Грозный. Первый настоящий император Руси

– Ты в вылазку на Казань ходил? – удивился Молога.

– Нет, Иваныч. Князь только со своей дружиной и «детьми боярскими» – сынами бояр да воевод ходил. Кабы нас с Сергулей взяли, мы бы хана с ханшей на веревке привели, да, племянник?

– Наверно, да, – кивнул Сергуля, не меняя тяжелого взгляда.

– Ух, Василий! Пузо вперед после каши гороховой, смотри не лопни, защитник! – хлопнул его по животу Молога.

– Ну, дядя Саша! – не ожидал стрелец. – Кабы кто другой, я бы!..

– Давай-давай, Вася. Охранять есть что – видишь, сколько труда сделанного по реке пришло. Смотри в оба.

– Ну все себе взяли правило указывать сотнику. То бояре, то воеводы, то мастеровые уже кажут… – ворчал добродушно Василий, спускаясь к реке, где за два дня уже была устроена широкая пристань. Сергуля поплелся к кухне, по дороге протирая топорик сорванным пучком травы.

Плач Сююмбике

Мой милый Иван, властелин земель, вод, городов, войск и каждодневных дум моих!

Сююк, которая старается не плакать, вспоминает тебя каждый день и каждую ночь. До встречи с тобой самым счастливым подарком небес было рождение лучезарного Утямыша, моего солнечного сыночка. После нашей волшебной ночи у меня появилось еще одно воспоминание. Когда меня касался и ласкал ты, настоящий муж, желающий меня, а не золота и власти моего отца. Разве можно сравнить горячее биение твоего сердца с целыми годами, проведенными в замужестве? Сначала меня в 12 лет купили для Джан-Али, который меня даже не коснулся. Потом подарили пятой женой доброму, но старенькому Сафе, который никак не обидел меня, потому что видел всего четыре раза в жизни. И только ты наполнил меня жизненной силой, но этой силы мне нужно еще. Твоя Сююк очень скучает и верит, что ты снова придешь. Мне нужна твоя сила, мне нужна твоя храбрость, которая однажды привела тебя в мои объятия. Мне нужна надежда на встречу. Когда я увижу тебя? Дай мне весть и надежду!

Тогда мне легче будет переживать все, что происходит. Возлюбленная моя Казань стоит хмурая и голодная. Моя верная Динария – источник всех вестей, потому как Шах-Али не допускает к нам более никого, кроме мулл-наставников Утямыша и прислуги для уборки. Динария говорит, что с севера и с Нагорной стороны окружена Казань полками князя Серебряного, который много сотворил недоброго, спалил приселки и не пускает вверх по Волге ни одного казанца. С юга, со стороны великой степи, стоят отряды татар из Касимова, которые пуще стрельцов беды творят. На Ташаяке пусто, потому как купцов в Казань не пускают. Луга вокруг стоят не кошены, поля не паханы. Мне приходится в это верить, ведь меня не выпускают из нашей половины дворца, и самой ничего видеть не дано.

Несчастный Шах-Али, толстый человечек с большой головой и рысьими ушами, наивно думал, что я достаюсь ему в жены как приятный дар к ханскому престолу, и решил овладеть не своим немедленно. Но вылитый ему один раз в лицо горячий кофейник сильно огорчил и ожесточил твоего наместника. Власть свою Шах-Али на беках и мурзах показывает. Касимовские силой забирают жен и дочерей не только знатных, а и простых посадских людей. Говорят, что увозят в село Шигалеево для потехи нового хана. А может, сами с ними тешатся. Вот дочку бека Отучева вернули обратно люди Шах-Али, а она через два денька в Казанке утопилась. Лесные князьки и вожди-сыроядцы в веру Исе Христу обратились и на поклон да за подарками в Ивангород Свияжский ходят. Злые люди в Казани ходят и по домам сидят. Что им думать? Что в бедах их виноват поставленный из Москвы дурковатый мстительный хан и что царица и хан-дитя не могут быть им защитой? Куда обратят они свои глаза и ноги за помощью?

Это все печалит меня. Рано или поздно Шах-Али перестанет терпеть и озвереет совершенно. Или на смену ему придет другой, кто тоже захочет сделать царицу Сююмбике игрушкой, а царевича товаром для обмена. Хочу, чтобы знал ты, ненаглядный Иван, что Сююк принадлежать больше никому не будет и что хочет только одного. Хочет увидеть тебя, своего храброго и сильного льва, пока видят глаза, почувствовать, пока чувствуют руки, и поцеловать, пока губы ждут твоего тепла и наполнены любовью. В каждом ударе сердца думы о тебе.

Роняющая слезы Сююк.

Иван свернул и отложил письмо. «Как же жарко натоплено! В Чудовских садах уже отцвели вишни, уж кипят белой пеной яблони, а они все топят!» – подумалось царю с раздражением.

– Игнатий! Прикажи не топить! – крикнул царь и расстегнул ворот шелковой рубашки.

– Батюшка-государь! Мамки великой княгинюшки Анастасьи велят топить жарче! – появился невесть откуда на зов хозяина царский слуга.

– На кой?! Жара на Москве стоит такая, что пожару только ждать!

– Так княгинюшка на сносях, разрешится скоро! Они сетуют, что маме и дитю сыровато в палатах будет. Радости-то какой ждем! Наследника! – прихлопатывал языком Игнатий.

– Сыровато им в липовых срубах да на белокаменных подклетах! Бабье племя! Игнатий! Ночевку готовь в тереме на Арбате! Княгине знать того не нужно, пусть с мамками и няньками в тепле сидит, а то замерзнет! – сказал царь отрывисто, с нескрываемым раздражением, и погрузился в думы. Жена Анастасия была хороша, чиста и покорна. Она и не видела в жизни своей никого и ничего, кроме своего милого Ивана. Вся жизнь царицы заключалась в ожидании, когда царственный муж придет, взглянет, одарит словом, а может быть, приласкает. Она была красива и нежна, но Ивана сейчас раздражало даже упоминание о жене. Ему казалось, что Кремль с палатами и светлицами, с лицами благообразных дьяков и чинных бояр – что все это висит на ногах гирями. А если бы кто-то заикнулся сейчас о жене или, не дай бог, показался кто-то из ее дворни, Ивану казалось, его разорвет изнутри от ярости.

Сююмбике была другой. Обладать ею было сродни ощущению победы, выигрыша в поединке, триумфу личного достоинства. Заменить это чувство в положении русского царя, которому подвластно все, по мановению руки которого доставалась не только любая женщина, но и любой подданный без вопросов клал голову на плаху, было просто невозможно. Она одна могла шутить над ним и даже ерничать. После той памятной зимней ночи он много раз, проезжая по Москве, особенно через Таганку или Замоскворечье, выхватывал взглядом из толпы стройную фигуру с черными волосами и легкой грациозной походкой. Сердце замирало на какую-то долю мгновения, и тут же в голове отдавалось молоточком: «Не она! Да она и не может быть!» И сейчас Иван тряхнул головой, отгоняя гложущие мысли.

– Недужится, великий государь! Нам, может, покинуть палату? – нарушил молчание князь Серебряный.

Иван поднял взгляд и отрешился от раздумий. Между тем перед ним стояли, ожидая дальнейших распоряжений, Алексей Адашев, Семен Микулинский, Иван Выродков, мурза Камай и упомянутый уже князь Серебряный, который в числе иных докладов привез и письмо Сююмбике.

– Читали?! – сдвинул брови Иван.

– За что обижаешь, отец родной! – забасил Серебряный. – Девка царицына, Динка, до Свияжска добралась и мне так запечатанно доставила.

– Динария… она куда хочешь доберется, – заметил Иван. – Что на словах?

– От Сюнбеки ничего более, кроме поклона нижайшего и просьбы не медлить с помощью. А вкруг Казани дел сделано много, указы твои, великий государь, в точности исполнены. По Волге ни вверх, ни вниз казанским хода нет. Град Ивангород на Свияге стоит твердо.

– Ты правда крепко пошалил в казанском посаде, Петя? Что же ты ссоришь меня с татарскими мурзами? – прищурился Иван.

– Да какое же баловство, государь! Я ждать, пока казанцы придут мешать постройке, не могу. Бишбалту пожег, верно. Все струги и лодьи казанские спалили, по посаду до самой крепости дошли. Ожидал, что Епанча Арский на подмогу кинется, сшибиться с ним готов был. Да не случилось, не пришел, лис увертливый. Ну казанцам теперь есть какие раны зализывать, не до Иванагорода, чтобы мешать, – пробасил скороговоркой Серебряный.

– Верно, дьяк, что город вдвое больше оказался, чем под Угличем срубили? Что же, плохие меры были? Али уворовали леса? – переключился царь с цепким взглядом на Выродкова.

– Великий государь, то правда, да не совсем. В лесах на Верхней Волге места ровного мало, овражки, ручьи да топи, вот рубили где придется. Пришлось дорубить по месту, – с достоинством и вежливым поклоном ответил дьяк.

– Какие нужды имеет новый город?

– Нужда одна, великий государь. Чтобы ты вступил во владения, чтобы первые молебны прошли с тобой, Божьим духом и плотью на земле грешной, – опять поклонился Иван Выродков.

– Опытен ты в службе царской, дьяк Иван! – усмехнулся царь. – Ну а земного чего недостаток?

– Прислать бы сотни две стенщиков да ломцев, камень начать по правому берегу колоть да к Свияжску подвозить. Война пройдет – обитель каменную, твердыню ставить все равно время придет. Твердо православие на Волге встанет. Мы уж и сейчас ставим дома на каменные подклеты, от пожара сохраннее! – сказал Выродков.

– Это верно, встанет православие в Свияжске, и крепостию он должен быть твердой. Алексей! – повернулся царь к Адашеву. – Ты пометь и не дай запамятовать. С Севера Русского пришлем каменщиков храмы ставить. А насчет войны ты, дьяк, поспешил. Войны с Казанью творить не будем, она целой жемчужиной войдет в ожерелье городов русских. Что скажешь ты, Алексей?

– Скажу, государь, что приму волю твою безусловно. Но в то, что Казань войдет в Московское царство как есть, не верю. Уж прости! Слишком много там всякого, не с кем толком и переговоры вести. Каждый из вельмож мнит себя ханом, кто-то хочет в друзья крымских, кто-то ногайских! – ответил Адашев.

– Тут не нужно сомневаться, Алеша, ведь переговорщиком и проводником воли моей царской ты поедешь. Передашь Шах-Али волю мою, чтобы открыл все ворота и впустил московское войско в крепость. Что ханом будет самый достойный и верный нам казанский вельможа. Верно говорю, мурза Камай? – делано сладким голосом протянул Иван и указал на мурзу двумя пальцами. Усатое лицо Камая накрыла сладостная улыбка.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Древний боевой клич, отголосок воровского языка волжских разбойников – ушкуйников. Дословно призыв собраться всем несчастным на носу или корме и не помышлять о сопротивлении.

2

По-татарски «вперед». Примечательно, что татары в шутку замечают: «У нас нет слова «назад». Потому как не привыкли убегать, отступать. Если нужно в обратную сторону – разворачиваемся и снова – Алга!».