Инкубатор

Утром люди заметили торчащую из ямы человеческую ногу, и город моментально облетел слух об охотнике за цветными металлами, погибшем от удара током. Следствие, конечно, восстановило истину, но к тому времени исполнители убийства могли опасаться только одного суда – Божьего.

Именно тогда некий пронырливый журналист узнал об их существовании и дал всем семерым прозвища. Однако задуманная им разоблачительная статья так и не увидела свет. Чиновник из породы «серых кардиналов» заметил журналисту:

– Вот вы говорите, что на их долю приходится треть всего вывозимого сырья. Так совсем недавно нелегально экспортировали половину. И при этом стрельба, взрывы, шум на всю страну. Давайте предположим невероятное: милиция арестовала всех семерых. Знаете, чем это закончится? На освободившиеся места хлынут сотни новых банд и парализуют весь экспорт, и легальный, и нелегальный. А что касается вас персонально, то даю голову на отсечение: вашу статью никто не напечатает, а вы исчезнете, тихо и навсегда. Так что советую от всего сердца – уймитесь. А если нет, первым делом напишите себе хорошую эпитафию.

Влияние «семерки» на жизнь страны с каждым годом становилось все заметнее, во многом благодаря умело осуществляемой политике кнута и пряника. Хотя они распустили большую часть своих боевиков, самые классные исполнители оставались при деле, так что политический деятель даже заоблачно высокого уровня, был обречен, если осмеливался стать им поперек дороги, что и было дважды подтверждено на практике. С другой стороны, почти треть своих фантастических доходов «семерка» тратила на материальное поощрение политиков и чиновников должного масштаба, которые по мере возможности способствовали ее деятельности.

За все последующие годы «семерке», лишь, однажды пришлось маленько повоевать. И с кем – со своими же! Был один человек – назовем его Воеводой – наладивший нелегальную продажу современного отечественного оружия нуждающимся в нем правительствам. Разумеется, и кроме него хватало гуманистов, желающих избавить страну от смертоносных игрушек. Разве можно доверить новейшее вооружение армии, в которой старослужащие калечат новобранцев, новобранцы расстреливают старослужащих, а офицеры сообщают членам запрещенных в стране террористических организаций маршрут следования чем-то обидевшего их начальства? Нет, всему миру будет спокойнее, если эту армию вооружить каменными топорами и дубинами.

Воевода был самой значительной фигурой среди торговцев смертью, именно поэтому «семерка» решила поддержать его. Сказано – сделано. Очень скоро конкуренты Воеводы канули в вечность, а «семерка» превратилась в «восьмерку». Хотя Воевода держался несколько особняком. Все же одно дело – сырье, и совсем другое – смертоносное дитя новейших технологий. Разные производители, разные потребители. Только деньги одни – и количественно, и качественно.

А лет через семь они обратили внимание, что Воевода стал с поразительной дотошностью вникать в их дела, особое внимание уделяя цветным металлам. Людей неосведомленных такая любознательность повергла бы в глубочайшее недоумение: зачем человеку, у которого все есть, тратить время на чужие проблемы вместо того, чтобы наслаждаться радостями жизни? А ларчик просто открывался. В последние годы благодаря созданию новых материалов и компьютеров, военное дело в развитых странах вышло на качественно другой уровень. И Россия, добитая нехваткой денег и отъездом лучших умов, отстала от конкурентов как-то сразу и навсегда. Даже банановые республики, если год выдавался урожайным, покупали оружие только на Западе. Еще немного – и Воеводе пришлось бы продавать свой товар по цене металлолома. И он решил найти себе более перспективное занятие.

Ахтуб, являясь лицом кавказской национальности, был в составе «семерки» абсолютно инородным телом, ну как дерьмо в проруби. Так считал Воевода. Он не учел того, насколько крепко успели переплестись за минувшие годы дела и интересы этих семерых. Он надеялся, что остальные неторопливо перекурят в стороне, пока он будет испытывать на Ахтубе и его бойцах лучшие образцы своего товара. Вместо этого «семерка» дружно навалилась на недавнего компаньона, и он даже не успел толком воспользоваться своим арсеналом. Не воспользовался благодаря Хомутову, который заранее просчитал некоторые ходы Воеводы.

