Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники

Только я рассмотрел их, как они расправили крылья и взлетели почти вертикально в небо, а кони разбежались в разные стороны…

Толчок, и все, я проснулся.

Так бывает: долго плывешь под водой, потом выныриваешь, и все тебе в радость. Солнце, воздух. Сны, в которых я помнил бы каждую деталь, не снились мне довольно давно. По крайней мере, со времени кругосветки. Но я же, в сущности, не романтическая институтка, чтоб цепляться за сны.

III. Казахский воблинг, верблюды, гайцы

Стартовали мы строго по намеченному плану. До границы через астраханскую пустыню шла неплохая провинциальная русская дорога, мы к таким давно привыкли. Макс Любер на одной из заправок так и сказал: «А что, дорога-то в норме. Зря нас пугали».

Типун бы ему на язык, честное слово. Опять сглазил.

На границе мурыжили нас довольно долго, все спрашивали – куда да откуда, да зачем? Наконец, пропустили в несравненную страну Казахстан. Так и не смогли найти, к чему придраться.

И тут началось. Такое ощущение, что казахи больше всего на свете боятся набегов кочевников из Астрахани. И создают для них максимум препятствий. В любой другой стране такую дорогу давно б уже закрыли. Или, по крайней мере, повесили бы знак – ограничение скорости в десять километров в час. А так ничего все едут, особо не тормозят. И только водители фур, хорошо знакомые с местными выбоинами, самые восхитительные места объезжают через степь. С обеих сторон дороги – десятки «дублеров». Когда глубокие колеи, а когда и нормально, на первый взгляд, накатанные грунтовки. Но нам они, как мертвому припарка. Ребята еще могли бы там проехать на своих «гусях», но мне туда соваться не имело никакого смысла – «Харлей» по такому бездорожью не пройдет.

А сама дорога, конечно, просто святых выноси. И, скорей всего, мы, и в первую очередь я сам, ее недооценили. Больше глазели по сторонам новая страна все-таки. А надо было смотреть на выбоины.

Хотя и меня можно понять – как только проехали границу, окружающая картинка сразу переменилась. Степь стала переходить в пустыню, а за ней пустыня – в степь, и сразу пошли верблюды. Это не шутка, люди встречались гораздо реже. То есть мечта Семевского, что верблюдов может заменить техника, общая цивилизация и моторизация, ни в коем случае не сбылась, – в Казахстане множество кораблей пустыни расставлено на каждом километре пути, и никто заменить их не пытается. Хотя зачем они в таком количестве, мне до сих пор не понятно. Вроде бы караваны сейчас не ходят, казахов верхом на верблюде я тоже никогда не видел. Они явно не эмиры арабских эмиратов, которые каждый год устраивают знаменитые верблюжьи бега. Верблюжье мясо здесь не едят по крайней мере, наши попытки поинтересоваться наличием верблюжатины в местных кафе и шалманах вызывали полное недоумение. Может быть, молоко молодых верблюдиц – любимый напиток казахских младенцев, или слюна у горбатых целебная?

Наверное, верблюдам просто хорошо любить друг друга и размножаться, а в свободное время стоять часами на одном месте, смотреть перед собой.

Но вот что интересно: каждый из верблюдов маркирован. Видимо, указано, чей да откуда. Так что не сами по себе они гуляют. Мы специально подъезжали к ним пару раз, поглазеть все-таки в Москве только один верблюд иногда возле храма Христа Спасителя выгуливается, а здесь их тысячи бело-серые, шерстяные, довольно милые создания, если не знать, что они могут и плюнуть. И на каждом какой-то узнаваемый символ – веревочка цветная типа уздечки или знак какой-нибудь, нарисованный краской прямо на боку…

…В чем-то подобными верблюдам оказались и казахские гайцы. Бескрайние пространства и полупустые разбитые дороги и для них, вероятно, максимально благоприятные условия для любви и процветания. Еще бы: на ремонт дорожного полотна у доблестного государства имени Нурсултана Назарбаева денег не хватает, а занятость мужчинам в сельской местности обеспечена. Казахи же бывшие кочевники, им свойственно испытывать даль взглядом. Местные гаишники и испытывают.

Так как интенсивного трафика на западноказахстанских дорогах не наблюдается – вокруг вообще полная пустота, только ветер свистит и колышет редкие травы, – на постах останавливают почти каждое движущееся транспортное средство. Причем не местных – в особенности. Думаю, если б перемещался какой-нибудь славянской внешности велосипедист, к нему тоже нашли бы повод прикопаться. А к байкерам, да с московскими номерами, сам Аллах велел.

