Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники

«Гусь» – есть «гусь», специально подготовленный к испытаниям мотоцикл. Мне же на «Иваныче» соваться туда было смерти подобно. Может, если бы не было всех этих казахских приключений с поломкой и треснутым колесом, я бы и рискнул – кто знает? Но в сложившейся ситуации больше всего хотелось доехать до Каспийского моря на исправном байке и без новых траблов. Кроме того, относительность всех «коротких» и «хороших» дорог я проверил еще в Китае, и в то, что Любер что-то выиграет по времени, просто не поверил.

В итоге мы забились на литр водки. Тот, кто первым приезжает в Бейнеу, накрывает поляну и проставляется. Вася принял мои аргументы и остался вместе со мной.

Тут можно было бы вспомнить Высоцкого: «условия пари одобрили не все». Правда, в нашем случае это был честный спор. Перед нами лежали 1500 километров – на семь сотен больше, чем у Любера, перед ним – бескрайняя степь с пунктирами условных дорог…

Я прикинул, что если мы к ночи проедем 500 км до Уральска, потом в 6 утра стартанем, то к 6 вечера сможем добраться до Бейнеу. Шансы есть.

Однако в пари вмешалось топливо. Заправок на трассе от Актобе до Уральска совсем немного, то есть две. Расстояние между ними – 350 км. К тому же на севере Казахстана господствует железный принцип: бензин в пластмассовую тару не наливать. Только в канистры и баки. Видимо, сказывается близость с Родиной, где в бутылку на заправке тебе тоже никогда ничего не нальют, хоть убейся.

Но это уже как в песне: «Хоть похоже на Россию, только все же не Россия». В России АЗС даже на самых пустых трассах встречаются через каждые сто километров, а то и чаще…

Мы покатили с надеждой купить бензин в придорожных кафе. Но Северный Казахстан – не Центральная Азия. Он мыслит себя цивилизацией. Тут большая, уважающая себя трасса под евразийским номером, и поэтому бензин в кафе не продают.

В итоге я обсох где-то за 40 км до заправки. И опять же, казахи – это тебе не узбеки. В Узбекистане каждая машина останавливается, даже если не может помочь, а здесь остановилась только 25-я по счету, и это при крайне умеренном трафике. Спасибо местной «Ниве», которая поделилась с нами двумя литрами бензина. Мы проваландались полтора часа и окончательно отморозили себе все, что только можно. В Уральск приехали заполночь, термометр показывал ноль по Цельсию. Хорошо, что не по Фаренгейту.

В таком состоянии геройствовать, стартовать рано было бы очень глупо. Договорились отоспаться и ехать в девять. Любер прислал смс-ку, что с ним все хорошо, он проехал первые 200 километров и нашел ночлег. Правда, озверел от казахских степей, но это было предсказуемо. И пока у нас были равные позиции.

С утра покатили дальше. Путь теперь шел к югу, и холод постепенно отступал. Дорога просто стелилась перед нами, и в какой-то момент подумалось даже, что у нас остается шанс прийти первыми. Но, увы. Когда на финишном отрезке мы списались с Любером, он оказался на 200 км ближе к Бейнеу. К тому же дорога у него стала улучшаться с каждым часом, если, конечно, можно было назвать дорогой казахскую степь. Но теперь это уже не имело значения. Исход матча, как говорят комментаторы, был предрешен.

Мы поздравили по телефону Любера с победой и, довольные и веселые, покатили себе навстречу дяде Леше и нашему триумфатору. Надо было еще купить водки.

Все-таки спортивный характер – великое дело. Благодаря этому пари мы все трое получили огромное удовольствие от длинного и в принципе не очень простого рывка в необъятном царстве имени Нурсултана Назарбаева.

За ужином с водочкой, шутками и прибаутками Любер с особенным удовольствием рассказал, как добыл свою почетную победу размером в целый литр.

V. От покорителя степного бездорожья

– Ну, стал я расспрашивать у ребят на заправке, можно ли как-нибудь прямиком на юг податься, а то холодно очень. Мужики не выразили оптимизма. Говорят: там, кроме бензовозов, никто и не ездит. Не решаются. Чтоб так насквозь, – говорят, – это надо совершенно ебнутым быть, только так, кому надо прямо туда, в тамошние города и поселки, те и ездят.

– И ты не передумал?

– Да нет, не передумал я. Дай, думаю, еще у кого-нибудь спрошу. И тут остановился слегка подвыпивший русский парень на УАЗике.

И сразу с места в карьер: да что ты, блин, дорога там вообще ништяк, поехали, я туда же. «Куда туда же?» – спрашиваю. «До первого города», – отвечает. «А дальше?» – спрашиваю. «Ничего, и дальше тоже нормально. Проедешь. Давай за мной».

Ну, мы и поехали. Правда, я его почти сразу же обогнал. В итоге эта дорога до первого города оказалась чуть ли не самой страшной. Хоть там и существовал когда-то асфальт, но если вглядываться в ямы, можно было разглядеть мантию земли со всеми ее недрами.

– А сколько там было-то, до первого города? – поинтересовался Вася.

– Да километров 90, не больше. И прошел я их довольно быстро, где-то за час. И никто не смог меня обогнать, даже доблестные джиперы.

Там, в городе этом первом, на удивление, нашелся бензин, и пошел я по районным центрам, от одного к другому. Во втором, кстати, снова был бензин, расстояние – опять-таки 90, времени – час. Я даже подумал: отлично. У вас, подумал, вообще никаких шансов нет.

Выехал из этого городка, а там не дорога – взлетная полоса! Но вот беда – взлетная полоса, как ей и положено, оказалась короткой. За первым же холмом она закончилась, и вместе с ней вообще все закончилось. Степь и колея в степи.

Ну, я не стал расстраиваться. Люди по степи ездят, и я проеду. Ничего страшного.

Ехал я, ехал так себе не спеша, посмотрел на спидометр и подумал: «Что-то у меня с километражом слабенько получается. И солнце уже садится. Может, заночевать?»

И тут как раз какой-то населенный пункт, а в нем – канакуй, гостиница то есть. Подъехал я к канакую, а мне канакуйцы и отвечают: «Мест нет». Изумился я, конечно, такой забитой до отказа гостинице в казахской степи, но спросил все равно: «А ближайший-то канакуй где?»

«Ближайших, – сказали, – нет, но в 45 километрах будет шайхана, там можно будет поспать».

Ну, я поехал. А что делать? 45 километров, правда, оказались всеми 120, но это у них в степи обычное дело. Когда табуны гоняют, вряд ли километры считают. Проехал верст 60, смотрю – деревня Ногайцы, в честь орды ногайской, наверное, названа, там еще железная дорога проходит, закат, красота, солнце садится в степи, и вдалеке маленькая человеческая фигурка, вся в черном. У меня даже мысль мелькнула: «Буду подъезжать, коса сверкнет», никого же нет, ни души просто, только ветер в поле.

Подъехал, а у меня уже фары все включены, стробоскопы горят. Вижу – девушка-казашка в железнодорожной форме. Там у нее молоточки такие перекрещены. Она меня стопанула, остановился.

Я ее и спросил: «А сколько до Сыгыза?» (Сыгыз – как раз то место, где мне шайхана была обещана). «Километров 35, часа два ехать. Мне, – говорит, – как раз в Сыгыз надо. Я с поезда, домой возвращаюсь. Подвезешь?»

Ну, я говорю ей: «Да у меня заднее место занято. Если только так как-то».

«Да ничего, – отвечает. – У меня у мужа «Урал». Я не боюсь, я привыкла».

Ну и взял я ее. Поехали мы сначала по асфальту, но уже стемнело, мои фары высвечивают любую неровность на дороге как жуткую ямищу, ехать страшно. Девушка и говорит: «Давай в поле, там колея, там проще». Свернули в поле. Едем. Сначала я не поверил, что 35 км мы будем тащиться целых два часа. Но с разными приключениями даже два с половиной ушло. Совсем стемнело, стало холодно. Я одевал ее в свой дождевик, снимал свой дождевик, стелил свой дождевик. Мы неплохо провели время. Весело было. Жалко, что не могу передать бесподобный казахский акцент.

За два километра до Сыгыза навстречу показалась машина. Казашка моя и говорит: «Давай остановим, если местные, они довезут меня до дома».

Оказались местные, менты. Долго расспрашивали, зачем и куда я еду, а потом показали дорогу к шайхане.

…Когда я доехал до шайханы, было уже 11 вечера. Все закрыто. Стал стучать – добудился охранника. Охранник сказал: «Вот здесь на топчанчике возле чайника и поспишь». Выспался я отлично.

А с утра уже была совершенно другая песня. Я доехал с Сагыза до Мукыра, оттуда была еще одна дорога через степь, но я расспросил – там, говорят, даже бензовозы не ходят. Сделал на этот раз я крюк и поехал по удобоваримому асфальту на Мукат. Остальное, как говорится, дело техники.

Кайфанул я, конечно. Кайфанул по-настоящему. Особенно с утра: солнце встает, холодно, ты едешь, никого нет, едешь по пустому полю. Только шшш-шшш, земля уходит из-под колес. И еще я видел чудо, блин. Правда, чудо. В одном месте огромная каменная глыба стоит, а на ней каменная глыба лежит. Я подъехал, посмотрел, и следов того, что это краном сделано – никаких. Как будто кто-то сверху ее туда бережно руками положил. Великан какой-то? Может, здесь когда-то великаны жили?

…Жили ли здесь великаны, мы не знали, к тому же тут дядя Леша подошел. И мы приступили к употреблению водки, заслуженно выигранной Максом Любером.

VI. Шахерезада рассказывает о старом Шелковом пути

Разговор за водкой блуждал в основном вокруг местных достопримечательностей. И дядя Леша поразил нас еще раз, теперь – своим знанием местной истории. На самом деле он был, как Шахерезада из «Тысячи и одной ночи». Когда думаешь, что история уже почти кончилась, оказывается, что она только начинается.

…Выяснилось, что мы на дне океана сидим. Океан этот простирался до Памира и Тянь-Шаня, соединяя Черное и Каспийское моря с Аралом. И Мангышлак, или Мангыстау по-казахски, столицей которого считается город Актау, – его самые интересные по рельефу места. Тут и отмели были, и глубокие впадины. А уж сколько рыб…

Но это происходило задолго до появления человека.

В историческое время никакого океана, скорей всего, уже не было, но не было и такой засухи, как сейчас. Очевидно, что в древности и в Средние века источников и колодцев было гораздо больше. Но и гораздо меньше было давление людей на землю. Кочевник вообще землю не портит: пришел – перезимовал – ушел. Хотя только ли кочевая культура существовала в этих местах, это большой вопрос. Возможно, когда-то было и земледелие. По крайней мере, с туркменского «Мангышлак» переводится как тысяча кишлаков, с казахского «Мангытау» – уже как тысяча зимовий.

И хотя нынче все колодцы на плато наперечет, местные пастухи ориентируются по ним лучше, чем мы по навигатору. Самое интересное, что помимо обычных колодцев, есть тут довольно много и минеральных источников. Даже термальных, как на Камчатке. Их происхождение объясняется достаточно просто. Пески Сенгиркум, Бостанкум и Туйесу, тянущиеся на сотни километров, впитывают редкие дожди, как губки. Под землей вода скапливается в огромных чашах и затем прорывается наверх.

Но все равно этот полуостров – одно из самых засушливых мест в Евразии, если не брать в расчет, разумеется, пустыню Гоби. Здесь вы найдете только колодцы и источники, и ни единой реки. Даже пересыхающих ручейков нет. Актау, бывший Шевченко – столица края, – пьет опресненную воду Каспийского моря. В советское время опреснительные установки работали на атомной энергии, сейчас – на газе.

…Когда-то тут были довольно оживленные места. Проходила одна из «веток» Великого Шелкового пути. Караваны шли по пустыням от колодца к колодцу. Кочевали половцы, огузы, печенеги, ногайцы. Одних суфийских мавзолеев на полуострове – больше двух сотен.

Почему так много? Да очень просто. В случае опасности здесь людям было, где спрятаться, куда уйти. Устюрт – огромное пространство между Каспием и Аралом – если не вдаваться в подробности, это почти сплошные природные крепости. В 50 км на восток от Актау начинается впадина Карагие. Ее глубина 132 м! Такой же природный схрон – котловина Жыгылган на севере, возле порта Шевченко. Если вплотную не подойти к ней, вообще ничего не заметишь. Есть куда сховаться.

Туда вы точно не доедете, – тут дядя Леша взглянул на нас с улыбкой, – но ничего, жизнь длинная. Один раз вернулись, может быть, еще случится.

