
Полная версия
Тайна княжеского наследства
– Я недавно в должности секретаря. Вас не успели уведомить.
– Уважаемый синьор…
– Стричелло.
– Боюсь, что не смогу быть вам полезной, – она с трудом скрывала раздражение. – Я не возьмусь за такую работу в столь краткие сроки. А кроме того, сейчас письма проходят инвентаризацию в фондах. Я не имею возможности их оттуда взять. А тем более, столь быстро проанализировать.
С этими словами Элена поднялась, доставая из сумки смартфон.
– Поймите, этот опус должен срочно оказаться на столе у его святейшества. Он будет недоволен тем, что вы не выполняете его указания.
– Синьор, думаю, что разговор окончен. Вы зря теряете время, – Элена двинулась к выходу, на ходу набирая номер охраны.
– Скажите, вы пропускали некоего Стричелло во внутренние помещения?.. Да?.. Распоряжение папского кабинета? Странно!
– Синьора, я вижу, вы мне не доверяете! – услышала она за спиной. – Я распоряжусь, чтобы вы получили официальное предписание из Ватикана. И вам придется выполнить эту работу. Увидимся!
– Как угодно! – синьора Маркони махнула рукой и поспешила на выход.
Ее очень взволновала эта встреча. Уж очень криминальный вид был у этого Стричелло. А еще вспомнился рассказ Марко о том, что в одном из миланских музеев были похищены какие-то документы и там тоже был замечен бандитского вида южанин.
Элена Маркони вернулась в институт. Сидя за столом среди вороха неразобранных бумаг, она старалась справиться с тревогой. Ей хотелось позвонить Марко, но она долго не могла решиться набрать его номер.
Быть брошенной женой нелегко. От привычки звонить и обсуждать с ним каждую мелочь она отвыкала довольно долго. Постепенно усвоила, что если она хочет общаться с Марко, то должна вычеркнуть из памяти их общее прошлое. Перестать быть его «бывшей». Она должна стать настоящей и непредсказуемой! Начиная разговор, постаралась придать голосу побольше бодрости. Меньше всего она хотела, чтобы он подумал, что она нуждается в нем.
Маневр удался. Они неплохо пообщались. И Марко, надо отдать ему должное, сразу включился в проблему:
– Тебе нужно связаться с тем парнем из папского кабинета, помнишь?
– Который помогал мне устроиться на работу?
– Да.
– Ну, и что я ему скажу?
– Проверь ту информацию, что тебе сообщил этот Стричелло.
– Про Стричелло спросить?
– Да нет, узнай, действительно ли его святейшество интересуют эти документы. Но главное, в этих письмах что-то есть! Что-то такое, что не бросилось тебе в глаза. Знаешь, я советую тебе все-таки заняться их изучением. Исследуй не только текст, но и бумагу, почерк, пометки. Все детали! И пришли мне сканы. И твою расшифровку.
– Спасибо, Марко!
– Не за что!
Поговорив с бывшим мужем, она немного успокоилась. Пора двигаться домой. Сложив в стопку бумаги, с которыми не успела разобраться, она вышла и заперла кабинет.
Элена хотела прогуляться по центру. Было четыре часа пополудни. Но жара еще зашкаливала, хотя уже приближалось время вечерней прохлады. Подумав, что лучше вернуться домой и пройтись по Фраскати ближе к вечеру, синьора Маркони решительно направилась к своей машине.
* * *Рим. Вечный город. Перекресток всех дорог. Элена с трудом привыкала к этому высокомерному, немного неряшливому городу. От постоянного присутствия развалин было немного не по себе.
Один из символов города – прекрасный величественный Колизей, мраморные плиты которого горожане еще в средневековье растащили на облицовку своих домов. Напротив Колизея туристам на обозрение предлагаются аккуратно сложенные обломки Римского форума. А на склоне Капитолийского холма – сверкающая на солнце помпезная колоннада памятника королю Виктору-Эммануилу II (Витториано). Этот памятник-здание своим нагромождением статуй, колонн и барельефов призван напоминать о том Риме, каким он был в эпоху античности, когда здания Римского форума и Колизея были облицованы белым мрамором. Проезжая по площади Венеции, Элена усмехнулась, вспомнив прозвище, которым язвительные римляне наградили Витториано – «вставная челюсть».