…«Как дела, братан?», – спрашивает тебя казахский гаишник и тут же забирает документы. Еще бы, спешить ему совершенно некуда. За ним – вечность, и перед ним – тоже вечность. При этом совершенно все равно, нарушил ты правила или нет.

Мы, собственно говоря, ничего не нарушали. Нам хватило легенд о казахской ГАИ и ее великолепных подвигах. Их часто рассказывали еще в России. Но наша относительная законопослушность, собственно говоря, ни от чего не спасала. Пока инспектор не узнает, откуда ты едешь, куда ты едешь, как ты едешь, зачем ты едешь, с кем ты едешь и почему ты едешь, а также как поживают твои родственники до седьмого колена, в том числе и умершие в первой половине XIX века, ты никуда от него не денешься. Так что надо все подробно и очень терпеливо объяснять. Иначе у него будут все основания взять штраф за неповиновение должностному лицу при несении государственной службы.

Если учесть, что русский язык они тоже не всегда до конца понимали достаточно адекватно, можно только представить себе, насколько это была сложная и незабываемая духовная практика. Она воспитывала смирение, волю и мужество одновременно.

Впрочем, в этой звенящей пустоте, да к тому же на редкостном холоде, все напоминало о духовной практике, или, по крайней мере, вызывало желание немедленно выпить. Но у нас правило: за рулем мы не пьем. И поэтому духовность и смиренность надвигалась со всей неотвратимой силой.

Взять, к примеру, сам казахский быт. Живут казахи за пределами больших городов не просто бедно, а как-то даже сиро – одинаковые, глинобитные, в основном, советско-колхозные домики в продуваемой со всех сторон степи. Это естественно, откуда у кочевника вкус к архитектуре? Кочевник не должен привыкать к быту и обиходу, его обитель – степь и пустыня, его очаг – костер из сухой травы и верблюжьих лепешек. Видно было, что из юрт в эти поселки их загнали силой, добровольно туда б жить никто не пошел.

Зато каменные склепы у них – прекрасные дома, и в итоге вечные города мертвых выглядят куда убедительней временных поселений живых. Это глубокий образ. Пока ты жив, слоняешься по бескрайней степи, которой нет ни конца, ни начала, пьешь водку, каким-то таинственным образом взаимодействуешь с верблюдами – тебе, собственно, не нужно надежного пристанища. И вот ты умираешь, обретаешь покой. Вечное движение закончено. Нет ни водки, ни воды, ни сестер, ни братьев, ни коней, ни верблюдов, и твои близкие строят тебе истинную обитель, которая переживет время.

…Мысли эти крутились и крутились в моей голове: бесконечная степь, Азия, сколько еще мы проедем сегодня, интересно? Перед глазами мелькнула табличка – Аккыстау. Все было бы хорошо, но дело портили бесконечный, то начинающийся, то стихающий дождь, время от времени переходящий в град, и пронизывающий ветер плюс температура от нуля до десяти градусов – с погодкой, конечно, нам подвезло. Я катился первым, Вася и Макс Любер шли за мной. Мы заранее договорились, что именно мой «Иваныч» будет определять на этой дороге скоростной режим. Он и определял. Шли мы где-то под сотню. Как потом выяснилось, слишком резво. А мне тогда казалось, слишком медленно.

Вдруг на какой-то выбоине заднее колесо моего спортстера подбросило чуть не на полметра вверх. Переднее колесо в этот момент начало вибрировать, как у нас говорят, словило воблинг, но я все же удержал руль, правда, потянул правый локоть. Странно: вообще-то, должна была сработать задняя подвеска, но почему-то не сработала. Это потом, в Ташкенте местный мастер Рустам расскажет мне, что в компенсаторах задних амортизаторов полностью вышел воздух (при необходимых 5 атмосфер – в них был ноль), и они просто перестали работать, превратившись в диванные пружины. В общем, ехал я без задней подвески, но не знал об этом. С каждым десятком километров руки ныли все больше и больше, удары азиатской дороги приходились в первую очередь на них, и не то чтоб я начал уставать, но все это, конечно, отчасти раздражало. Как назло, для «гусей» эти ямы и кочки были почти ерундой они, хоть и покряхтывали и поскрипывали, но катили себе в свое удовольствие.

