Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга третья

Эмилий Лонгин тем временем перешел к сравнению дисциплины современной армии и времен галльских походов, ловко увязал дисциплину с выучкой и боеспособностью и вывел отсюда общие задачи тактики и стратегии. Скрутив жгутом тунику на бедрах, он забегал по палатке, напоминая пирующего в римских термах.

– Нельзя жить старыми знаниями! – горячился он. – Они объявили священными каждый вздох и каждый чих Божественного. Но нельзя же сравнивать галльские походы с германскими!

Пантера не знал, кто такие «они», да и знать не хотел. Наверное, те, кто живут старыми знаниями. Но слушал внимательно, как требовала дисциплина.

– Вар применил в германских лесах тактику Цезаря, – говорил Эмилий Лонгин. – Где Вар? Где доблестный Вар?

Он закрутил головой, выискивая отсутствующего Вара.

– Да, охват, да, обход, – говорил Эмилий Лонгин. – Да, резерв. Но искусство войны не стоит на месте. И здесь, в Иудее, с опытом Германика воевать нельзя.

Пантера подавил зевоту.

Эмилий Лонгин тем временем склонялся над картой и водил по ней сухой ладонью.

– Что такое Иудея? – спрашивал он Пантеру и сам же отвечал: – Горы. Горы и камни. Ущелья. Сильно пересеченная местность. Недостаток воды и пригодной для жилья и обработки земли. Нельзя посылать на поимку шайки бунтовщиков легион! Конница? Смешно. Это не Германия! В горах не хватит и всей римской армии. Совсем другая тактика: мелкие мобильные отряды. Отдельные контубернии. Лучники. Баллистеры. Отрезать города, деревни, колодцы. Лишать их воды и продовольствия. На укол отвечать уколом, на укус – укусом, а не кулаком в пустоту!

Он звонко хлопнул по карте, разбудив Пантеру.

– Легко, сидя в своем дворце в Иевусе… – начал Эмилий Лонгин и замолчал.

Посмотрел на Пантеру, вздохнул. Устало вернулся на свое место.

– Разжирел, центурион, – сказал он язвительно. – Разжирел и обленился. Гордость легиона – откормленный боров. Тьфу!

– Ну, – Пантера помолчал, чтобы подавить обиду, – если надо…

– Надо! – крикнул Эмилий Лонгин. – Надо! Готов?

– Слово Гая, – непроизвольно сказал Пантера.

Брови отца-командира удивленно взлетели на лоб.

– Клянусь Либитиной со всеми ее сомнительными удовольствиями, – поправился Пантера.

Эмилий Лонгин хмыкнул.

– Клятвы твои сомнительны, – проворчал он, – а не ее удовольствия.

– Пресветлый, – сказал Пантера, – я понимаю так, что вопрос о нашем увольнении затягивается?

Эмилий Лонгин скучающе покрутил головой, снова вздохнул и посмотрел в рыжие глаза Пантеры.

– Хуже, – сказал он.

Он, кряхтя, поднял с земли отброшенный сгоряча свиток.

– Еще один пророк, – сказал он. – Приказано выявить его и принять соответствующие меры.

Пантера пожал плечами.

– На что эдил? – плачуще возопил Эмилий Лонгин. – На что преторианцы в своих уютных столичных казармах? Что они там вообще думают?..

Снова осекся и замолчал.

– Пресветлый, – снова начал Пантера, – значит, я должен со своей центурией…

– Нет, нет и еще раз нет! – Эмилий Лонгин снова вскочил. – О чем я тебе битый час толковал? Что, твоим солдатам делать нечего?

Пантера кашлянул.

– Вот и я говорю, – подхватил Эмилий Лонгин. – Может быть, это деревенский дурачок, который собирает вокруг себя вдовушек и рассказывает им свои полные любовного томления сны.

– Одного вроде бы недавно арестовали, – сказал Пантера.

– Э! – Эмилий Лонгин поморщился. – Мошенников здесь нет. Здесь есть – пророки.

Он прошелся по палатке, развернулся, подошел к Пантере, положил руку ему на плечо.

– Ты свободен от дежурств, – сказал он. – Походи, разузнай, в чем там дело. Приказ есть приказ, что мне тебе объяснять? Не посылать же сопливых новобранцев. Возьми охрану…

Пантера поднялся.

– Без довольствия? – сказал он.

– С жалованьем, – быстро сказал Эмилий Лонгин. И потом уже досадливо крякнул: – Экий ты, центурион, все же…

Пантера непонимающе посмотрел на него.

– Жалованье! Жалованье! – передразнил Эмилий Лонгин. – Старая торговка, а не легионер.

– Пресветлый, – сказал Пантера спокойно, – у тебя – легион. Тело твое, плоть. Центурии, манипулы, когорты. У меня была моя центурия. Продолжение меня. Служба моя вышла. Теперь мне центурией – тело мое. Руки, ноги, голова… Легионеры мои, – у глаз его снова собрались лучики. – Я должен заботиться о них.

– Философ, – ядовито сказал легат. – Откуда что берется… – потом посерьезнел. – И как только… Ну, ты понимаешь.

– Понимаю, – сказал Пантера.

– Говорят, – хмыкнул легат, – говорят, пророк этот излечивает больных. Что там у тебя с охранником, нет, вспомнил, со слугой? Как его?

– Постум, – нехотя сказал Пантера. – Гай Постум.

– Вот. Может, он и вылечит твоего Постума.

Пантера промолчал.

Паскудное дело.

А он надеялся… Все сроки вышли. Уже все собрано. Получить расчет – и домой. Два раза проставлял прощальную выпивку. Опять впустую. Солдаты засмеют.

Паскудное дело.

