Обжигающая грань

Вцепляюсь в ручку Лилиной Келли (* модель женской сумки в виде трапеции с короткой ручкой) и проклинаю себя за то, что так по-идиотски вырядилась сегодня. Я – поклонница неброской, удобной одежды, которую нет необходимости постоянно поправлять. Чаще всего это – футболка (кофта) и джинсы. Но Лиля убедила, что в чёрном оттягивающем платье выше колен, которое она фактически заставила меня купить месяц назад, и в её счастливом васильковом жакете, ставшим таковым, потому что именно в нём подруга защитила диплом на «отлично», никому и в голову не придёт подозревать меня в мошенничестве. А в купе туфлями-лодочками, деловой сумкой и стильной укладкой волос лёгкими локонами – так, вообще, от бизнес-леди не отличить.

Мне бы ещё уверенность этих пресловутых бизнес-леди! Откуда они её берут?! А то сейчас со стороны я вижу себя сгорбленным дрожащим нечто.

Зачем я накрасила лицо так ярко? Пока сидела-ждала, могла успеть сбегать и смыть всё в туалете. Но теперь поздно стирать.

А вдруг Илья меня вообще не вспомнит?! Будет с загадочным видом и своей коронной ухмыляющейся улыбочкой впридачу потирать рукой переносицу, стараясь выудить из памяти, что его со мной связывало?

Вот чёрт! Может, пока не поздно удрать отсюда? Коридор длинный, успею не объясняясь улизнуть. Но нет! Секретарша то и дело оборачивается, будто нарочно нервируя меня.

Я столько раз представляла себе нашу встречу с Ильей, но в ней я выглядела очаровательно и безмятежно, а не невнятно и глупо.

Пытаюсь успокоиться, но пальцы сами собой пробираются под рукав жакета и начинают расчесывать многострадальный участок кожи. Всегда один и тот же.

«Соберись, тряпка!»– мысленно командую себе. Но оказывается, что нифига не мысленно, потому что секретарша внезапно останавливается и, повернувшись лицом ко мне, уточняет:

– Вы что-то спросили, Екатерина?

– Далеко ещё? – перестав чесаться, невозмутимо интересуюсь, копируя направленный на меня оскал вежливости.

– Уже пришли! – словно зная мою тайну, сообщает леди-ин-ред, резко занося руку с намерением постучаться в дверь.

От волнения я глотаю воздух, как беременная во время схваток. По крайней мере, в кино они всегда так дышат.

Тук-тук-тук! – это секретарша так тарабанит или моё сердце?!

Его голос слышен неотчетливо, но она открывает дверь и без стеснения ныряет в проём.

– Илья Анатольевич! Я привела к вам Екатерину из «ОконПро» – лебезит красотка-топ-модель-секретарь и, обернувшись, изумлённо вскидывает бровь, застав меня на совесть припечатанной к стенке со стороны коридора.

– Пусть заходит! – как-то отстранённо произносит Илья, но от звука его голоса моё сердце стремительно летит в пятки. И, кажется, я сейчас рухну в обморок прямо следом за своим непутевым органом.

Глава 23

Секретарша грациозно выныривает в коридор и таращиться на меня в явном недоумении, обескураженная тем, что я до сих пор не пошевелилась.

Воображение тотчас рисует позорную картинку, как девушка насильно отдирает моё, упрямо стремящееся слиться со стенкой тело и, злорадствуя, заталкивает его в дверной проём.

– Может, воды? – вежливо интересуется икона стиля, рассеивая тем самым пелену моей красочной фантазии. Отрицательно мотаю головой и жестом показываю, что я в норме.

Да что со мной такое?!

«Сама всё организовала! Теперь имей смелость принять последствия, – ехидничал внутренний голос. – Вперед! Не съест же он тебя!»

Не съест, то не съест, но может в грубой форме высказать всё, что думает. А с другой стороны – ну и пусть! Это лучше, чем прятаться и делать вид, что мне всё равно, несправедливо оставляя на невиновном человеке бремя несуществующей вины.

Натянувшись как струна, я выпятила грудь и нехотя отклеилась от стенки. Еле слышно поблагодарила секретаршу за учтивость и сделала второй, более уверенный шаг к двери. Всё, назад дороги нет.

От нарастающего с бешеной скоростью страха возникает заманчивое желание зажмуриться, но вместо этого я поднимаю подбородок настолько высоко, что почти не вижу пола, и почти бесшумно ступаю в дверной проём.