В общем, пришлось немного сбросить скорость, но и это не помогло. Через несколько километров все повторилось. Опять ямы, я вошел в глубокую колею, заднее колесо подбросило, и руль на сей раз я не удержал. Ребята потом рассказывали, что еще метров пятьдесят меня бросало по дороге, потом мотоцикл воткнулся в глубокую колею, сантиметров сорок, и я вылетел через руль.

Очнулся – лицо в крови, лежу на обочине.

Первая мысль: «Быстро закончилось наше ралли!» Вася подошел ко мне и то же самое говорит: «Кино оказалось коротким». Обидно, блин.

Болело все. И самое неприятное, трудно было определить, что именно. Правая половина лица в крови. Потом выяснилось, что просто рассек себе бровь очками. Штаны и куртка разорваны, пошевелиться трудно. Но как-то собрался с силами и сумел сесть.

В общем, спас меня шлем «Руби», стекло визора и горнолыжные привычки. Любер потом рассказал, что летел я по всем правилам – ноги вместе, руки по швам. Опыт все-таки не пропьешь.

Сразу остановилось несколько казахских машин. Как через вату – так бывает, после выплеска адреналина, – я услышал, что мужик спросил:

– Помощь нада? «Скорую» вызвать нада?

И сразу спохватился:

– У меня этой, бинта нет.

Макс успокоил его, сказал, что у нас все есть, но лучше вызвать «Скорую». Вызвали, и парни отправились поднимать мотоцикл в казахскую степь, оставив меня сидеть на обочине. Я видел картинку как кино: ощущение было, что все происходит совершенно не со мной.

«Иваныч» лежал вверх колесами в кювете метрах в ста.

Вскоре подъехала «Скорая», а с ней и дорожная полиция. Я уже почти полностью пришел в себя и глянул на часы. Стрелки были сломаны и валялись внутри циферблата, хотя стекло и не разбилось. Да, неплохой удар, что говорить.

Сделали обезболивающее. Шок прошел, начался озноб. Доктор сказал, что сейчас шесть часов вечера.

Пока ехали до больнички, я материл судьбу, дорогу, Казахстан и всех демонов этих пустынь и степей, вместе взятых. Потом вспомнил сон про черную птицу-всадника и сплюнул. Что за нах? Все будет хорошо.

У парней была другая задача – доставить себя и мотоциклы к гостинице, благо она все же присутствовала в этом забытом богом казахском населенном пункте. Это им удалось без особых проблем, но в тот момент все были убеждены, что дальше мы никуда не поедем. Вася даже подумал было, что в этой районной больничке я зависну, и надо заняться моим переводом в более достойное место…

По пути, в «Скорой», водитель рассказал, что 667 километр (почти 666-й вот была бы история!), который выбил меня из седла – практически роковой, бьются люди тут часто, но дорогу власти делать не хотят. «Вона в прошлом году круто поломался какой-то англичанин, а им хоть бы хны…».

Но все самое худшее было уже позади. Вердикт врачей оказался настолько удовлетворительным, насколько это было возможно в сложившейся ситуации: сильный вывих голеностопного сустава, ушибы и гематомы коленей, особенно правого, ушиб ребер с правой стороны, но без переломов, сильный ушиб и вывих правого плеча и растяжение грудного отдела позвоночника. Плюс множество ссадин, которые на месте обработали зеленкой. В общем, голова цела и ничего не сломано, а сам я весь в зеленке, как юноша после ветрянки.

Теперь надо было двигать к парням и как-то успокоить их. Доехал на такси до гостиницы, а там еще одна хорошая новость: «Иваныч» завелся и был на ходу. Сначала он не хотел заводиться, но потом выяснилось, что выхлопная труба просто забита землей. Любер решил проблему при помощи одной веточки. Всегда бы так.

В общем, поистрепались мы немножко, конечно, но ехать дальше оказалось можно. То есть и конь, и наездник были готовы продолжать путь. Осталось только вызволить права у местных гайцов. Кто ж мог подумать, что это окажется самым сложным предприятием?

