Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники

Вот поэтому и глядит на тебя халдей волком, когда ты хочешь всего лишь узнать у него место ближайшего ночлега.

Узбеки в этом смысле – полная противоположность казахам. Они, по крайней мере, внешне, при первой встрече, выказывают полное радушие и гостеприимство, всегда готовы помочь путнику, обогреть и осчастливить его. Конечно, если бы мы пришли в казахскую юрту или приехали в Алма-Ату, там бы нас ждал совсем другой прием. А тут просто люди злились, что они родились не в том месте и не в то время, потому и не были никому рады.

…Перед сном я вспомнил старый советский анекдот. Если кто-то помнит, были такие телевизионные бабушки в юмористических передачах лет 30 назад – Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична – суперпопулярный дуэт актеров Тонкова и Владимирова.

Так вот. Вероника Маврикиевна спрашивает Авдотью Никитичну:

– Слышь, город-то в пустыне построили. Как он там называется: Песок в пизде или Пизда в песке?

– Дура ты, Маврикиевна. Манда в шлаке.

И вот, друзья, мы на Мангышлаке, в прекрасном отеле на берегу моря. Приехали. Пора спать.

…Разумеется, 8 мая мы, как штык, в полдень были в порту, и с места в карьер бросились заниматься документами. Думали, теперь точно, раз, два и все, пограничные формальности – дело техники. Однако не тут-то было. Выяснилось, что билеты можно купить только в городе, у какого-то Димы в 25-м микрорайоне. Ну ладно, с Димой мы договорились. Он согласился привезти билеты в порт, так как казахская страховка на мотоциклы у нас как раз закончилась, а ездить без страховки – себе дороже. Отсюда, вроде бы, шла уже прямая дорожка к трапу. Таможня, санитары, погранцы и погрузка не в счет.

Дальше – больше. В 15:00 нам сообщили, что паром пока не пришел и придет, скорей всего, в 21:00. При этом, если мы сейчас пройдем все процедуры, то ждать будем на голом пирсе, и из погранзоны порта нас никто не выпустит.

В итоге мы решили ждать до девяти в турецком кафе возле порта. У меня с собой была книжка Стивена Старра «Утраченное посвящение» о Золотом веке Центральной Азии, и я погрузился в нее с большим удовольствием, перемежая немного наукообразный текст Гурджиевым и собственными воспоминаниями о только что пройденной дороге. К тому же в кафе была еда, вай-фай и диваны – в общем, полный комфорт, и можно было еще вздремнуть под ненапряжный треп турецких дальнобойщиков, благо их голоса больше всего были похожи на крики чаек.

В девять нам сообщили, что паром будет в четыре часа утра 9 мая, и оформляться лучше начать в три. Мы никуда и не двигались с места, хотя несколько притомились. Сон, Интернет, книги, сигара. В три часа были на границе, два часа ушло на оформление, а в 7 нам разрешили заехать в трюм. Отдали швартовы мы в 11.

Прощай, азиатский берег! Прощай, Актау!

Теперь можно подвести и некоторые итоги. Вот он, наш путь через пустыни .

Из Астрахани через астраханскую пустыню – в Бейнеу. Потом через пустыню Кызылкум – в Конграт. Потом Хива – Бухара – Самарканд – Ташкент – Туркестан. Дальше через пустыню Мойэнкум и Кызылкум – к Байконуру. Потом через приаральский Каракум – к Аральску. Оттуда – через Улькен Барсук – к Актобе. Потом – к Уральску. Потом вдоль Урала через пустыню Нарын – и через Атырау к Бейнеу. И, наконец, к Актау через Устюрт и Мангышлак.

Итого: 6 пустынь, 8 с половиной тысяч километров, 15 дней жизни.

IX. Паром Актау – Баку, который ушел не в Баку

Яркое солнце, полный штиль, корабль вышел в открытое море, и впереди у нас было 22 часа полной и бездеятельной свободы. Никуда не надо было ехать, бежать, суетиться, ничего не надо было устраивать, ни о чем практическом думать. Яркое солнце, ни ветерка, полный штиль, простор синий, как в хрестоматии. Казалось бы, наслаждайся.

Но больше всего хотелось спать.

Мы ушли в каюту и, наконец, выспались. Это был тот самый восхитительный сон без будильника, когда будущее не дышит тебе тяжко в ухо: вставай или проиграешь! проиграешь или вставай!

