Война, которой не будет?

– 

А где остальные наши? Где джуни?

– 

Наших много полегло. Батю вот тоже ранили. Но не тяжело, крови он только много потерял, прежде чем подобрали его. А из ханей никто не ушел, все, похоже, здесь остались. И за ними, что второй волной шли, тех ракетами подолбили. Наши туда помчались, добивать, кто уцелел. А знаешь, я уже один их танк подбил.

– 

А я два.

– 

Да иди ты, чего ж не три?

– 

Третий, молодой из моей тройки завалил, пока его самого не переехали танком…, а вот землячек слинял. Ты его не видел?

– 

Видел, только недалеко он успел уехать. Пуля ханьская ему прямо в затылок угодила. Теперь так и лежит в каске полной мозгов. Да, а «малышка» его целёхонькая. Если ты сможешь, сам в тыл уехать, я тебя до нее доставлю и поканаю своих догонять. Извини что бросаю, но там драка еще не кончилась, а я ведь н

е хрюн глупый. Понимаю,

родина меня последнее время кормила не из альтруистских соображений. Впроче

м, для оправдания её, скажу, откармливала, не так хорошо, как на убой.

Пашка с трудом наклонился, поднял свой шлем с треснувшим пластиковым забралом. – Нечего мне в тылу делать, я с тобой в паре буду. Только по пути к хохлам знакомым заедем. Я их вроде бы в почти целый ханьский танк их загнал. Как бы наши по недосмотру не грохнули. Чего рот раззявил? Нормально все со мной, – полетели.

Короткий день уже близился к закату, когда друзья докатили до того места, где Пашка оставил украйнских солдат. Те по-прежнему сидели в остывшей воронке. Определить их местонахождение было легко. Заунывно распевали бойцы песню, которая в оригинале была далеко не грустной:

Несе Галя воду, коромысло гнеця,

А за нею Иванко, як барвинок вьеця…

– 

Хлопцы, чего ж вы не в танке, как я приказал? – Спросил удивленный пилот.

– 

Та там хтось зачинився в середини.

– 

Кто там мог закрыться? Если б хань, то вас бы всех перестрелял, к чертовой матери, и допеть не успели.

– 

А дидько его знаэ, вы сами подывитися. Вы краще чоловиче кажи, а тютюна у вас немае?

– 

На тебе сигарету Аника воин, – сказал Шурка, – С такими как вы союзниками, мы уже на этой неделе вражескую столицу в осаду возьмем.

– 

Если хани со страху еще раньше не сдадутся и не попросятся присоединить их в качестве автономного района к великой Украйне.

– 

Нет, они к Португалии в соседи пообещались.

Подъехав к неповрежденному на вид танку, Шурка уверенно застучал по броне своей каской и заорал, – Веньхай! Некоторое время стояла тишина, потом верхний люк осторожно открылся, и из него сначала выглянул, а позже и выполз наполовину туловища тощий джунь. – Ви, не стерьеляй, я не солдат, я мог перьеводьцик. Пашка только что скептически улыбавшийся, теперь удивленно открыл рот, и с опозданием судорожно схватился за рукоятку пулемета. – Шурик, что ты ему сказал?

– 

Да я только одно слово по-ихнему знаю, – здравствуйте. Видишь, вот пригодилось.… Слушай, Паха, а придется нам к своим поворачивать. Такому улову наверняка в самом главном штабе обрадуются.

– 

К своим, так к своим. Эй, там, парубки, быстро сюда, цепляйтесь по двое на одну машину, за дуги. В тыл вас доставим. Уразумели?

– 

Так, разумеемо

140

.

– 

Так поехали и хватит с языком

прикалываться. Ведь все на общеимперском разговариваете, причем даже без акцента. Все мы в детстве одни буквари курили.

И ты джунь, чего вошкаешся? Тоже цепляйся, лимузин для тебя никто не подгонит.

Хань с готовностью закивал на реплику Шурки, и пугливо косясь на не менее напуганного украйнского солдата, крепко вцепился в «малышку».