…Казахские менты отпускать меня отказались наотрез. У них был форс-мажор, я им портил статистику и вообще неизвестно, что они имели в виду. Как бы никаких законных оснований стопануть нас у них не существовало. Думали было опереться на медицину, но доктор подтвердил, что я могу ехать, если хочу. Тогда стали говорить про понедельник и суд – была как раз суббота, – этот вариант мне совсем не понравился, и мне даже удалось совершить интеллектуальный кульбит невероятной технической сложности. То есть убедить их, что я ничего не нарушал. Я сам удивился, когда это удалось, однако тут они совсем утратили понимание, что нужно делать дальше. Разве что по телефону переговаривались со своим начальством каждые пять минут. Из разговоров по-казахски я не понимал ни слова, если не считать родного русского мата…

В конце концов, они заявили, что я пьян. Но тут уж все козыри были на моей стороне: после Астрахани мы не приняли ни грамма. Поехали в больницу на экспертизу – совершенный ноль. Это обстоятельство их как-то смутило: аргументов не осталось. Последнее, что они предложили мне, так это вызвать российского консула или, в крайнем случае, начальника районного отдела милиции, в воскресенье. Тут уж я просто расхохотался. Смеяться было больно.

В общем, мне удалось взять их измором. В полдвенадцатого ночи мне вернули права, и я отправился к парням в гостиницу праздновать свой новый день рождения.

Вышел из отделения, а тут снег. «22 апреля, – подумал я, – день рождения Ленина».

…Подъехал к гостинице, мой мотоцикл стоит, в номере горячая вода, все дела. Принял душ, пришел к Васе и Максу, спрашиваю:

Ну как, вы по двести приняли уже?

Да нет, – говорят, – тебя ждем. А что, едем дальше?

Еще как едем, – отвечаю.

И мы, понятное дело, накатили.

IV. Дядя Леша из Бейнеу

Как я с утра садился на мотоцикл – это целая песня. Вернее, Макс и Вася усаживали меня со всей доступной им аккуратностью. Тело болело, ныло – рука, нога, спина, рассеченный глаз. Василий надел на меня шлем, поправил. Вроде, ничего, дорогу вижу, руль держу. Значит, все в порядке.

Отмораживаться нельзя было ни дня. И дело здесь даже не в жестком графике, который мы сами себе придумали. Просто, если с тобой что-то такое случилось травма или стресс, или еще что в этом роде, и назавтра ты не будешь снова в седле, ты еще долго в него не сядешь, может быть, никогда. Так что не было выхода. К тому же я подумал: если эти злые демоны пустынь пропускают нас с таким трудом, надо им показать русскую кузькину мать. Упал, значит? Болит, говорите? Смутные сны, мусульманский фатум?

Мы еще посмотрим, кто здесь хозяин своей судьбы.

Погода стояла просто святых выноси. То солнце, то дождь, то град, то снег. Западноказахстанская полустепь-полупустыня и так довольно однообразное место, а сквозь это сито выглядела и совсем уныло. Не расслабишься.

Ехал я, понятное дело, на полном автомате. Ребята сзади как бы страхуют, смотрят озабоченно. Как же я это ненавижу быть в роли опекаемого! Ничего хуже не придумаешь. Главное, чтобы день прошел без приключений. Ночью, когда выпивали, кто-то сказал: ну, новая тема, будем аккуратно перемещаться. По 100 км в день. Шутка, конечно, но уж точно не по тысяче.

До Атырау нам оставалось верст девяносто. В самом Атырау на этот раз мы решили не залипать, хотя знали: места довольно интересные. Бывший Гурьев, пугачевщина, Нижний Яицкий городок, нынче – нефтяная столица и самый богатый город Казахстана. Когда-то он стоял на воде, но теперь Каспий обмелел и отошел километров на тридцать. Но все равно – родоновые ванны, опять же большая река – Урал.

Салават, управляющий рестораном «Джой», где нас кормили судаком и сазаном, но не осетриной, ловля которой запрещена, сказал: «Приехали бы на две недели раньше, было бы плюс тридцать. У нас почти курортное место».

При той температуре воздуха, которая образовалась за окном, это «почти курортное» казалось издевательством. И почему мы не приехали на две недели раньше? Хрен его знает. Пока было плюс пять.

Единственное утешение – внутри Казахстана вполне сносные дороги. По крайней мере, от Атырау до узловой станции Бейнеу покрытие чуть ли не европейского уровня. Руки не так болели, хотя спина ныла, конечно. Один раз нас даже гайцы остановили за превышение скорости. Разговор с ними – отдельная песня.

Тормозит, подъезжаем:

Здравствуйте!

Гаец в ответ:

Откуда едем?

Любер ему честно:

Из Астрахани.