…Кажется, я отоспался за все последние недели. Проснулся, и вроде бы ничего вокруг не изменилось. Парни мерно храпели, корабль рассекал Каспий, ни ветерка, полный штиль.

Но что-то переменилось внутри меня. Я вдруг почувствовал свою полную и окончательную уместность в этом времени и в этом пространстве – на азербайджанском пароме, идущем из Актау в Баку, не домой и совсем не из дома, в путешествии, которое поначалу складывалось совсем не просто, и завело в те края, где мы и не думали побывать. И даже тело, привыкшее к боли за последние две недели, нигде не ныло, не жаловалось. А ведь я было отвык от ощущения пружинистой силы в каждой мышце, в каждом суставе. Той силы, которую мы так любим и лелеем в себе в ранней юности, когда кажется – вот она, жизнь, вот она, свобода, и которую мы теряем потом, будто бы безвозвратно, даже саму память о ней теряем с возрастом.

…Кто-то из мудрых заметил однажды: «Если человек, которому больше тридцати, проснулся, и у него ничего не болит, значит, он умер». Я проснулся, у меня ничего не болело, и я очевидно был жив. Что же это получается? Значит, мне меньше тридцати? Кайф!

…Хасан, тот самый персонаж, узбекский писатель из Ташкента, которого я спрашивал, как сделать всех людей счастливыми, и который обещал прислать мне универсальный рецепт отдельным письмом, – жду, просто умираю от ожидания, – тогда обмолвился, что главное для человека – не делить жизнь на дела и отдых, на работу и удовольствия. «Жизнь, – говорил он, – должна быть от начала до конца цельной, единой. Неправильно думать, – сегодня я работаю, завтра я отдохну. И дело не только в том, что это завтра никогда не наступит. Дело в сохранении детского восприятия, когда ты встречаешь новый день как подарок, и он не летит стремглав от обязательства к обязательству, от встречи к встрече, а распускается, словно цветок, навстречу солнцу, с тем, чтобы закрыться к ночи».

…Не знаю, сколько бы я мог еще раскатывать в голове эти вальяжные мысли, если бы не проснулся Василий.

– Хватит дрыхнуть! Все проспим! – закричал он, едва продрав глаза.

– Что проспим? – удивился я. – Как раз здесь мы ничего проспать не можем, пока не пришвартовались в Баку.

– Ну, знаешь – море, корабль, этажей семь, наверное… Ты часто ходил на таком?

– На таком точно, еще советском, нечасто, конечно. А ничего, чистенький паром для наших мест.

– Отличный паром, пойдем, рассмотрим, – и Вася начал тормошить Любера.

И уже через пару минут мы все трое выкатились на палубу.

Корабль уверенно шел на Запад, мы щурились на солнце, матросы затеяли какую-то игру – видимо, у них была учебная тревога, и они кинулись к шлюпкам, – потом игра так же неожиданно закончилась, и все стихло. Надо было как-то провести остаток дня, и мы решили постучаться к капитану.

Капитан мирно отдыхал в своей каюте.

– Здравствуйте, к вам можно?

– Заходите, заходите, – бакинский капитан оказался чрезвычайно любезен и сразу нас обрадовал.– Знаете, – сказал он с лукавой улыбкой, – мы не идем в Баку.

Если бы кто видел в этот момент наши лица, он бы здорово повеселился. Капитан насладился эффектом и объяснил:

– Мы идем не в старый порт, который на территории города, а в новый, только что отстроенный – в Аляте, в 65 км южнее. Так что все будет в порядке. Таможню там точно пройдете быстрее. В Баку сейчас Исламские спортивные игры и транспортный коллапс.

…Для нас южнее было только лучше – значит, ближе к Ирану. Исламские игры – о таких играх мы никогда не слышали. Но еще во время кругосветки я привык к тому, что в каждом месте на Земле существуют собственные и никому не известные великие спортивные состязания. Индия и Пакистан из года в год ведут поединок в крокет, и в дни матчей больше полумиллиарда человек замирает перед телевизорами. Американцы и кубинцы занимаются бейсболом и гольфом. Чехи тренируются на пиве. Так что мусульмане в своем праве. Интересно, кто чемпион исламских игр по футболу – Азербайджан или Иран? А может быть, Узбекистан или Саудовская Аравия? В Африке я видел, как люди на улицах и в кафе смотрят местные турниры. Их радостной искренности можно только позавидовать. И никого всерьез не тревожит, что бразильцы и немцы играют несколько лучше.