И тут Арсений Викторович понял, что он упустил из виду. Тот самый человечек из генеральской обслуги, который сообщал им о планах Юрия. Хомутов никогда не поверит, что нападению предшествовало лишь наружное наблюдение за дачей. Трудно предположить, что больше десяти человек целую неделю выжидали благоприятный момент для нападения, и при этом их не обнаружил ни один из множества патрулей, которые со дня приезда Юрия регулярно прочесывали окрестности дачи. Значит, будут искать шпиона, если уже не нашли. Что стоило прогнать через «болтунок» всех обитателей дачи? Пол дня работы. Ну и пусть. У него есть огромное преимущество перед Хомутовым. Только Котел знает, по чьей инициативе убрали Юрия. Между ним и Дьяконовым нет посредников. А между стукачом с дачи и Котлом стояло несколько человек. И когда Хомутов доберется до конца цепи, ему не поможет даже «болтунок». С мертвых какой спрос?

Нелепое они выбрали место для встречи – скамеечку в городском парке. А ведь могли при желании снять на двоих огромный конференц-зал или шикарный ресторан и спокойно все обсудить в тишине и комфорте.

– Да, Удо, тебя не узнать, – заметил Франц Кречмер, впервые в человеческой истории используя это выражение не в переносном, а в буквальном смысле. – Молод, здоров, красив. Мне, старику, даже как-то не по себе становится рядом с тобой.

– Не переживай, Франц, скоро и ты будешь выглядеть не хуже меня, – дружески похлопал его по плечу Шлиц.

Кречмер поморщился, словно опять дала о себе знать больная печень, а затем эстафету боли подхватили и другие органы, изрядно намаявшиеся за почти девяносто лет непрерывной работы.

– Ты же знаешь, Удо, я никогда и никому не позволял принимать за меня решения. Или, может, операция прошла не совсем успешно, и у тебя возникли проблемы с памятью?

– Да нет, Франц, я все отлично помню, – Шлиц не стал обращать внимания на излишне резкую фразу приятеля, связывая его возбужденное состояние с открывшимися перед ним фантастическими возможностями. – Просто любой здравомыслящий человек на нашем месте ни на секунду бы не задумался, если бы ему предложили пересадку. Да что говорить – у тебя нет выбора.

Кречмер всем телом медленно повернулся к Шлицу. Иссохшая пергаментная кожа и бледные, бескровные губы придавали его лицу поразительное сходство с древней мумией, и только глаза говорили, что оно принадлежит еще живому человеку.

– Пацан, – с ядовитой иронией сказал он. – У человека всегда есть выбор. Это дикие звери слепо подчиняются инстинкту, а человеку Господь дал разум, чтобы он мог думать и принимать решения. И чтобы ты ни говорил, выбор, к счастью, у меня есть. Я предпочитаю смерть.

Шлиц неторопливо достал сигару. Превосходную сигару, стоимостью восемьдесят евро за штуку. Лет десять назад ему пришлось бросить курить, чтобы продлить на год-другой то жалкое существование, которое врачи по недоразумению прозвали «жизнью». Теперь он снова мог получать наслаждение от лучшего в мире табака, абсолютно не опасаясь за свое здоровье.

– Черт, опоздал. Вот они – старческие маразмы. Какое счастье, что чаша сия меня миновала. А Франца жаль. Слишком многое нас связывало. Надо как-то переубедить старика, – подумал он.

– Я всегда был против смертной казни, но твоих благодетелей убил бы своими руками, – неожиданно заявил Кречмер. – Неужели так трудно понять, что индивидуальное бессмертие ведет к гибели человечества. Или слишком велико искушение?

Для старого маразматика он рассуждал на удивление здраво. Правда, Шлиц ничего не понял и спросил:

– Это почему же?

– А сколько ты рассчитываешь прожить? – в свою очередь спросил Кречмер.

– Пока не надоест, – самонадеянно бросил Шлиц.

– У-у, это надолго. Теперь представь, что лет через двести-триста, когда население Земли увеличится многократно, судьбу человечества будут решать люди, родившиеся в конце двадцатого – начале двадцать первого века. Какие принципиально новые научные, экономические, управленческие идеи могут возникнуть в их закостеневших умах, впитавших традиции, опыт, открытия двухсотлетней давности, что ценного они смогут дать своим народам? Да ничего. Мир погрузится в хаос, голод и нищета станут причинами жестоких войн, а те, в свою очередь, обретут человечество на окончательную деградацию.