Сердце бесстыдно подпрыгивает вверх, мешая своим колотящим стуком адекватно оценить звуки в помещении, однако, зрение в кои-то веки меня не подводит.

Илья сидит за столом в чёрном кожаном кресле, что-то увлечённо рассматривая на экране ноутбука. Бесконечные пять секунд, которые я не дышу, он не отрывается от своего занятия, а после, заметив – кидает мимолётный взгляд на мою застывшую у двери фигуру и непринужденно произносит:

– Присаживайтесь, Екатерина! Мне нужна буквально минутка, чтобы закончить. Чай? Кофе?

Не узнал?! Илья не узнал меня. Осознание – как внезапная увесистая пощёчина, после которой из глаз должны немедленно брызнуть слезы.

«А чего ты ожидала? Что он веки вечные будет хранить твой образ в памяти? С какой-такой стати, а? Ты ему нож в спину вставила -предала и унизила. Таких людей автоматически вычеркивают из своей жизни черным маркёром и забывают как страшный сон!» – язвительно разжёвывает внутренний голос, пытаясь вновь и вновь вызвать у меня отвращение к самой себе.

Делаю затяжной вдох, чтобы усмирить нахлынувшие эмоции. Вроде получается. Но от досады я всё равно действую чересчур импульсивно: в несколько ускоренных шагов оказываюсь у длинного овального стола напротив рабочего места Ильи, нарочно громко тяну стул по полу, резко усаживаюсь и стальным тоном отвечаю:

– Чёрный со льдом, будьте любезны.

Илья, продолжая пялиться в монитор, машинально тянется к стационарному телефонному аппарату с очевидным намерением передать просьбу своей гостьи секретарю, но вовремя улавливает эхо подвоха. Озадаченно нахмурившись, он смело поднимает глаза, не оставляя мне ни единого шанса остаться неузнанной.

Наши взгляды неизбежно сталкиваются. Мой – пока ещё решительный, подстрекаемый сиюминутной обидой на невнимательность парня, и его – недоверчивый, изучающе-пристальный.

От наступившего разоблачения по спине галопом проносится табун мурашек, провоцируя сначала нервную дрожь, а затем – необъяснимый жар во всем теле. Мне кажется, я не только мигом забыла, зачем пришла сюда, но и навсегда разучилась думать и дышать.

Не разрывая гипнотизирующего зрительного контакта, Илья отодвигает ноутбук вправо, чтобы окончательно убедиться в своей заведомо верной догадке, а я, наконец, получаю возможность рассмотреть его лицо. Но к моему глубокому внутреннему разочарованию, кроме внешней привлекательности не вижу на нём ничего – ни малейшего намёка хотя бы на отголоски эмоций его хозяина.

Теперь ещё больше напрягаюсь, силясь утихомирить бесконтрольно пляшущие от волнения руки. Благо, успела вовремя спрятать их под столом.

– Привет! – только потупив взгляд на столешницу перед собой, осмелилась произнести, но настолько тихо, что сама толком не расслышала. – Классный кабинет!

– Да, неплохой. Светлый и просторный. Но самое удачное в нём – это форма: с любого угла отличный обзор, – в смысл фразы заложен сарказм, но звучит она до безобразия сухо. – А ты какими судьбами здесь? Что с Екатериной сделала?

– Выдумала.

Наконец Илья улыбается, но лишь уголками губ, как-то неестественно. А-ля: «Чего от такой, как ты ещё можно было ожидать». После – он медленно откидывается на спинку кресла и молча сверлит меня своим прожигающим, сбивающим с толку взглядом, подталкивая продолжить объяснения.

– Я не знаю с чего начать… – честно признаюсь, так некстати отвлекаясь на мысли о том, как чертовски шикарно сидит на Илье этот тёмно-синий пиджак, оттеняя опасный омут глаз и подчёркивая широкие, сильные плечи.

– В этом я не помощник. Но хочу напомнить, что у тебя осталось ровно пятнадцать минут.

– Как пятнадцать? Секретарь сказала, что на встречу отведено полчаса.

– Полчаса – это с запасом. Обычно на подобного рода презентации я трачу не больше двадцати минут. Пять ты уже использовала нерационально. Советую не тратить время впустую.

Его надменный официальный тон и непроницаемое выражение лица красноречиво намекают на полное безразличие ко мне и моим неозвученный словам, провоцируя мгновенно разрыдаться.