…В общем, местный спорт и транспортный коллапс нас не слишком заинтересовали. Зато капитан рассказал нам все о нашем пароме. Паром носил имя академика Гасана Алиева, азербайджанского почвоведа и старшего брата Гейдара Алиева, когда-то первого секретаря местного ЦК, а потом третьего и самого успешного президента независимого Азербайджана. Нынешний президент Ильхам Алиев – сын Гейдара. Так что мы плыли на пароме имени дяди президента, и это была большая честь, особенно по местным масштабам.

В советское время корабль именовался вполне невинно – «Советская Киргизия». Он был построен тридцать пять лет тому назад в Югославии. Их была целая серия, этих в ту пору новейших паромов, называлась «Дагестан». Большие железнодорожные паромы для каспийского гражданского флота. Все суда носили имена союзных и автономных республик. После 1991 года, понятное дело, их переименовали. Один из них, «Советский Таджикистан», перекрещенный в «Меркурий-2», затонул во время шторма в октябре 2002 года в нескольких десятках километрах от Баку. Он шел как раз из Актау. Об этом тогда шумела вся пресса…

Однако сейчас был май, полный штиль, и нам ничего не угрожало. Капитан разрешил нам совершить полную экскурсию по кораблю и даже представил помощника, который должен был нам рассказать и разъяснить, что почем.

В итоге мы облазили «Гасана Алиева» сверху донизу, забрались на вышку, смотрели в морскую даль, спустились в машинное отделение, изучили нутро корабля и, наконец, угнездились в кают-компании за припасенной бутылкой.

На каспийских паромах – сухой закон, но мы заранее знали об этом, а предупрежден – значит, вооружен. К тому же над морем и сушей стояло 9 мая, и надо было помянуть дедов.

…Спать мы уходили глубоко благостными, и единственное, что тревожило нас, – завтрашняя таможня. Русским гражданам визы в Азербайджан не надобны, но вот carnet de passage для техники – обязательная штука. У нас с Василием «корнеты» были заготовлены в Москве, а вот Макс Любер, как известно, не озаботился этим.

Ладно, что-нибудь веселое придумаем на месте, – думали мы. Правда, опыт подсказывает, что веселые придумки с таможенниками не всегда способны принести полное и окончательное удовлетворение.

Х. Пешком через иранскую границу      

В порт Алята «Гасан Алиев» прибыл точно по расписанию. Так быстро таможню мы еще ни разу не проходили. Азербайджанские парни напоили нас чаем, порасспрашивали о путешествии и с улыбкой штампанули транзит. К «корнету» они, к счастью, не придрались. До Ирана оставалось меньше 300 км.

…В пустыне, на восточном берегу Каспийского моря, запахов нет вообще. Мы это как-то даже не замечали, привыкли за две недели. А тут волны ароматов просто накатили на нас – цветущие вишни, свежее сено, море, водоросли.

Если прибавить к этому радушных местных и вполне сносную дорогу, будет понятно наше настроение.

Правда, нам рассказали, что сами азербайджанцы своей трассой на Иран недовольны. Тут строят автомагистраль, которая должна стать частью большого транспортного коридора «Север – Юг» и одной из очередных веток Великого Шелкового пути. Говорят, это будет первая платная дорога в стране. Но нас вполне радовала и бесплатная. После Азии небольшие трещины в асфальте вызывали только легкую улыбку, и «Иваныч», заправленный хорошим азербайджанским бензином, катил легко и свободно.

В полдень мы проехали Ленкорань – бывшую столицу Талышского ханства, но задерживаться не стали. Нас манил настоящий Иран.

Хотя талыши – это как раз та часть большого Ирана, история которого больше всего связана с Россией. Они – персоязычный горный народ, живущий в тюркском окружении.

В середине XVI века, когда Иран распался на несколько ханств и княжеств, талыши основали собственное государство, столицей которого через некоторое время стала эта самая Ленкорань. Во время русско-персидской войны 1809 года Талышское ханство, оказавшееся между молотом и наковальней, встало на сторону России и было объявлено русским протекторатом. В итоге южные его провинции – «магалы» отошли к Ирану, северные – к России. В 1828 году была определена и окончательная пограничная линия по реке Астара. Теперь это и есть государственная граница независимого Азербайджана, к которой мы приближались на скорости 140 км в час.