– Франц, помнишь, что говорил тренер купленной нами футбольной команды, о главном секрете успеха в любом деле?

– Давно это было. Хотя… Постой, постой. Кажется, что-то о драгоценном сплаве молодости и опыта.

– Совершенно верно. А теперь я прошу, чтобы ты крепко-накрепко усвоил одну вещь: никто не собирается превращать все население Земли в расу бессмертных. Это удел элиты: самых богатых и тех, кого мы почитаем достойными бессмертия, от силы один процент населения. Все остальные будут рождаться, жить и умирать в полном соответствии с законами природы. Так что ты зря, притока свежей крови будет больше чем достаточно. И не вижу ничего страшного в том, что общее руководство каждым новым поколением возьмут на себя умные люди с громадным жизненным опытом. Нет, не хаос ожидает нас всех, а невиданное процветание.

– Процветание, как же, – усмехнулся Кречмер. – Откуда, если для десятков, сотен тысяч человек пересадка станет главной целью всей жизни и ежегодно суммы, равные доходу Франции, а может и Германии будут уплывать в карман твоих благодетелей, вместо того, чтобы питать экономику, науку, ту же медицину. Попомни мои слова, это бессмертие всех нас погубит.

– Да брось, Франц! Пересадкой занимаются умные люди. К тому же их мало. Из полученных ими гигантских сумм лишь ничтожная часть уйдет на личные нужды, все остальное они пустят в оборот. Деньги вернутся в наши банки, только сменят хозяина.

– Сомневаюсь, что все так просто. Да ладно, тебя не переубедишь. Но скажи мне, Удо, приятно чувствовать себя убийцей?

До Шлица дошло не сразу. Несколько секунд он недоумевающе смотрел на собеседника и, наконец, спохватился.

– Ах, да, вот что ты имеешь в виду. Но пойми, Франц, этот юноша был обречен, – Удо не стал уточнять, что ему предлагали на выбор нескольких кандидатов на роль тел. – Если бы я отказался, нашлись бы другие желающие. К тому же, хотя… ты ведь знаешь, Франц… я никогда не был расистом… но свой народ – это свой народ, а тот юноша был славянином.

– Говоришь, если бы не ты, обязательно нашелся кто-то другой? Да, конечно, и не один – тысячи. Ради продления своих ничтожных жизней вы будете убивать, убивать и убивать. Были бы деньги, а тела найдутся, не правда ли, Удо?.. Что ж, я рад, что моему другу хорошо. Ведь тебе сейчас хорошо, верно? А мне немного осталось. Но я использую все свои силы и средства, чтобы остановить конвейер смерти, который ты называешь бессмертием, – Кречмер встал и, не прощаясь, заковылял к поджидавшей его машине.

А у Шлица, несмотря на молодость, в висках застучали невидимые молотки – настолько сильно стало биться сердце. Вот и поделился хорошей новостью с другом. Пока дело не налажено, Кречмер с его деньгами и влиянием может все испортить. Достаточно поднять шумиху в прессе, указать астрономическую цену на пересадку – и нищие завистники душу вынут из правительства, пока оно не уравняет всех в праве на смерть. Что ж, друг Франц сам напросился. Подумать только, экая скотина. Ему с открытой душой, а он в эту душу нагадить норовит. Нет уж, такое не прощают. Как там инструктировал его Дьяконов – если кто-то будет вам мешать, позвоните Бреме, он решит проблемы такого рода. Да, хорошо, что телефон всегда под рукой.

Легкомысленное отношение к противнику грозило Железному Королю огромными неприятностями. Он явно недооценил умственные способности Котла, а тот мигом смекнул, что, как единственный свидетель, стал чересчур опасен для Арсения Викторовича, и лег на дно. Люди Дьяконова все малины прошерстили, разыскивая авторитета якобы для будущих совместных действий, но Котел будто сквозь землю провалился.

И скорбь по младшему сыну не помешала Хомутову лично заняться поисками его убийц. Господин генерал со смешанным чувством возмущения и восхищения наблюдал за тем, как энергично вел Нефтяной Барон допрос его подчиненных – будто и не лежало в соседней комнате готовое к отправке бездыханное тело Юрия. И пока техник пристраивал шлем «болтунка» на голову очередного подозреваемого, генерал с ужасом думал, что, возможно, и его подвергнут этой унизительной процедуре. «Болтунок» создал американский ученый с довольно непривычной для жителя Нового Света фамилией Углоф. Прибор индуцировал внутри шлема электромагнитные волны заданной частоты, которые, воздействуя на определенные участки головного мозга, вызывали у человека жуткий, неконтролируемый, панический страх перед окружающими. Ему казалось, что если он вызовет у них малейшее недовольство, они его убьют. А человеку, на которого воздействовал «болтунок», очень хотелось жить. Этот прибор и создавался для лечения склонных к суициду индивидуумов. Кто ж знал, что ему найдут совсем другое применение.

Объятый ужасом человек не способен лгать. Ложь требует холодной работы ума и твердой решимости стоять на своем до конца, а «болтунок» начисто лишал человека способностей и к тому, и к другому.

На Западе в обстановке строжайшей секретности еще дебатировался вопрос о том, позволят ли парламенты их стран использовать «болтунок» в судебной практике, а «семерка» уже вовсю эксплуатировала его.

Четверо офицеров на вопрос Хомутова «кому они сообщали о планах его сына?» ответили, как один:

– Никому.

Пятый нарушил столь любимое в армии единообразие, с трудом выговорив трясущимися от страха губами:

– Майору Ерофееву.

Услышав это, генерал сначала покраснел, затем побелел, и, наконец, его лицо приобрело слегка зеленоватый оттенок. Еще бы! Ему, как штабисту, положено шевелить мозгами, а он, мля… Конечно, не пойман – не вор, половина России сейчас молится на эту самую гуманную в мире поговорку, но ведь не зря ходили слухи, что Ерофеев наловчился воровать и продавать стрелковое оружие. Кому? Ясное дело – бандитам. «Семерка» – она сама возьмет. Тут бы генералу и сложить дважды два, хотя бы приблизительно, чтобы получить не меньше трех и не больше пяти. Раз бандиты воюют с «семеркой», а Ерофеев продает им оружие, он вполне мог оказать уркам и другую услугу. Какую услугу, кому из авторитетов конкретно – не важно. Не генеральское это дело – ковыряться в грязном белье жалкого майоришки. Все, что от него требовалось – под любым предлогом выставить Ерофеева из соседней части. Перевести куда подальше – на Таймыр или в Биробиджан. Пусть там послужит, орелик. А он упустил, не прочувствовал всю серьезность момента. И вот результат.

Сидевший рядом с Хомутовым помощник обратил внимание на неожиданное превращение бравого воина в жалкую пародию на хамелеона, и прошептал что-то на ухо своему хозяину. Тот резко поднял голову и злобно бросил:

– Что, генерал, прошляпил или, хуже того, продался? Отвечай, не тяни резину, а то мигом окажешься под колпаком.

И нервно ткнул рукой в направлении шлема «болтунка».

– Прозевал гада, – честно признался генерал, с ужасом гладя на кошмарное устройство.

– Если не врешь – черт с тобой, живи… капитан, – бросил ему Нефтяной Барон и приказал. – Ерофеева сюда, мигом!

Майора доставили через каких-то двадцать минут. С ним не стали церемониться и без всяких слов подключили к «болтунку». Ерофеев рассказал обо всем, что знал: кому продавал оружие, кого интересовал каждый шаг Хомутова-младшего на бывшей генеральской, а теперь капитанской даче. Главным действующим лицом оказался некий тип по кличке Урюк. Нефтяной Барон горел желанием лично познакомиться с этим южным фруктом, процветающим на суровой северной земле, но не довелось. Пока его молодцы нашли выход на уголовника, тот как в воду канул. А может, действительно канул с пудовой гирей в обнимку? Или был тщательно перемешан с застывшим бетоном до получения однородной массы? Кто знает? Ясно другое – Котел избавился от опасных свидетелей. Но Нефтяной Барон первым добрался до Ерофеева, и авторитет проиграл эту гонку. Конечно, Хомутов предпочел бы заполучить живого Урюка, но в определенных ситуациях даже покойники способны рассказать много интересного. Урюк был слишком мелким зверем, чтобы поднять руку на Юрия, и он руководил одной из преступных групп в бандитском сообществе Котла.