Alfa Romeo постояла в небольшой пробке и наконец въехала на улицу Корсо. Кстати, несколько лет назад, впервые оказавшись на этой улице, Маркони была очень удивлена. Ведь читая в детстве описание римского карнавала в романе Дюма «Граф Монте-Кристо», Элена представляла себе широкий просторный проспект, похожий на Елисейские поля, ну или хотя бы на Невский. А оказалось, это узенькая улочка с однополосным движением в каждую сторону. Проезжая мимо Квиринальского дворца, Элена кинула взгляд на фонтан Диоскуров. Ирония судьбы: когда-то она работала в Российском институте истории искусств на Исаакиевской площади и часто проходила мимо здания Конногвардейского манежа, на портике которого установлены уменьшенные копии римских Кастора и Поллукса. И вот теперь – в другом городе, в другой стране – они снова приветствуют ее по пути с работы!
Пока Маркони выезжала из Рима, мысли были заняты дорогой. Очутившись на пригородной трассе, она смогла немного расслабиться. Мыслями снова вернулась к Марко.
Да, как-то не так у них все получилось. Первая встреча, влюбленность – столько надежд! Она вспомнила, как они первый раз ездили вместе на море. Жили в небольшом отеле прямо на берегу. Это было как в сказке! Тут вползло непонятно откуда воспоминание: каждое утро на террасу ресторана приходил очень старый человек. Он долго шел, опираясь на палку. Потом садился за один и тот же столик, и ему приносили эспрессо. Он долго сидел, глядя на море. Потом уходил, чтобы на следующее утро прийти снова.
А еще они проехали на машине по всей Италии. Элена тогда очень удивлялась: куда бы они ни приезжали, все их знали и радостно приветствовали. Марко заговаривал с первым же встречным как со старым приятелем. Она еще не очень хорошо понимала язык, и эмоциональный разговор совершенно посторонних итальянцев воспринимала как общение добрых друзей.
Десять лет она прожила с Марко. Десять лет разрывалась между мужем и дочерью, которая осталась в России. Нет, она уже не страдала. Она была благодарна Марко за то, что он круто изменил ее жизнь. После развода он позаботился о ней – квартира, машина. В конце концов, и эту работу она получила благодаря Марко.
Глава четвертая. Екатерининский институт
Августейший гость откланялся. Лиза, предвидя вопросы тетушки, попыталась потихоньку ускользнуть к себе.
– Лизонька, дитя мое, не торопись, – по голосу графини было понятно, что разговор будет долгим.
– Да, тетушка, – с милой улыбкой произнесла девушка, пряча досаду.
Графиня Екатерина Юрьевна Комаровская приходилась Лизе двоюродной тетушкой. Она была кузиной ее матери, Марии Ипатьевны и благодаря замужеству стала частью аристократического общества Петербурга. Она весьма ценила свое положение и общалась с родственниками несколько надменно. Но к Лизе, своей племяннице, благоволила.
– Я так поняла, что встречи именно с этим господином ты хотела избежать. Поэтому матушка отправила тебя ко мне погостить. Она тебя прятала? – Маленькие колючие глазки цепким взглядом уставились на нее.
Девушка вздохнула. По опыту знала, что если тетушка «взяла след», ее уже не остановишь. Придется все рассказывать.
– Я не знала, что матушка меня прятала. Я думала…
– Лиза! Не умеешь ты врать! Садись, – в голосе графини появились стальные нотки. – Рассказывай. Все рассказывай, со всеми подробностями!
– Что рассказывать?
– Все! Прежде всего, как ты умудрилась стать предметом внимания столь высокопоставленной особы, – графиня уже усаживалась поудобнее в своем кресле. – А я уж подумаю, чем тебе помочь.
– О, тетушка! – Лиза бросилась к ней.
– А, брось! – графиня махнула рукой. – Было бы лучше, если бы я сразу все узнала. А то вот сидела тут, дура старая, и не понимала, о чем речь. Все! Садись! Слушаю.
– Я даже не знаю, с чего начать, – Лиза замялась, но увидев нетерпеливый жест тетушки, продолжила. – Наверное, с институтского бала…
* * *Здание Екатерининского института благородных девиц располагалось на Фонтанке, возле Аничкова моста. Большое трехэтажное строение в стиле классицизма с колоннадой над центральным входом впечатляло своей монументальностью. Институт имел еще одно название – Училище ордена Святой Екатерины. Не столь престижный и знаменитый, как Смольный институт благородных девиц, Екатерининский тем не менее имел славные традиции и гордился своими выпускницами. В стенах этого учебного заведения еще совсем недавно проходила жизнь Елизаветы Александровны Лазаревой, единственной дочери коллежского советника Александра Васильевича Лазарева и его супруги Марии Ипатьевны, урожденной Лукиной.
