НеГерой. Повесть о маленьком человеке

– Платили нормально, только… – сосед вздохнул.

– Я сначала каждый день у станка думал, думал… Шесть движений – маловато, чтоб голову занять. А потом, через пару месяцев, уже ни о чем и думать не мог. Как отупел. Шесть движений – и ни одной мысли. Голова стала пустая, как кастрюля, – признался Серега.

– Может, и правда, что извилины выпрямляются, если башкой не работать… – грустно добавил он.

Матвей давно понял: чтобы узнать человека, надо дать ему возможность помечтать вслух. Мечты расскажут гораздо больше, чем поступки. Поступок можно совершить случайно, не задумываясь, вдруг. А случайной мечты – не бывает…

– Допустим, Серег, появились у тебя деньги. Много, но до конца жизни не хватит. На фабрике работать больше не надо. И чем займешься? – спросил Матвей.

Все уже были вполне пьяны для того, чтобы говорить откровенно, но еще достаточно трезвы, чтобы понимать друг друга.

К удивлению Матвея, первой отреагировала Анфиса.

– Я бы дело свое открыла. Сразу, – сказала она.

– А сейчас, если не секрет, кем работаешь? – поинтересовался Матвей.

– Гипермаркет стройтоваров «Молоток». Завотделом, – пояснила та.

Матвей улыбнулся накатившим воспоминаниям. Но рассказывать о своем прошлом пока не стал. Слишком увлекательная начиналась тема.

– И какой бизнес хочешь?

– Зоомагазин. Корма и всякие клетки, подстилки для собак, кошек, свинок. Для всей этой живности домашней.

– Животных любишь? – Матвей с опаской взглянул на собеседницу, ожидая, что польется неконтролируемый поток женской нежности к питомцам, часто приторный до невозможности.

– Нет, не люблю! – неожиданно ответила та. – Сергей предлагал уже: «Давай собаку заведем». Я ему сразу сказала: «Или я, или собака».

Серега посмотрел на Анфису. Его размягченное алкоголем лицо напряглось, глаза сузились, губы сжались. Он явно хотел что-то сказать, но вместо этого залпом выпил вина. И потянулся к бутылке, чтобы вновь наполнить бокал.

«Сереге такие условия, пожалуй, лучше не ставить, – подумал Матвей. – Иначе когда-нибудь он выберет собаку».

– Не люблю я животных, не люблю! – продолжила Анфиса. – Ухаживать еще за ними… И так времени нет. На себя и то не хватает.

– Тогда почему зоомагазин? Я читала, бизнес должен вырасти из хобби. Чтобы заниматься тем, что любишь, – подключилась молчавшая Яна.

– А я деньги люблю, – вызывающе сказала Анфиса, – мне любой бизнес подойдет. Лишь бы прибыльным был.

– Если деньги любишь, можно в банк устроиться кассиром, – пошутил Матвей. – Много деньжищ в руках будет. Каждый день. Правда, чужих, но это мелочи. При такой-то любви…

По взгляду Анфисы Матвей понял, что шутка ей не понравилась. Но она промолчала.

– Анфис, ну почему всё-таки зоомагазин? – с улыбкой спросила Яна.

– Потому что помешался народ на животных, – слегка раздраженно ответила Анфиса, – на собаках особенно. Везде с собой таскают, целуют, облизывают. Каждый день вижу. Если женщина дорогой паркет покупает или плитку, обязательно в сумке собака будет сидеть. Как их… маленькие такие, всегда трясутся?

– Тойтерьер, – опять улыбнулась Яна.

– Тойтерьер, точно. У меня подруга в парикмахерской для собак работает. Переучилась. Человеческим парикмахером копейки зарабатывала, и весь день – на ногах. А собачьим – чуть ли не вдесятеро больше. И комфортно, говорит, и чисто, и посидеть можно, когда стрижешь-моешь, и работы – в разы меньше. Пока людей стригла, она себе Турцию позволить не могла. Начала собак обрабатывать, так теперь между Мальдивами и Сейшелами выбирает… куда себя, любимую, отвезти.

– Так вот, – продолжала Анфиса, – наслушалась подруга в салоне этом собачьем, сколько люди на корма и всякие добавки тратят. Одна маленькая шавка в месяц сжирает больше, чем обычная семья. А вы спрашиваете, почему зоомагазин? Хороший бизнес. Да и вообще – я с людьми работать умею. Давно хочу свое дело. Надоело на дядю спину гнуть.