На самом деле, в глазах уже всё плывет. Но я перевожу их на высокий деревянный стеллаж с разноцветными папками, мелькающими яркими пятнами, и из последних сил сдерживаю слезы, отчаянно впиваясь ногтями в собственные ноги.

Хорошо, буду играть по его правилам: тезисно, безэмоционально расскажу то, ради чего приехала и исчезну. Для меня нет ничего отвратительнее, чем быть кому-то в тягость. Особенно Илье.

– Мой брат Ваня покончил жизнь самоубийством: опустошил родительскую аптечку, убежал на то самое озеро, закинул в себя целую гору таблеток и намерено прыгнул в воду. Бабушка призналась мне в этом только за несколько месяцев до своей смерти. Так что: даже если бы ты тогда и успел его вытащить, он бы всё равно погиб от смертельной дозы медикаментов, которые отравили его изнутри. Мой брат перешёл дорогу каким-то очень плохим людям и не смог с этим в разобраться. Он и записку родителям на комоде оставил. Что-то типа: «Меня всё равно найдут и убьют». Мерзко и трусливо – но это факт. Твоей вины в его смерти однозначно нет…

– Ты опоздала с этим откровением, – Илья вставляет своё стальное мнение в первую же заминку, пока я перевожу дух. – Около года назад мне поведала почти все эти подробности собственная мать. Вот, что забавно: много лет с того самого дня я больше ни разу не ездил в посёлок и избегал этой темы в кругу семьи, считая себя причастным к случившемуся, а оказалось – что только я был не в курсе истинного положения вещей. Родители думали, что мне так долго не удавалось прийти в себя от увиденного на том озере, поэтому молчали, не догадываясь, что на самом деле я винил себя в исходе…

Пока Илья говорил, его рассеянный взгляд хаотично блуждал по кабинету. В ту минуту он приподнял маску отчуждённости и отдалённо напоминал того Илью, которого я когда-то знала. Но буквально через мгновение, вновь закрылся, вернув вместо себя чёрствого, ничем непрошибаемого мужчину.

– Я рад, что это тема, наконец, закрыта, и больше возвращаться к ней не намерен. Что у тебя ещё?

– Извинения.

– Серьёзно, Венера?

От того, как безразлично он сейчас произнёс моё имя, по позвоночнику промчался холодок, а к горлу вновь подкатила жгучая обида, но я заставила себя перешагнуть через всё это, искренне раскаиваясь в своих ошибках.

– Прости за то, что не поверила тебе, когда ты говорил, что не имеешь отношения к увольнению Эдика. Он был слишком убедителен, когда врал… И подавлен сильно. Страдал, пил по-крупному… Да даже если бы ты и был причастен к его увольнению, это не оправдывает того, каким путём я к тебе подобралась и как подло отомстила…

Неожиданно Илья поднимается со своего кресла и с невозмутимым выражением лица неспешно шагает в мою сторону. Внутри вспыхивает паника, потому я понятия не имею, что он задумал. Бессознательно закусываю губу и вжимаюсь в сиденье.

Парень, холодно усмехнувшись, опускается на стул рядом и подначивает:

– Продолжай!

– Мне очень жаль, что я тогда причинила тебе боль…

– Не льсти себе! – его слова ранят остро, но не так сильно, как следующий после них придирчиво-оценивающий осмотр. Илья вместе со стулом отодвигается чуть дальше и неудовлетворённо сморщившись, водит по моему телу откровенным взглядом, словно лазером, прожигая насквозь. – Хотя кое-где ситуация заметно улучшилась. Но, если ты встанешь, смогу дать более детальную оценку.

К моим щекам тут же приливает кровь, а в груди всё готово взорваться от его жестокой насмешки и унижения.

Даже, когда я год назад искала работу на лето, и случайно попала на стресс-собеседование, то под похабными прожекторами и гнётом интервьюеров не чувствовала себя так погано и грязно, как перед ним сейчас. А они, как бездушные твари, с удовольствием ковырялись в грязном белье моей семьи.

С меня хватит! Пусть своих топ-моделей объективно разглядывает и измывается над ними. Оценщик хренов! Мне всё равно никогда не стать длинноногой фарфоровой куклой!

– Не смею больше задерживать вас, Илья Анатольевич! – вскочив со стула, раздраженно выпаливаю, хватаю сумку и направляюсь к двери. – Всего наилучшего!