24 ноября 1870 года занятия в институте начались как обычно. Но настроение у всех было праздничное. Ведь сегодня – именины начальницы института. В честь этого события по сложившейся уже традиции устраивался бал. В гости к воспитанницам приглашались молодые люди из какого-нибудь учебного заведения. Это могли быть воспитанники Пажеского корпуса или курсанты элитных военных учебных заведений. Все держалось в секрете, и порой девочки до последнего момента не знали, с кем им доведется танцевать вечером.
На первом же занятии классная дама, недавняя выпускница института, весело обратилась к ученицам:
– Ну что, девочки, вы готовы к сегодняшнему балу? Наряды выбраны? Танцы разучены?
Все оживленно загудели.
– Ну тихо-тихо. Мы продолжаем урок. Боюсь только, что вам не терпится узнать, с кем вы будете танцевать.
Ульяна Семенова, имевшая славу самой смелой в разговорах с учителями, подала голос:
– О да, Анастасия Владимировна, скажите, ну пожалуйста скажите!
– Сегодня к вам придут серьезные гости: студенты Академии Генерального штаба.
И глядя, как вытянулись у девчонок лица, рассмеялась. Серьезные студенты – предполагалось, что они очень умные и плохо танцуют.
– Вот отличницам повезло! – выкрикнула Наталья Белецкая, успехи которой оставляли желать лучшего.
– Между прочем, среди них будет великий князь Николай, племянник нашего государя.
– Ух ты! – протянули все хором.
– Всё-всё, занимаемся.
Урок продолжился, хотя какой тут урок! Девочки тайком перешептывались. Ульяна поспорила с соседкой по парте, что именно она будет танцевать с великим князем. Учеба в голову уже не лезла. Уроки окончились раньше обычного. В двенадцать часов им была предложена трапеза. Затем они должны были отдохнуть, желательно даже поспать, чтобы оставалось больше сил к вечеру.
Однако мало кто последовал совету классной дамы и лег спать. Девочки бегали по дортуару между кроватей, шептались, смеялись, показывали друг другу наряды. А те, кто все-таки решили прилечь, закрыв глаза, представляли, как они будут выглядеть на балу и как на них посмотрит племянник императора.
Две подружки, Лиза Лазарева и Катюша Воронова, сидели на кровати, закутавшись в покрывало и тихонько разговаривали.
– Ну что, Лизочек, ты рада, что сегодня наконец-то будешь танцевать? Ведь в прошлом году ты заболела и пропустила бал именин…
– Даже не знаю.
– Волнуешься?
– Немного.
– В прошлый раз я тоже волновалась! Ужас! – Катя поправила выбившиеся из темной косы пряди.
– Я помню. Ты никак не могла прикрепить бант на платье.
– Ага – руки дрожали. А еще я тогда кавалеру на ногу наступила! Вот корова!
– Да брось, Катюша! Ты чудесно танцуешь. Это от волнения. Вот сегодня – моя очередь кому-нибудь ногу отдавить!
– Только не великому князю! – девушки засмеялись.
– Да уж, а то он пожалуется императрице, и она не вручит мне шифр на выпускном![4] А вообще-то, – усмехнулась Лиза, – еще не поздно заболеть – до шести часов есть время!
– Да ну тебя! Господь с нами! – Катюша перекрестилась.
В шесть часов начался съезд гостей. На бал были приглашены также родители и родственники девочек. Воспитанницы были в нарядных платьях. Хотя их покрой не слишком отличался от приевшейся форменной одежды – все те же наглухо закрытые платья, скрывающие плечи и руки. Девочки были свободны только в выборе цвета, поэтому теперь, собравшись вместе, напоминали цветочную клумбу. Кроме учениц Лизиного возраста, были воспитанницы пятнадцати и шестнадцати лет, а также восемнадцатилетние будущие выпускницы.
Учениц построили в соседнем зале, где обычно проводились занятия гимнастикой. Девушки переглядывались, с трудом узнавая друг дружку. Главным образом из-за того, что вместо обычных кос волосы у всех были убраны по-взрослому в высокие прически.
