НеГерой. Повесть о маленьком человеке

НеГерой

Повесть о маленьком человеке

Максим Буйко

Редактор Мария Дмитриевна Чернышенко

© Максим Буйко, 2019

ISBN 978-5-4496-9038-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Новость о его увольнении разнеслась мгновенно.

Матвей шел по коридору в бухгалтерию, чтобы подписать обходной лист, и в глазах встречавшихся, теперь уже бывших коллег, он видел жалость.

Его жалели.

После расчета к Матвею по очереди подходили сотрудники. Говорили что-то ободряющее, напутствующее. Пожимали руку. Приглашали заходить на чай.

Это было похоже на гражданскую панихиду. Такие же пустые лица, подернутые налетом скорби по ушедшему. Такие же напыщенные и никому не нужные слова.

Двое не подошли – Роман Кудрявцев и Женя Шубин – его коллеги по отделу и соратники по корпоративной борьбе.

Их оставили. Уволили одного Матвея.

– Знаешь, я тебе даже завидую. Немного… – неожиданно призналась Оксана, юрист компании.

– Ты намекни руководству, чтобы знали, кого следующим увольнять, – нехотя пошутил Матвей.

– Я не тебе в принципе, я вообще всем завидую… Ну, тем, кто уходит, – пояснила она. – У тебя впереди что-то новенькое: новая работа, новые люди.

– Заявление напиши – и вперед, к новым людям, – съязвил Матвей.

– Мне и тут хорошо. В принципе… – задумчиво ответила Оксана.

Она была порывистой, участливой и справедливой. И совершенно непохожей на человека, который зарабатывает, жонглируя законами.

Иногда ее можно было встретить в коридоре, где она быстро ходила взад-вперед и что-то бормотала себе под нос. На вопрос «что делаешь?» она смущалась, краснела и убегала. Матвею казалось, что она пишет стихи.

Как-то на корпоративе Матвей разговорился с Оксаной.

Алкоголь – нехитрая отмычка, чтобы открыть в женщине потайную дверцу, за которой часто скрываются скелеты прошлых глупостей и тени бывших мужчин. Если подойти к делу с умом, то влитое в собеседницу спиртное выльется непрерывным потоком историй. Главное в этот момент – остаться равнодушным к обильным брызгам эмоций и вовремя осаживать пену кипящих чувств.

Оксана выпила вина. Сначала смеялась, потом загрустила. С негодованием рассказала о неудачной попытке договориться с начальником.

– Я ему предложила выгодную сделку, – громко и горячо говорила она, глядя на Матвея блестящими, большими и уже слегка шалыми глазами. – Представляешь, я ему сказала: «Дайте мне выходные в солнечные дни, а все пасмурные – я буду работать».

– Не понял, – признался Матвей.

– Ну как? – разгорячилась она. – Что непонятного? В Питере примерно семьдесят солнечных дней в году. А по календарю – у нас около ста выходных. Я бы работала больше за те же деньги. Выгодно, а он отказал.

– Почему?

– Говорит, вдруг вся неделя солнечной будет, а у нас претензия или иск?

– А тебе-то зачем выходные в солнечные дни? – спросил Матвей. – Отдыхай, как все люди, в субботу, воскресенье…

– Неужели не понимаешь? – Оксана с недоумением и жалостью посмотрела на Матвея. – Это же солнце… И так везде одна серость. Хоть какая-то радость.

– В солярий сходи.

– Ладно, – она опять задумалась, отпила из бокала и неожиданно поделилась впечатлениями о недавнем свидании.

– Понимаешь, он сказал, что хочет мной обладать.

– Что, так сразу? – поинтересовался Матвей.

– Ну, не сразу. Мы посидели, выпили кофе. Я что-то съела: пудинг или штрудель. Кстати, знаешь, чем они отличаются?

– Не очень, – признался Матвей.

– Я тоже не очень. Так вот, а потом он заявил: «Хочу тобой обладать!»

– А ты? – спросил Матвей.

– А я ответила: «Почему ты считаешь, что, засунув в женщину двадцать сантиметров плоти, ты можешь ею обладать?»

– Ну а он?