Но главное все-таки – сам Устюрт, и Устюрта вам не миновать. Вы проедете только по краешку, по границе. И все равно вам хватит. А в глубине – пространства необъятные. Одна экспедиция тут в семидесятые годы потерялась, так ее десять дней искали с вертолетами. Хорошо, вода у них была. Давайте я вам покажу фотографии.

…Первым, что мы увидели, была она – Шергала, главная гора Устюрта. С севера напоминала огромную юрту, с юга – спящего льва, положившего голову на лапы. Шергала по-туркменски и означает «лев-гора»…

Потом пошли «чинки» – обрывы на краю плато, адекватного русского слова нет, самое близкое – уступ, но это совсем не уступы, однако. За чинками – бескрайние, абсолютно ровные пространства, здесь их называют такырами. Такыры образуются при высыхании сильно засоленных почв. Именно они придают местному пейзажу его «космический» характер. В той или иной форме «такыры» занимают почти всю территорию степного и пустынного Казахстана, но на Устюрте они – самые такырные такыры в мире. Такыр вдоль чинка идет идеально ровно и иногда позволяет выжать из мотоцикла или машины все, на что она способна. И никаких тебе ограничений скорости. Напоминает дно американских соляных озер, я по телеку видел.

– Американцы это называют по-испански «playa», – вставил я. – Ни в русском, ни в английском языке опять-таки точного обозначения этих штук нет.

– Да, потому что не видели там люди ничего подобного, – заключил дядя Леша. – И еще вот – «сор». Это совсем не то, что наш сор из избы. «Сор» – это местные соляные болота. Иногда огромные, иногда совсем небольшие. «Тузбаир-сор», например, примерно в десяти километрах от трассы, у западного чинка Устюрта. Он как бы спрятан, увидеть издалека его невозможно. Там как будто специально художник соединил три предельно ярких цвета: желто-коричневый – земля, кипенно-белый – соль и известняк и голубой – небо. Переходов между ними нет. Но пока проходит солнце, с утра до вечера, «сор» меняет оттенки. Посмотрел в другую сторону, обернулся – и все выглядит совсем иначе…

…Дядя Леша показывал фотографию за фотографией, и все больше казалось, что он дурит нас; вообще дурят нам голову. В реальности таких пейзажей не могло быть – это монтаж. Подогнано в фотошопе.

Но мы это проверим. Завтра все увидим собственными глазами.

VII. Фотошоп отдыхает

…Еще пару лет назад было бы трудно проехать от Бейнеу до Актау и сохранить мотики в рабочем состоянии. По крайней мере, моему «Иванычу» было бы тяжело остаться целым и невредимым. От грейдера, который вел по этим местам, стонал каждый джипер.

Но нам несказанно повезло. Именно в этом году трассу Бейнеу – Актау, которую строили пять последних лет на деньги Азиатского банка, окончательно ввели в эксплуатацию. То была очередная афера века, одна из тех, что каждый год по десятку проворачиваются в Центральной Азии. Срок окончания работ откладывался год за годом, и, едва дорогу окончательно открыли, асфальт пошел пузырями. Но для наших мотиков пузыри особой угрозы не представляли, можно было катить спокойно.

…А вот и Устюрт. Фотошоп, говорите? Никак нет. Наоборот, действительность превзошла все наши ожидания. После достаточно однообразных «такыров» от Арала до Бейнеу – все, я выучил слово – это оказалось совершенной формой счастья. Восторг от смены картинки можно понять, наверное, если представить, как ты лежишь недели две с завязанными глазами в полной тишине, а потом резко срывают повязку и показывают тебе на полную громкость в «долби-систем» фильм о бразильском карнавале.

…Сначала мы пару сотен километров медленно поднимались на высоту 300 метров над уровнем моря, и вдруг неожиданно дорога нырнула в ущелье, и открылись космические пейзажи. Про это плато не зря говорят: другая земля. Она и вправду другая. Это просто рок-н-ролл, который танцуют камни. Тектонические плиты вздыбились, и утесы сплелись в объятиях. Каньоны и горы, разломы и гребни, камни, рванувшие в небо и рухнувшие в преисподнюю…

Дорога то вилась серпантином, поднимаясь на несколько сот метров, то резко падала вниз, до отметки ниже 40 м над уровнем моря, того самого Каспийского моря, к которому мы так стремились.