      Штаб нашли почти в сумерках. Оставили там ханя и пехотинцев, а сами подались к немногим уцелевшим своим, располагающимся в том же перелеске, что накануне боя. Расквартировались вдвоем, в криво установленной парусиновой палатке рассчитанной на десятерых. Можно было присоединиться к другим парням. Просторно теперь было везде, но Павел, которого все еще поташнивало, попросил Шурку поселиться отдельно от всяческого шума. Тот быстро нашел эту палатку, надыбал дровишек и на импровизированном костерке, проворно принялся разогревать тушенку, прозванную «болонкой». Вообще-то эти консервы вряд ли имеют отношение к какой-либо из псовых пород, даже и к Чау-Чау. Наречены они солдатами так, не потому что приготовлены из (прости господи) собачятины, а за содержание в них большего количества так называемой болони, т.е. кожи, жил и сухожилий. Да и запашок. Хоть и не псиной пахнет, но не всякий кот попринюхавшись отпробовать отважится.

– Ты чего смурной такой, – балагурил Сашка. – Давай хоть анекдот расскажу….

– Да пошел-ка ты со своими анекдотами…, сам знаешь куда. Я вот землячка, за то, что слинял во время боя, своими руками грохнуть был готов, а теперь он там лежит, а я вот здесь с тобой. А ведь не зря он так. Наверняка предчувствовал свою гибель.

– 

Предчувствовал, говоришь. А остальные, которые не без толку полегли, они такие тупые твари, не были способны внемлить ангелу хранителю иль, для атеистов неверующих, инстинкту самосохранения? Да я и сам почти уверен был, что из такой заварушки не выберусь без лишних дырок в голове и не подохну от избытка свинца в организме. Кстати, присутствует в нынешних пулях и свинец? Но моё настойчивое желание выжить перемогло и как можешь убедиться сам, – пока пронесло.

– 

Меня похоже тоже.

– 

Да и где-то я читал, менее цивилизованные народы, потому и лучше воюют, что им как детям страх смерти почти не ведом. Твой же землячок, царствие ему небесное, несмотря на немалый рост, по уму был дитятко почти невинное.

– 

Шурка, перес

тань, не понимаешь что ли…. Неуместны

твои… шуточки.

– 

Эх ты Пашка, Пашка. Думаешь, мне сейчас весело. Только и рыдать бесполезно. Мертвым недолгая вечная память, а живым силы нужны, чтоб дальше драться. Сегодняшний бой, это только первый, и возможно самый легкий, а завтрашний может и для нас самым последним станет. Возможно тебе справедливо неуместным покажется, но мне млится и уместной и справедливой курдская поговорка, что срубленное дерево идёт на постройку дома, а срубленный человек, эт никому не нужная падаль годная только чтоб….

Тираду бойца оборвало появление полковника, неожиданно занырнувшего в продымленную палатку. Вид его был не столь блестящ, как поутру. Румяный колобок личика словно бы едва не побывал на зубках у той самой лисички. А ведь и не совался он непосредственно в гущу боя. Не для того его родина почти тридцать лет кормила, одевала, обеспечивала жильем и учила чему-то, чтоб вот так глупо и бездарно стал он свою без пяти минут генеральскую голову, в первом же бою подставлять под пули. Сказалось на командирском, холеном лице нервное напряжение, последнего для многих его подчиненных дня. Но матом начальник сыпал с прежней энергией.

– 

Рядовые, вы опять, … твою мать, дисциплинку нарушаете! Какой … позволил, к такой-то … бабушке, в палатке на … разжигать открытый огонь? Был же приказ, и для вас моржовых касаемый, костров … не жечь вообще на…!

– Ты бы целый день по морозцу в открытой всем ветрам и смертям коляске проболтался. Вот я бы посмотрел, как ты без тепла и горячей пищи осунулся, – зло думал Пашка, вытянувшись, однако в струнку, и стараясь не вдыхать едкий дым, скопившийся под пологом. Этот же дым прекратил тираду командира. Закашлявшись, он замахал руками, но вентилятор из него был никудышный. Поэтому он довольно быстро сообразил поспешить к выходу. Только и выдавил из себя: – Загасить головешки, привести себя в уставной вид и обоим через пять минут явиться в штаб. Сопровождающий его незнакомый офицер мудро присел на корточки, в незадымленное пространство и сказал миролюбиво: – Поторопитесь ребята, там вас нормально покормят.

Командный пункт толи дивизии, толи всего фронта располагался в нескольких далеко расставленных друг от друга затянутых в камуфлированную сетку автомобилях и наскоро, но глубоко вырытых землянках. В одну из таких нор завели недоумевающих друзей. Прямо к земляной стене, едва укрепленной горбыльными досками, была приколота большая подробная карта местности, небрежно составленная из маленьких разрозненных частей. За неказистым импровизированным столом, на изготовление которого пошли ящики армейского оборудования, что-то интенсивно обсуждали несколько офицеров. В сумеречном свете лампочек подпитывемых слабеньким дизелем, зеленые звезды на камуфлированных погонах были почти неразличимы, но явно значимыми. Не зная к кому обратиться, от близости такого большого начальства друзья слегка оторопели и встали молча, от растерянности забыв представиться. Начальники разом прекратили обсуждение, и так же молча рассматривали друзей. Наконец один, очевидно самый старший спросил: – Это, который два танка подбил? Не присочинил часом? Пашка не зная, с кем разговаривает, ответил слегка не по-уставному: – никак нет, зачем мне придумывать? Да и не хвалился я никому про них. Щурка добавил так же буднично: – Он еще и третий танк в плен захватил, один из членов экипажа которого, у вас тут где-то обретается. Командир рассмеялся: – Орлы бойцы, вас бы сегодня не останови, так вы и джуньского главнокомандующего доставили. Только остались ли у вас силенки для завтрашнего боя? Шурка в своем репертуаре ответил: – Нам бы подкрепиться, да малость отдохнуть в тепле. Мы пока живые, еще не так повоюем. Только б снег глубокий не выпал. По большому снегу наши вездеходы вряд ли пройдут. Офицер подошел поближе, Пашка рассмотрел генеральские знаки различия и несильно ткнул Шурку в бок, мол, заткнись, не видишь, с кем разговариваешь? Генерал неловко приобнял парней, стараясь, чтоб выглядело по-отечески, но не натренировался еще. А может быть, и действительно разволновался, потому что пробасил надтреснутым голосом, – вот-вот расплачется: – Спасибо вам сынки, большое дело сегодня сделали, немало врагов уложили удобрением на нашу землю. Но немало и наших полегло. Многих из братьев славян с Украйны представили сегодня к званию героя Расеи, и вас не забудем, но не до наградных листов сегодня. Пашка знал, как на это готов ответить Шурка: – «Конечно, наградной проще заполнять сразу с похоронкой. Одним махом двух зайцев. Или здесь уместней другое определение?» А начальник, отгрустив положенное, снова усмехнулся: – Так как? Есть еще порох в пороховницах? В глубокий тыл противника пойдете? Дело опасное, поэтому добровольного согласия спрашиваю. – Опаснее чем сегодня, когда почти все наши полегли может и не бывает, да никто согласия не спрашивал – подумал Пашка, но вслух, бодро, сколько мог, ответил за обоих: – Готовы к выполнению любого задания! – Не ори, – перебил генерал. – Земля с потолка сыплется. Задачу вам объяснит майор Лие, с ним и пойдете.

Подтянутый расейский майор, только почему-то с китайской фамилией, отвел бойцов в большую, хорошо освещенную и главное теплую будку на колесах, распорядился, чтоб принесли всего оставшегося с обеда и ужина. Сам полил из кружки теплой водой, когда парни смывали с рук и обветренных лиц остатки вазелина и копоти. Вкратце обрисовал задачу, поставленную перед ними. Подробнее толи сам не знал, толи не хотел слишком «грузить». Короче, действовать надо было по обстановке. В деталях лишь объяснил как работать с радиостанцией, в микрофон которой нужно было, хорошо проговаривая слова записать сообщение продолжительностью не более минуты, и только потом нажать кнопку передачи. Связь в эфире длится не боле пары секунд. Ещё раз повторил значение визуальных команд и некоторые, на первый взгляд мелочи, но необходимые в разведке. Типа того, что приказы командира – это не указания тещи и их надо выполнять так же непрекословно, но в точности и по возможности очень быстро. В заключение всех инструктажей, он сказал, понимает, – вопросы у нормальных людей обыкновенно не сразу возникают, но если таковые уже назрели, то он готов просветить в меру своей компетенции. Павел только неопределенно пожал плечами. А Шурка, несмотря на все перипетии дня, не мог позволить себе долго молчать, притом, что кто-то другой долго говорил. – У меня небольшой вопрос, Вы господин майор профессиональный разведчик? Посмотрев на ехидную рожу, Лие несколько секунд обдумывал ответ, – Да, конечно, как и Вы господин рядовой. И на этом основании доверие между нами должно быть полным.