Буквально в шаге от выхода, я внезапно теряю равновесие от того, что меня сильно хватают за запястье и, ловко развернув, тянут на себя. Ударившись об твёрдую мужскую грудь, пытаюсь отстраниться, но он не даёт: нависает надо мной в недопустимой близости, стремясь заглянуть в глаза. Я испугано сопротивляюсь.

– Зачем ты здесь? – наклонившись, Илья хрипло шепчет мне на ухо, без проблем удерживая на месте.

От его горячего дыхания голова идёт кругом, а внизу всё сладостно сжимается, требуя желанного развития событий.

– Зачем ты пришла ко мне спустя два грёбаных года? Ответь! – парень отпускает мою руку и делает шаг назад, а я, вмиг замерзнув, растерянно хлопаю глазами и не знаю, что сказать.

Настойчивый стук в дверь отшвыривает Илью ещё дальше от меня. Он практически сразу становится сдержанным и беспристрастным, разрешая надоедливому дятлу войти.

– Илья Анатольевич! Вас срочно Роман Евгеньевич вызывает. Какое-то ЧП на объекте! – миленькое личико секретарши омрачено тенью тревоги.

– Дождитесь меня, Екатерина! Или оставьте визитку! – уже в дверях официальным тоном просит Илья и куда-то убегает.

Я взволновано окидываю взглядом пустой кабинет и, пребывая в странном замешательстве, не нахожу ничего лучше, чем просто уйти.

Моя миссия, хоть и коряво, но выполнена. Все, что планировала – сказала. Значит, не было больше причин дожидаться Илью и оставаться в этом городе, правда? Пребывание здесь здорово влетело мне в копеечку – запасы на исходе, а новую работу я пока так и не нашла. Пора домой.

Но почему же тогда так тоскливо и болезненно сжалось сердце, когда я зашла в здание местного железнодорожного вокзала…

Глава 24

Осталось ровно сорок пять минут до отправления поезда, но для меня ожидание ощущается пыткой длиною в вечность.

Последняя партия непрошенных слёз была только что безразлично размазана по лицу вместе с остатками косметики. Не могу даже чётко сформулировать причину, по которой я сейчас выгляжу, как жалкая аморфная размазня, чувствуя себя подавленно и разбито.

Невероятно сложно, оказывается, признаться даже самой в себе в том, что, вопреки логичным доводам разума, сердце возлагало на встречу с Ильёй личные сокровенные надежды. И разгромно продуло.

А чему, собственно, удивляться? Это же очевидно, что два года назад парня просто переклинило. Вообразил себе, что я ему подхожу и, даже после того, как узнал о моих подлых мотивах и предательстве, всё равно стремился разобраться в отношениях, дать им второй шанс. Но я уже тогда знала, что из этого ничего не выйдет.

Будем реалистами! Не ровня я Илье, как ни крути…

Да и не мог успешный, целеустремленный, харизматичный, симпатичный (поздновато кривить душой и отрицать реальные факты) взрослый парень по-настоящему влюбиться в такую нескладную неудачницу, как я. У которой частенько всё валится из рук, растущих не из того места, планы всегда наперекосяк, а из достижений только одна-единственная грамота за второе место в двухкилометровом школьном забеге. Раньше ещё к своим достоинствам могла приписать, что я – человек хороший, но теперь это наглая ложь.

Не могу объяснить почему, но в последнее время в голове слишком часто всплывает наша первая встреча с Ильёй.

Как сейчас помню тот день, когда после вечерней смены и бессонной ночи над рефератом по агрохимии накануне, я сдуру согласилась выйти на работу ещё и с утра.

Настроение было мерзопакостным, усталость валила с ног, а язвительные комментарии коллег по поводу моей заторможенности и помятого внешнего вида разбередили раздражительность и желание убивать. Но я держалась паинькой – почти не огрызалась, упорно напоминая себе зачем я там нахожусь.

Мне нужны были деньги не только для того, чтобы прокормиться самой, но и на содержание больного отца. Того самого человека, от которого я за всю жизнь не получила ни копейки, ни похвалы, ни доброго взгляда. Того, который за все девятнадцать лет со дня рождения дочери, ни разу не обнял её и не назвал по имени.

Утешая себя тем, что до конца смены осталось недолго, я рассчитывала, что рой голодных клиентов скоро рассосётся (так как обеденный перерыв у всех заканчивался), и можно будет спокойно отсидеться (вздремнуть) в подсобке перед последней парой в универе, на которую, кровь из носу, нужно было попасть.

Мои столы опустели, и я, наспех убравшись, собралась осуществить задуманное. Но не успела выйти из зала, как в кафе заявились два высоких пижонистых парня и, высокомерно осмотревшись, вразвалочку направились прямиком к окну.

«Ненавижу! – вспылила я тогда про себя. – Неужели нельзя было сесть за стол Анжелки?!»

Сердито скрипя зубами, сделала вид, что не заметила этих самовлюбленных мажоров и скрылась по нужде в служебном помещении. Однако, очень скоро была выкурена оттуда нашим бесячим администратором Андреем.

Заносчивые, смазливые, уверенные в своём бесспорном совершенстве парни всегда вызывали у меня двоякие чувства.

С одной стороны, они, в большинстве своём, тупоголовые рельефные придурки, умеющие грамотно пускать пыль в глаза и очаровывать женщин. Ценности, цели и желания у таких, мягко говоря, поверхностные.

Но, с другой стороны, меня, как девушку, всегда задевал их смотрящий-сквозь-меня взгляд. Я, безусловно, осознаю, что эффектная внешность – не мой конёк, но и страшилой себя не считаю. Если бы не этот отвратный шрам, перетягивающий на себя внимание, то у меня вполне приятные черты лица.

Бабушка с детства уверяла, что я бойкая, неординарная и миловидная девочка, предсказывая огромную очередь из парней, которых она будет гнать в шею, пока не увидит достойного своей чудесной внучки.

Уверена даже, что я нравилась нескольким одноклассникам в школе. Но после того, как в двенадцать лет на моей левой щеке появился хорошо заметный, отталкивающий шрам, все поклонники бесследно испарились.

И в универе, конечно же, признанные мачо, даже при внезапном лобовом столкновении со мной, равнодушно, иногда пренебрежительно, отводили глаза, не удостоив и секундой царского взгляда. Они, как люди, меня совершенно не интересовали, но такого рода отношение со стороны лиц мужского пола расковыряло добротную дыру в и без того посредственной самооценке.

К чему я веду? Илья и его приятель показались мне тогда повзрослевшими вариантами подобных альфа-самцов, зацикленных на собственной напускной неотразимости.

Олег (имя узнала позже), глядя на меня, брезгливо кривился и грубо высказывался, будто я не официантка в кафе, а его персональная служанка, обязанная терпеть нападки и недовольство любого характера.

Илья вёл себя более сдержано, но его мимика с лихвой выдавала антипатию. А издевательская насмешка в глазах и самодовольная улыбочка на губах, адресованные мне напрямую, усилили раздражение больше, чем откровенное хамство со стороны его дружка.

Я мысленно представляла, как поочередно надеваю на головы этим напыщенным типам тарелки с едой, когда остановилась у их стола с подносом, в котором оставался только гаспачо.

Под снисходительным взглядом Ильи подцепила пальцами посудину, подняла верх, поднесла ближе к парню, а она – бац и выскальзывает, щедро угостив светлую рубашку Ильи своим ярко-красным содержимым.

Чёрт! Вы бы видели его лицо! Это уморительное зрелище просто непередаваемо.

Первые пару секунд я не без удовольствия наслаждалась опешившим, по-детски растерянным видком парня, и только потом до меня дошло – это конец.

Илья так громко разорался на весь зал, что сбежались все, кому не лень.

Я уже в уме прикидывала, может ли человек месяцами питаться одними лишь бич-пакетами и мысленно строчила текст завещания, но вдруг произошло невообразимое – пострадавший неожиданно стих, глубоко вдохнул и ни с того ни с сего заступился за меня, отказавшись от всех претензий. Представляете?!

Пусть это попахивало банальной жалостью к низшему сословию (именно такое сравнение в тот момент я прочитала в глазах Ильи), но такой широкий жест поразил меня до глубины души, заставив почувствовать себя ужасно виноватой перед ним. Да и моё мнение относительно таких парней дало свою первую слабую трещину. Ведь тогда я ещё не знала, что судьба сыграет с нами злую шутку, и Илья окажется исключением, не вписавшимся ни в одно моё убеждение.

Позитивный летний трек, принудительно перекинутый мне Лилей и оповещающий о её входящем вызове, возвращает мою реальность прямиком на твёрдую металическую скамью посреди зала ожидания.

Упс! Из-за своего невменяемого состояния я совсем забыла ей позвонить.