– Ты шлем-то сними.

Любер послушно снял шлем.

– Без шлема надо разговаривать. Откуда едем?

– Из Астрахани.

– А че номера московские?

– Мотоциклы из Москвы.

– Значит, сами московские вы?

– Сами московские.

– А-а-а.

– Из Астрахани куда?

– В Иран, – тут уже Вася включился. Ему забавно стало, как гаец отреагирует на такую новость. Все-таки шли-то мы в лучшем случае на Ташкент, Иран из Астрахани был явно в другой стороне.

Но география, очевидно, не тот предмет, который считается профильным на курсах казахской дорожной полиции.

– А, в Иран, – удостоверился гаец. – Значит, экспедиция.

Сразу вспомнился анекдот. Но мы его не стали офицеру предъявлять.

– Не, не совсем экспедиция, – зачем-то проявил неслыханное правдолюбие Макс Любер. – Мы транзитом едем.

– Превышаете! – резюмировал гаец. – Документы есть?

Это был, конечно, вопрос вопросов.

– BMW, да? – спросил гаец, указывая на мотоциклы ребят.

– BMW, точно.

– А это что? – заинтересовал его «Иваныч».

– «Харлей».

– «Харлей?», – наклонил голову офицер, и тут же спросил:

– Страховку взяли?

– Взяли, взяли.

– Значит, втроем едете?

– Втроем, – согласился Любер, удивленный тем, что у казахских офицеров с арифметикой настолько лучше, чем с географией.

– Точно втроем? – почему-то усомнился гаец.

– Точно-точно, – заверил его Любер и пересчитал нас. Вот Вася, раз, вот Максим, два, вот я тоже Максим, три.

Этот подсчет офицера полностью удовлетворил, и Любер скрылся в его машине. Как он потом рассказывал, его пытались, конечно, убедить, что шли мы сто сорок, но приборы показывали другие цифры. В конце концов, гаец сломался. Дело ограничилось сущими копейками, и мы покатили дальше.

По дороге выяснилось, что «Иваныч» все же сильней пострадал, чем мы думали поначалу, и у меня куда-то уходит бензин. Мы проехали всего 200 км с последней заправки, обычно хватает на 300, а тут вот-вот загорится красная лампочка. При этом и у Васи, и у Макса еще по три деления осталось, что особенно обидно.

Сначала я придрался к Васе, который заправлял нас на последней заправке: «Ты мне что, друг, полбака залил?», но быстро понял, что если кого-то здесь и надо подкалывать, то это меня. Макс осмотрел мой мотоцикл и выяснил, что потекла левая вилка, да и передние тормоза к тому же не работают. Там тоже что-то текло. Так что все удовольствия сразу. Но я всегда вожу с собой пару бутылок с бензином, и до следующей заправки мы дотянули…

Так, с грехом пополам, доехали до заката. Если брать пространственные измерения, это был Бейнеу. Бомбей, как его называют местные, что создает какую-то двойственность. Не понимаешь, где ты, в Индии или в казахской степи. Смех, конечно.

Бейнеу – большое село на узловой железнодорожной станции, соединяющей Азию и Урал. В принципе, рядовое захолустье посреди казахской степи.

…И тут он выплыл прямо на нас: над большими железными воротами – плакат «Auto moto hostel uncle Lesha», и рядом – «Автосервис, кафе». О, – подумали мы, что-то родное. И не ошиблись.

Только заехали на двор, где кипела стройка, копошились два узбека, в углу был сложен строительный мусор, стояло несколько грузовиков и мотоциклов, – как к нам чуть вразвалку вышел и сам дядя Леша. О таких можно с первого взгляда сказать – бывалый. Седой коренастый мужик лет пятидесяти с гаком, уверенный в себе, с очень выразительным лицом и характерным доброжелательным прищуром, точно говорящим: «Видел я вас всех и где-то там вертел», – в его облике, казалось, Россия и Азия встретились и сохранили свои лучшие черты.

Первым делом дядя Леша поинтересовался:

– Куда едете?– В Ташкент.

– Ну, здесь до границы километров 80, а там Узбекистан. Вам на Кунград надо.

У нас были немножко другие планы. Мы собирались двигать через Нукус, поглядеть на тамошнюю галерею русского авангарда, но дядя Леша отнесся к этим намерениям с иронией. Крюк оказался километров триста, а то и побольше. По таким дорогам, да и с учетом моих траблов, искусство того явно не стоило.