…К двум часам дня мы уже стояли на границе. Пограничный город Астара разделен на две части рекой. Азербайджанская, а когда-то российская часть – это, собственно, пригород. По-персидски он назывался Гом, или Кум, по российским военным сводкам XIX века.

Понятно, как нам хотелось на тот другой, иранский берег. Но все опять уперлось в отсутствие у Любера carnet de passage. Решить проблему можно было только на таможне и только при помощи местных шустрил. Они, разумеется, были рады и нам, и нашим монетам, но таможенники на этом переходе работали в щадящем режиме, только с восьми до часу дня. Так что мы оставили мотики на границе и пешком перешли в Иран. Персия – сегодня, завтра – документы и дорога на Тебриз.

XI. «Персия! Персия!»

Первое, что поражает тебя, когда ты попадаешь в Иран, – это надписи. И даже не столько алфавит – за пределами западного мира множество самых причудливых алфавитов, и опытный путешественник к ним привыкает, – сколько цифры. Иранцы используют традиционные арабские цифры, и они совсем не похожи на наши, хотя свои цифры мы тоже называем арабскими. К примеру, ноль у них – жирная точка, три и четыре больше похожи на букву Г, ну и так далее.

Но это еще не все. На фарси, точно так же, как по-арабски и на иврите, пишут справа налево. А цифры – слева направо. И это создает дополнительную путаницу.

Нас спасало только то, что мы не знали языка и его алфавита, да и арабские цифры не успели выучить. Так что общались жестами. И неплохо еще, что на дорожных знаках цифирь выполнена в европейской графике, к тому же все надписи дублируются латиницей. А то хороши бы мы были…

Проникнув в Иран, ты сразу попадаешь на рынок и проходишь через длинные ряды торговых павильонов. Это отнюдь не классический персидский базар – не надо обманываться, персидские базары дальше, в глубине страны, – а тут, скорей, толкучка в нашем понимании, ближе всего к тем толкучкам, которые расцветали по всему постсоветскому пространству в 90-е годы. В Иране цены намного ниже, чем в Азербайджане, и азербайджанцы, особенно из южных областей, приезжают сюда отовариваться фруктами, овощами, мясом и всеми остальными продуктами. С одним таким «челночником» – как говорилось лет двадцать тому назад – мы тут же познакомились. Звали человека Рафкат, был он из Ленкорани и отлично говорил по-русски. Рафкат, учитель физики и математики, преподающий в техникуме и школе, рассказал, что на его учительскую зарплату семье бы пришлось еле-еле сводить концы с концами, если б не близость Ирана. Он сюда приезжает каждую неделю и машину оставляет с другой стороны границы. Все бы ничего, если б не строгие правила – в Азербайджан можно внести не больше десяти килограммов. Азербайджанские пограничники, снисходительные к иностранцам, к своим достаточно жестки. Конечно, им всегда можно дать на лапу, но это тоже деньги, и тогда поездки потеряют всякий смысл.

…Так, за разговорами, мы прошли через рынок, и вышли в город. Вот она, иранская Астара перед нами. Все пограничье входит в северную провинцию Гилян, где есть свой народ со смешным названием – гиляки, но здесь в городе живут по преимуществу азербайджанцы. И говорят они между собой по-азербайджански, хотя все в школе учат фарси.

Иран – многонациональная страна, но большинство языков местных народов принадлежит к одной языковой группе, хотя они и различаются между собой примерно как русский с украинским. И только азербайджанцы говорят на тюркском наречии. Они здесь – второе по численности меньшинство. И их больше в Иране, чем в самом Азербайджане. Хотя со статистикой тоже присутствуют свои сложности. У граждан Исламской республики собственная гордость, и часто они говорят: все мы иранцы. И только зороастрийцы-огнепоклонники, которых осталось всего несколько десятков тысяч человек, любят подчеркнуть: я перс, я настоящий перс, я арий из ариев, среди моих предков – авторы «Авесты» и «Шахнаме», и в моей крови нет никаких примесей.