Мы свернули с шоссе, но далеко уйти от него не могли. Во-первых, время, во-вторых, неподходящая техника. Будь у нас легкие эндуро, можно было бы углубиться на десятки, а то и на сотни километров. Устюрт заслуживает особого путешествия, и к нему надо специально готовиться. «Эта пустыня, – как гласит старая казахская пословица, – настолько пуста, что здесь даже врага не встретишь». И она менее изучена, чем даже Каракумы или берега Амазонки. Тут есть место для географических, исторических и даже метафизических открытий, которые неизбежны, если ты останешься один на один с этими камнями и этим небом. Как Устюрт выглядит ночью, невозможно даже себе представить. Он превосходит любое воображение.

И ведь здесь, как и везде, живут люди. Самый большой поселок между Бейнеу и Актау называется Сай-Утес. На Сай-Утесе крупная железнодорожная станция, обычные казахские сельские домики, которые язык с трудом поворачивается назвать жильем, – и все, дальше пустыня. Но именно неподалеку отсюда, возле колодца Бейте, в 80-х годах археологи нашли около 80 огромных фигур каменных солдат с ясно просматривающимися лицами, при всем вооружении. Иные фигуры достигали четырех метров высотой. Большинство фигур было повалено – при наступлении ислама здесь шла ожесточенная борьба с язычеством. Всякое изображение для мусульманина – ширк, а тут вообще идолы.

Повезло, не всех уничтожили. Слишком много было статуй. Кого охраняли эти каменные воины, остается только догадываться. Датировки дали III—IV век до нашей эры. Ученые предположили, что Бейте – святилище таинственных массагетов. Их поминал еще Геродот, но если обо всех остальных племенах его «Истории» мы знаем довольно много, о массагетах археологические памятники до сих пор хранили полное молчание. Считается, что это был индоевропейский народ, самые что ни на есть арии. И, возможно, их тайны скрыты здесь, на Устюрте.

Еще одна загадка плато – так называемые «стрелы Устюрта», которые обнаружили в те же 80-е годы во время одной из аэрофотосъемок, тоже почти случайно. Это выкладки из колотого камня очевидно рукотворного происхождения высотой до метра. В основании они напоминают узел, из которого выходят две стрелы с четко очерченными наконечниками. Так на современных картах рисуют продвижение армий в зоне боевых действий.

Каждая стрела – длиной до 800 метров и шириной в 400-600 метров, и, самое интересное, что все они сориентированы строго на северо-восток. Их предназначение абсолютно неизвестно, потому что пеший человек или всадник не может ничего понять в этом нагромождении камней. Увидеть такую стрелу можно только с воздуха.

Возле стрел ученые также обнаружили ряды странных фигурок, похожих на черепах, и небольшие пирамиды из неотесанного камня. Все эти сооружения тоже обращены на северо-восток.

Предположений по поводу происхождения «стрел Устюрта» не так уж и много. Существует мнение, что их использовали как резервуары для воды или как место для загона скота. Есть только одно «но». Скорей всего, стрелы появились значительно раньше, чем здесь возникли первые значительные поселения. Мир полон загадок, и сразу в памяти возникает перуанская пустыня Наска.

…Уже на пароме, когда мы шли от Актау в сторону Баку по небесно-синему Каспию, я вычитал в сети еще об одной тайне, которую хранил Сай-Утес. Имя этого поселка носил грандиозный советский научно-промышленный эксперимент, который проводился на рубеже 60-х и 70-х годов. Тогда на Мангышлаке, в радиусе 100 км от Сай-Утеса было произведено три подземных термоядерных взрыва в скважинах на глубине от 400 до 700 метров. Предполагалось, что образовавшиеся воронки будут заполнены водой, и, таким образом, можно будет создавать водохранилища в засушливой местности. Экологи, правда, считают, что главной целью был сам взрыв, а идея с водохранилищами оставалась своего рода прикрытием. Хотя зачем прикрытие, если все эти опыты проводились в глубочайшей тайне?

В любом случае, эксперимент провалился. Хотя в двух случаях из трех воронки образовались, но трещины привели к тому, что вода там не задерживалась. Может быть, оно и к лучшему. О радиации в те годы особенно не думали, так что всякое могло произойти, если бы люди и животные напились вкусной водички из тех водоемов.

Почему-то мне подумалось, что вся эта история с Сай-Утесом – прекрасная метафора и своего рода эпилог ко всему советскому порыву, к дерзкому проекту Семевского и его единомышленников, желавших получить не только власть над людьми и привычным укладом их жизней, но и над самой природой, над землей, небом и воздухом. Вроде бы все было рассчитано правильно, но вода ушла и в эти воронки уже никогда не вернется. Интересно, как они выглядят сейчас, через пятьдесят лет, и что о них будут думать люди, которые найдут их заново через несколько тысячелетий?

VIII. Порт Актау – прощание с Казахстаном.

…Мы шли на спуск, когда оно открылось за поворотом. Море! Каспийское море! Уже почти не верили в его существование. И вот оно перед нами.

Мы подъехали к кромке берега, и восторг не нашел цензурных слов. Волна радости захлестывала от пяток до макушки, как в раннем детстве, когда ты видишь синюю даль и корабли на горизонте в первый раз в жизни и понимаешь, что вот сейчас, прямо сейчас можешь войти в эту голубую воду.

Наверное, это трудно себе представить. Взрослые мужики, столько всего пережили в жизни. И тут – такое. Мы прыгали, что-то выкрикивали, кружились вокруг мотоциклов и замирали на секунду в самых причудливых позах. А ведь нам казалось, что все чувства мы израсходовали на Устюрте. Ан нет, запас их неисчерпаем.

Разумеется, все тут же бросились в воду. Резвились, как пацаны. Прощай, пыль пустынных дорог! Мы победили тебя, Центральная Азия, так неохотно впускавшая нас в свое чрево.

Наверное, Колумб так не радовался, открывая свою Вест-Индию…

В качестве дополнительного бонуса мы успели на паром. Но, как часто бывает, он, этот дополнительный бонус, оказался совершенно бессмысленным.

В ворота порта Актау мы въехали 7 мая в 15 часов. Вечерний паром отходил строго по расписанию в 17 часов. Но попасть на него у нас не было никаких шансов, потому что на все бюрократические процедуры уходит часов 5-6, как минимум.

Об этом счастливом обстоятельстве казахские товарищи забыли нас предупредить, когда мы разговаривали с ними из Ташкента.

«Почему?» – спросил изумленный Вася. Оказалось, мы просто их об этом не спрашивали.

Все очень конкретно. Мы их спросили: «Когда отправление?», и нам ответили, когда отправление. «Сколько может уйти времени на оформление документов?» – такого вопроса не было. Соответственно, не было и ответа. Азия-с.

Но ничего страшного. Подумаешь, день-другой. Тут века прошли, никто не заметил. «Завтра, – сказали, – будет еще два парома. В пять часов вечера и ночью. Приезжайте к 12 и все успеете».

Мы на всякий случай записали мотоциклы в электронную очередь и отправились в гостиницу отдыхать.

Актау – наверное, самый оптимистичный памятник коммунистическому порыву в Азии, встреченный нами за все время нашего путешествия. Правда, мы не заехали в Навои, говорят, тоже очень любопытный, построенный в послевоенные годы в двухстах километрах от урановых рудников, город. Но всему свое время.

А здесь, на берегу Каспийского моря, мы нашли все, отчего так отвыкли, – супермаркеты, клубы, рестораны, разноцветные огни, пляжи и серфингистов на них, идеально чистое море, где вода уж точно не менее прозрачна, чем в Ницце…

В гостинице я даже обрел прекрасную массажистку Алию, которая буквально разобрала подраненное падением и дорогой тело по частям и собрала вновь. За те три часа, пока она занималась моими недобитыми мышцами и суставами, мы успели обсудить почти все проблемы казахской жизни – от повадок местных девчонок до особенностей азиатского сервиса. Выяснилось, например, что казахи, в отличие от узбеков, терпеть не могут работу в сфере обслуживания. Прислуживать кому-то у них считается унизительным. Что поделать – кочевой вольный народ. Кочевники с древних времен предпочитали умереть, чем идти к кому-то в услужение. Они самые дурные рабы, как говорили еще в Древнем Риме, но самые лучше воины.

Тут-то меня и осенило. Так вот почему так часто на нас в Казахстане мрачно смотрели заправщики, продавцы, официанты и официантки, и даже гаишники. Им больно и печально, что они не скачут навстречу солнцу, не пасут тысячные стада, не берут штурмом вражеские крепости, а вынуждены заниматься мелкими и бессмысленными делами, к тому же угождать и лебезить перед незнакомыми людьми.