– Где его искать, пророка этого? – спросил он.

– В приказе сказано, что видели его в разных местах, – сказал Эмилий Лонгин, – но чаще всего упоминается ближний берег Киннерефского озера. Начни оттуда.

* * *

Чжу Дэ открыл глаза.

Небо над его головой обрело черты человеческого лица, которое, задрожав в вечернем мареве, не исчезло, а осталось, – настоящим и сущим, живущим десятком сменяющих друг друга ежемгновенно чувств, среди которых соперничали страх и нужда. А потом это лицо надвинулось на него, и в глазах задрожала победительница-радость.

– Слава богам!

Он понял, что голова его покоится на ее коленях, зашевелился, приподнялся на локте, а потом встал, как и она, на колени напротив нее. Медленно, медленно поднял враз отяжелевшую руку и дотронулся грубым, потерявшим чувствительность пальцем до ее щеки. Рада закрыла глаза. Что-то грохнуло в нем – в нем? – как будто треснула гигантская корка или скорлупа, и сразу к нему вернулись звуки: посвист ветра, стрекотание кузнечиков, далекое блеяние и еще более дальний молот кузнеца.

– Един Он, как едино множество имен Его, – сказал Чжу Дэ.

И тут она заплакала. Вернее, начался дождь, капли которого серыми мышками избороздили дорожную пыль, – хотя нет, сначала они собрались в уголках ее глаз, а потом побежали к крыльям носа и дальше, мимо ввалившихся щек к заострившемуся подбородку. И тут ему стало страшно, потому что даже здоровый глаз стал подводить его, и в нем задрожал и расплылся облик Рады. Он взялся за ее руку, как ребенок хватается за руку матери, когда пугается грозы, а Рада стала целовать его частыми мелкими поцелуями, словно птица клюя по зернышку, не различая здоровую половину лица от изуродованной.

– Это ты, – успевала она сказать между поцелуями, – я шла за тобой, море, это ты, боги мои, – говорила она, – почему ты не вернул себе прежний облик?

– Там же были только волки, стая волков, – сказал Чжу Дэ.

– Я их тоже… почувствовала, – кивнула Рада. – Когда пришла в себя.

– Но как…

– Неважно, – сказала Рада. – Боги мои, Чжу Дэ, это ты!

Чжу Дэ выпустил ее руку и огляделся.

Чайка по-прежнему стояла в двух шагах от них, а остальные ее собратья все так же окружали их молчаливыми белыми камнями.

Чжу Дэ подобрал чайку.

Крыло.

– Ты все сделала правильно, – сказал он.

– Ты в порядке, – сказал он чайке. – Боишься полететь не по недугу своему, а из страха. Только будь осторожна, не натруждай его в первые несколько дней.

Он подбросил ее в воздух, и она, поймав ветер, полетела, наискосок перечеркнув сиреневое небо, к воде, а за ней и вся стая. В мире возобновились привычные звуки союза воды и суши.

– Ты голодна, – сказал Чжу Дэ.

– Плохо же ты меня знаешь! – засмеялась Рада. – Тут удивительная природа. Какой-нибудь колючий чертополох, а какой у него корень! Сытный, сладкий… – она осеклась и с тревогой посмотрела на него. – Ты голоден.

– Плохо же ты меня знаешь! – засмеялся Чжу Дэ.

– Никогда я не поверю, – ворчливо сказала Рада, – что Калки Аватар выкапывает из-под земли корешки чертополоха.

– И правильно сделаешь, – согласился Чжу Дэ, продолжая смеяться. – Потому что все, что мне нужно для восполнения сил, – это одиночество и солнце, желательно по утрам.

– Одиночество, – Рада закусила губу.

– У меня его было в избытке, – сказал Чжу Дэ.

– Ты так и не ответил, – напомнила Рада. – Твой глаз…

– Ответ будет глупый, – поморщился Чжу Дэ.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Хима – у иудеев Большая Медведица.

3

См. об этом у Оригена, а также в недавно найденном Коптском Евангелии.

5

Имеется в виду император Тиберий, последние годы жизни проведший на острове Капри, оставив дела своему фавориту, вольноотпущеннику из рабов Макроду.

6

По общепринятой, хотя и не доказанной строго версии Гомер был слепым от рождения.

9

Винчи – селение на границе первого племенного объединения латинов вокруг Рима, отделяющее «своих» от «чужих». В дальнейшем все завоеванные римлянами земли, находящиеся дальше Винчи, назывались pro Vinci (т. е. «то, что за Винчи»), отсюда – «провинция».

10

Бестиарий (лат.) – зверинец. Лупинилл (лат.) – «волчонок», Гиппарх (гр.) – «повелитель коней», Бос (лат.) – «вепрь, кабан», Мускилий (лат.) – букв. «сын маленькой мухи, мушки».

11

Картика – в индийском календаре месяц, приблизительно соответствующий нашему октябрю.

12

Кетака – цветы с желтыми соцветиями.

13

Традиционный в Индии комплимент девушке.

14

Лампадомантия – способ гадания, распространенный в древности повсеместно, от Египта до Китая, заключается в том, что плоты с зажженными лампадами пускают по течению реки, загадав желание. Осуществление его зависит от того, насколько далеко уплывет плот, как долго будет гореть на нем лампада и т. д.

15

Гиллел (древнеевр.) – букв. «Хвалите Бога!», восклицание во время иудейского богослужения. В христианстве ему соответствует «Аллилуйя!»

16

Втор., 15, 3.

21

Пс., 28, 3.

23

Бет-ха-кнессет (евр.) – синагога, молитвенный дом.

24

Перстень являлся отличительным знаком сословия всадников, составлявшего вторую прослойку римского общества после сенаторов.