– Он покраснел и сказал, что не в сантиметрах, вообще-то, счастье. На том и разошлись.

– Да уж… И много у тебя встреч было? Подобных? – поинтересовался Матвей.

– Сто, может быть, сто пятьдесят. Это сейчас называется – мэтчи. Я бы назвала – матчи.

– Потому что игра идет вничью? – Матвей улыбнулся случайной шутке.

– Потому что после этих встреч материться хочется…

Оксана была красивой и одинокой. Мужчины часто избегают красивых женщин, но не потому, что боятся. Красивой женщине придется соответствовать: что-то предпринимать, тратить силы, энергию… А если завтра война?

– Ты не торопись, – продолжила Оксана. – Отдохни, подумай. В музей сходи, на выставку. Работа не волк…

– У меня – ипотека. И автокредит не выплачен. А банки – хуже волков. Те еще шакалы… Вцепятся и обглодают до костей, —поделился переживаниями Матвей. – Думай не думай – отдохнуть не получится…

Оксана внимательно посмотрела на него и улыбнулась:

– Ладно, счастливо тебе. Хорошо устроиться…

Она ушла. Матвей посмотрел ей вслед. Подумал, что, даже не видя лица, можно определить, красивая женщина или не очень. Красивая всегда идет уверенно, как хозяйка. Некрасивая – робко, словно гостья.

Пора было уходить и Матвею. Он огляделся, чтобы понять, с кем еще не попрощался. Бывшие коллеги уже «переварили» утреннюю новость и готовились подкрепиться чем-то более сытным. Некоторые доставали ланч-боксы; менее запасливые собирались в кафе.

Шубин с Кудрявцевым так и не подошли. Они сидели, сгорбившись, ссутулившись, напряженно вглядываясь в мониторы. Внешне совсем непохожие, они почти зеркально повторяли движения друг друга. Двигая мышку, бездумно водили курсором по экрану. Иногда что-то медленно и нехотя набирали на клавиатуре.

Матвей подошел сам. Молча пожал руку Шубину, потом – Кудрявцеву. Матвей не злился на бывших коллег. Просто говорить стало уже не о чем. Они не были виноваты, что Матвея уволили, а их – нет.

И вдруг Матвей понял: Шубину и Кудрявцеву очень хотелось, чтобы он поскорее ушел. Вместе с Матвеем ушло бы чувство вины, которое, видимо, их всё-таки тяготило. Осталась бы только маленькая, но острая радость, которую обычно испытывают, если неприятности случаются с другими.

На улице шумел и переливался свежий весенний день. В такие дни приятно начинать новую жизнь.

Матвей вышел из бизнес-центра. Обернулся. Вгляделся в здание, в людей, куривших у входа.

И окончательно понял: его уволили. Навсегда.

Это случилось так быстро, неожиданно и сразу, что только теперь Матвей до конца осознал, что произошло. Он почувствовал, как где-то в области желудка возник плотный комок, который за несколько секунд вырос до размера футбольного мяча и тяжело сдавил его внутренности. Потом что-то мелко и противно запульсировало в подвздошье. Матвей сглотнул и почувствовал, как волна дрожи, а за ней – жара пробежали по телу.

Теперь всё пойдет по-другому. Он опять начнет рассылать резюме, писать объемные сопроводительные письма и ждать приглашений на собеседования. Будет робко заглядывать в кабинет HR-ра и вымученно улыбаться. Станет энергичным, коммуникабельным и креативным, демонстрируя на собеседовании все отсутствующие у него качества и таланты.

Когда Матвей был маленьким, он боялся темноты, ремня, которым его хлестали родители, и школьного хулигана Шлыкова. Потом боялся не поступить в институт, а когда поступил – боялся завалить очередную сессию или не сдать госэкзамены.

Матвей становился старше, и его страхи взрослели вместе с ним. В последние годы Матвей боялся заболеть раком, просрочить оплату кредитов и очень боялся перемен.

Говорят, что страхи сбываются, но это не так. С людьми случается то, что должно случиться. Страхи помогают подготовиться, чтобы успеть что-то изменить.

Матвей не успел. На банковской карточке лежал месячный оклад, с которого нужно было еще внести ежемесячные платежи по ипотеке и автокредиту. Накоплений не было, сбережений – тоже. Прожить на зарплату жены было так же фантастично, как вырастить помидоры на асфальте.

Матвей глубоко вздохнул, и ему стало легче. Спазм внутри ослабел и уже не был таким каменным, как несколько минут назад.

Парковка бизнес-центра начиналась сразу у входа. Автомобили приехавших пораньше сотрудников гордо и стройно занимали размеченные места, с неодобрением упираясь фарами в бока машин, прижавшихся к ним вторым рядом. Кое-где над плоскими седанами надменно возвышались черные, с острыми гранями, джипы – огромные и неприступные, как скалы.

Надо было ехать домой. В Кудрово…

Санкт-Петербург – это не только Нева, каналы, дворцы и сотни исторических зданий. Как и в любом городе, в Питере полно мест, где просто выстроены дома. Кудрово – как раз такое место.

Навигатор в смартфоне механически-заботливо предупредил о пробке. Спешить было некуда. Чтобы заглушить тревожные мысли, Матвей включил музыку и прибавил громкость…

На детской площадке у дома было шумно, весело и беззаботно. Малыши, одетые в разноцветные пухлые куртки, карабкались на горку, возились в еще сыром песке и радостно орали.

Большинство парковочных мест было свободно. Таким свой двор Матвей видел редко. Обычно, приезжая поздно вечером, он делал по несколько кругов, чтобы хоть куда-то втиснуть машину. Забито было всё: двор, подъезды к дому и даже небольшая площадка у мусорных баков.

Ранней весной кто-то на внедорожнике нагло влезал и на газон, оставляя после себя глубокие следы во влажной подтаявшей земле. Колеи заполнялись водой, превращались в ямы и глубокие лужи. Газон быстро стал похож на разбитую проселочную дорогу.

Жильцы возмущались, писали записки и оставляли их на лобовом стекле внедорожника. Несколько мужчин хотели серьезно поговорить с хозяином, но застать его у машины не удавалось. Собиралась даже инициативная группа, члены которой планировали обойти квартиры и выяснить, чей это джип. Дом был новым, соседи почти не знали друг друга.

Этого не понадобилось. Однажды ночью кто-то взгромоздил на капот внедорожника старый, с желтыми подтеками унитаз, который прижимал плакат с надписью: «Приз за лучшую парковку». Соседи смеялись и дружно фотографировали инсталляцию. Хозяин в тот день так и не появился. Унитаз стоял на внедорожнике, как символ неминуемого возмездия. На следующее утро на газоне не было ни внедорожника, ни унитаза.

Матвей не понял, зачем хозяин внедорожника увез с собой унитаз. Вряд ли он его просто выбросил. Скорее всего, в отместку тоже плюхнул кому-нибудь на капот, чтобы заглушить обиду. Способ, конечно, сомнительный, но действенный. Отяжеляет совесть, зато облегчает душу.

Полгода назад, осенью, когда Матвей с женой купили квартиру, их новый, едва построенный дом был свежим и чистым. Кнопки современного лифта непривычно блестели. Оштукатуренные стены на лестничных площадках были девственно нетронутыми.

– Хочется, чтобы всегда так было, – сказала Матвею жена, когда они въезжали.

Грузчики носили мебель и вещи. Матвей с супругой заботливо и немного подхалимски придерживали им двери.

– «Так» – это как? – спросил Матвей.

– Так, как сейчас. Чисто, аккуратно. Ни окурков, ни нацарапанных пошлостей. И без выжженных пятен, – ответила жена.

– Будет, – заверил Матвей. – Только недолго…

До этого они жили в старой девятиэтажке. Изгаженный лифт часто не работал. Когда он со скрипом всё-таки раздвигал узкие двери, взгляду открывались однообразные черные надписи и сожженные, искрошившиеся кнопки с неразличимыми цифрами. Слоганы рекламных постеров были грубо подредактированы неизвестными авторами.

Скромной площадью лифта неизвестные авторы не ограничивались и регулярно оставляли свои автографы на израненных стенах и несвежих потолках лестничных площадок. Обнаружив очередное безобразие, Матвей злился, но недолго.

Злость сменялась стыдом. Подростком Матвей тоже жег стены спичками и выцарапывал гвоздем похабные слова. Это был его тайный протест против обнаруженной в самый разгар пубертата несправедливости.

Сколько себя помнил, Матвей всегда получал наставления. Со всех сторон строгие дяди и тети учили его, что нужно быть добрым, говорить правду и слушаться родителей. Позже оказалось, что эти же дяди и тети постоянно врут, злятся и никого не слушают, кроме себя.

Взрослые налагали строжайшие запреты на алкоголь, сигареты, мат и ночные прогулки. Причем сами поголовно курили, выпивали, матерились и гуляли, сколько хотели.

Это было страшно несправедливо.

Протестуя, Матвей приклеивал к потолку обслюнявленные горящие спички, которые выжигали на побелке крупные черные пятна. И толстым гвоздем он вспарывал штукатурку, покрытую зеленой краской, и оставлял на стенах подслушанные у взрослых матюги…

Матвей припарковался. Привычно мелькнула опасливая мысль, не занял ли он чужое место. Такой просчет вполне мог бы стоить пары проколотых колес, либо утром можно было обнаружить мешок мусора на капоте.

Во дворе девятиэтажки, где они жили раньше, такие случаи были привычным делом. Покупая квартиру, Матвей наивно надеялся, что переезд избавит его от парковочных проблем.

Но увы. Глупо было думать, что в новом доме люди начнут жить как-то по-новому: без ссор и споров, без отчаянно-безрассудного желания вырвать и захватить несколько дополнительных квадратных метров…

На скамейке у дома сидел Серега. Серега-блогер. Так Матвей в шутку называл его после того, как Серега с женой побывал у него в гостях.

Серега был первым, с кем Матвей познакомился в новом доме.

В день переезда Матвей ждал во дворе машину с мебелью и вещами. Машина задерживалась. Матвей звонил водителю, но тот неизменно отвечал, что стоит в пробке.

Матвей нервничал, потому что согласился на почасовую оплату рейса. Он поглядывал на часы и высчитывал, на сколько дороже обойдется переезд, если машина опоздает еще на час-полтора.

Худой светловолосый парень примерно тридцати пяти лет стоял во дворе недалеко от Матвея и, видимо, тоже чего-то ждал. Они встретились взглядом. Парень подошел к Матвею.

– Приветствую! – он улыбнулся и первым протянул руку. – Заселяетесь? В какую квартиру?

– В шестьдесят вторую, – машинально ответил Матвей. – А что?

– С новыми соседями знакомлюсь, – опять улыбнулся парень. – Серега. Сам неделю как переехал.

Он так и представился: не Сергей, а именно – Серега.

– Матвей, – и они еще раз пожали друг другу руки.

– Имя у тебя редкое, – Серега сразу перешел на «ты». – Не слышал такого раньше.

– Слышал, – сухо ответил Матвей. – Просто не встречал.

Разговаривать ему не хотелось. Машины не было. Бюджет на переезд увеличивался с каждой минутой. Но новый знакомый явно не собирался быстро свернуть общение.

Серега ловко и складно, словно пересказывая выученный текст, рассказал Матвею, что недавно продал бабушкину квартиру, чтобы наконец-то купить свою. Разница при покупке получилась приличная, но после ремонта денег почти не осталось, поэтому запланированный отпуск под угрозой отмены. Сообщил, что трудится мастером на фабрике и каждый день ездит на работу в пригород, но дорога не напрягает, потому что без пробок и «против шерсти». В общем, вытряхнул на Матвея целый ворох банальностей, которыми обмениваются при знакомстве, чтобы ничего не говорить о себе.

Но тут подъехала машина с вещами, и грузчики начали таскать мебель. Серега где-то поддержал, что-то вовремя подхватил, пошутил с водителем и стал Матвею приятен. Немного поколебавшись, Матвей пригласил нового соседа вместе с супругой на новоселье.

Жену Матвея звали Яна. У нее была другая фамилия: он – Туманов, она – Аверьянова. Еще до свадьбы Яна сказала, что хочет остаться Аверьяновой. Сейчас модно не брать фамилию мужа.

– Разводиться будет легче, – пошутила тогда Яна. – Не придется менять фамилию.

– Можно и при разводе не менять, – резонно возразил Матвей.

– Дорогой, женщине носить фамилию бывшего мужа – всё равно что сделать татуировку на лбу: каждый день будет видеть и жалеть об ошибке молодости.

Матвей не стал спорить. Только одну женщину он когда-то хотел получить целиком… И не было в то время для него ничего важнее желания безраздельно владеть ее чувствами и мыслями, проникнуть в ее мечты, сны и даже воспоминания…

Но, к сожалению, такие женщины никогда не становятся женами. Точнее, становятся, но – чужими…

Матвей подошел к Сереге. Они поздоровались.

– У тебя сегодня что, выходной? – равнодушно спросил сосед.

– Нет, – про увольнение Матвей решил пока умолчать. – Уехал пораньше – дела. А у тебя?

– Так у меня посменка, два через два. Я ж тебе говорил. Сегодня-завтра курю, потом – опять арбайтен, – мрачно ответил Серега.

Он действительно закурил. Поджег сигарету и, слегка наклонив голову, уставился куда-то вниз. Серега затягивался глубоко; кончик сигареты вспыхивал; загорающийся табак потрескивал, выбрасывая небольшие искры. Матвей понял, что сосед чем-то расстроен…

На следующий день после знакомства Серега с женой пришел к Матвею домой праздновать новоселье. Серегину жену звали Анфиса. Гости принесли с собой небольшой вафельный тортик и две бутылки недорогого вина.

Когда Серега и Анфиса вошли в квартиру, Матвей сразу понял, кто из них главный в семье. Анфиса была молодой темноволосой женщиной, на вид тридцати трех – тридцати пяти лет, но при этом крупной, мощной и уже слегка переспелой. Лицо ее было приятным, симпатичным и ухоженным, только глаза смотрели оценивающе, немного настороженно и хитровато. Одета она была в какое-то яркое, оранжево-красное, хорошо сидевшее на ней платье, явно недешевое или сшитое на заказ. На ее фоне Серега – худой светловолосый, в зеленых джинсах и светлой футболке, был похож на гладиолус, случайно высаженный рядом с пышным кустом роз.

Серега вытащил из пакета принесенное вино. Стоявшие на столе бутылки тихо звякнули, потеснившись, и приняли подруг в компанию.

Все быстро перезнакомились и сели за стол. Яна приготовила какой-то хитрый салат и запекла мясо с кусочками апельсина. Она любила экспериментировать, причем рецепты изобретала сама, а не брала из кулинарных книг или с сайтов. Порой получалось плохо и невкусно, иногда вообще несъедобно. Каждый ужин был, словно лотерея, в которой Матвей довольно часто проигрывал…

Нередко застолье начинается с уверенности, что алкоголя на столе слишком много. Потом, в разгар веселья, приходит отчетливое и неоспоримое понимание, что его катастрофически мало. А наутро среди обломков надуманных идей, которые еще вчера казались такими свежими, острыми и даже гениальными, найдется лишь одна трезвая мысль – мучительная, как похмельная головная боль: количество выпитого так и не перешло в качество…

– Ну, за новоселье! – поднял бокал Серега. – Пусть в этом доме, как говорится, и стены помогают, и любит дорогая!..

Он хотел еще что-то добавить, но Анфиса перебила его:

– Главное, чтоб достаток был, – она посмотрела на Серегу, – стены не помогут, если сам себе не поможешь.

– Это точно, – согласилась Яна.

Бокалы опустели. Хозяева и гости закусили и выпили снова. Потом еще. Словно хотели поскорее достичь того уровня доверия, когда чужой и малознакомый человек становится близким, понятным, почти родным. Алкоголь незаменим в таких случаях.

«Приготовлено невкусно, но сгодится на закуску», – ковыряясь в тарелке, подумал Матвей. И решил запомнить шутку, чтобы озвучить при случае Яне. