом. Я вернулся к Асе и потрогал ее за грязную теплую щеку. Жива. Не отрывая взгляда от ее лица, я с трудом стянул куртку и штаны и стал их выжимать, далеко относя руки, чтобы не лить на девушку воду. Расстелил кое-как одежду на бетонном полу и сел, положив голову Аси на ледяные колени. Так мне было спокойнее. Стасик, на которого я не обращал никакого внимания, устроился рядом, откинувшись на стену и задумчиво потягивая из горлышка маленькими глотками.

– Теперь остудился? Будешь говорить? – без тени усмешки спросил он.

Я молча забрал у него остатки пойла. Он, не смутившись, тут же достал из-за пазухи непочатую копеечную чекушку.

– Короче, Макс, – печально пророкотал он, – кажется, я все-таки ебанулся.

– З-заметно, – процедил я, стиснув зубы, чтобы не стучали.

– Что? Нет, серьезно… Сошел с ума. Вот ведь лажа, представляешь?

Я промолчал. Меня гораздо больше занимала Ася – из-за Стасиковой болтовни я совсем не слышал ее дыхания, и это тревожило. Кажется, она слегка пошевелилась. Или это моя дрожь сотрясала ее тело? Господи, хоть бы она просто спала…

– Слушай, – не унимался Стас, – ты же спец по распаренным мозгам? Может, меня вылечишь?

– В дурку иди, там вылечат, – пробормотал я, бережно убирая с окровавленного Асиного лица волосы. – Ты что, правда ее десять лет в квартире держал?

– Меньше, – помедлив, ответил он. – Девять с половиной.

– А мне что не сказал? Родным?

– А, каким там нахуй родным… Мать сразу на Волгу уехала, к теткам. Я ее и не видел больше. А тебе… Там видишь, какая хренота вышла…

– Какая?

– Ну… хочешь верь, хочешь не верь, но мне на самом деле выдали не тот труп. Я в ухо не ебу, что за кабак у них там творится, но тут они конкретно обосрались и выписали накладную… то есть свидетельство о смерти, не на того человека. А я тоже… солнечный долбоёб. Мне стрёмно было хотя бы лицо раскрыть, посмотреть. Или там родинки какие поискать. Они говорят – там в натуре фарш, лучше не лезть с неподготовленной психикой. Ну я им поверил… конечно, кто бы не поверил. Потом, месяцев эдак через шесть, находит меня какой-то хрен из больницы. Врачебная ошибка, говорит. Можете забирать. Рады, говорит, чудесному спасению? Ну, я ему показал, как я рад. Прижал его хорошенько, он все и выложил. А что несет, сам не понимает. Говорит, ваша сестра создала нам неразрешимый административный коллапс. Человек по документам мертвый, денег на него нет, фонды не выделяются, главврач кипятком ссыт, что его за всё это приголубят. С другой стороны – врачебная этика, клятва Гиппократа, выкинуть на мороз просто так нельзя, лечить надо… Так все и было в подвешенном, мать его, состоянии, но тут она, – он кивнул на Асю, которая, словно почувствовав, что говорят о ней, вдруг дернула плечами, – помирать вроде перестала, стабилизировалась, и даже появилась надежда, что когда-нибудь оклемается. Увезите ее, говорит, ради Аллаха. Родная же, типа, кровь. Денег предлагал…

– Родная, значит? – как бы между делом уточнил я.

– Ну, по понятиям – вроде как родная. Откуда ему знать все наши семейные тайны… А ты, значит, уже в курсе?

– И что дальше было? – пропустил я вопрос мимо ушей.

– Ну я говорю – покажите. А там – сам видишь… – он снова указал на Асю. – Синяя вся, тощая как кура, – ни сиськи, ни письки, руки нет, да еще изо рта кишка торчит пластмассовая. Забрал, конечно. Дал им там всем пизды, спросил какие лекарства, чем лечить, как кормить, и забрал.

– А потом?