Шах их очень ценил, последователей Заратустры, приближал к себе, ставил на хлебные должности, видел в них лицо исторического Ирана, но после революции все изменилось. Зороастризм не входит в число «религий Книги», и зороастрийцев можно только пожалеть…

…Почти всюду – на Востоке, на Юге и на Западе, на Астаре, на Пяндже и на Буге – бывшие границы Советского Союза – до сих пор своего рода водоразделы миров и цивилизаций. Мы это почувствовали сразу, как только перешли реку. С плакатов, вместо Ильхама Алиева в хорошем европейском пиджаке с галстуком, на нас смотрели два бородатых имама – Хомейни и Хоменеи. Женщины, как прекрасные черные птицы, ходили в чадре и никабе, то есть в накидке и платке, выполняя аят Корана: «О, Пророк! Скажи твоим женам, твоим дочерям и женщинам верующих мужчин, чтобы они опускали на себя свои покрывала. Так их будут легче узнавать среди прочих, и не подвергнут оскорблениям» (сура 33, аят 59).

В море сейчас было запрещено купаться, потому что, как нам рассказали, власти боялись, чтобы кто-нибудь не заплыл за границу. При шахе тут лето напролет были полные пляжи. Даже женщины, и те купались в море. Вот как…

Но времена изменились, и сразу с дороги окунуться в благодатные воды Каспия нам не удалось. Однако в остальном Персия встречала с распростертыми объятиями. Улыбались почти все, даже полицейские.

…С иранскими полицейскими мы познакомились, едва только устроились в гостинице и вышли на набережную.

Мы с Любером фотографировали что-то невинное на телефон, когда вдруг, как из-под земли, появились стражи порядка и потребовали документы. Документов не оказалось, мы оставили их в номере. Зато мы показали им визитную карточку отеля. Это людей в форме полностью удовлетворило, и они удалились, объяснив жестами и путая слова на английском и фарси, что запрещено фотографировать правительственные здания и саму границу. Даже не потребовали стереть фотки…

Так что никакого давления, террора и прочих ужасов. Полный покой и простейшие правила.

…К вечеру мы уже полностью освоились в Иране, вкусно поужинали и устроились курить кальян на скамеечке, прямо на берегу моря. Это была полная идиллия. Официант вынес нам два стула, на одном установил сам кальян, на другом – термос с чаем, и мы окунулись с головой в свой первый персидский вечер.

Вокруг нас гулял народ, кто-то собирал камешки на берегу, кто-то спешил домой, кто-то оживленно спорил и размахивал руками. Под ногами плескалось море, время от времени по берегу проходили девушки и бросали искоса на нас веселые и лукавые взгляды из-под черных платков. Вообще, платок в Иране – как у нас мини-юбка. Чем смелей красотка, тем выше поднимает она свой никаб. Так и хочется сказать: «Гульчатай, покажи личико!» Несмотря на строгость местных нравов, девушки в Персии очень и очень привлекательны. И мы знаем об этом не понаслышке. Нам еще в школе рассказали.

«Я спросил однажды у менялы, что дает за полтумана по рублю…» «Шаганэ ты моя, Шаганэ, оттого, что я с севера, что ли…» И, наконец, самое главное: «Ты сказала, что Саади»… Ну и так далее.

Русская хрестоматия услужливо подсказывает все, что надо, о персидских красавицах. К тому же Разин бросал в набегавшую волну одну персидскую княжну за другой, и этот «спорт» запомнился нашим соплеменникам на веки вечные. Несчастные персияночки, пострадала ни за что, в детстве было их исключительно жалко. Понятно теперь, почему иранские мужчины так охраняют своих подруг…

…В общем, пока мы курили кальян на берегу Каспийского моря в Исламской республике Иран, воображение у нас разыгралось не на шутку. И это – в сложившихся обстоятельствах, при строгости местных нравов – было совершенно лишним. Но так всегда бывает: чем строже запрет, тем острее искушение. Ни в одной стране мира нам так часто не рассказывали, где и как знакомятся мужчины с женщинами и девушки с мужчинами, как они ходят на свидания, сватаются друг к другу и устраивают романы, как в Иране. Дело в том, что тут действительно есть о чем рассказать. Не то, что в Европе: пошел в клуб и склеил девицу. И, надо сказать, демографическая ситуация в Иране намного лучше, чем в России или во Франции.

К тому же сказывалось почти уже двадцатидневное воздержание. И парней понесло. Надо было на что-нибудь переключиться, и я заметил, что в известной мере все наше путешествие – это дорога по персидскому миру. И вот мы в самом его центре – в Персии. И это – как исполнение желаний.