Шурка, улыбаясь, закивал – Тогда вы точно знаете, кто такой Штирлиц и с чего его радистки все быстро беременели.

– Про радисток впервые слышу, хоть сам в юности зачитывался Юлианом Семеновым.

– Ну, а последняя Кэт?

– Так у неё же муж был.

– Вот поэтому её цензура и не вырезала. А всех остальных радиотелеграфисточек Штирлиц (он же Исаев, он же Волошин), зная ненадежность отечественных радиостанций, сразу предупреждал: – ты смотри у меня, не вздумай тут ломаться.

– Да, рядовой. Минус Вам за инструктаж, зато пять плюсов за оптимизм, – сработаемся.

Наконец принесли на всех по полному котелку настоящего борща и большую тарелку плова. Пашке казалось, он оголодал, быка на мах проглотит, но, глядя, как нехотя майор вилкой ковыряет кусочки сочной свинины из рассыпчатого риса, понял, что не в силах пропихнуть пищу в желудок, еще так недавно стремящийся вывернуться наизнанку. Майор обратил внимание на его апатию, особенно заметную на фоне Шуркиного аппетита, но истолковал ее по-своему: – Вы, случайно, гематофобией не страдаете?

Павел вместо ответа спросил: – А что это такое?

– 

Это боязнь вида крови.

– Нет, мы только эргофобией страдаем, – хохотнул Щурка. И что это? – в свою очередь поинтересовался Лие. Щурка охотно объяснил, это боязнь работы, а у Пашки плохой аппетит потому, что днем его порядочно контузило. Майор заволновался: – так Вас же в госпиталь срочно нужно. Пашка в ответ только махнул рукой: – где он тот госпиталь? И что я там покажу? Треснутое забрало на шлеме, или пистолетную пулю, застрявшую в бронежилете? А у военврачей сегодня наверняка настоящей работы выше крыши. Да и нельзя нам с другом вспять поворачивать, у нас за спиной городишко остался, в котором мы одной женщине с внучкой пообещали ханей к ним не пропустить.

Лие двумя руками развернул голову Пашки к свету и внимательно рассмотрел сетчатку глаз. Плеснул горячего чая из своего термоса – выпейте это, здесь волшебная Плакун-трава. Жаль, под рукой нет Сон-травы, Вам бы сейчас на пользу. Потом долго массировал виски и затылок солдата, руками производил какие-то пассы над контуженой головой, так что коротко стриженые Павлухины волосы встали дыбом. Рядового буквально поглотила теплая волна расслабленности, шумы в голове достигли максимума, но уже не раздражали, а отдаленно плыли, почти не касаясь восприятия. Вспотевший от напряжения майор уложил сомлевшего бойца на широкую лавку, сказал Шурке: – Чтоб не тревожить твоего друга, придется вам здесь заночевать. Не испугаетесь?

– 

А, чего бояться?

– 

Вот генералы, например, предпочитают под землей сидеть.

– 

Хоть под землей, хоть над. Если ракетами долбанут, никто не уцелеет. Вы лучше просветите, что за травки языческие упомянули?

– 

Ничего колдовского: плакун-трава –

Hupercum

Ascuron

– зверобой луговой, а сонуля –

Viscatia

Vilgaris

или попросту дремлик. Но если с напёрсткок настоять в термосе на поллитра простого жиденького Краснодарского чая, да добавить столовую ложку хорошего молдавского коньяка, то напиток становится истинно волшебным. Еще вопросы?

– 

Утром нам еще поесть принесут? Ну, тогда я Пашкин борщ доем, когда еще доведется теперь поесть настоящего, да еще с оливковым майонезом на перепелинных яйцах. (И кто и зачем те яйца перепиливал? Вот вопрос. А что там завтра? Никто достойного ответа не выдаст).

ГИПЕРБОРЕЙ

Когда офицер оставил их одних, Шурка ни найдя больше ничего подходящего, подшлемником осторожно промокнул испарину на лбу друга. Пашка встрепенулся от этих легких прикосновений. – Вот блин, вроде бы и всё отдал, лишь бы уснуть, но только глаза закрываю, как на нас снова прут танки. И их много как … ну, в общем, очень много, а у меня ПТУРСы кончились. Шурка ты, если не в напряг, трепани чего ни будь, только не анекдоты. Я честное пионерское через пятнадцать секунд усну.

– 

Сказку на ночь малому захотелось?

– 

Да всю сказку не обязательно, я уже после жили-были отбуду.

– 

Ладно, тады слушай – жили-были…. Уснул? Нет? ну тогда слушай дальше. Есть на земле такое счастливое государство – Гиперборей.

– 

Я слышал, оно где-то в древности было.

– 

Мне не важно, что ты слышал где-то там, я сказал слушать сюда. Так вот, основал это государство всеобщего благоденствия и справедливости в стародавние времена один бывший мент. Был он шишкой в своем родном расейском городе. Не слишком крутой, так на уровне замначальника районного отделения. Но большим начальником стать не светило, поскольку у больших начальников есть свои детки. А когда власть кончилась, понял он, при его связях с преступными мирами по обе стороны юриспруденции можно запросто построить коммунизм в одной отдельно взятой квартире.

– 

В какие-такие какие стародавние времена? Это и на моей памяти было.

– 

На твоей слабой памяти должно быть одно, – не перебивать и как можно быстрее отрубиться. То, что ты не спишь, конечно плохо, но гораздо хуже, что я из-за тебя не сплю.

Ну, таки вот. За какие-то делишки, наваристую пенку с которых утаил. (Возомнил дурашка, что можно не поделился с вышестоящим руководством), слился наш мент из государственных внутренних органов. Прямо, как и то, что из твоих сливается после фреша из огурчиков на кефире. Но был он человек в чем-то умный и не стал спиваться с горя, а наоборот стал спаивать фальсифицированной водкой того, надо кого и всех остальных коеи на дармовщинку позарились. Постепенно удалось ему сколотить компанию. Не «Майкрософт» конечно, но банду тоже приличную. В которой и адвокаты маститые, и их клиенты бывшие, они же возможно и будущие. Занимался товарищ тем же, чем и большинство сегодняшних кандидатов в депутаты, а именно: понемножку перепродажей, понемножку рэкетом, понемножку криминалом. Что? Нет, рэкет у нас в криминал входит только когда он мелкий или когда мешает государственному. Короче, у бывшего мента жизнь-зашибись была. Вот только ничто не вечно в подлом подлунном мире. Тучи над грешной головой стали сгущаться, а о зонтике в виде депутатского мандата вовремя не озаботился. Те, кто на крючке сидели, или сели туда, куда и положено не самым крупным воришкам, или вознамерились крючок оборвать, а мента самого с концом в воду. Тут бы, как водится, самое время рвануть с чужим паспортом в теплые страны. Только живых зелёных денег при его кипучей и разносторонней натуре оказалось до смешного мало. Ну, был у него в запасе старенький, но вполне действующий атомоходный ледокол, купленный по дешевке на металлолом, только вот превратить его в цвет и чермет, а затем в ту же «зелень» тоже проблема. Отправиться бы на нем в кругосветное путешествие, так ведь этакого монстра ни одно государство в свою прибрежную акваторию не пустит. Были целые склады полу и полностью просроченных продуктов, но если оптом продавать, то себе в убыток получится. И опять же время – деньги. А коль ни того ни другого в нужный момент времени?

Приятельствовал наш мент, давай и дальше его так звать, чтоб с придумыванием имя и фамилии не заморачиваться. Короче был знаком мент с полусумасшедшим химиком. Идей у того море и с таким жаром рассказывает, трудно не заразиться разбрызгиваемой со слюной шизофренией. Да, эта болезнь очень заразная. Бывает, целые народы ой как болеют. Пока кто-то клизму не воткнет. Но не отвлекай. У химика не якобы, а на самом деле были, секретные да никому у нас не нужные технологии. Ну, типа получения пищевого белка из любых целлофановых отходов и выпадения в осадок золота из морской воды в результате католиза физхим реакции. Тому бы изобретением амфитаминов иль другой какой наркоты заняться, никто бы сумашедшим не обзывал. А так конечно, при зарплатах преподов – все они слегка придурки. Знал еще этот сдвинувшийся ученый, где безхозным валяется настоящий боевой лазер, смастряченный студентами универа, в котором преподавал. Гиперболоид студенческий не был востребованным, поскольку на его раскачку и запуск отдельной электростанции типа «Днепрогэса» с трудом хватало ….

Не открывая глаз Пашка прошептал, – что-то я так и не понял, а где же про твою Гиперборею.

– 

А ты чо? Все еще не спишь?

– 

Так я ж сказку жду. А ты какие-то вполне обычные биографии рассказываешь.

– Хорошо, по требованию досточтимой публики с присказкой почти покончил. Слушай дале. Забрал однажды наш не герой на свой атомоход полупросроченные свои продукты, химика полоумного, да еще полубомжей десятков пять, и отправился на свой, приобретенный по дешевке остров. Ну конечно не одних придурков набрал. На судне экипаж должен быть, да еще строители всякие разные, нанятые за обещание крутых бабок. Типа, с оплатой не обижу, а потом – ну чего на такую мелочь обижаться. Короче, наверное, ты прав все в его компании полоумными были, поскольку остров его находился в каком-то северном море, аж за полярным кругом. Отсюда и Гиперборей, что значит еще дальше, чем просто север. Холодина там жуткая, поэтому город свой они стали строить в расщелине прибрежных скал, накрыв бетонным, или не знаю точно каким, но большущим куполом. С золотом из морской воды, на котором наш персонаж капитал хотел создать, как и следовало ожидать, ничего не получилось. Так…, любой предмет позолотить можно слоем в четверть микрона, но и не боле. Жратва из отходов – тот же конфуз, питательная конечно, с одной ложки почти на весь день наешься, может еще и оттого, что другую, с непривычки, не скоро в себя рискнешь загрузить. Но зато, если ее как почву использовать, то при круглосуточном искусственном освещении, относительном минимуме тепла и максимуме влажности, урожай капусты и картошки можно менее чем через месяц снимать, а земляники, чуть не с кулак величиной, почти ежедневно по ведру с квадратного метра. А лазер, тут еще больше пришелся куда как в пору. При потреблении электроэнергии от атомного реактора стал он плавить камни, как нагретый нож масло. Любые строительные конструкции из базальтовых или гранитных скал – да пожалуйста. Сверхглубокую шахту, чтоб на термальной энергии электростанцию воздвигнуть – да нече делать…

Пашка полусонно пробормотал: – Это здорово конечно, но где про счастливый мир то?

– 

Ну, ты меня достал. Где ты у нас про счастливый мир слышал?

– 

Нигде. Вот и жду, что ты соврешь.

– 

Я никогда не вру, я просто не знаю, что есть правда. Она ведь у каждого своя. Вот теперь, например, твоя правда, чтотебе спать не в мочь, поскольку из-за контуженной головы маешься, и рассчитываешь, друг тебе обязан помочь. А моя в том, что я из-за твоей контуженой головы маюсь, хоть и уснуть не прочь. Ну а сказки – всё, дождался. Теперь глазки закрой, ротик открой и жди. Во сне всё сам увидишь.

Через пятнадцать секунд тишины, наполненной только недовольным сопением несостоявшегося сказителя, Пашка действительно мирно похрапывал, а Шурка еще долго пытался заснуть. Зло ворочался он на почти мягкой, зато слишком узкой сидушке. Надо ведь толком выспаться перед неясными завтрашними, о уже сегодняшними, заморочками. Только когда ставишь перед собой такую цель, знай что воплощение её обратнопропорционально желаемому. Настоящий, крепкий сон никак не шел к бойцу, вытесняемый толи видениями, толи химерами, толи прозреньями недосягаемого будущего, до которого вроде бы и рукой подать.

Перед закрытыми глазами, а вернее в воспаленном мозгу проплывало калейдоскопом марево образов, неясные обрывки разговоров и страстные всхлипы, мазки красочных полотен фантастического города. Государства, которое ну просто должно же быть где-то в этом почти напрочь лишенном счастья мире.

Да, очередная утопия. Но вот бы побыть тем утопленником, или как правильно-то? Нет, утопист, это который утопию выдумал, к примеру, Томас Мор, Компанелла или вот Шурка. А хочется заглянуть к тем, кто там возможно, когда-то, вероятно и т.д. будет жить. Ну, или не там, но также красиво. А если кому ну не то, не приходится по нраву, то давай, вперед. Рисуй свою грезу. Только и о реалиях не забывай. Это я торчу здеся всеми забытый и могу сколь хошь растекаться мыслью по древу. А тебе на мечтания сколь отпущено? Я точно знаю, чо твои воздушные замки и воздушнее и много лепше, но сейчас я там, а ты тут. Так что подвинься и дай мне поотрываться.