Зал был ярко освещен. Публики собралось довольно много, хотя вход был только по приглашениям. Музыка заглушала многоголосый гомон. Преподавательницы тоже были здесь и строго следили за благопристойностью. Ведь воспитанницы должны вести себя на балу скромно и сдержанно.
Все ждали начала торжества. Наконец, директриса объявила об открыти бала. Зазвучал полонез. В бальной зале одновременно с разных сторон отворились двери. Строй девушек направился к центру залы, навстречу двигались молодые офицеры в парадных мундирах. Наконец, барышни и кавалеры заняли свои места. Взявшись за руки, пары двинулись по паркету в элегантном танце-шествии. Девочки во все глаза рассматривали молодых людей. Ну и те, в свою очередь, не сводили глаз с воспитанниц.
Далее чередовались вальсы и мазурки. Молодые люди неустанно приглашали девиц. Почти никто не оставался на месте без танца. Лиза была уже трижды приглашена. Как-то незаметно в толпе танцующих она выделила юношу, легкого и беспечного. Он казался совсем юным, лишь ненамного старше нее. Ей понравилась его открытая, чуть насмешливая улыбка. Другие молодые офицеры выглядели солиднее и держались надменно. После каждой трудной фигуры Лиза невольно выискивала его взглядом среди танцующих. В какой-то момент он оказался совсем близко, и их взгляды встретились. Она смутилась, а он очень внимательно посмотрел на нее, слегка кивнул и улыбнулся. Едва умолкла музыка, он подошел к ней с приглашением на следующий танец. Это был вальс.
Волновалась ли Лиза? Конечно! Ведь это был ее первый в жизни бал. Она очень старательно выполняла все танцевальные па, стремясь произвести достойное впечатление, особенно в танце с понравившимся юношей. Поэтому ей было трудно просто отдаться во власть музыки и веселья. Молодой человек заметил ее скованность.
– Вы первый раз танцуете на балу?
– Да, – ответила она.
– И что вы сейчас чувствуете?
– Мне очень нравится.
– А вы любите танцевать?
– Да, очень люблю!
– Ну, так в чем же дело? Сейчас вы танцуете так, будто отвечаете задачу по алгебре.
Она рассмеялась.
– Ну же! Будьте естественны. Не нужно беспокоиться о руках и ногах! Двигайтесь свободно! Пусть неправильно, но с удовольствием!
После этих слов ей стало легче, и напряжение ушло из тела. Она ощутила тепло рук, обнимающих ее.
– Вот, у вас и спина стала свободной! Между прочим, вы прекрасно танцуете.
– Благодарю.
С ним было так приятно, так хорошо! Хотелось, чтобы танец не кончался, чтобы они как можно дольше оставались рядом, и он вот так держал ее. Но вальс подходил к концу, а значит, скоро он ее отпустит. Хотелось что-то сказать, чтобы задержать его рядом…
– А вы случайно не знаете, сударь, с кем сейчас танцует великий князь Николай? – выдала Лиза первое, что пришло в голову. – Мне очень интересно.
– Да, я знаю, – он рассмеялся и, пристально глядя на нее, продолжил, – с самой красивой девушкой в этом собрании.
Она тут же поняла, что вот он и есть великий князь!
– Ой, простите! – она покраснела, а про себя подумала: «О Боже, я все испортила! Теперь он подумает, что я – вертихвостка, интересующаяся только мальчиками с титулами. Как ему объяснить, что это был просто первый попавшийся вопрос, чтобы удержать его подольше рядом».
Танец закончился. Он поклонился и отошел, чтобы пригласить другую. Еще не раз в продолжение бала их взгляды пересекались. И всякий раз он улыбался и подмигивал ей. Ей же было ужасно стыдно, что она допустила такую оплошность. Так хотелось ему все объяснить. Ах, если бы он только пригласил ее снова!
Но по правилам молодые люди не должны танцевать два раза с одной и той же девушкой, нужно все время менять партнерш. Это условие бала было введено начальницей, чтобы избежать возникновения нежелательных привязанностей.
Лизу наперебой приглашали. Но ей больше ни с кем не хотелось танцевать. Молодые люди осыпали ее комплиментами. Она получила две записки: одну – с признанием в любви, а другую – с предложением тайной переписки. (Кстати, обе эти записки она всучила потом двум своим подругам, которые только и мечтали о романах с молодыми людьми. У Катюши ничего не получилось. Однако другая девушка оказалась более удачливой, потому что молодой человек, писавший Лизе записку, не очень хорошо запомнил, как она выглядела, и не заметил подмены).
Бал закончился поздно ночью. Девочки еще долго не могли угомониться, вертелись в кроватях. Лиза же проплакала в подушку до рассвета. А утром поняла, что влюбилась. В этого милого, обаятельного, слегка насмешливого молодого человека. Увы! Он был самым настоящим принцем! И ей оставалось только вздыхать и тайно страдать.
* * *Юная воспитанница Екатерининского института Елизавета Лазарева имела прекрасную репутацию среди подруг и преподавательниц. Все, кто знал Лизу, отмечали ее простоту и искренность в общении. Подруги находили ее очень милой: стройная фигурка, светлые, слегка вьющиеся волосы, голубые глаза, улыбка, словно солнечным лучиком озарявшая ее лицо. Правда, в движениях порой еще проглядывала детская угловатость. Красота ее раскрывалась постепенно, как бутон розы. И сейчас (а бал случился за три недели до ее семнадцатого дня рождения) она далеко еще не была столь ослепительна, как обещала быть в более старшем возрасте. Тем не менее, Лиза излучала обаяние и притягивала к себе.
Разговоры о бале не умолкали еще месяца два. Институтки жили воспоминаниями, мечтами и фантазиями. Девочки только и говорили, что о своих кавалерах, сравнивали, кто из них лучше. Лиза отмалчивалась. Свою тайну она оберегала от всех. И чтобы отвлечься, с головой погрузилась в учебу. Она всегда неплохо училась, а в эти месяцы и вовсе стала одной из первых учениц. Кроме того, ее увлечением было чтение, к которому пристрастил отец. В летние каникулы он знакомил ее с классическими книгами, а также с литературными новинками, которые печатались в журналах. И теперь все свободное время она проводила в чтении, не позволяя себе ни о ком мечтать.
* * *Прошло почти полгода. К именинам государя 17 апреля в Институте готовили спектакль. В назначенный день в зрительном зале сидел император Александр Второй и его семья. Воспитанницы института в самодельных костюмах представляли переработанную для учебных целей комедию Шекспира «Много шума из ничего». Декорации тоже были изготовлены своими руками. По правде говоря, от Шекспира там уже ничего не осталось, кроме разве что имен. Так Лиза играла роль Геро, невинно оклеветанной молодой девушки.
Отыграв свою сцену, Лиза ушла за кулисы и вдруг спохватилась, что не хватает пояса на ее платье. Он остался в дортуаре. Она прикинула, что успеет сбегать за ним до начала следующей своей сцены.
Нужно было пробежать по коридору и подняться по лестнице на третий этаж. Пояс она нашла быстро и понеслась обратно, на бегу прикрепляя его на платье. Спрыгивая с нижних ступенек лестницы, она споткнулась и полетела вниз, прямо на стоящего там офицера, который довольно ловко ее подхватил.
– Осторожнее, барышня! Так и расшибиться недолго! – произнес он.
Девушка подняла голову – это был Николай. Кажется, он тоже ее узнал.
– Ах, здравствуйте, сударыня. Как вы поживаете?
Книксен. Попытка что-то сказать, но голос не слушался.
– Вы спешите на сцену, – догадался он, заметив ее костюм. – Спектакль уже идет, а я, увы, опоздал. Позвольте, я провожу вас.
Они прошли по коридору и вскоре оказались у двери, в которую торопилась войти девушка.
– Могу я узнать ваше имя, сударыня?
– Меня зовут Лиза. Елизавета Александровна Лазарева.
– Благодарю вас, Елизавета Александровна! Был очень рад встрече.
Великий князь поклонился, а Лиза нырнула в закулисье, проклиная себя за робость.
Глава пятая. О концертах в Павловском вокзале
– Я настаиваю, уважаемая Екатерина Владимировна!
– Воля ваша, Александр Васильич! Но я все же очень прошу вас не торопиться и хорошенько обдумать ваше решение. Прервать образование девочки сейчас я считаю неразумным. Всего один год остался до окончания курса! И за это время она могла бы многое еще приобрести, будучи прилежной ученицей. Она делает большие успехи в домоводстве и рисовании.
– Вот именно! В самых ненужных, на мой взгляд, предметах. Я желал бы, чтобы моя дочь больше читала, имела свое суждение обо всем. Она должна больше заниматься совершенствованием своего характера. Быть честной, открытой добру и правде.