Нефтяной Барон занялся поисками авторитета на три дня позже Железного Короля, но он обладал значительно большими средствами и возможностями. К тому же он действовал, не таясь от остальных членов «семерки», тогда как Арсению Викторовичу приходилось скрывать свои замыслы даже от ближайшего окружения. По сути это напоминало гонки с гандикапом «Жигулей» и «Феррари», с той лишь разницей, что никто не знал, за каким поворотом находится финиш, и поэтому было невозможно заранее предсказать победу одного из участников.

Как офлажкованный волк, Котел метался в пределах контролируемой им территории, скрываясь в разных местах и нигде надолго не задерживаясь. И все ближе к нему подбирались две группы преследователей. Наконец бойцам Нефтяного Барона повезло. Они ворвались в дом через несколько минут после того, как оттуда ушел Котел. «Болтунка» у них с собой, разумеется, не было, но некоторые чисто народные средства развязывают языки не хуже импортных. Один из обитателей дома был в курсе того, куда направился авторитет и как только убедился, что незваные гости не имеют никакого отношения к милиции, чистосердечно обо всем рассказал.

Котел уходил по всем правилам, на трех машинах. Но в передней и задней находились по три человека, и лишь в средней пятеро. У авторитета просто не было больше людей, которым он решился бы доверить свою драгоценную жизнь.

Преследователи были оснащены куда внушительнее. Главную ударную силу представлял обычный с виду автофургон, на самом деле являвшийся закамуфлированным броневиком с трехсотсильным двигателем. На идеальном шоссе он, конечно же, проигрывал в скорости элитным легковушкам, но на российских дорогах еще ни одна от него не уходила, разве что вверх тормашками в кювет. Но всяко бывает, и поэтому броневик подстраховывали три скоростных «БМВ». Бойцов в машинах тоже было сравнительно немного – Хомутов предпочитал брать не количеством, а качеством. Любой из этих парней не только отличался великолепными природными данными и прошел суровую подготовку, но и доказал на практике свое умение убивать.

Преследователи настигли уголовников, когда те оказались далеко за чертой города. Котел покидал свои владения. Ему, наконец, удалось договориться с паханом, контролирующим соседний район, и тот предоставил коллеге по работе надежное укрытие. Там Котел надеялся затаиться до тех пор, пока Дьяконов не прикончит Хомутова. Или наоборот. Он и представить себе не мог, что Нефтяной Барон так быстро вычислит виновника гибели своего сына.

Броневик пристроился метрах в семидесяти от задней машины уголовников и проехал так несколько километров. Но вот впереди показался крутой поворот. Броневик резко ускорился, и когда преследуемая им машина оказалась у самого поворота, хлестанула пулеметная очередь, превратив сидящих в салоне людей в набитые свинцом безжизненные тела. Неуправляемый автомобиль, продолжая двигаться прямо, на большой скорости вылетел с дороги и, птицей перемахнув кювет, клюнул носом в землю и пошел кувыркаться, с каждым ударом все больше превращаясь из шикарного авто в груду металлолома.

Уцелевшие беглецы на случившееся отреагировали моментально – видимо, предусмотрели заранее и такой поворот событий. Автомобиль Котла обошел шедшую машину, превратив ее в буфер между собой и преследователями. Одновременно резко возросли скорости. Уголовники надеялись, что они в два счета оторвутся от неуклюжего фургона, в котором по недоразумению оказалась пулеметная установка, но уже через минуту им пришлось распроститься с благостными иллюзиями. Броневик не отставал, выбирая момент для новой очереди. Выбоины и трещины покрытия не позволяли стрелку убрать с дороги автомобиль прикрытия. Когда же это случилось, оказалось, что Котел и его спутники, бросив машину, устремились к видневшемуся неподалеку лесу. Верно рассудив, что на легковушке от преследователей им не уйти, они, однако, переоценили резвость своих ног. Броневик остановился и дал очередь поверх голов бегущих. Те залегли. Отвлекая внимание уголовников, их стали обходить вооруженные автоматами бойцы Хомутова. Это был, пожалуй, единственный случай в их богатой практике, когда за все время боя они даже не ранили никого из противников. Настоящая опасность для уголовников исходила от взобравшегося на крышу броневика снайпера. Иглы с новейшим транквилизатором одного за другим вывели из строя всех беглецов. Обездвиженный, но находящийся в сознании Котел с ужасом наблюдал, как хладнокровно добивали его беспомощных охранников. Авторитет был уверен, что ему специально демонстрируют это зрелище, а потом убьют последним – на десерт. Котел и не предполагал, что перед смертью ему придется о многом рассказать.

Вадим, не глядя, нажал кнопку пульта. Ворота разошлись и, как только машина въехала во двор, снова сомкнулись. В новый дом он переселился почти год тому назад и с тех пор здесь властвовал хаос, типичный для жилища холостяка. Конечно, за годы учебы и службы он приучился к идеальному порядку, но это касалось небольших помещений, где каждая вещь лежала на своем месте и в любой момент могла быть использована по назначению. И в его прежней маленькой квартире царили идеальные чистота и порядок. Но пять огромных комнат и уйма разных вещей, подаренных друзьями на новоселье, могли свести с ума даже самого фанатичного ревнителя чистоты. А Вадим порой до шестидесяти часов в неделю проводил на службе. Хорошо бы завести домохозяйку, но на это руководством наложило негласный запрет. Хозяин Горы сильно нервничал, если в дом к его элитным бойцам начинали ходить посторонние люди. Доходило до того, что даже жен им следовало выбирать из служащих Лифшица. То есть никто на этом не настаивал, но женитьба на своей автоматически означала повышение по службе.

– Интересно, а посчитают ли своей Аннушку, когда она закончит курсы? – с улыбкой подумал Вадим.

Себя он давно считал человеком Лившица, хотя никогда не стремился попасть в услужение «семерке».

С детства Вадим был лидером. Он был сильнее, ловчее и, главное, сообразительнее сверстников. Не умнее, а именно сообразительнее, то есть мог в доли секунды найти правильный выход из любой, в том числе критической, ситуации. И то, что после школы он поступил в элитное спецучилище, объяснялось совершенно естественным желанием довести до совершенства именно те качества, которыми его щедро наградила природа. Вадим не мог знать, что недавно открытое училище процветает только благодаря щедрым денежным вливаниям «семерки» и неких подставных лиц, являющихся официальным прикрытием уголовников. Нищее государство, погрязшее в долгах и чиновничьей роскоши, отдало на откуп бандитам подготовку своих лучших бойцов. Так обстояли дела во всех российских частях, где готовили элиту. Для обычных частей щедрых спонсоров не находилось. Кого интересовали ребята, которых врачи отправляли на службу с формулировкой «годен», про себя добавляя:

– Если доживет до призыва.

Порядки в училище были жесточайшие, и все находилось под контролем начальства. Даже «дедовщина». Понимая, что на занятиях можно дать только навыки, а человеческий характер формируется преимущественно в быту, офицеры разрешали курсантам-старшекурсникам периодически терроризировать новичков. Но при этом рукоприкладство считалось лишь одним из, причем не самым главным, методов воспитания, а за нанесение тяжелых травм или необратимое повреждение внутренних органов следовало жестокое наказание. Так что воспитатели сами постоянно учились держать себя в руках.

Занимались будущие супермены на пределе человеческих возможностей. Ежедневные кроссы и преодоление «адской» полосы чередовались с рукопашным боем, продолжительной стрельбой из всех видов оружия и уроками вождения. В классах изучали тактику действия в боевых группах и поодиночке, подрывное дело, связь, а также психологию, медицину, английский язык, которым курсанты овладели лишь немногим хуже выпускников иняза.

На последнем курсе Вадиму намекнули о будущем месте работы. Он был одним из лучших и поэтому достался члену «семерки», а не уголовному авторитету. Но не самым лучшим, и оказался у Лифшица, а не Хомутова. Хотя говорить вслух о том, что их ждет, было не принято, все курсанты знали, кому вскоре понадобятся их сила и мужество. Из семидесяти выпускников лишь девятерым самым слабым предстояло защищать Родину. Больше ей было не по карману.