– Потом?.. – он надолго замолчал, сощурившись. Достал сигареты, протянул мне. Я осторожно взял одну мокрыми пальцами.

– Потом что? Меня позвать нельзя было?

– Э, братан, ты уже женат был… И вообще – сам не помнишь, что ли, как ты после поминок бухой мне в уши лил, какой ты гондон, как ты ее обманывал, как тебе на нее похер было, и как ты радовался, когда она умерла? А? Не помнишь?

– Врешь, – похолодел я, хотя, казалось бы, холодеть дальше было некуда.

– Я правду говорю, а вот ты тогда окончательно допизделся. Короче, я все понимаю, парень ты неплохой, только крышу у тебя тогда снесло, вот ты и принялся каяться и всех сук на себя вешать. Но ведь было всё говно-то, а? Вот и нечего тут предъявлять, сам виноват. Я так решил, что больше тебе ее не отдам. Такая корова нужна самому.

– Корова? – озлобленно переспросил я. – Ты еще про гуся вспомни!

– Чего?! Какой еще бля гусь?!

– А тот самый!

Стас тяжело вздохнул.

– Вот же балаболка… Ладно, в расчете. Один-один. И вообще, не было там никакого гуся, ясно? Обман зрения. Меня, если хочешь знать, только девки деревенские интересовали… С дискотеки.

– Да какие еще девки?.. Хорош отвлекаться.

– М-да. Короче, понимаешь, я тогда вроде свихнулся. Еще бы… Была мертвая, все, свыкся уже – и тут на тебе, живая. Ты сам-то как сейчас? Крыша не слетела от такого?

– Не дождешься, – угрюмо заявил я, подумав впрочем, что тут Стас попал в точку.

– Аська тебе говорила, что она мне сводная сестра? Или… не только сестра?

– Она говорила, что ты пытался ее изнасиловать. Только я не понял, успешно ли.

– Чушь… Мне вообще от нее ничего не надо было, ясно? Она и без этого была вся моя. Я и купал ее, и лечил, и задницу ей вытирал, и кормил через трубочку эту идиотскую. Понимаешь?

Я подумал: как жаль, что я ни разу не попытался напроситься к Стасику в гости. Даже не знаю, где у него была эта тюрьма…

– И так десять лет?

– Девять с половиной.

– Ну, допустим… А почему тогда она так молодо выглядит? Ты уверен, что тебе отдали все-таки правильное тело?

– Это кома, братан. Можешь мне поверить, я теперь всё про кому знаю. Обмен веществ замедляется, и человек не стареет. Только это все равно такая наёбка от природы. Когда они в себя приходят, они быстро возраст набирают до положенного, и даже больше. Ты заметил, что она уже изменилась? Ну вот. А через пару-тройку месяцев станет самой обычной бабой под сорокет. Только мне насрать.

– Мне тоже.

– Что?.. Не важно. Это длилось много, много, много ебаных лет, понимаешь? Я так сжился с ней, с этим всем, что всерьез думал, что так оно все и будет. А потом она вдруг исчезла. Свалила от меня. У меня там камеры висели – я потом видел, как она в себя приходила. Ну, после этого мне совсем крышу снесло…

– Да что ты? – усмехнулся я. – Когда это было?

– Неделю назад. В прошлое воскресенье.

– Я тебя после этого два раза видел, и не сказал бы, что по степени безумия ты чем-то отличался от себя обычного.

– А то, – хохотнул он и зашвырнул пустую бутылку в бассейн. Я вздрогнул от всплеска. – Я, братан, умею изображать, что захочешь. Но на самом деле, ум у меня не до конца отшибло. Даже наоборот, башка в ускоренном режиме заработала после ее побега. Я мигом сообразил, что она бросится искать тебя.

– Меня?

– Да. Пидораса, изменника и урода, который уже раз ее не уберег. С радостью кинется тебе в объятья… Я выманил тебя на попойку, чтобы выяснить, встречалась она уже с тобой или нет. Сначала думал, что не успела, но потом ты сам начал разводить какие-то мутные слюни по этому поводу, и я понял, что она где-то рядом. Тогда я оставил тебе разбираться с официантами насчет битой посуды, и повесил камеру в твоей машине, чтобы следить…

– Это был ты?!

– Это был я.

– А мусор зачем насыпал?

– Чтобы отвлечь тебя от камеры, очевидно же. Чтобы ты не заметил ее.

– А волосы эти ужасные зачем?

– Н-ну… Для эффекта. Мне хотелось тебе нагадить как-то. Чтобы ты забегал и ни хрена не понял.

– И ты для этого у нее волосы выдирал?!

– Дурак, что ли? Это оленьи, из могильника. Тут таких хоть жопой ешь по окрестностям, понял? Я собираю для поделок.

– Каких еще, на хрен, поделок?..

– Ну-у-у… Это у нас так принято. Типа, как вуду, только в позитивном ключе. Я такие шил все время, чтобы она поскорее поправилась.

Я посмотрел на него, как на идиота. Хотя, почему «как»?

– Это ты мне один из таких подарочков оставил в своей лаборатории?

– Да не… – Стасик снова вздохнул. – Таким за здорово живешь не разбрасываются. Просто выронил при переезде. Ты же слышал новость? Ректор, мудак сраный, всех выгнал оттуда и собрался вместо нашего комплекса дом приемов с резиденцией воткнуть. Ну не пидор ли, а? Всем прямо утром сказали собирать манатки и выметаться нахуй. Я поэтому и назначил тебе встречу снаружи…

– Что же не пришел? – язвительно спросил я.

– Да я и не собирался! Когда ты позвонил и стал говорить про Аську, я понял, что она на тебя вышла. Дальше было всего-то делов – проследить за тобой и понять, где она. Казалось бы, шикарный план, а? Только не вышло, потому что ебаный дедушка со своим корытом…

– Да какой еще дедушка? – совсем запутался я.

– Да хули ж ты меня все время перебиваешь, а? – возмущенно воскликнул Стас. – Все объясню по порядку, не боись. Короче, эти сраные жигули, которые мне от дедушки покойного достались, не завелись в самый ответственный момент. Поэтому я видел, как ты там болтался по лаборатории, как говно в проруби и собачился с охранником, а вот уехать за тобой я уже не смог. Пришлось потом отлавливать вас по трекингу камеры, которая в машине…

– Ясно… – пробормотал я, хотя мне все было неясно. – Письма детские тоже ты мне писал?

– Какие еще письма? Не знаю нихуя никаких писем.

– А зачем ты тогда отговаривал меня от встречи? Говорил, чтобы я дома сидел?

От этого вопроса Стас неожиданно напрягся – хотя, казалось бы, на фоне всего сказанного он прозвучал более чем невинно.

– Я хотел… – начал он и с застывшим взглядом уставился в стену. – Да ничего я не хотел. Интригу создавал. Чтобы ты поскорее прискакал на загадочное.

– Ладно, – я помолчал, не зная, что еще спросить, и вспомнил: – А вот эти твои разговоры про творение прошлого? Тоже интригу создавал?

– Э, нет, чувак, тут другое, – его глаза блеснули в темноте. – Это ты извини, это не для тебя…

Вокруг по-мышиному зашуршало, и я встревоженно огляделся. Но это был всего лишь дождь: его мелкие пока капли падали сквозь проваленную крышу, шлепаясь о пыльный пол. Ася зашевелилась и пискнула что-то неразборчивое. Стас с некоторым, как мне показалось, испугом, взглянул на нее и вдруг поднялся на ноги. Я удивленно посмотрел на него снизу вверх.

– Пойду я, – озабоченно заявил он. – Ебитесь-ка вы тут дальше вдвоем.

– Подожди, – недоуменно сказал я. – Вот теперь я действительно ничего не понимаю. Ты выхаживал ее десять лет. Ты искал ее, когда она сбежала. Ты преследовал меня, думая, что я ее украл. Ты стрелял по нам и пытался меня утопить. И просто уходишь?! Зачем тогда…

– А ты что, хочешь, чтобы я остался? – зловеще спросил Стас.