– Все это весьма похвально! Но помилуйте, батюшка, ей предстоит жить в реальном мире. Она должна приносить пользу родным и близким. Она должна уметь себя вести в обществе!
– Да, и это тоже.
Александр Васильевич Лазарев умолк.
Разговор этот проходил в кабинете начальницы Екатерининского института через несколько дней после описанных событий. Екатерина Владимировна Родзянко управляла этим учебным заведением уже более тридцати лет – срок небывалый для неустойчивого, полного шатаний девятнадцатого века. Окончив в числе лучших учениц Смольный институт, она была назначена фрейлиной к молодой великой княжне Анне Павловне, а после ее замужества – к императрице. Жизнь при дворе не испортила ее характер. Встретив и полюбив полковника лейб-гвардии Гусарского полка Михаила Петровича Родзянко, она без колебаний отказалась от придворной карьеры ради любимого. Множество испытаний выпало на ее долю. Оставшись вдовой с тремя детьми в разоренном имении, Екатерина Владимировна сумела найти в себе мужество жить и бороться дальше. Предложение занять руководящую должность в институте исходило от императрицы. Добрая слава этой достойной женщины помогла ей в трудный период жизни. В должности начальницы Екатерина Владимировна, как мама, опекала всех – и воспитанниц, и преподавателей.
– Наш институт предоставляет ей возможность совершенствоваться в своем характере, быть дисциплинированной, честной, помогать другим, – начальница уже поняла, что уговорить его не удастся. – Мы очень любим вашу Лизоньку, было бы жаль расстаться с ней. Вы все же подумайте!
– Благодарю вас, я подумаю. Честь имею!
Капитан второго ранга в отставке, а ныне чиновник Морского министерства, Александр Васильевич Лазарев поклонился и четкой военной походкой покинул кабинет начальницы Екатерининского училища.
Каковы же были причины, побудившие Александра Васильевича забрать свою дочь из закрытого учебного заведения? Может быть, спартанское воспитание девушек с ранним вставанием, холодными дортуарами и скудной едой смущало благородного отца? Вовсе нет – это было даже на пользу, считал он. Дело не было и в его недовольстве общей системой образования или консервативностью преподавания.
Причина была в другом. Супруга Александра Васильевича, Мария Ипатьевна, была нездорова. Ее состояние врачи находили странным и необъяснимым. Какая-то внутренняя тревога подтачивала здоровье бедной женщины. Александр Васильевич решил, что присутствие дочери в семье вернет бодрость духа ее матери.
* * *Учебный год закончился. Наступило лето, и Лиза вернулась домой к родителям. Она еще не знала, что в институт больше не вернется. Отец получил отпуск на службе и снял дачу для своей семьи. Стояла прекрасная погода, необычная для Санкт-Петербургской губернии. Лиза почти все время проводила с матушкой, по которой очень соскучилась. Дача Лазаревых находилась в Тярлево, вблизи Николаевской железной дороги.
Селение Тярлево расположено на небольшом возвышении и примыкает к Павловскому парку. Через поселок идет проездная дорога из Царского села – в деревню Глазово и на Ферму императрицы Марии Федоровны. Веселые дачные домики утопают в зелени, окруженные стройными березами, кряжистыми дубами, раскидистыми кленами, аккуратно подстриженными липами. А в двух шагах от них – луга и пашни. Благодаря присутствию дочери и пребыванию среди прекрасной природы Мария Ипатьевна почувствовала себя значительно лучше.
Однажды Александр Васильевич объявил, что вечером они все отправятся на концерт. Была прекрасная погода, и семья Лазаре-вых с удовольствием совершила прогулку до Павловского вокзала, который находился от них в полутора верстах. Лиза еще не знала, что этот вечер окажет роковое влияние на всю ее дальнейшую жизнь.
Летние концерты в Павловском вокзале стали модным развлечением зажиточных жителей Санкт-Петербурга благодаря легендарному Иоганну Штраусу, бывшему постоянным дирижером этих концертов в течение десяти сезонов. Те оркестровые вечера до сих пор были в памяти петербуржцев. И хотя на посту дирижера давно уже сменяли друг друга менее знаменитые музыканты, публика продолжала с удовольствием или по привычке ездить на эти концерты. В летний сезон 1871 года павловским оркестром руководил дирижер Генри Мансфельд.