К тому же он с места в карьер меня расколол:

– Что, – говорит, – упал, бля?

Лицо было у меня все в зеленке, так что догадаться было несложно.

– Ну да, – отвечаю, – было дело. Метров пятьдесят летел. А мотик все сто пятьдесят.

– Ну, ничего, – говорит, – если сразу не помер… А голова как? Может, отлежаться тебе? А то многие так: сначала бодрые все из себя, то, се, хорохорятся, да я, да мы, а потом бац, гематома. Я столько такого видал. С 76-го года смотрю на дорогу. Чего только не было…

– Да нет, гематомы нет точно. Доктор сказал. Плечо вот только сильно болит. Ну, это ладно. Вот мотоциклу сальник надо менять.

Дядя Леша тут же меня просветил:

Сам делать будешь? А где ты сальник возьмешь? Тут надо в Атырау или Уральск парням заказывать. Пока они привезут, месяц пройдет. Так что лучше как-то докатиться до Ташкента.

Перспектива была ясна.

…В общем, дал он нам комнату, три топчана, даже сортир собственный – полный шик на местности, и сели мы водку пить. Не телевизор же в гостиной смотреть с таким человеком.

Столов и стульев в хостеле у дяди Леши оказалось на редкость немного. Но какой-то длинный стол человек на десять мы обнаружили, приспособили ящики и табуретки, устроились как-никак…

Приняли неплохо. Морсик, водочка, пиво, шампанское. Любер сначала, правда, хотел возразить:

– Пиво-то зачем? Здесь же не Германия?

Но кто-то его строго осек:

– Водка без пива, дальнейшее известно.

…Разговор кружил и ввинчивался в жизнь, как штопор, по мере того, как в нас исчезал алкоголь. Собственно, рассказывал, в основном, дядя Леша, а мы задавали наводящие вопросы.

Был он детдомовский, с юности занимался мотокроссом, участвовал в соревнованиях по Азии, правда, на Союз ни разу в жизни выйти не удалось. Потом осел здесь, уже больше сорока лет никуда не дергался. Разве что в Москву, в Ленинград – на пару недель. А так здесь, в Бомбее…

Один товарищ, постарше, тоже кроссмен, уехал сначала в Израиль, в Бостон звал его после 91-го года, – приезжай, говорит, ко мне, устроишься, все не казахская степь, а американский город. Но у Леши на это был один ответ: никого он там не знает, куда ему ехать…

Кстати, кто-то из нас этого его приятеля то ли знал, то ли о нем слышал. Сейчас ему где-то 70, жив еще. Леше под шестьдесят, мне сорок с небольшим, колеса крутятся, жизнь идет.

Хостел на дороге, рассказывал дядя Леша, – это вечное кино. То москвичи заезжают, то иноземцы. В Азию много кто ездит. Хотя при Союзе больше мотались. Вообще, в этих местах тогда другая история была. Тоже жопа жопой, что говорить, но больше присвистывала.

Теперь самые частые постояльцы – узбеки, гастарбайтеры. Такой перевалочный пункт по переправке азиатского народа в Россию. До Самары то ли 1300, то ли 1500 километров, местные водилы берут с каждого по восемь тысяч, запихивают впятером, еще и сумки. Бывало, в микроавтобусы по 32 человека набивали сельдям в бочке просторней. Так и едут, и счастливы. Не знают, что их там ждет.

Но им все равно. Было бы хоть что-то. Дома для них работы нет. В Ташкенте один завод стоит, другой. Хотя что-то и налаживается, говорят. Может, по привычке едут. Но в кишлаке деньги как ты заработаешь?

И вот интересно: построили тут у нас в Бейнеу новый автовокзал, оттуда автобусы ходят, народ чуть ли не с милицией туда гонят, но все стараются уехать по старинке. Звериная тропа, знаете что такое? Зверь никогда в сторону не уйдет. Вот и они, как звери.

А места-то здесь неплохие. Интересные места. Одно только плато Устюрт чего стоит, километрах в двухстах оно от Бомбея.

– Устюрт? – переспросил Вася.

– Как, вы не были на Устюрте? – удивился дядя Леша. – И не думаете туда заехать? Это вы зря. Там такие дела особенные непонятно даже, с чем сравнивать. Может, заедете? В следующий раз, говорите? А следующего раза может и не быть у нас, парни. Кто знает, потянет ли вас еще в наши места.