– Животных многие держат, – согласилась Яна, – кто для детей, а кто – вместо. Детей нет, а любить кого-то надо.

Яна высказала эту мысль очень трезво и практично. К тому времени она уже переключилась на сок. Матвея всегда удивлял ее талант – Яна умела быть рядом, но не вместе.

– А я блоги хочу писать, – неожиданно заявил Серега. – Блогером быть.

Все удивленно уставились на него.

– Опять начал про свои блоги… – в голосе Анфисы слышались ирония и явное превосходство.

Она снисходительно и насмешливо посмотрела на мужа. Именно так взрослые смотрят на десятилетнего ребенка, который заявляет, что точно будет космонавтом.

– Как поддаст, так заводит… старые песни о главном – блоги, видите ли, писать хочет, – продолжила Анфиса, откинувшись на

стуле. – Тоже мне, писатель.

– Так блоги – это же просто. Бери и пиши, – с легким удивлением заметила Яна.

– У меня даже подружка пишет, про кулинарию, – продолжила она, – я читаю иногда. Интересно. Секретами делится, фотки выкладывает, в общем, всё как положено. Почти каждый день.

Матвей с недоумением посмотрел на жену. Он первый раз слышал о какой-то подружке-блогерше. Так вот откуда Яна брала все эти невозможные рецепты.

– Ничего вы не понимаете, – Серега словно протрезвел, когда заговорили о нем, – это кажется, что просто. Надо так писать, чтоб людям читать хотелось. На блогах и зарабатывать можно. Между прочим, некоторые миллионы зарабатывают.

– Меня друган подсадил, Антоха, – увлеченно продолжил он, – кинул раз ссылку, мол, почитай, как люди живут. А там – блог бизнесмена какого-то, миллионера, не рублевого. Вот он пишет: как развлекается, как отдыхает. Клубы, тачки, девочки – короче – гламур и всё такое. Я его читал, читал, потом нашел еще несколько. Интересно: бывает, так завернут – черного от белого не отличить. Антоха тоже писать пробовал. Но его читать не стали, он и бросил, – Серега махнул рукой.

– А ты о каком гламуре писать собрался? – спросила Анфиса, неприязненно глядя на мужа. – О фабрике своей? Или у тебя тоже – клубы и девочки? Со всей страной поделиться хочешь? Миллионером для начала стань… Хотя бы и рублевым.

Серега смерил Анфису взглядом, но опять ничего не ответил. Его лицо было спокойным и неподвижным. Матвей не понимал, почему Серега не осадит жену.

– Я думал, ты технарь, – признался Матвей, – а ты вон куда метишь. В блогеры. Знаю. Модно сейчас.

– Технарь написать не может, что ли? – удивился Серега. – Я и сказать нормально могу… Как выпиваем с мужиками, все тосты с меня. Еще пристают потом: «Серег, давай, изобрази что-нибудь прикольное».

– Не понимаете вы, – повторил Серега и по очереди посмотрел на Матвея и Яну. Потом опять на Матвея. На Анфису он смотреть избегал, словно супруги не было в комнате.

– Писать – можно, написать – сложно, – Серега слегка улыбнулся случайной рифме.

И заговорил серьезно и грустно:

– Я пробовал, не выходит. В голове вроде всё есть: рассказать – могу, а написать – не получается. Да и некогда. Утром – на работу, вечером – с работы… Голова чугунная. Как тут напишешь? Особенно толковое что-то…

Серега замолчал и задумался. Наверное, о том, что некогда – страшное слово. Почти такое же страшное, как никогда.

– Так вы же, – в голову Матвею пришла забавная мысль, – недавно квартиру продали. Вам бы на всё хватило. Тебе, Анфис, – на зоомагазин, а Сереге – на блоги.

Анфиса с недоумением посмотрела на него.

– Мы же ту квартиру продали, чтобы эту купить, – обстоятельно, как ребенку, объяснила она Матвею.

– Могли не покупать, – возразил Матвей, – занялись бы, чем хотите: магазином… блогами. Заработали, потом бы и купили.

– Ну ты даешь, – удивилась Анфиса, – то магазин, а то квартира. Сравнил. А жить где? Да и какие блоги… Чушь собачья, только время убивать.

Она грозно посмотрела на мужа.

– Зато… каждый из вас мечту бы исполнил, – тихо заметила Яна.

– Ну вы же магазин открывать не стали, тоже квартиру купили, – с едва уловимым раздражением ответила Анфиса.

– Не стали, – согласилась Яна. – А может, и зря, что не стали. Только мы об этом не думали. У нас мечты нет.

Яна посмотрела на Матвея и продолжила:

– У нас – программа: сначала машина, за ней – квартира. Ипотеку выплатим, потом, наверное, на дачу копить будем…

– Ну почему же нет, – возразил Матвей. – Есть у меня мечта. И у тебя тоже. Даже знаю, какая.

– Может быть… – задумчиво произнесла Яна. – Только знаешь, что странно: и у Сергея с Анфисой, и у нас с тобой мечты почему-то – необщие…

После этого разговор быстро увял. Серега с Анфисой посидели еще немного и ушли к себе.

Позже Матвей не раз сталкивался с Серегой в подъезде. Они здоровались. Для поддержания беседы одинаково негодовали, что неугомонные соседи продолжают чуть ли не круглосуточно сверлить свои стены, а заодно – чужие мозги; спрашивали друг у друга, как дела, и, услышав дежурное «всё нормально», удовлетворенно расходились.

Матвей сел на скамейку рядом с Серегой. Сосед выкурил сигарету и тут же вытащил из пачки следующую.

– Что с тобой? – осторожно спросил Матвей. Совместно выпитые три литра вина уже позволяли задать такой деликатный вопрос.

– Анфиска, блин, – Серега явно хотел выматериться, но удержался, – достала: подай ей Мальдивы, и всё тут.

– Я ей говорю, – мрачно продолжал он, – денег осталось мало после ремонта. Какие Мальдивы? Давай в Египет или уж на крайний случай в Таиланд.

– А она? – поинтересовался Матвей.

– Заладила: «У меня с тобой вся жизнь – сплошной Египет. Вон мои подруги: кто из Доминиканы не вылезает, кто фотки Сейшел „ВКонтакте“ выкладывает. Я чем хуже? Возьми кредит, и поедем на Мальдивы. Хоть раз в жизни надо побывать».

– А я ей говорю, – Серега повернулся к Матвею, – если у нас денег меньше, так это еще не значит, что мы хуже. Подруги твои могут себе позволить, а мы не можем. Чего за ними гнаться? Всё равно не догоним – масштабы не те.

– Подруги реально богатые? – спросил Матвей.

– Одна – да, а про вторую Анфиска рассказывала, – ответил Серега.

– Которая собак стрижет? – догадался Матвей.

– Она. А первая замуж удачно вышла. У мужа – сеть ресторанов. Ну и денег немерено.

Серега всё-таки выматерился. Похоже, не выдержал.

– Анфиска как увидит фотки подруги своей богатой, так аж белеет вся. Та, конечно, живет, путешествует. На фотках – яхты, вулканы. Я давно жене сказал: «Отключи на хрен и не смотри!» Скоро с ума сойдут со своим «ВКонтакте».

– Я ж говорил ей, – Серега продолжал вытряхивать на Матвея осколки семейных ссор, – какой кредит? Если у нас сейчас денег нет, откуда они потом возьмутся? Как отдавать будем? Нет, говорит, бери, и всё тут. Как-нибудь отдадим.

Серега махнул рукой.

– Ладно, надо идти, – сказал он, вставая.

– За кредитом? – некстати пошутил Матвей.

Серега посмотрел на него, вздохнул и вошел в подъезд. Наверное, двинулся продолжать борьбу. Всё-таки деньги – самое малое из того, что может сгореть в ледяном пламени женского тщеславия.

Поднялся и Матвей. Пока они разговаривали, тучи затянули небо. Двор, окруженный новыми многоэтажками, в пасмурную погоду становился темным, холодным и неуютным. Соседние дома угрюмо нависали над газоном и детской площадкой и были похожи на высокие крепостные стены, преграждающие путь в большой светлый мир.

Матвей вошел в подъезд. Лифт всё не ехал и не ехал, но Матвей терпеливо ждал. Квартира была на пятнадцатом этаже, поэтому за вспышку справедливого гнева и подъем по лестнице пришлось бы расплачиваться долгой одышкой и болью в ногах. Матвею не хотелось лишний раз убеждаться, что сидячая работа окончательно превратила его в тяжелую статую – в памятник человеку, который забыл, что такое спорт.

Еще до покупки Яна настаивала, чтобы квартира была на одном из верхних этажей. Она хотела, чтобы из окон, как было написано в рекламном буклете, «открывался прекрасный вид на окружающие окрестности».

Вид, действительно, открывался, но Яна быстро забыла про него. Да и Матвей останавливался у окна только для того, чтобы взглянуть на термометр, закрепленный со стороны улицы на оконной раме. Уныло однообразные ландшафты городской окраины были ему давно безразличны.

Лифт приехал. Матвей вошел в кабину и машинально нажал на кнопку с цифрой «15». Пока лифт неторопливо поднимал его на личную высоту, Матвей ощутил посасывание в желудке. По офисному графику время обеда уже закончилось.

Есть ему не хотелось, но желудок недовольно урчал, требуя наполнения. Матвей чувствовал себя непривычно и странно: он уже дома, а впереди – еще почти полдня. И можно не только плюхнуться перед телевизором в надежде, что навязчивые мысли о работе будут, наконец, вытеснены резкими выкриками героев ток-шоу и обрывочными новостями, но и сделать что-нибудь еще.

Однако Матвей пока не знал, что именно. Он всегда приходил с работы поздно вечером. Придавленный плотным ужином к дивану Матвей едва успевал полистать каналы телевизора. На что-то большее не было ни желания, ни сил.

Матвей открыл холодильник и увидел кастрюлю с супом. Крышка на ней была перевернута ручкой вниз. Кастрюля была высокая и не помещалась вместе с крышкой на полку холодильника – мешала ручка. Яна всегда переворачивала крышку ручкой вниз. Если супа в кастрюле было много, ручка слегка погружалась в него. Снимая крышку, Матвей пачкал пальцы в холодном супе.

Его это злило. Он просил Яну ставить в холодильник кастрюлю без крышки. Но она от упрямства или по забывчивости всё равно делала по-своему. Один только вид кастрюли с перевернутой крышкой раздражал Матвея. Порой, открывая холодильник и видя эту злосчастную кастрюлю, он с ходу грубил жене.

Мало-помалу Матвей разлюбил супы. Его злило и раздражало даже то, что Яна вообще их варила. И всё из-за этой чертовой крышки…

Однако больше ничего готового в холодильнике не было. Только суп, сваренный на неделю вперед.

Яна всегда варила суп в воскресенье – большую кастрюлю, чтобы хватило на несколько дней. Однако при этом она каждый вечер готовила ужин. Матвей сначала думал, что Яна варит суп как НЗ, чтобы была хоть какая-то еда на случай ее очередного поражения в борьбе за гастрономические идеалы.

Когда Матвей окончательно разлюбил супы, он сказал об этом жене, ожидая, что она перестанет их варить. Яна не перестала. По-прежнему каждое воскресенье она водружала очередную кастрюлю на полку холодильника. Матвей не понимал, зачем жена это делает. Чаще всего они вообще не притрагивались к супу, и Яна выливала его в конце недели.

Однажды в воскресенье Яна стояла у холодильника, который, хищно приоткрыв дверцу, готов был поглотить очередную кастрюлю свежесваренного супа. Сунув ее в застывшие недра, Яна удовлетворенно вздохнула и гордо посмотрела на мужа.

И вдруг Матвей понял: кастрюля с супом была для Яны символом стабильности семейной жизни. Это был ее личный вклад в нерушимость семейных уз, маленький обелиск, воздвигнутый в знак верности стандартным семейным ценностям.

На всякий случай Матвей внимательно осмотрел все полки холодильника, но больше ничего подходящего не обнаружил. Мысль приготовить что-нибудь самому он быстро отогнал. За восемь лет брака Матвей разучился даже нормально жарить яичницу.

Ему уже не раз приходило в голову, что страх одиночества держит гораздо крепче любви, а неумение готовить и стирать привязывает к женщине сильнее, чем совместное прошлое и общее настоящее.

Матвей вспомнил знакомого своего отца, Андрея Николаевича. Его жену однажды положили на операцию. Андрей Николаевич звонил ей в больницу, чтобы узнать, где в их квартире помойное ведро. Они прожили вместе около сорока лет. Когда Матвей узнал об этом, он понял, что союз таких людей – нерушим. Браки, скрепленные неумением и нежеланием, вечны.

Снимая крышку, Матвей испачкал пальцы в холодном супе и ощутил привычное раздражение. Он налил суп в тарелку, сунул ее в микроволновку и включил на разогрев.

Тревога не ушла и скрывалась где-то совсем рядом. Рутинными движениями Матвею удавалось ее отогнать, но он знал: стоит ему остановиться, она вернется и начнет рисовать картины мрачного будущего.

«Всё к лучшему, – успокаивал он себя, – сколько бы я там ни сидел – яйцо б не высидел. Надо меняться. Двигаться куда-то…»

Матвей лукавил. Ему было страшно, потому что он ничего толком не умел. Всё, чему научился Матвей за свои тридцать три года, – это вовремя говорить нужные слова и писать ненужные письма; ловко уворачиваться от конкретных задач и раскладывать на столе бумаги так, что казалось – он по уши загружен работой; моментально переключать окна браузера и за секунду менять фривольный развлекательный сайт на строгий интерфейс корпоративной почты.

Еще Матвей мог писать отчеты. Красивые отчеты с диаграммами и графиками. Однако с реальностью они соотносились примерно так же, как прогноз погоды по телевизору и за окном.

Но так было не всегда. Когда-то он был активным и быстрым. Хватался за любую возможность узнать что-то новое. Стремился решать проблемы нестандартно и креативно. Хотел расти карьерно и профессионально. Жаждал новых целей и перспектив.

Микроволновка засигналила, оповещая о завершении разогрева.

Матвей вытащил тарелку, сунул в суп ложку. Помешал его, обнажая скрытые картофельные утесы и разгоняя дрейфующие островки коричневой фасоли. И вдруг вспомнил, как начинался его путь во взрослую жизнь.

Глава 2

После школы Матвей собирался поступать на юридический факультет СПбГУ. Одноклассники на переменах важно перебирали названия знаменитых вузов. Чаще всего звучали московские – МГУ и МГИМО и питерские – СПбГУ и Финэк. Матвей не хотел отставать от других и гордо называл СПбГУ. Диплом престижного вуза казался бессрочным пропуском в успешную сытую жизнь.

Послешкольная реальность безжалостно перечеркнула планы Матвея. Конкурс в СПбГУ был такой, что без глубоких знаний или солидных денег нечего было и пытаться стать студентом.

За десять школьных лет знаний Матвей не накопил. А его родители – не накопили денег. Они жили скромно. Это была та самая скромность, которая издали почти неотличима от бедности.

В качестве компромисса родители предложили Матвею подать документы в малоизвестный вуз, название которого состояло из нескольких трудновыговариваемых аббревиатур. Совсем не то, что он хотел, но зато – бесплатно и рядом с домом. Матвей немного подумал и согласился.

И поступил.

Просто не было альтернативы. Платить за учебу родители не могли. Остаться со скромным школьным аттестатом, когда одноклассники начнут пятилетний забег за дипломами, было стыдно и страшно. Что делать, если вдруг не поступит, совершенно непонятно. Оставался один выход – поступить. Не так уж редко страх поражения становится фундаментом достижений.

Учиться было просто, особенно если ничего не делать. Матвею запомнилось, как с первых дней преподаватели монотонно читали лекции и снисходительно разглядывали первокурсников на семинарах, с профессиональной точностью выявляя потенциальных оболтусов.

Разочарованный школьными результатами, Матвей решил в институте серьезно взяться за учебу и блистать на курсе исключительно пятерками.

И, действительно, сначала он учился. Дословно записывал лекции, расплачиваясь за это тем, что конспекты получались почти нечитаемыми. Готовился к семинарам, с трудом разбирая свой почерк. От и до выполнял домашние задания.

Порой приходилось брать тетради с конспектами у сокурсниц. Каким-то образом они умудрялись записать то же самое, что и он, но при этом понятно и разборчиво. Женщины умеют совершать маленькие бытовые подвиги.

Надолго его не хватило. Увы, в дополнение к аттестату Матвей вынес из школы еще и неумение и нежелание учиться, и этот скверный багаж стал первым препятствием на пути к новой мечте о красном дипломе, повышенной стипендии и славе лучшего студента курса.

Не добавляли рвения к учебе и скучные, неинтересные предметы, которые вылетали из головы сразу же после отметки в зачетке, и, главное, программа их курса, настолько устаревшая, что даже от учебников несло затхлостью.

А потом вообще стало не до учебы. Девушек на курсе было значительно больше, чем парней. Осмотревшись, Матвей мысленно разделил сокурсниц на три группы: обычные, симпатичные и красивые. Последних было немного, в основном преобладали симпатичные. Из них ему больше всех понравилась Оля.

Она была длинноволосой, пухленькой и веселой. Приветливо улыбалась Матвею, когда тот обращался к ней с каким-нибудь вопросом. Не протестовала, если Матвей садился рядом на лекциях. Вежливо посмеивалась его неуклюжим шуткам.

Как-то после занятий Матвей проводил ее до метро. И, ощущая, как дрожат и сжимаются внутренности, пригласил на свидание.

Они несколько раз встречались по вечерам. Матвей с удивлением обнаружил, что Оля не умеет целоваться, и начал лихо обучать ее первому подростковому таинству. Оля не догадывалась, что весь предыдущий опыт Матвея базировался всего на одном «гаражном» поцелуе. Обучение она приняла благосклонно, и даже с некоторой готовностью. Однако дальше дело не пошло. Руки Матвея, искавшие большего, сразу же непреклонно отстранялись. В эти неловкие моменты они как будто менялись местами, и Ольга казалась старше и опытнее его.

Матвей не останавливался, был терпелив и настойчив. Однако Оля оставалась верна себе. Его это не обижало. Напротив, ее неприступность казалась Матвею признаком правильной девушки. Неправильную Риту, которая полгода назад была для него бесстыдно доступна, он старался не вспоминать.

Но вдруг всё изменилось: их встречи неожиданно прекратились. Однажды Матвей увидел, как Оля идет за руку с их однокурсником, Егором. В юношеской системе координат это была бесспорная измена.

Матвей не стал объясняться с Олей и тем более драться с Егором. Драться он ненавидел с детства. А девушек на курсе было еще много. Обнадеженный низкой конкуренцией, Матвей просто перестал приглашать Олю на вечерние прогулки, а в институте вел себя так, словно они не были знакомы.

Оля легко и без сожаления продолжила встречаться с Егором. «Наверстывает, – неприязненно подумал Матвей, – до меня точно никого не было… И целоваться не умела… Ну и пусть».

Воодушевленный легкой победой, Егор заважничал, видимо, ожидая, что Оля так же легко согласится и на желанное продолжение. Однако спустя несколько недель по его обескураженному лицу Матвей понял, что Егор наткнулся на такую же непробиваемую оборону.

Существует теория, что в каждом человеке есть черты какого-нибудь животного. Если это так, то Оля однозначно была кроликом – мягким, забавным, веселым и бесполезным: гладить можно сколько угодно, но приручить не удавалось.

Оставшись без пары, Матвей начал выбирать новый объект для ухаживаний.

Сокурсница Алина была девушкой стройной и хрупкой. Происходила из интеллигентной семьи, кажется, врачей. Держалась она просто, часто была задумчивой и тихой.

Единственное, что немного ее портило, – это отсутствие приятных женских округлостей. Брюки беспомощно висели на ее ягодицах, не находя опоры. Лифчик не поддерживал грудь, а лишь скромно обозначал неочевидное ее расположение.

У нее были правильные черты лица и светлые волосы. Карие глаза и аккуратный, ровный носик. Легкий прозрачный пушок над верхней губой и чистый взгляд. Красота Алины была понятна, как таблица умножения.

А еще – в Алине была какая-то тайна. С однокурсниками она общалась ровно и дружелюбно, но немного отстраненно, как со случайными попутчиками. Мало рассказывала о себе и никогда не расспрашивала собеседника. Матвей не мог понять, что это – сдержанность или замаскированное равнодушие. Казалось, она знает что-то, что неизвестно остальным.

К началу первого курса Матвею удалось немного похудеть. Но отражение в зеркале продолжало вызывать у него приступы раздражения и недовольства: на Матвея обиженно смотрел невысокий коренастый парень с тонкими руками и ногами, сутулившийся под грузом лишнего веса. В юности обаяние свежести часто заменяет красоту. Но даже этот обыденный подарок судьбы был для Матвея недоступен.

Его круглое лицо было напрочь лишено мужественности. Порой Матвею казалось, что ему разом достались все невостребованные черты. Иначе как в одном месте могли оказаться пухлые женские губы, длинный нос, круглые щеки и невнятный подбородок? И всё это венчал высокий лоб, переходивший в пышную шевелюру.

Однако недолгая, но всё-таки победа над симпатичной Олей окрылила его. Теперь Матвею нужна была только красивая девушка. Ведь ценность женской красоты еще и в том, что она преображает и мужчину, который рядом.

Однажды Матвей и Алина шли вместе из института. Еще встречаясь с Олей, он отработал навыки, как деликатно проводить девушку. Матвей боялся женских отказов, потому что в юности получал их слишком много. Его способ позволял спокойно и без ненужных переживаний идти рядом. Достаточно было сказать: «Нам по пути».