Безумно богатые азиаты

Уложив Кассиана в кроватку и прочитав ему «Баю-баюшки, луна» на французском, Астрид возобновила ритуал: требовалось аккуратно распаковать свои обновы от-кутюр и спрятать в свободной комнате до того, как Майкл вернется с работы. Муж не должен был видеть, в каком масштабе она делает покупки в каждом новом сезоне. Астрид следила за этим. Бедняжка Майкл так устает на работе в последнее время! В мире высоких технологий принято работать сверхурочно, а Майклу и его партнеру в фирме «Клауд найн солюшн» и вовсе приходилось пахать, чтобы дела пошли в гору. Майкл летал в Китай раз в две недели, чтобы контролировать новые проекты, и Астрид знала, что сегодня он будет вымотан, поскольку поехал в офис прямо из аэропорта. Ей хотелось, чтобы все было идеально, когда муж войдет в квартиру.

Астрид поспешила в кухню, обсудила с кухаркой меню, и они решили сегодня накрыть ужин на балконе. Она зажжет свечи с ароматом инжира и абрикоса и поставит на стол бутылочку сотерна, которую привезла прямиком из Франции в специальном охладителе. Майклу нравились сладкие вина, и особенно сотерн – вино позднего урожая. Она знала, что муж оценит напиток: бутылку рекомендовал приобрести Мануэль, великолепный сомелье ресторана «Тайеван».

Большинство сингапурцев сочли бы, что Астрид ожидает приятный вечер, однако друзей и родных ее семейная ситуация смущала. С чего вдруг ей бегать в кухню и болтать с кухарками, самой распаковывать багаж и волноваться из-за загруженности мужа на работе? Не такой все представляли жизнь Астрид. Астрид Леонг родилась, чтобы царствовать в огромном доме, и экономка должна была предвосхищать все ее желания, пока сама хозяйка наряжается, дабы ехать с могущественным и влиятельным супругом на одну из закрытых вечеринок, что устраивают в этот вечер на острове. Однако Астрид всегда обманывала чужие ожидания.

Для маленькой группы девочек, которые подрастали в семьях верхушки сингапурской элиты, жизнь текла по предписанному порядку: в возрасте шести лет их зачисляли в Методистскую школу для девочек (МШД), Сингапурскую школу для китаянок (СШК), Школу при монастыре Святого Младенца Иисуса (ШМСМИ).

Вечерние часы после школы уходили на занятия с целой командой репетиторов, которые готовили вас к лавине еженедельных экзаменов (обычно по классической китайской литературе, многофакторному анализу и молекулярной биологии). По выходным приходилось заниматься фортепиано, скрипкой, флейтой, балетом, верховой ездой или принимать участие в мероприятиях Братства молодых христиан. Если вы справлялись с учебой на должном уровне, то поступали в Национальный университет Сингапура (НУС), а если нет, то вас отправляли учиться в Англию (американские колледжи считались второсортными). Единственными приемлемыми специальностями считались медицина или право (только самым недалеким девочкам разрешали довольствоваться бухучетом). После окончания вуза с отличием (все другие варианты навлекали позор на семью) можно было поработать по специальности (но не более трех лет), а потом полагалось выйти замуж в двадцать пять (или двадцать восемь лет, если вы учились на медицинском) за молодого человека из семьи подходящего статуса. В этот момент вы должны были отказаться от карьеры и рожать детей (правительство официально приветствовало трех отпрысков у людей вашего происхождения, причем должно быть минимум два мальчика). Теперь ваша жизнь превращалась в плавную череду гала-вечеров, посещений загородных клубов и кружков по изучению Библии, легкой волонтерской работы, партий в бридж или маджонг, путешествий и возни с внуками (с десятками внуков, надеюсь) вплоть до тихой и спокойной кончины.

Астрид перевернула этот порядок. Она не была бунтаркой – это предполагало бы, что Астрид нарушает установленные правила. Нет. Она просто устанавливала новые, а учитывая особые обстоятельства – значительный личный доход, чрезмерно баловавших ее родителей и собственное умение выходить из сложных ситуаций с достоинством, – каждое ее движение затаив дыхание обсуждали и внимательно изучали в этом страдающем клаустрофобией кругу.

В детстве Астрид всегда исчезала из Сингапура во время школьных каникул, и хотя Фелисити научила дочь не хвастаться своими поездками, школьная подружка, пришедшая в гости, заметила снимок в рамочке: Астрид на белой лошади на фоне какого-то дворца. По школе поползли слухи: дядя Астрид владеет замком во Франции, где Астрид проводит каникулы, катаясь на белоснежном скакуне. Вообще-то, это было поместье в Англии, а «белоснежный скакун» – всего лишь пони. Так или иначе, подружку больше в гости не приглашали.

Когда Астрид стала подростком, сплетни расползались еще более лихорадочно. Дело в том, что Селестин Тин, чья дочь вместе с Астрид занималась в кружке Братства молодых христиан, взяла в аэропорту Шарля де Голля экземпляр французского журнала о знаменитостях «Пуан де вю» и наткнулась на снимок, сделанный папарацци: Астрид в Порто-Эрколе прыгает «бомбочкой» с яхты в компании юной европейской принцессы. В тот год, когда Астрид вернулась после каникул, обнаружилось, что у нее не по годам развито чувство стиля. Другие девочки ее круга обожали с головы до ног одеваться в брендовые вещи, Астрид первой надела винтажный пиджак-смокинг от Ива Сен-Лорана с шортами из батика, купленными за три доллара в лавочке на балийском пляже. Она первой начала носить наряды от Антверпенской шестерки[44], первой привезла домой пару красных туфель на шпильке от какого-то парижского обувщика по имени Кристиан. Одноклассницы пытались копировать каждый ее наряд, а их братья прозвали Астрид Богиней и считали главным объектом своих эротических фантазий.

Астрид была печально известна тем, что беззастенчиво завалила все экзамены в средней школе (да и как девушка могла сосредоточиться на учебе, если постоянно страдала из-за смены часовых поясов?). Ее сплавили в Лондон на подготовительные курсы. Все знали историю, как восемнадцатилетний Чарли У, старший сын миллиардера У Хаоляня, со слезами простился с ней в сингапурском аэропорту, а потом запрыгнул в свой частный бизнес-джет и приказал пилоту обогнать ее самолет. Когда Астрид приземлилась в Хитроу, то с изумлением обнаружила влюбленного без памяти Чарли, который ждал в зале прибытия с тремя сотнями алых роз. Следующие пару лет они были неразлучны, и родители Чарли даже купили ему квартиру в Найтсбридже (для приличия), хотя все и подозревали, что Чарли с Астрид, скорее всего, «живут в грехе» в ее частных покоях в отеле «Калторп».

В двадцать два года Чарли сделал ей официальное предложение на горнолыжном подъемнике в швейцарском Вербье, и хотя Астрид ответила согласием, но якобы отказалась принять кольцо с бриллиантом в тридцать девять карат, посчитав его слишком вульгарным, и выкинула подарок прямо на склоне (Чарли даже не пытался отыскать кольцо). Высший свет Сингапура пришел в восторг от предстоящей свадьбы, в то время как родители Астрид были ошеломлены перспективой породниться с семьей без определенного происхождения и столь бесстыдными новыми деньгами. Самая роскошная свадьба Азии бесславным образом расстроилась за девять дней до намеченной церемонии. Астрид и Чарли прилюдно поцапались средь бела дня. По слухам, Астрид «отшвырнула его так же, как то злополучное кольцо, прямо рядом с „Вендис“ на Орчард-роуд, плеснув ему „Фрости“[45] в лицо», а на следующий день умотала в Париж.

Родители поддержали Астрид в ее желании «охладить свой пыл», но, как ни старалась Астрид держаться скромно, ей, с ее яркой красотой, без труда удалось очаровать весь Париж. Потом она вернулась в Сингапур, и ей продолжили перемывать косточки. Астрид была в центре внимания. Якобы ее видели в первом ряду на показе Валентино – она сидела между Джоан Коллинз и болгарской принцессой Розарио. Поговаривали, что Астрид подолгу обедала в знаменитом ресторане «Ле Вольтер» с женатым философом-плейбоем и обстановка была самой интимной. И возможно, самый сенсационный слух прокатился о ее романе с одним из сыновей Ага-хана[46] – Астрид будто бы готовилась принять ислам, чтобы они могли пожениться. (И будто бы епископ Сингапура вылетел в Париж по первому требованию, чтобы вмешаться.)

Все эти слухи сошли на нет, когда Астрид снова удивила всех, объявив о помолвке с неким Майклом Тео. Первый вопрос, который возник у каждого: «Кто этот Майкл?» Он был никому не известным сыном школьных учителей из района Тоа-Пайо, в то время облюбованного средним классом. Сначала родители Астрид были ошеломлены и озадачены тем, как их дочь вообще могла познакомиться с человеком «подобного происхождения», но в конце концов поняли, что она выбрала неплохой экземпляр – потрясающе красивого офицера элитных войск, получившего национальную стипендию и изучавшего компьютерные системы в Калифорнийском технологическом институте. Могло быть гораздо хуже.

Свадьба была закрытой и очень скромной. Всего-то три сотни гостей собралось в доме бабушки Астрид. Церемонию осветили в крошечной заметке на пятьдесят одно слово без фотографий в «Стрейтс таймс». Правда, анонимные источники сообщали, что сэр Пол Маккартни прилетел, чтобы исполнить серенаду, под которую выходила невеста «в немыслимо изысканном платье». Через год Майкл уволился из вооруженных сил, чтобы основать собственную фирму по производству программного обеспечения, а у пары родился сын, которого назвали Кассианом.

Астрид пребывала в коконе домашнего блаженства, и можно было подумать, что все истории, связанные с ее именем, затихнут. Но не тут-то было…

В начале десятого Майкл вернулся домой, и Астрид бросилась к дверям, чтобы заключить мужа в объятия. Они были женаты уже больше четырех лет, но при виде мужа по ее телу все еще пробегал электрический разряд, особенно после разлуки. Майкл был поразительно привлекателен, особенно сегодня, со щетиной и в помятой рубашке, в которую Астрид хотелось уткнуться лицом, – ей нравился его запах после долгого дня.

Они насладились легким ужином, состоящим из леща в имбирном вине с рисом в глиняном горшочке, а потом растянулись на диване в легком подпитии после двух бутылок вина. Астрид продолжила рассказывать о своих приключениях в Париже, а Майкл как зомби уставился в телевизор, где без звука транслировался спортивный канал.

– Много в этот раз купила платьев за тысячу долларов?

– Нет… всего парочку, – весело отмахнулась Астрид и задумалась, как отреагировал бы муж, узнав, что цифра в двести тысяч за платье скорее похожа на правду.

– Ты совсем не умеешь врать, – хмыкнул Майкл.

Астрид положила голову мужу на грудь, медленно поглаживая его правую ногу. Она прочертила кончиками пальцев непрерывную линию по изгибу колена и выше и, чувствуя, как он напрягся, продолжала нежно гладить его ногу в непрерывном ритме, подбираясь все ближе и ближе к внутренней поверхности бедра. Майкл больше не мог этого выносить, одним резким движением поднял Астрид и понес в спальню.

Они неистово любили друг друга, а потом Майкл выбрался из постели и пошел в душ. Астрид лежала на его половине кровати, совершенно выбившись из сил. Секс после разлуки всегда прекрасен. Вдруг запищал айфон. Кто мог прислать сообщение в столь поздний час?! Она взяла телефон и, прищурившись от ярких букв на темном экране, прочитала эсэмэску: «СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ ВНУТРИ МЕНЯ».

Что за чушь? Кто ей такое прислал? Астрид с удивлением уставилась на незнакомый номер. Похоже, из Гонконга. Очередная шутка Эдди? Она перечитала сообщение и внезапно поняла, что в руках у нее айфон мужа.

10

Эдисон Чэн

Шанхай

Все дело в зеркале, которое висит в гардеробной. Гардеробная в новом трехуровневом пентхаусе Лео Мина в районе Хуанпу вывела Эдди из себя. После того как Шанхай провозгласили азиатской столицей вечеринок, Эдди все больше времени проводил здесь с последней своей пассией, старлеткой из Пекина, контракт которой он перекупил у китайской кинокомпании за девятнадцать миллионов (по миллиону за каждый год ее жизни). Друзья прилетели буквально на денек, чтобы осмотреть новые суперлюксовые апартаменты Лео, и сейчас стояли в гардеробной площадью в две тысячи квадратных футов. Не гардеробная, а целый ангар. Окно от пола до потолка, занимающее всю стену, шкафы из макасарского эбенового дерева и ряд зеркальных дверей, которые автоматически раздвигались, открывая взору вешалки из кедра.

– Здесь стоит климат-контроль, – сообщил Лео. – С этой стороны в шкафах поддерживается температура в районе пятидесяти пяти градусов[47] специально для моих итальянских кашемировых костюмов, твида и мехов. В отделении для обуви температура держится на уровне семидесяти градусов[48], что оптимально для кожи, а влажность отрегулирована так, чтобы всегда было тридцать пять процентов, иначе мои ботиночки «Берлути» и «Кортэй» покроются испариной. За этими малышами нужно правильно ухаживать, правда?

Эдди кивнул, с тоской подумав, что пришло время переоборудовать и собственную гардеробную.

– А сейчас я покажу тебе «pièce de résistance»[49], – сказал Лео, коверкая французские слова.

Он с размаху провел большим пальцем по зеркальной панели, и ее поверхность мгновенно превратилась в экран высокой четкости, на который проецировалось изображение мужчины-модели в двубортном костюме в натуральный рост. Над правым плечом значились названия брендов каждого предмета туалета, а дальше перечислялись даты и места, куда хозяин уже ходил в таком наряде. Лео махнул пальцем перед экраном, как будто перелистывал страницу, и теперь молодой человек появился в вельветовых брюках и свитере крупной вязки.

– В это зеркало встроена камера, которая фотографирует и сохраняет снимок, поэтому можно видеть все, что ты когда-либо носил, отсортированное по дате и месту. Тогда наряды не будут повторяться!

Эдди уставился на зеркало в изумлении.

– Да, я уже такое видел, – промямлил он, а по венам уже побежала зависть.

Внезапно Эдди охватило желание разбить лицо друга об эту зеркальную стену. Лео снова хвастался очередной новой игрушкой, которая досталась ему за то, что он ни хрена не делает. Так было с детства. Когда Лео исполнилось семь, отец подарил ему титановый велосипед, который под его жирный зад специально спроектировали бывшие инженеры НАСА (через три дня велосипед украли). В шестнадцать лет Лео загорелся идеей исполнять хип-хоп, и отец построил для него высококлассную звукозаписывающую студию и спонсировал первый альбом (диски все еще можно найти на eBay). В 1999-м отец дал деньги Лео на стартап в Интернете, а тот умудрился пустить на ветер больше девяноста миллионов долларов и прогореть в разгар интернет-бума. А теперь еще и это – последнее приобретение в бесчисленной коллекции домов по всей планете, которую пополняет любящий папаша. Да, Лео Мин, один из почетных членов гонконгского Клуба счастливой спермы, получал все, что ни пожелает, на блюдечке с бриллиантовой каемочкой. А вот Эдди «повезло» родиться в семье, где родители не дают ни цента.

В этом, пожалуй, самом материалистическом городе на земле, где ключевая мантра – «престиж», сплетники высшего света Гонконга сошлись бы во мнении, что жизни Эдисона Чэна можно позавидовать. Они признали бы, что Эдди родился в хорошей семье (хотя его ветвь, если честно, немного простовата), учился в престижных заведениях (конечно, ничто не перевесит Кембридж… кроме Оксфорда), а теперь работал в самом престижном инвестиционном банке Гонконга (жаль, конечно, что не пошел по стопам отца и не стал врачом). В тридцать шесть Эдди все еще выглядел очень молодо (да, немного потолстел, но ничего страшного, так он выглядит более преуспевающим), удачно женился на Фионе Тан (старая финансовая аристократия; правда, отец запятнал свое имя в скандале с акциями – но это все дато Тай То Луй, не надо было с ним связываться), его дети Константин, Каллиста и Августин всегда хорошо одеты и прилично себя ведут (хотя младшенький, кажется, аутист или что-то вроде того).

Эдди и Фиона жили в двухуровневом пентхаусе в небоскребе «Триумфальные башни», самом популярном на горе Виктория-Пик (пять спален, шесть ванных комнат, больше четырех тысяч квадратных футов, не считая террасы площадью восемьсот квадратных футов). На них работают две филиппинки и две китаянки из материкового Китая (китаянки лучше справляются с уборкой, а филиппинки замечательно ладят с детьми). Их квартиру в стиле бидермейер декорировал известный австро-немецкий дизайнер Каспар фон Моргенлатт, интерьеры вызывали ассоциации с охотничьим замком Габсбургов. Недавно фотографии квартиры появились в «Гонконг татл». Эдди запечатлели у подножия мраморной винтовой лестницы, он в зеленой тирольской куртке, с зачесанными назад волосами, в то время как Фиона, неудобно растянувшаяся у его ног, одета в бордовое платье от Оскара де ла Рента.

На парковке дома супругам принадлежало сразу пять мест (по двести пятьдесят тысяч каждое), где стояла их «автоколонна»: «Бентли Континенталь ГТ» (автомобиль Эдди по будням), «Астон-Мартин Вэнкуиш» (автомобиль Эдди по выходным), «Вольво S40» (автомобиль Фионы), «Мерседес S550» (семейный автомобиль) и «порше-кайен» (семейный спортивный внедорожник). В клубе «Абердин Марина» покачивался на причале «Кайзер» – шестидесятифутовая яхта Эдди. Также у него была квартира в Уистлере, Британская Колумбия (единственное место, где можно кататься на лыжах, так как в Ванкувере в часе езды подавали почти приличную кантонскую еду). Эдди был членом Китайской спортивной ассоциации, Гонконгского гольф-клуба, Китайского клуба, Гонконгского клуба, Крикет-клуба, клуба «Династия», Американского клуба, Жокей-клуба, Королевского гонконгского яхт-клуба, а также частных клубов в бессчетном количестве. Как и большинство гонконгцев из высшего света, Эдди также обладал тем, что можно считать членским билетов всех членских билетов, – видом на жительство в Канаде для всей семьи (безопасное убежище на случай, если власти Пекина снова выведут танки на Тяньаньмэнь). Эдди собирал часы, и теперь у него в коллекции насчитывалось более семидесяти экземпляров от самых уважаемых мастеров (конечно, швейцарцев, за исключением нескольких старинных «Картье»). Эта коллекция красовалась в гардеробной в специально спроектированной витрине из серебристого клена. К слову сказать, у жены Эдди не было собственной гардеробной. Четыре года подряд он входил в «Список наиболее часто приглашаемых знаменитостей», публикуемый в «Гонконг татл», и, как подобает человеку его положения, успел сменить трех любовниц, с тех пор как женился тринадцать лет назад на Фионе.

Несмотря на такое богатство, Эдди чувствовал себя крайне обделенным по сравнению с большинством своих друзей. У него не было особняка на Виктория-Пик. У него не было своего самолета. На яхте, слишком маленькой, чтобы разместить с комфортом больше десяти гостей на бранче, не было штатной команды. У него не было картин Ротко, Поллока или других вошедших в историю американских художников, которые необходимо повесить на стену, чтобы в наши дни считаться по-настоящему богатым. В отличие от семьи Лео, родители Эдди были старомодными: они настояли, чтобы сын сам себя обеспечивал с момента выпуска из университета.

Это чертовски несправедливо! Родители при деньгах, а мать должна унаследовать неприлично большую сумму, когда сингапурская бабушка сыграет в ящик. (А-ма уже перенесла два сердечных приступа за последнее десятилетие, но у нее был дефибриллятор, и она может коптить небо еще бог знает сколько.)

К несчастью, здоровье у родителей Эдди прекрасное, а к моменту, когда они окочурятся, деньги придется делить между ним, его стервозной сестрицей и никчемным братом, так что будет не особо-то много. Эдди пытался прикинуть размер состояния родителей, большей частью по обрывкам информации от своих приятелей, занятых в торговле недвижимостью. Это превратилось в навязчивую идею, Эдди даже вел на домашнем компьютере электронную таблицу, которую старательно обновлял каждую неделю, исходя из оценок имущества. Но как бы он ни крутил эти цифры, было ясно, что, скорее всего, ему никогда не попасть в список десяти богатейших людей Гонконга от «Фортьюн Азия», пока родители управляют своим состоянием.

