Долина

И через минут десять он снова заорал:

– Тут есть отличная полка, и Долина хорошо видна!

Высокий осторожно сказал:

– Ледок, может, тебе не надо лезть? С ушибом-то… – Ледокол молча и выразительно посмотрел на него. – Ну, все, молчу, молчу.

Меньше чем через полчаса вся четверка поднялась на полку. Высокий поднялся последним, сел рядом с Санычем, защелкнул карабин самостраховки и буркнул:

– Почему пошли вверх без команды?

– Прости, Долговязый! Не выдержал. Не прав. – И, положив могучую руку на плечо друга, воскликнул: – Ты только посмотри туда!

День был хмуроватый уже с утра, но, как бы в награду нашим ребятам, в этот момент солнце все же прорвалось в большой разрыв между облаками и осветило Долину. И как же она засверкала!

Невероятной яркости трава, кусты и деревья разных оттенков сочной зелени, синяя извилистая полоска реки на самом дне, рядом пятна каких-то полян, покрытых безумным калейдоскопом горных цветов, и даже скалы, обрамлявшие Долину, вносили свой серо-буро-багровый вклад с солнечными бликами в эту роскошную палитру.

И каждый понял, что никогда не видел более прекрасного пейзажа – ни в горах, ни где-то еще. Даже Саныч с Высоким, однажды видевшие мир с вершины Канченджанги, понимали: здесь было что-то совсем особое.

«ДОЛИНА, ДОЛИНА!» – стучало в их сердцах.

И никакие слова не были способны описать необъяснимое колдовство этой Долины. На всю эту красоту можно было, наверно, смотреть вечно. Всем было совершенно ясно, что это не простая, а, действительно, какая-то чудесная долина.

Но через двадцать минут солнце скрылось, и краски панорамы несколько поблекли. Только сейчас они спохватились и сделали несколько снимков.

– Ребята, это великий день, – сказал Высокий. – И великий час. Мы прошли в эту Долину. В Живую Долину. Ура, братцы!

– Ура! Ура! Ура! – но это слово было слишком слабо, чтобы выразить то, что они все чувствовали.

– Но все потом, а сейчас пора уходить. И мне что-то совсем не нравится погода. Вроде бы до сезона дождей есть еще неделя, как минимум, – сказал Высокий. – Так, все, возвращаемся аккуратно, вечером обсудим завтрашний день. Может, попробуем спуститься в долину. С максимальной осторожностью. Крис, давай аккуратненько первым. Максимум осторожности! А то все, понимаешь, в эйфории…

Через час все были внизу, и еще через два, когда уже начало смеркаться, Саныч показался на входе в Козленка.

– Ну, наконец-то! – заорал Солдат. – А то мы уже тут психуем. Ну?

Саныч улыбнулся от уха до уха и обнял Солдата:

– Прошли! Мы прошли в Долину!

И громкое «Ура!» огласило теперь уже Предбанник.

* * *

Ах, какой же веселый был вечерний костер и обед! И рассказы ходивших в Долину, и несколько завистливые вопросы не ходивших, крики и шутки.

Ну и, конечно же, приняли по чуть-чуть. Выпили и за славного майора Живого, и за мужественного Хирона, и за улыбку капризной Фортуны.

– Так, слушай приказ: завтра идут Саныч, Крис, Солдат. Нет, Ледокол, ты завтра отдыхаешь и лечишься. Нет, никаких споров. Я сказал: Ледокол завтра отдыхает. Я тоже иду. А пятым пойдет Лесник.

Солдат и Лесник торжествовали, но тихо, чтоб не обидеть остающихся.

Но уже ночью капли застучали по крышам палаток, и стало ясно, что планы придется срочно менять.

На утреннем совещании под мелким дождем Высокий сказал:

– Парни, у меня нет ни малейших сомнений, что эта морось – не случайность, и что это уже начался сезон дождей. Почему так рано – я не знаю. Без вопросов – сейчас в Долину идти нельзя, это очень опасно. И вы все это прекрасно понимаете. Этот дождь – предупреждение нам. Надо быстро сваливать, пока склоны не размокли. А то мы тут все накроемся бордовой шляпкой.

Саныч поддержал:

– Парни, вы отлично знаете: я всем сердцем рвусь в Долину. Но разум подсказывает: сезон окончен, надо уходить, и очень быстро.

Крис выступил в своем стиле:

– Прекрасная девушка позволила себя поцеловать. Но дала понять, что для первого свидания достаточно, и кавалеру пора идти домой.

Солдат:

– А второе-то свидание будет?

Высокий:

– Будет. Я уже думал. На следующий год нужна серьезная экспедиция. На две-три недели. Человек на пятнадцать. Попробуем взять геолога и ботаника. И все, кто здесь, считайте, уже зачислены. Но нужно будет найти деньги. Так, все, решили. Собираемся, выход через девяносто минут.

Выход оказался довольно тяжелым. Они шли два дня чуть ли бегом под все усиливающимся дождем. Траверсами по склонам идти под дождем было очень опасно, и пришлось идти через три долины по самым низинам, что было и гораздо дольше, и тяжелее. Вся одежда и обувь была мокрая насквозь. Но какая же радость пела, не смолкая, в их сердцах: нашли, нашли все-таки путь в эту долину!

Преодолев два перевала, с седла третьего увидели уже шоссе и поселок.

– Ну, вот и все, ребята, – сказал Высокий. – Наш путь почти закончен.

– Еще не все, – вдруг выступил Крис.

Он подошел к Ледоколу и сказал:

– Ледокоша, замри, дорогой.

И после этого бережно стал отрывать пластырь от щеки друга.

– Ну, и где вы тут видите шрам?

На небритой щеке прорисовывалась светлая полоска, чуть розовая. Но никакого шрама не было!

– Я еще в день выхода это заметил. У него царапина стала заживать дико быстро. А ведь мы были в Долине не больше четырех часов!

Все подходили и трогали Ледоколову щеку.

– Это работает! – шумел Крис. – Это и вправду целебная долина! И эта его щека – бесспорное доказательство!

И Саныч улыбался тихо и счастливо. Его вера в выздоровление сына стала несокрушимой.

* * *

По возвращении в Столицу Высокий стал рассказывать в разных собраниях о Долине, надеясь заинтересовать влиятельных и богатых людей и найти средства на новую экспедицию. Его вдохновляла прочитанная в молодости история сотрудничества великого полярного путешественника Руаля Амундсена и миллионера Линкольна Эллсворта. Но с Эллсвортами в Большой Стране оказалось напряженно. Да и многие тогда не очень верили Высокому, считая его фанатиком и фантазером.

И вот так однажды он оказался в доме Премьера на посиделках, которые уже год как стали просто альпинистским клубом, собираясь своим рассказом увлечь молодых. О встрече с Премьером он и не думал.

* * *

Автор напоминает многотерпеливому читателю, что вся эта глава была весьма расширенным рассказом Высокого о Живой Долине на посиделках в доме Премьера.

Решение о второй экспедиции

Премьер и Высокий

Было уже за полночь, и народ стал быстро расходиться. Многие просили Высокого прийти еще, и он обещал. Когда почти все разошлись, Высокий тоже хотел было уходить, но Премьер попросил его задержаться. Он протянул Высокому руку и представился. Высокий пожал его руку и тоже назвал себя, слегка оторопев: сам легендарный Премьер!

– Очень интересная история, очень! Мне хотелось бы с вами подробно поговорить. Вы не могли бы приехать ко мне на дачу в это воскресенье? Я пришлю за вами машину.

Отметим, что с профессионалами Премьер всегда был очень уважителен, а вот с чиновниками он разговаривал гораздо жестче.

– Господин Премьер, было бы здорово, если бы вы пригласили и Саныча, потому что…

– Конечно, конечно, я понимаю, передайте ему, пожалуйста, мое приглашение.

– Да он сейчас, к сожалению, в отъезде и будет через неделю. А нельзя ли перенести встречу на следующее воскресенье? – попросил Высокий. (Попробовал бы кто-то из чиновников или бизнесменов сказать такое Премьеру!) Он чувствовал, что предстоящий разговор может стать поворотным для судьбы экспедиции, и так жаль, что Саныча сейчас не было. «Только бы не сорвалось!» – думал он.

– Жаль, – сказал Премьер, – ну, хорошо, что поделать, тогда в следующее воскресенье. И у меня к вам просьба, нет, даже две. Во-первых, очень прошу изложить все, что вы рассказали, письменно. Можно без лирики, просто, как подробный отчет.

– Я постараюсь, – Высокий понимал, что это будет трудно.

Ну, вы уж постарайтесь. Это очень нужно для меня. Может, это даже как раз хорошо, что у вас будет лишняя неделя. И второе: я прошу пока прекратить все выступления и рассказы о Живой Долине. И вас прошу, и ваших друзей. Я вам в воскресенье объясню, в чем тут дело. Это очень важно. Ну, договорились? Оставьте свой телефон, вам в следующую субботу позвонят.

И Премьер протянул Высокому руку.

Алеша, хозяин посиделок, ждал Высокого в коридоре, чтобы проводить. Сердце его сильно билось: его отец и Высокий познакомились. Вот это да!

Что же там, впереди?

Мог ли Премьер думать когда-либо, что эта полусказочная история произведет на него такое сильное впечатление?

* * *

* * *

В будни свободного времени у него почти не было, но в ближайшие выходные он бродил по даче в глубокой задумчивости и думал о Живой Долине.

Он, такой рациональный, рассудительный человек, вдруг поверил, поверил в эту сказку! Особенно его почему-то впечатлила пустяковая вроде бы история с царапиной Ледокола. «Это не случайно, не случайно…» Он даже позвонил знакомому врачу:

– Глубокая рваная царапина щеки сколько будет заживать? Шрам навсегда? А исчезнуть за четыре дня полностью? Не может быть? Понятно.

И еще его одна вещь тронула – легенда о Белом Барсе. Домашнее прозвище Премьера было – только для жены! – Барсик.

– Барсик, ты что это у нас нынче такой задумчивый? Ты в порядке? – обеспокоенно спросила жена.

– Все хорошо, Мурзичек, – две седые головы на мгновение прижались друг к другу.

Вот так вот, Мурзик и Барсик, и любовь уже столько лет. И пусть хихикают те, кому смешна такая верность. Все равно последними будут смеяться боги.

* * *

Но все это было не главное. А главное для Премьера было в том, что он вдруг нашел то, чего так не хватало ему последние годы.

Он нашел ни много, ни мало смысл своей жизни, во всяком случае, оставшейся ее части. Но, поверив в Долину, он сразу, как крупный политик, стал думать о последствиях ее обнаружения, и тут он ясно увидел то, что не могли видеть другие.

Конечно, всякий трезвомыслящий человек, дочитавший до этого места, скажет, что целительные свойства долины ведь еще совсем не доказаны. Одни только сказки, да еще Ледоколова царапина. Это же смешно – такому солидному человеку, как Премьер, рассуждать и строить прогнозы на таком шатком основании!

Но дело-то как раз в том, что все прикасавшиеся к Долине как будто немножко сходили с ума и верили в нее просто так, без всяких доказательств. И те, кто давно искал высший смысл своей жизни, такие, как Высокий или Премьер, и те, кто вроде бы не искал (а может, на самом-то деле ищут все?), – все становились немножко сумасшедшими. Как будто Живая Долина нежно околдовывала их и превращала в своих верных рыцарей. И Высокий нередко думал потом, как же волшебство этой маленькой долины простиралось так удивительно далеко?

* * *

Но ведь мы-то с тобой не сумасшедшие, правда, мой трезвомыслящий читатель? А вот автору немного грустно оттого, что он тогда не болел Долиной, так как был в то время очень далек от этих событий и знает их только по рассказам участников.

* * *

Так о чем же думал Премьер, мысленно вглядываясь в туманное будущее?

«Что же будет с Долиной дальше? Вот, надеемся, вылечится сын Саныча – прекрасно, а потом? Высшие силы, или, скажем так, Мать-Природа, послали людям прекрасный дар – исцеляющую Долину. И что же с ним будет, с этим даром? Как люди им распорядятся? В чем предназначение Долины в этом мире?

Ну, ясное дело, лечить людей. Но кого? Семь миллиардов больных не вылечишь. И тут ясно – лечить надо детей. Детский госпиталь – вот что нужно, пожалуй. Отличная мысль – детский госпиталь! Или санаторий. Хотя это будет безумно трудно. Даже если никто не будет мешать. А мешать будут, и очень!»

Его понимание жизни подсказывало, что Долине может грозить большая опасность.

«Когда станет широко известно об исцелении, туда будут рваться многие. И для исцеления, и для наживы. И они ее могут погубить. Очень даже могут!

Можно себе представить, сколько народу туда ринется! Куча авантюристов с начальной альпинистской и туристской подготовкой, влекомые и любопытством, и корыстью, и жаждой исцеления, и хрен знает еще чем, и многие погибнут по дороге. А еще сверхбогачи, готовые отдать миллионы за проход в Долину и много больше – чтоб поставить там свой дом. За такие деньги найдется немало альпинистов, которые отнесут их в Долину хоть на руках. А еще любимые горняки, которые непременно захотят уставить Долину буровыми вышками – в интересах страны, разумеется. А еще спецслужбы, которым обязательно надо поставить свои станции слежения за вражескими спутниками, ракетами и самолетами именно в Долине, ну, больше-то негде. А еще политические зубры со своими многочисленными хворями и бабами. А еще военные, а еще Академия наук, а еще криминал, а еще хрен знает кто. Ясно, что они или растащат Долину на куски, как уже растерзали многие озера и леса Большой Страны, или превратят Долину в помойку, и никого вылечить уже не удастся.

Премьер знал, что для долины примерно такого размера экологически допустимая предельная нагрузка составляет около двух тысяч человек, и то – если без промышленного производства. А для надежности лучше взять значение в 1200–1500 человек. При превышении этой нагрузки почва, воздух, растительность начинают необратимо меняться.

Этот печальный вариант неизбежен, если у Долины не будет единого хозяина и железной защиты. Абсолютно железной – даже нет, стальной – защиты! И кто сможет это, кроме него? В Большой Стране только Премьер и может это сделать, и он должен смочь!

«Да, в этом теперь и будет смысл моей жизни – защитить Живую Долину. И построить там детский госпиталь. Это будет мой последний бой. И оправдание всей моей жизни. И искупление всех моих грехов».

* * *

Таковы примерно были мысли Премьера, гулявшего по тропинке вдоль озера. Последние слова звучали бы несколько высокопарно, если бы они действительно звучали. Но ведь это были только мысли. А ведь даже и самый рациональный человек в мыслях своих нередко бывает иррационален и склонен предаваться самым невероятным мечтам и фантазиям.

Вечером он стоял перед зеркалом в прихожей, разглядывая морщины на лице.

«Вот ты и есть тот седой израненный барс, защитник Долины. И они еще узнают удар твоей лапы!»

Но как это сделать, он пока не знал. Только начинал обдумывать.

Решающий разговор

Через неделю Высокий с Санычем ехали к Премьеру с большим волнением, понимая, что его неожиданный интерес к Долине может сильно помочь будущей экспедиции. Но ведь он ничего им не обещал. А если возьмет да запретит экспедицию по каким-то причинам?

Премьер почти три часа внимательно слушал еще более подробный рассказ Высокого и Саныча о прошедшей экспедиции. Отчет в виде пачки плохо пропечатанных на машинке листов с рукописными вставками и исправлениями положили ему на стол. Никто из его людей никогда бы не осмелился подать ему какой-либо документ в таком виде, но здесь Премьер даже не поморщился.

Потом был послеобеденный кофе на веранде.

– Как вы планируете следующую экспедицию?

– Человек двенадцать альпинистов из нашей команды, они уже практически есть, плюс врач, геолог, ботаник, может быть, химик или эколог. Их сейчас ищем. Эти могут быть хотя бы с начальной альпинистской подготовкой. Недели на три с начала августа.

– Руководитель – вы? – Премьер повернулся к Высокому.

– Нет, Саныч справится лучше. Уж поверьте, он очень сильный организатор.

– Хорошо. Вы стоимость прикидывали?

Высокий напрягся: «Подходим к главному».

– Да. Приблизительно восемьдесят тысяч, меньше будет трудно, – ответил Саныч и замер в ужасе от громадности этой цифры.

– Нашли уже что-то?

– Ну, в общем, пока… тысяч пять…

– Круто! – Премьер хмыкнул. – Значит, восемьдесят тысяч хотите…

– Мы можем попробовать и в шестьдесят уложиться, – сказал Высокий зачем-то и подумал: «Сейчас скажет: ну, вы наглецы, парни!» И вдруг услышал:

– Нет, уважаемые, экспедиция должна быть уже не чисто альпинистская, а серьезная научная экспедиция, численностью человек, ну, скажем, тридцать пять – сорок. Стоить она будет от полумиллиона и выше. Деньги я вам найду.

Саныч и Высокий в обалдении посмотрели друг на друга, потом на Премьера. А тот явно наслаждался произведенным эффектом!

– Я не шучу. Деньги будут. А вот вам следует очень хорошо подготовить экспедицию. И начинать надо уже завтра. Мне ли напоминать вам известное выражение: экспедиция – это подготовка.

Премьер хорошо знал почти все отрасли промышленности страны, но особенно тесно он был связан с горняками и ТЭКом, хорошо понимал их проблемы. В свое время он защитил кандидатскую диссертацию по экономике геологоразведочных работ, а затем и докторскую по экономике строительства в горной местности. Сложность и стоимость работ в горах он представлял, как мало кто еще.

– А как вы видите будущее Долины? В далекой перспективе?

– Мы уже обсуждали с Санычем. Наше мнение – как было бы здорово создать там детский санаторий! Но как это сделать, мы не…

– Вот! Вот именно, вот именно! И я так же думаю! Как здорово, что нам в голову пришла одна и та же идея!

Премьер был очень обрадован. «Значит, эта идея естественна! Какие же они все-таки классные парни! Надо будет потом со всей их командой познакомиться».

– Это трудно. Но не безнадежно. Я думаю об этом. Это все невероятно дорого. Но это позже. Сейчас главное не это. На первом месте сейчас стоят две проблемы. Одну из них должны решить вы с моей помощью, а другую – я, может быть, и с вашей помощью.

Первая проблема. Того, что мы с вами верим в Долину, совершенно недостаточно. Мы должны это точно проверить и убедительно доказать всем ее целительные свойства. Это предстоит сделать вашей экспедиции.

Туда нужно забросить на месяц или больше целую команду ученых. Плюс оборудование – химическое, медицинское, геологическое. Я потом скажу, что именно надо. У нас есть опыт освоения новых месторождений в пустынных районах.

Вы, альпинисты, будете помогать специалистам. Они сейчас будут главными. Это будет не альпинистская экспедиция, а научно-исследовательская. Осознайте это, молодые люди, если мы хотим что-то сделать в Долине. Чтобы добиться серьезного государственного финансирования строительства санатория, нужны очень веские аргументы. Вам нужно их добыть. В общем, придется истратить месяца два. Да, я понимаю, вы зарабатываете, как инструкторы, в альплагерях, но, думаю, мы сможем вам это компенсировать.

– А сколько приблизительно может стоить такой санаторий? – спросил Высокий.

– Строительство – миллионов от двадцати до пятидесяти. А эксплуатация – даже затрудняюсь сказать. Еще больше, наверное.

– Но это же нереально! – почти крикнул Саныч. – Я сам читал в правительственной прессе, что у нас в стране громадный бюджетный дефицит.

– Парни, то есть, извините – господа! – улыбнулся Премьер. – Мне вот покорить Канченджангу нереально, а вы там были. А вот достать деньги уже вам нереально, а я… я, пожалуй, попробую. Но об этом потом.

А сейчас перейдем ко второй главной задаче. Прошу внимания. Сейчас я должен сказать вам очень важные вещи, и я настоятельно прошу вас о полной конфиденциальности. Ни друзьям, ни женам – никому. Иначе это может стоить жизни многим людям. Ну, например, вам.

Саныч и Высокий в недоумении переглянулись.

– Конечно, мы обещаем, но…

– Слушайте дальше. Все вопросы потом. Осознайте главное: Живая Долина представляет собой громадную ценность. Ценность высшую, человеческую, безусловно это в первую очередь, но еще и ценность коммерческую. Она, может быть, ценнее какого-нибудь Клондайка. Если она действительно такова, как мы с вами надеемся, ею захотят завладеть очень многие сильные мира сего. Да, и, кстати, скажите мне, без вас можно ли найти вход в Долину?

– Сложно! Мы описание маршрута еще не сдавали в…

– И не сдавайте! Я вас очень прошу. Наврите там что-нибудь. Скажите, спецслужбы запретили. Ну, намекните, что там урановые рудники будут. Материалы у вас?

– У меня в основном, и кое-что у Саныча.

– Так, больше – никому! И надо будет снять копии. Береженого, как говорится… Но я продолжу. Так вот, я полагаю, Долине может грозить опасность.

Далее Премьер изложил те соображения, которые он обдумывал в прошлые выходные. Парни были неприятно поражены. О последствиях открытия Долины они до этого думали в основном в оптимистическом ключе. А тут такое!

– А что же делать? Как же можно защитить Долину?

– Я как раз размышляю об этом. Придумаю – обсудим. А пока что всем ребятам, кто был с вами, строго накажите на время замолчать. От этого зависит, сможем ли мы уберечь Долину. Некоторые шансы есть. В битве за Долину у нас будет преимущество по времени. И второе: как можно раньше у меня на руках должен оказаться отчет о результатах будущей экспедиции. Тогда я смогу начать действовать. И главное в нем – надо подтвердить ее целительную силу.

Автор не будет приводить весь разговор, он был длинный, с повторениями, и, может быть, с не очень важными сейчас для нас подробностями. Договорились, что за осень-зиму альпинисты проработают маршрут и в основном подберут состав экспедиции. В свою очередь, Премьер включает экспедицию в государственный план топографических и геологоразведочных работ, что позволит уже на ранней стадии выделить финансирование.

Кроме того, Премьер пришлет одного из своих людей, опытного организатора, для постоянной помощи экспедиции, особенно в материальном обеспечении. Основной же этап подготовки договорились начать в апреле.

– Мы не имеем права на ошибку, – сказал Премьер на прощанье. – Готовимся сверхтщательно. Экспедиция должна – нет, обязана! – оказаться удачной.

* * *

Друзья ехали домой совершенно обалдевшими. То была середина октября. Деревья по обочине дороги стояли разноцветные, неправдоподобно красивые, и нашим путешественникам казалось, что они находятся в каком-то сказочном мире…

У людей, имевших отношение к Долине и с которыми автору довелось потом беседовать, слова «нереально», «сказка», «безумие» и другие подобные были очень частыми в лексиконе.

И еще: всей восьмерке Высокого Долина часто виделась во снах.

Осенний слет

Ноябрины

Автор уже писал о Кордах, где скалолазная жизнь не прекращалась почти круглый год. Но несколько раз в год туда приезжало особенно много народу. Так, например, у альпинистов Большой Страны был обычай собираться на Кордах в начале ноября. Там к выходным добавлялись еще два дня Праздника Урожая, так что получалось четыре дня подряд, что было удобно для выезда, и альпинистский народ прозвал это замечательное мероприятие Ноябрины. Погода в те дни обычно тоже помогала, дарила последнее солнышко.

Официально это было первенство страны по скалолазанию, проводившееся в нескольких номинациях. Среди них были и индивидуальные гонки на скорость, и парные, и в связках, среди мужчин, женщин, новичков и так далее. В первенстве выступали главным образом молодые скалолазы и альпинисты. Они завоевывали себе репутацию в альпинистском мире, а мэтры в основном были в жюри и в зрителях.

Основной же зрительский контингент, конечно, составляли усердно тренировавшиеся новички, плюс еще подруги альпинистов, а также много разных случайных личностей, вроде автора.

Более важной идеей Ноябрин была встреча основных альпинистских команд страны для неофициального подведения итогов сезона, для обмена многочисленными воспоминаниями, историями, для поминания погибших.

Ставили сотни палаток, зажигали множество больших и малых костров, ходили от костра к костру друг к другу в гости. У старейших команд места основных костров были закреплены навсегда. Страстных разговоров на все темы велось тут очень много.

Но, как прекрасно понимает всякий читатель старше 14 лет, трудно разговаривать всухомятку, а поэтому с наступлением сумерек народ быстро переходил к главному мероприятию Ноябрин – совместному распитию спиртных напитков, как пишут в полицейских протоколах. За этим и одновременно с этим обычно следовало исполнение любимых песен под гитару и даже под баян.

– «Руси есть веселие пити», – цитировал один старожил Корд, отчисленный в свое время за оное веселие с истфака Университета после трех «академок», – а наше веселие есть и пити, и пети.

Несколько слов курсивом. Ночь на Кордах

Автора как-то много лет назад, еще на первом курсе, судьба в лице друга Сережи (земля ему пухом!) занесла на Ноябрины. Там он в первый же день совершенно неожиданно для себя принял участие в оглушительной пьянке в одной из больших компаний. Воспоминаний об этом удивительном празднике жизни ничто в его последующей жизни затмить не смогло. На начинающих, знаете ли, спирт действует иногда очень, очень сильно…