– Кстати, вот наш первый иранский кальян, – сказал мне в тон Василий, делая большой глоток дыма.

– А ведь Иран – это родина кальянов, – ответил ему я.

И мы хохотнули, защищаясь от наплыва слишком хрестоматийных чувств…

…Табак был сладковатым и очень слабым. Я решил, что Восток – именно то место на земле, где наш Total Flame должен произвести полный и окончательный фурор. Они узнают, что такое настоящая крепость. Спасать иранцев путем распространения достойного табака – вполне себе миссия. Займемся.

Но все завтра, завтра. Завтра мы перейдем реку, вернемся в Азербайджан, заберем наши мотоциклы и углубимся в Иран. Это будет наше второе иранское кольцо, на сей раз уже не только по пустыням, но и по городам и базарам, по кальянным курильням и кафе. Мы увидим все, что успеем, будем по возможности общаться с людьми, и, скорей всего, вернемся сюда еще. Потому что Иран – прекрасная земля, и это стало ясно с первых же шагов по ней.

XII. В кальянном дыму Тебриза

С мотоциклами из-за Люберова «корнета» пришлось возиться больше двух часов. Сказать, что мы в этот момент «очень любили» этого парня – просто ничего не сказать. Хотя и бог бы с ним – всего-то пустое время и лишние деньги.

…Однако все кончилось хорошо, и, промучившись на таможне, мы торжественно въехали в Иран. Теперь в этой стране нам многое было знакомо, и мы больше не удивлялись ни надписям на фарси, ни арабским цифрам, ни женщинам в хиджабах. А потом пошла дорога, которая всегда – радость: скорость и ветер.

Через тридцать километров после Астары мы ушли по серпантину в горы и углубились в Сехенд, вулканический горный массив, который начинается почти сразу за Астарой. На высоте в две тысячи метров пошли поля, леса, источники и ручьи. В таких местах ты понимаешь суфиев, которые относились к цветению и влаге как к святыням. После долгих странствий по пустыне изобилие зелени казалось чистым чудом. Совсем другие потоки воздуха, другое ощущение пространства. Не дорога – мечта.

Существовала только одна трудность – бензин. Конечно, это были не те проблемы с бензином, как в Центральной Азии. Топливо наличествовало, и стоило оно сущие копейки, причем в прямом смысле этого слова. За 30 литров мы заплатили, кажется, чуть больше 6 долларов. Литр тянул где-то на 36 центов. Но вот с октановыми числами возникли очевидные проблемы.

На иранских заправках даже в теории представлены только два вида бензина – зеленый и оранжевый. Зеленый – что-то вроде нашего 92-го, а оранжевый – ближе к 76-му. Неизвестно, санкции ли тут виноваты и не хватает нефтеперерабатывающих мощностей, или просто местные привычки, но за пределами больших городов зеленый бензин – большая редкость. Между Астарой и Тебризом он отсутствовал как класс, что для меня, учитывая травму «Иваныча», было особенно тяжко.

…Вот и сейчас на заправке в горах парни залили себе по полбака оранжевого, а мне пришлось заправиться по полной. Перевалы, 2000 метров над уровнем моря и 76-й бензин – «Иваныч» с такими условиями был категорически не согласен. Начались провалы мощности, и 80 км в час – это максимум, который я мог из него выжать. Поменял свечи – никакого результата. Так что ехали мы неспешно, любовались пейзажами и заезжали на каждую заправку. Безрезультатно. Следующий раз «зеленое» топливо встретили только в Тебризе.

…Тебриз – настоящий большой город. Шумный, говорливый, избыточный. Наверное, второй такой на нашем пути, после Ташкента. По сравнению с ним даже Самарканд и Актау – не в счет.

Здесь когда-то была столица Азербайджанского ханства, а сейчас – центр иранского Азербайджана. Тебризу больше полутора тысяч лет, и он многое видел на своем веку, но расцвета достиг в XVI столетии, половину которого был столицей державы Сефевидов. В начале ХХ века в городе бушевала первая иранская революция, подавленная нами вместе с англичанами, а в 80-х годах он сильно пострадал во время ирано-иракской войны. И зачем только царское правительство бралось улаживать персидские дела, когда у самих земля горела под ногами, – ума не приложу. Какие-то удивительные параллели с современностью. Но, чур меня, политика, чур. Не за тем мы сюда ехали…