– Н-нет, спасибо. То есть, да… Я просто не догоняю: для чего, зачем все это было?

– Как – зачем? Вот же… – он обвел руками черный зал и нас с Асей, приткнувшихся у стены. Голос его звучал гулко и жутко, отражаясь от стен. Дождь набирал силу, тревожно выстукивал по стенам – и по моей голове. Я скрючился, закрывая Асю.

– Прости, чувак, – виновато пробасил Стас. – Я же такой… сила есть, ума не надо. Не рассчитал. Хотел просто тебя припугнуть, а ее забрать, а оно вон как вышло. Правда, не хотел. Извини. Но что мне теперь тут с вами – навечно оставаться? У живых – свои заботы, а у вас – свои. Одни на двоих…

– Что ты несешь?.. – ужаснулся я, поднимая голову.

– А ты думал – просто так искупался? – печально усмехнулся он. – Зато теперь она твоя. Дарю навсегда. Рад? – на этих словах он достал свой чудовищный револьвер и заглянул в дуло. – А я себе еще одну сделаю. Есть один способ… Ну, бывай.

Я не успел даже испугаться, как он развернулся и широкими шагами вышел на улицу. Спокойно, сказал я себе. Он же просто бредит. Типичная шизофрения с навязчивой идеей, тривиальный случай… В лесу наверху грянул приглушенный выстрел, я все-таки вздрогнул, и Ася тут же отчетливо сказала:

– Меня тошнит.

– Ничего, милая, – тихонько ответил я. – Сейчас пройдет.

– А где Еська? – простонала она. – Он ушел?..

– Кажется, да, – задумчиво произнес я. – Пойдем уже домой.

Я осторожно помог ей сесть и осмотрел исцарапанное лицо. Кровь больше не шла, но, как только я убрал руки, ее бедная, с грязными лохмами голова бессильно упала на грудь. Ёжась от холода, я принялся быстро натягивать сырую одежду. У меня появилось звенящее, отчетливое чувство дефицита времени: я с ужасом представил, что Ася и впрямь возьмет и помрет тут, в этом замусоренном зале, под ледяным дождем, и понял, что должен доставить ее к благам цивилизации как можно скорее.

– Пойдем, – снова позвал я.

Но Ася не могла идти. Она так и норовила свалиться на пол, ноги заплетались; я пробовал придать ей вертикальное положение, держа за талию, но легче оказалась просто взять на руки и вынести наружу.

Стояла непроглядная, мутная от ливня ночь. С огромным трудом я разглядел светлый силуэт машины, но нечего были и думать о том, чтобы ехать на ней: даже сквозь шум дождя я слышал, как вытекают, булькая, какие-то жидкости из пробитого пулей двигателя – в придачу к развороченным колесам. Хрен с ней, с машиной… Хуже с карабином – потеря оружия неизбежно означала много проблем… но не сегодня. Надо идти на трассу, решил я. Благо, тут не больше километра, а там есть шанс найти помощь. Доберемся не торопясь за полчаса, прикинул я, только бы не сбиться с пути…

Знаете такую поговорку – человек предполагает, а Бог хер возлагает? Полчаса обернулись бесконечностью, а та – сущим адом. Я не очень спортивен, а крошка Ася оказалась неподъемно тяжелой. Сначала я пробовал нести ее на руках, прижав к себе, как невесту – но таким манером мне удалось пройти лишь с десяток шагов, а потом, запнувшись, я грохнулся, изваляв нас обоих в жидкой грязи (Ася благоразумно промолчала). Затем я взял ее на закорки, как рюкзак, но у нее не хватало сил, чтобы хорошенько уцепиться за мою шею, она все время соскальзывала, и от этого способа, поначалу казавшегося перспективным, тоже пришлось отказаться. В конце концов, наплевав на остатки романтики, я перекинул ее через плечо, как куль с брюквой, и вот так – мучительно выдергивая ботинки из грунта, матерясь сквозь зубы, задыхаясь при каждом движении (Ася только попискивала, когда какие-то мои костистые мослы врезалось ей в живот), и останавливаясь через минуту на отдых – я дотащил наши тела к дороге.