По причине непрекращающегося гула вокруг, мне сложно собрать мысли в кучку, но отклонять или игнорировать звонок от подруги, как показывают годы нашего общения, бесполезно. Она просто угробит мне зарядку до того, как я сяду в поезд.

Прочистив горло, пытаюсь придать голосу позитивное звучание, чтобы не выслушивать тираду о том, как от нашего настроения, посылаемого во Вселенную, зависит всё, что происходит с нами в дальнейшем.

– Привет! Чего так долго не звонишь? Встретились? Как он? А что ты? Рассказывай скорее, я просто сгораю от любопытства! – тараторит в трубку без остановки.

– Я домой возвращаюсь. Сейчас на вокзале жду поезд.

– Ой… А чего так? Накрыли? Не получилось с ним пересечься?

– Получилось, только он был совсем не рад моему появлению…

– Прогнал, что ли?

– Нет, но слушал неохотно. К тому же, он уже всё знал про Ваню.

– Так, а про себя ты сказала? Что извиняешься за всё? Что была круглой дурой? Что скучала по нему и за столько времени не смогла выкинуть из головы? Что любишь его?

– Вообще-то, я только извинилась, как и планировала. А остальное – это твои фантазии…

– Ой, мне-то не ври, ладно? Ты искренне улыбаться начала только тогда, когда собралась к Илье ехать. До этого почти два года ходила как приведение безликое.

– Ну, спасибо! Давай дома поговорим. Я завтра уже…

– Подожди, подожди! Он выслушал твои извинения и сказал: «Всё, пока!» Я правильно понимаю?

– Не совсем. Но он был очень холоден со мной и торопился быстрее отвязаться…

– Как вы попрощались? Ты сказала, что возвращаешься домой, а Илья: «Окей! Счастливо!» Так?

– Нет. Его куда-то срочно вызвали. Он попросил дождаться или оставить свои контакты, но я сбежала. Поэтому что это было унизительно, его поведение…

– Ты, прости, что сделала? Он просил дождаться его, а ты трусливо свалила?

– Да, ушла с офиса. А какой смысл докучать и навязываться человеку, который тебя даже не сразу узнал?

– Венера, чёрт бы тебя вразумил! Илья бы не стал просить остаться, если бы не хотел больше видеть. Аууу! Приём! Завязывай сейчас же со своим обидками-придирками и нормально с ним объяснись. Если пошлёт, то значит всё…

– Не буду я…

– Нет, будешь! Он, после всего, что было, два, целых два раза к тебе приходил, наступая на гордость и прочее, а ты один раз сунулась и сдалась? Сейчас же сдавай билет и звони Илье!

– Да поздно уже… Он другим стал. Времени столько прошло… И не факт совсем, что чувства были у него… К тому же, я ведь рассказывала тебе, что тоже хотела тогда поговорить с Ильёй, после визита к папе в посёлок, а у подъезда застала парня в объятьях какой-то рыжей красотки…

– И??? Мало ли, что тебе там на эмоциях привиделось? Он же сам пришёл на следующий день в общагу, а ты упёрлась рогом… Короче, не пудри мне мозги. Так и скажи, что струсила, и Илья тебе не по зубам.

– У меня денег совсем мало осталось, от силы на две ночи в хостеле…

– Хватит искать оправдания! Это прежде всего нужно тебе. Если ты слабачка и считаешь себя недостойной – так оно и есть. Возвращайся тогда. Но я знаю наверняка, что вы созданы друг для друга. Но поочередно тупите. Помнишь, что мне после тридцати пророчили открытие «третьего глаза»? А денег я тебе скину на карту, если что.

Блин, Лиля такая чудачка! Верит во всякую там экстрасенсорику и прочую ересь. Но она одна может меня переубедить, найти нужные слова и поднять настроение. За это я её и ценю.

– А этот будущий глаз случайно не видит твою фамилию после замужества? Сила воды, воздуха и земли подсказывает мне, что быть тебе Лилей Беглец.

– Да не за что! Мы с Олегом больше не общаемся. Достал! Но, если ты вдруг тогда новый номер Ильи не записала, могу узнать.

– Записала… Ладно, сейчас решу, что делать.

– Ты, кстати, стихию огня забыла. Без неё твоё предсказание точно липовое.

– Посмотрим, кто окажется прав. Пойду ещё раз брошу вызов судьбе. Спасибо за мотивационный пендаль, подруга!

– Всегда пожалуйста! После жду подробный отчёт. Ты, главное, верь в себя!