Его мать с отцом слишком эгоистичны. Ну да, они его воспитали, заплатили за обучение и купили первую квартиру, но подвели в действительно важных вещах – они не умели афишировать собственное богатство должным образом. Его отец, несмотря на всю свою известность, рос в семье, принадлежащей к среднему классу, и у него остались вкусы среднего класса. Ему достаточно было считаться уважаемым доктором, ездить в постыдно устаревшем «роллс-ройсе», носить ржавые часы «Одемар Пиге» и посещать свои клубы. А мать! Настоящая скупердяйка, считает каждое пенни. Она могла бы стать королевой высшего света, если бы просто вспомнила о своем аристократическом происхождении, носила бы дизайнерские платья или уехала из этой замшелой квартиры в Мид-Левелс[50]. Чертова квартира! Эдди терпеть не мог ходить к родителям в гости. Он ненавидел вестибюль с дешевыми черными гранитными полами и старой консьержкой, которая вечно жевала вонючий тофу из пластиковой коробки. В самой квартире его бесили кожаный секционный диван персикового цвета и белые лакированные консоли (купленные в середине 1980-х на распродаже в старом универмаге «Лэйн Кроуфорд» на Куинс-роуд), стеклянная галька на дне каждой вазы с искусственными цветами. Отвращение вызывала и случайная коллекция свитков с китайской каллиграфией (подарки пациентов отца), развешенных по стенам, почетные грамоты и знаки, расставленные на полке, что тянулась по периметру гостиной. Эдди коробило, когда он проходил мимо старой детской, которую был вынужден делить с младшим братом, – две одинаковые кровати и темно-синий шкаф из «ИКЕА» стояли на прежнем месте даже спустя все эти годы. Но больше всего Эдди выводил из себя огромный семейный портрет в рамке орехового дерева, выглядывающий из-за большого телевизора, – кошмар с отвратительным коричневым задником и позолоченным логотипом фотостудии в правом нижнем углу. Эдди не нравилось, как он получился на снимке. Ему тогда было девятнадцать, он только-только окончил первый курс в Кембридже, носил волосы до плеч, выстриженные перьями, и твидовый пиджак от Пола Смита – неимоверно крутой, как он считал в то время. На фото Эдди небрежно опирался локтем на материнское плечо. Почему у его матери, родившейся в такой аристократической семье, напрочь отсутствовал вкус? Много лет Эдди умолял ее переснять фотографию или вообще убрать, но мать упорно отказывалась: она была «не готова расстаться со счастливыми воспоминаниями о том, как здесь подрастали дети». Какие еще счастливые воспоминания? Единственным детским воспоминанием был стыд. Эдди стыдился пригласить к себе в гости друзей, хотя и знал, что они живут в куда менее престижных домах. Подростковые годы он, можно сказать, провел в тесном туалете, мастурбируя практически под раковиной и упираясь обеими ногами в дверь (она не запиралась).

Сейчас, стоя в новой гардеробной Лео в Шанхае и глядя через видовое окно на финансовый район Пудун, переливающийся огнями за рекой, словно рай на земле, Эдди поклялся: в один прекрасный день у него будет такая прекрасная гардеробная, что эта в сравнении с ней покажется маленьким свинарником. А пока у него есть кое-что, чего не купишь даже за хрустящие новенькие банкноты Лео, – приглашение на свадьбу Колина Ху в Сингапуре, отпечатанное на плотной тисненой бумаге.

11

Рейчел

По дороге из Нью-Йорка в Сингапур

– Ты же шутишь, правда? – спросила Рейчел, когда Ник ради прикола потянул ее на красную ковровую дорожку к стойке регистрации первого класса «Сингапур эйрлайнс» в аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди.

Ник заговорщицки улыбнулся, наслаждаясь удивлением Рейчел:

– Я решил, что, раз ты собираешься лететь со мной через половину земного шара, надо хотя бы попытаться сделать перелет по максимуму комфортным.

– Но это же стоит целое состояние! Тебе ведь не пришлось продать почку?!

– Не волнуйся, у меня накопился целый миллион авиамиль по программе для часто летающих пассажиров.

Рейчел все равно было неловко оттого, что Ник потратил мили на эти билеты. Кто вообще сейчас летает первым классом?! Второй сюрприз ожидал ее, когда они вошли в громадный двухэтажный «Эйрбас А380» и их тут же приветствовала прекрасная стюардесса, которая, казалось, сошла прямо с рекламы с мягким фокусом в глянцевом журнале для путешественников.

– Мистер Янг, мисс Чу, добро пожаловать на борт. Позвольте мне проводить вас на ваши места.

Стюардесса в элегантном длинном облегающем платье[51] двинулась по проходу и провела их к носовой части самолета, где расположились двенадцать отдельных апартаментов.

У Рейчел было ощущение, будто она попала в зал роскошного лофта Трайбеки[52]. В этом отсеке стояли два самых широких кресла, которые ей доводилось видеть, они были обиты простеганной вручную кожей от «Полтроны Фрау»; на стенке висели два больших телевизора с плоским экраном; настоящий шкаф в полный рост был изобретательно спрятан за отъезжающей панелью орехового дерева. Кашемировый плед «Живанши» был искусно задрапирован над сиденьями, призывая пассажиров обняться и устроиться поудобнее. Стюардесса показала на коктейли, ожидавшие на центральном столике: