Палиндром

Атнанта же со своей стороны, тоже узнаёт его, в качестве того величавого господина с зонтиком наперевес, с которым они хоть и мимолётно встретились, но зато при этом успели крайне друг другу не понравиться. Правда не совсем понятно почему, ведь их взгляды друг на друга ничем не отличались.

При этом Атнанта ведёт себя диаметрально противоположно этому застывшему в одном положении господину с каменным лицом, – а это имеет под собой достаточно веские основания – такой уж закон жизни, все кто в это место заходит, выглядит напряжённым, а вот тот, кто выходит, наоборот, с лёгкостью смотрит на окружающий мир, – и он не застывает в своём каменном удивлении, а расплывается той искренней радостью, которая всегда озаряет лица людей вдруг встретивших своего хорошего знакомого. После чего он, как это подобает делать при встрече со своим невероятно хорошим знакомым, похлопывает его по плечу и, заявив, что он тоже рад его видеть, собирается было покинуть своего хорошего знакомого. Но тут что-то важное вспомнив, Атнанта совсем на немного задерживается и, наклонившись к его уху, говорит: «А без зонтика вы прямо другой человек». Затем немного задумывается и, добавив: «Вроде как бесперспективный», – не дожидаясь, когда его хороший знакомый вдруг перестанет хотеть им быть, быстро покидает его.

И в этом плане Атнанта не ошибся насчёт своего хорошего знакомого. И как только Атнанта от него отошёл, то тот сразу же перехотел быть хорошим, а вот бесконечно злющим и желчным, то тут без вариантов. Правда Атнанта уже скрылся, и его хорошему знакомому в одном смысле и крайне нехорошему в другом, – человек во всём двояк, – только и остаётся, как посетовать на свою нерасторопность, которая всё равно будет чем-то компенсирована и этому улыбчивому типу, больше уж точно не придётся улыбаться. С чем этот хороший знакомый Атнанты и заходит туда, куда он шёл.

Оставшийся же внутри туалета Мистер президент, как только обнаружил, что он опять находится в одиночестве, и при этом уже у мойки, напротив своего изображения в зеркале, в удивлении сам себе в зеркало посетовал на такое дело, что уже и перестаёшь замечать, как перемещаешься в пространстве. – Да, мысленная деятельность удивительная штука. – Открыв кран, рассудил Мистер президент. – С помощью её ты может преодолевать не только все доступные разуму мысленные пространства, но она без соответствующего с твоей стороны контроля, вполне способна тебя переместить, куда ей захочется. Вот сейчас, я не отдавал команды на моё перемещение, и кто спрашивается, тогда меня сюда перевёл? – Но Мистер президент дальше этого вопроса не пошёл, а всё потому, что в проёме дверей появился второй претендент за вакантное место генерального прокурора.

И что спрашивается, сделал Мистер президент, когда он заметил появление этого господина. Всё верно, он не обратил на него никакого внимания, и продолжил, глядя на себя в зеркало, лить из крана воду.

Впрочем, господин Мюллер, а под таким именем всем своим врагам и недоброжелателям был известен вошедший человек (насчёт друзей сложно сказать, по причине хотя бы того, что их у него не было в помине), нисколько не тушуется, он и сам умеет воду на лицо лить, и не только на допросах с пристрастием, к которым он питал тайное пристрастие ещё со времён своей действительной службы, в составе команды специального назначения, по факту ни за что не отвечавшей, а по долгу службы отвечавшей за получение информации у людей недоговороспособных; и при этом в самых сложных случаях. И господин Мюллер прямиком направляет свой ход к мойке, тем самым заставляя Мистера президента напрячься, в ожидании какого-нибудь непредвиденного и не дай бог, непредсказуемого поведения по отношению к себе со стороны Мюллера. Хотя уже то, что Мюллер выдвинулся по направлению к мойке, говорит о том, что его поведение отвечает всем этим опасениям президента.

Между тем господин Мюллер, характеризуя себя как человека с твёрдыми принципами, твёрдым шагом проследовал до мойки, где он одно мимолётное мгновение в зеркале пересёкся взглядом с президентом и, не собираясь отдаляться от президента, специально занимает соседнюю с ним мойку. Что уже со стороны Мистера президента вызывает удивление, со своим волнительным вопросом: «Какого хрена он встал рядом, когда вон сколько свободных моек?».

Но Мюллер как будто не слышит и не понимает, что его поведение будет вызывать неудобные вопросы, и крайне неправильно и неверно истолковываться, – хочет стать ближе президенту, а не к президенту, – и он с полным бесстрастием на своём лице, своей размеренностью движений рук, начинает действовать президенту на нервы.

Так для начала он открывает кран, но при этом это делает так по-хозяйски уверенно и заметно рассудительно, – воды должно литься ровно столько, сколько нужно, так и читается в движениях его рук, – что Мистеру президенту это звучит как укор. Мол, посмотри на себя безхозяйственник, что ты делаешь, бесполезно так тратя воду. После чего Мюллер протягивает свои руки по направлению к струе воды и, остановив их у края соприкосновения со струёй льющейся воды, как показалось президенту, принялся завораживать воду некими заклинаниями. А может быть, он так проверял воду на её холодность.

И здесь Мистер президент не выдержал, и решил заметить господина Мюллер. – А что вы мне ответите на вопрос: Что вы будете делать на новом посту, если вас на нём утвердят? – спрашивает президент. На что Мюллер не сразу даёт ответ, а протянув руку к крану, ещё сильней его открывает и, не поворачивая своего лица, даёт свой ответ. Да таким жёстким тоном, что у Мистера президента начинает усиливаться сердцебиение. – Я сделаю так, чтобы у вас впредь, не возникало необходимости задавать эти вопросы. – Говорит Мюллер и у Мистера президента вместе с сухостью во рту появляются и другие признаки волнения, с непременным желанием поскорее завершить эту встречу. И она бы на этом завершилась, не случись вдруг непредвиденное никем происшествие со звучным падением о пол неизвестного предмета, в один момент заставившее их обоих нервно одёрнуться и резко обернуться по направлению этого шума.

Но там, по причине того, что на пути их взглядов встали двери кабинок, ничего не видно, и поэтому Мистеру президенту и Мюллеру приходится искать поддержки друг у друга. С чем они переглядываются и ждут, когда господин Мюллер проявит инициативу. Мюллер со своей стороны отлично понимает, какие надежды возлагает на его сообразительность президент, и он, в общем, по-своему их оправдывает.

Правда, первые действия Мюллера на пути к обнадёживанию президента, где он принялся возиться со своим галстуком, вызывают подозрения, что господин Мюллер находится в полном расстройстве себя и оттого не знает, что делает. Правда, когда им вынимается из галстука шёлковый шнурок, то при виде того, как Мюллер перетянул им кулаки своих рук, и так натянуто им щёлкнул, Мистера президента наполняет тревожное сознание того, что этот Мюллер, как раз отлично знает, что он делает, и от этого ему становится очень страшно за себя и за всех тех, на чьей шее затянется этот шнур.

Господин Мюллер тем временем подаёт президенту знак, – стой спокойно, я сейчас разберусь, – и бесшумной поступью направляется в сторону одной из кабинок, откуда раздался этот шум. Ну а Мистер президент, сам не понимая, как он оказался в такой незавидной и страшной своими последствиями ситуации, глядя вслед удаляющемуся господину Мюллеру, с удавкой в руках, начинает судорожно искать выход из того тупика, куда он сам себя загнал.

– Только не стоять на месте. – Единственное, что смог для себя решить Мистер президент. При этом не сумев для себя найти ответ на главный вопрос, в какую сторону ему не стоять. В сторону выхода из туалета, где он может опереться на верных ему генералов. Что достаточно благоразумный шаг с его стороны, если у него было бы на это время и уверенность в том, что его не сочтут за труса. Или же пойти вслед за Мюллером, где, если что, он может для всех предотвратить совсем ненужный выход из этой запутанной ситуации.

И Мистер президент ещё раз посмотрел по сторонам и, не найдя там ничего подручного, бросив печальный взгляд на стену, на которой был подвешен аппарат с бумажными полотенцами, со словами: «А кулаки у тебя на что», – выдвинулся вслед за Мюллером. Чья голова с размером с кулак президента, немного успокоила президента и внесла некоторую ясность в его стратегию поведения по отношению к Мюллеру.

– Если что, расколю как орех. – Сжимая в твёрдости своих убеждений свои кулаки, мистер президент даже уже настроился на это всем известное и в тоже время, ни в коем разе отчётливо не виденное «если что».

Но вот господин Мюллер приблизился к той самой кабинке, из-за которой донёсся этот так их встревоживший шум. Здесь он замирает на мгновение, чтобы прислушаться к той не тишине, которая стоит в глубине этой кабинки, и видимо так ничего и не услышав, решает действовать. И он никого ни о чём не предупредив, без хотя бы предварительного стука в дверь, берёт и спокойно её открывает. Ну а как только Мистер президент открывает свои глаза, которые он предусмотрительно зажмурил, – президент всегда выступал за свободу и неприкосновенность личной жизни человека, и не собирался её нарушать, даже если это напрямую соприкасалось с его безопасностью, – то перед ним предстала совершенно пустая, никем не занятая кабинка. Рядом с которой стоял совершенно ничего не понимающий господин Мюллер, чьи руки побелели от затянутости их отношений со шнурком.

– Отражённое воздуховодом эхо. – Предложил версию для объяснения случившегося, Мистер президент и, повернувшись в обратную сторону, засобирался было идти, – он даже сделал шаг, – как вдруг сзади до него опять доносится точно такой же, как в первый раз звук, похожий на падение какого-то предмета. Отчего Мистер президент вздрагивает, а когда он поворачивается назад, то видит, что Мюллер стоит и в напряжении вслушивается. Что заставляет и президента прислушаться. И на этот раз он улавливает еле различимый шум, вроде как шагов, с той стороны стены. Что видимо услышано и Мюллером, который в понимании происходящего смотрит на президента и, не давая ему шанса на собственное решение, тихо говорит: «Я этот вопрос решу». После чего Мюллер снимает с рук этот страшный шнурок, убирает его в карман пиджака и бесшумным шагом направляет к выходу.

Ну а Мистер президент и понять ничего не может. Так это всё быстро для него произошло. – Чего и что он решит? – глядя на себя в зеркало, взбодрил себя этим неприятным вопросом Мистер президент. – А если это следствие случайности, то тогда что?

– Запомни основополагающее правило, каким руководствуется каждый из допущенных сюда избранников, да и сама обстановка нахождения в этом здании полного наивысших секретов уже на это указывает. Здесь нет места случайности и совпадениям. Всё имеет свои причины и мотивировки. А значит и должны иметь свои следствия. И как только ты переступаешь пределы этого здания, то оставь за входной дверью все свои верования в человеческую непредвзятость. – Мистеру президенту вспомнился наказ предшественника президента, и он был вынужден с ним согласиться.

– Да, следствия. – Задумчиво проговорил Мистер президент, продолжая смотреть на себя в зеркало. Что наводит его на мысль и он, повернув голову в сторону выхода, на мгновение задерживает на дверях свой взгляд, и после этой кратковременной паузы, со словами: «А какие всё-таки следствия», – быстрым шагом направляется на выход.

Глава 14

Последствия следствий и как их логическое продолжение, причины новых следствий

Чем хорошо быть президентом, так это тем, что он имеет везде свою вхожесть, и никто не посмеет преградить ему путь, на то же собрание комитета по формированию комиссии по расследованию чей-нибудь деятельности, своим предерзким заявлением: «А вас в списках нет, и, вообще, вас здесь не должно быть». Хотя всё же формально они могут найти препоны для того, чтобы не допустить туда президента – он своим присутствием и тяжёлым взглядом, будет оказывать психологическое и моральное давление на членов комитета.

И это, конечно, несусветная наглость, на которую и отреагировать кулаком в глаз будет всеми судами оправдано. Но Мистер президент не даст своим противникам лишнего повода для обвинения себя в непропорциональном применении своей силы, а он своим контрвопросом срежет этого наглеца на входе в зал заседания. – А мне, как президенту, до всего есть дело. Или вы считаете, что я превышаю свои полномочия? – Мистер президент так придавит взглядом этого наглеца, посмевшего встать на его пути, что тот ещё придавится ногами в пол и само собой ничего возразить не сможет.

Правда, как показывает жизнь, то не исключён и другой, самый что ни наесть трагический вариант развития ситуации для вставшего на пути президента столь исполнительного госслужащего. Это когда бы этот ревниво относящийся к своим обязанностям служащий, по каким-то своим внутренним соображениям, взял бы и не узнал президента в Мистере президента. – Я, – говорит этот невероятно наглый служащий, – телевизор не смотрю и на публичных мероприятиях не бываю, так что я не обязан на слово или на ваше лицо вам верить, что вы президент. А пока вы мне не предъявите соответствующее президентской личности удостоверение, то вы для меня остаётесь человеком неопределённым и подозрительным.

Ну а от таких беспрецедентных в своей наглости слов, этого и не пойми кто такого, Мистер президент, да и что уж умалчивать, и его верные генералы, в растерянности теряют дар речи и рефлекторно лезут в свои карманы, чтобы там отыскать удовлетворяющие предъявленным им требованиям удостоверения. Что, конечно, пустая затея. А всё потому, что Мистер президент из принципа не носил с собой этого удостоверения, тогда как генералы его и в глаза не видели. Ну а насчёт их собственного удостоверения, то тут они больше полагались на свои полные звёзд погоны. – Полнозвёздность погон, это лучшее удостоверение успешности и полноценности жизни генерала, – краем глаза поглядывая на свои звёздные погоны, заверяли всех не генералов, и себя в том числе, эти генералы.

И как бы дальше развивалась эта достаточно тупиковая ситуация, трудно сказать, если бы Мистер президент вдруг не отыскал в кармане своих брюк как раз то, что нужно, чтобы убедить эту вопиющую настырность, вставшую на его пути. – А это ты видел! – громом своего голоса оглушил настырного служащего Мистер президент, в один резкий момент сунув ему под нос дулю. И настырный служащий тут же узнал в этом типе с дулей, того страшного мужика с плаката, который с помощью этого ручного инструмента грозил всем без исключения людям, кто бросит свой взгляд на этот плакат – правда основной его посыл относился не к ним, а к тем противным странам, кто решил бросить экономический вызов возглавляемой Мистером президентом стране. Ну а как только настырный служащий узнал в этом стоящем перед ним мужике, того героического мужика с плаката, за которого он был готов пойти в огонь и воду, то он от волнения тут же позабыл себя как звали, и как итог всему этому противостоянию, Мистер президент вошёл в зал для заседаний, а настырный служащий потерялся в себе.

В общем, Мистер президент больше у входа в зал для заседания комиссии не задерживается и, войдя в двери, через своё неожиданное появление здесь на заседании комитета, в один момент приводит всех там находящихся, всё больше важных и при должностях людей, к присяге, то есть в одухотворённое этим кульминационным моментом молчаливое состояние. И причины для всего этого их удивления, были более чем существенные. Ведь Мистера президента и в самом деле не ждали. Да что там не ждали, а никто даже не предполагал, что он решится на такое – заявиться сюда, и тем самым продемонстрировать свою крайнюю заинтересованность в… А вот в чём, то это пока вопрос не решённый. Так что теперь становится понятно, почему Мистер президент так настраивался на этот сегодняшний поход в конгресс, и почему все так вокруг занервничали при его появлении.

– Можете не беспокоиться, – с порога попытался успокоить главу комитета и по совместительству председателя комиссии, конгрессмена Тренда Мистер президент, – я где-нибудь тут с краешку посижу. – И после такого удивительного заявления Мистера президента, – а он, судя по всему, сегодня настроен всех удивлять своим поведением, – можно было ожидать всё что угодно, в контексте безрассудного и здравомыслием необъяснимого.

Так Мистер президент, как человек слова и в тоже время дела, раз сказал, что сядет с краешку, так прямиком и садится к самому близкому к себе краешку, даже несмотря на существующее препятствие в виде уже сидящего на этом краеугольном стуле чиновника второго ранга, Рискина. Ну а как только Мистер президент со всего своего маха (а в этих единицах, между прочим, измеряются космические скорости – и здесь есть ещё одна зависимость: чем выше у президента замах, тем быстрее его ракеты летают) садится на этот краешек, а по факту на щуплые колени чиновника второго ранга Рискина, то уже никто не может сказать, что Мистер президент не держащий своего слова президент. Ну а что касается этого хлюпика Рискина, то и он не против немного побыть опорой для президента.

Между тем и в зале всё задвигалось, зашевелилось и понеслось, особенно там, где расположилась председательствующая комиссия. И председатель комиссии, бывший судья Тренд, а нынче член палаты представителей, но всё тот же Тренд, начал себя вести совсем не так, как он вёл себя обычно, в отсутствии президента – с диктаторскими замашками, расслаблено и хамовато. А он, собравшись с мыслями и руками, дрожащими после вчерашнего, решил не выжидать запланированного для начала заседания комиссии времени, – раз Мистер президент уже пришёл на слушанья, то значит пора, – и, постучав деревянным молоточком по специальной подставке, таким образом привёл всех к вниманию к собственной персоне (то, что некоторые присутствующие здесь персоны, сочли нужным понять председателя по своему, – со всем внимание обратиться к себе, – то тут уж ничего с их эго не поделаешь).

Ну а такое самоуправство со стороны председателя комиссии, не всеми воспринимается как должное, – Тренд председатель и значит, в его праве решать, когда начинать, – и сидящий прямо напротив него за столом, один из будущих ответчиков, конгрессмен Ролекс, видя в этом жесте председателя потворство и услужничество президенту, которого сюда и не звали, тут же решил оппозиционировать председателю.

И как только председатель отстучал молоточком по подставке, то конгрессмен Ролекс тут же подскочил с места и принялся в крайне нервном состоянии возмущаться. – Я, – говорит этот нервный конгрессмен, – хоть и в крайней степени уважаю нынешнего председателя комиссии, чьё имя мне совсем неизвестно, но меня не обдурить, и я насквозь вижу председателя, с его подхалимским желанием угодить президенту. – И пока председатель Тренд лопается от возмущения, а все остальные присутствующие на заседании люди, пытаются разглядеть в председателе то, что в нём насквозь увидел конгрессмен Ролекс, последний всё больше и больше распаляется.

– И я в присутствии неизбранного мною президента, – на этих словах конгрессмен Ролекс в своём запале позволяет себе дерзкую выходку, он тычет пальцем в сторону Мистера президента, – не могу себя иначе себя вести, как только неуважительно к неизбранному мною президенту. Тьфу. – Конгрессмен Ролекс, что и говорить, а умеет потрясти и завести публику, и особенно побелевшего в расстройстве председателя. – Да как ты смеешь плеваться на публике! – заорал председатель Тренд, подскочив с места. – Да я тебя за неуважение к суду (Тренд уже начал заговариваться) ограничу в праве слова.

– Ах так! – в крике подрывается с места конгрессмен Ролекс. – Тогда я буду не просто молчать в ответ на все ваши вопросы, а я с выражением лица информированного под завязку и всё знающим о ваших тёмных делишках, буду за вами присматривать, увиливать от ответа и всё умалчивать. – Председателя Тренда от этих, что за пакостных слов Ролекса, всего передёргивает, и он начинает дрожью исходит от переполнившего его волнения.

– Ещё одно слово, и я прикажу вывести тебя из зала! – проорал в ответ Тренд. После чего наступает мёртвая пауза, где председатель Тренд упёрся взглядом в Ролекса, сам конгрессмен Ролекс, упав на своё место, принялся следовать своим во всеуслышание заявленным обещаниям, – со всё знающим выражением лица, всё примечать за Трендом, – а все остальные присутствующие в зале люди, исходя из своих предпочтений, начали выжидать, чем всё это закончиться. Правда нашёлся и тот, кто полностью проигнорировал происходящее в зале, и смотрел только в одну точку – на спину Мистера президента. И кто это был, наверное, не нужно объяснять.

Так проходит долгая внимательная друг к другу минута, которая нескончаемо трудно далась Тренду, чего не скажешь о нахальном конгрессмене Ролексе, который даже ухмыльнулся, давая тем самым понять Тренду, что он и об этой его трудности прекрасно осведомлён. И тут нервы у Тренда не выдерживают, и он взрывается криком:

– А ну немедленно покиньте помещение!

На что следует всё перевернувший в душе Тренда нахальный ответ Ролекса. – Даже не подумаю. – Усмехается Ролекс и чтобы подчеркнуть своё неуважение к председателю, демонстративно складывает на груди крест-накрест руки.

– Ах так! – теперь уже Тренд выведен из себя, отчего он даже повторяется вслед за Ролексом. – Служба приставов, немедленно выведите отсюда этого смутьяна! – отдал команду двум здоровым бугаям, стоящим у одного из входов, Тренд, заодно задействовав свой деревянный молоточек, ударив им по подставке. Но не успели эти бугаи дёрнуться с места, как конгрессмен Ролекс уже вновь на ногах и с нотками истеричности в голосе, но всё же грозно, этих бугаёв и всех тех, кто ещё прислушивается к голосу своего разума, предупреждает. – Только посмейте прикоснуться ко мне, лицу обладающему конгрессменской неприкосновенностью, то Мистер президент не даст соврать, то будете отвечать по всей строгости закона. – Ролекс к потрясению Мистера президента, бросил в его сторону свой взгляд и как бы заручился его поддержкой в этом деле.

И слова конгрессмена Ролекса, да ещё при такой косвенной поддержке президента, нашли отклик в трусливых душах бугаёв, остановив их на месте. Но Ролексу рано радоваться, когда за председателя Тренд горой те лица из числа конгрессменов, которые очень рассчитывают на положительное решение со стороны комиссии насчёт их выдвинутых предложений. И эти конгрессмены, как лица равные Ролексу в части своей неприкосновенности, вполне могут намять бока этому неуступчивому Ролексу, и им за это ничего не будет.

Но Ролекс в очередной раз выказал себя весьма предусмотрительным конгрессменом, и он, предвидя такой вариант развития ситуации, своим новым заявлением останавливает на полпути этих инициативных конгрессменов. – А только попробуйте, – громко заявляет Ролекс, – мигом газеты запишут в президентские прихлебатели. – И теперь на этом поле противостояния остались только двое, конгрессмен Ролекс и председатель Тренд. И с этого момента, только от Тренда зависит его и будущее Ролекса. Что видимо сейчас и решает Тренд, так задумчиво, из глубины себя смотря на Ролекса. Который в свою очередь, с тем же накалом смотрит в ответ, и ждёт его судьбоносного решения.

– Тогда я сам. – Тихо произносит судья Тренд и, подняв вверх свой молоток справедливости, лихо перепрыгнув через стол, с переполнявшей его яростью бросается в атаку на этого несговорчивого конгрессмена. Который на этот раз никак не отреагировал, а как стоял в одном положении, так и продолжал стоять, не сводя своего взгляда с находящегося в руках судьи Тренда молота Тора.

Но всего этого пока что не произошло, хотя всё к этому шло, и даже причин для того, чтобы это всё не произошло, было так крайне мало, что даже удивительно, почему будущее в таком направлении не стало развиваться. Впрочем, то, что Мистер президент предпочитает не торопиться спешить, не такая уж и маловажная причина, которая, в общем, и перевела путь будущего на другие рельсы.

Так Мистер президент посмотрел по сторонам в поисках подходящего для себя с краешку, что, как оказывается, не легко сделать, когда интерьер зала не совсем предполагает наличие этого с краешку. Так с одной стороны зала, вдоль него стоял длинный стол для председательствующей комиссии, где напротив него, в форме полукруга, были установлены столы для тех людей, к кому имелись вопросы со стороны комиссии – это, как правило, были выдвиженцы на вакансии во вновь формирующуюся комиссию, сейчас выступающие в роли ответчиков, а точнее сказать, очевидцев своих поступков, где рядом с ними сидели свидетели этих их не всегда достойных поступков. Ну а уже позади этой, напрямую вовлечённой в процесс работы комиссии группы людей, стояло несколько рядов стульев, где расположились различные наблюдатели и заинтересованные лица из числа различных лоббирующих свои интересы групп влияния.