К моему неописуемому счастью, прямо напротив развилки виднелся козырек автобусной остановки. Я плюхнул дрожащую, мокрую до нитки Асю на ржавую лавочку и обессиленно рухнул рядом. Что делать дальше, я не знал.

Удивительно, но здесь, впервые за эту странную, изматывающую, беспросветную ночь, нам улыбнулась удача. Вдали раздалось бутылочное тарахтение, на шоссе разгорелось зарево фар, и к остановке, дребезжа, подполз доисторический автобус. На его желтом лбу приветливо светились цифры «48» и загадочная для меня с детства надпись «ПАТП-3». Я выбежал на обочину и отчаянно замахал руками. Мы были спасены.

Опасения, что нас, мокрых и измазанных, просто не пустят в теплый и чистый автобус, оказались беспочвенными. Всем было плевать. Кондукторша, не глядя, забрала у меня волглую купюру и отсыпала медной сдачи. В тусклом свете салонных ламп выяснилось, что стекавшая с нас ручьями вода заботливо смыла всю грязь, всю Асину кровь, и теперь мы просто выглядели как два незадачливых горожанина, в выходной день за каким-то хреном отправившихся на природу, да и попавших под нещадный ливень. Автобус был почти пуст; мы с Асей устроились в дальнем уголке, рядом с решеткой, испускавшей вонючий, но божественно горячий воздух, и замерли, тесно прижавшись друг к другу. Постепенно дрожь отпускала, мои зубы уже не выстукивали собачью чечетку, а руки (ну хорошо, рука) Аси окрепли, и она тут же запустила пальцы в недра моей куртки и устроила их на животе, согревая. Я обнял ее покрепче, и почувствовал, что мне и самому уже не так холодно.

Я редко в последние годы ездил на автобусах, и понятия не имел, куда нас приведет этот маршрут. Знания Аси в этом вопросе тоже были безнадежно устаревшими, но я заметил, что, подъезжая к городу, автобус свернул и пошел обходной дорогой – значит, мы двигались куда-то в сторону Асиной квартирки, оставляя мой дом за спиной. Какая разница, подумал я. Переночую у нее, пока сохнет одежда, и пусть только попробует выгнать…

До дома Ася сумела кое-как добрести сама, повиснув у меня на локте. По лестнице, конечно, ее все равно пришлось тащить, но, после всего, что мы пережили, это представлялось сущим пустяком – своего рода приятным завершающим шагом к теплу и уюту. Не зажигая света, я положил засыпающую на ходу Асю на диван, и, не обращая внимания на слабое сопротивление, стащил с нее мокрые тряпки. Успокаивая себя тем, что в темноте ничего не видно, стащил и белье – но кажется, этого она уже не заметила. Укутал ее одеялами, оставив только нос наружу, а сам, раздевшись и расстелив на полу покрывало (я, знаете ли, неприхотлив в быту), упал рядом.

Я почти мгновенно стал проваливаться в сон, но Ася вдруг вскинулась и спустила вниз ногу, заехав мне по голове.

– Н-не выдумывай, – громко прошептала она в ночной тишине. – Залезай греться.

Без всяких задних мыслей я повиновался и нырнул под одеяло. Ася тут же свернулась калачиком, спрятав голову у меня на груди и упершись коленками в живот, и это было страшно неудобно, потому что она заняла почти все место, так что зад мой свисал с узкого дивана. Но это было совершенно неважно. Я неловко, как смог, обнял ее – горяченную, с мокрыми волосами, щекочущими мне нос, и подумал, что лишь бы она не простудилась – а после легко заснул, успев испытать перед этим острый приступ восторга.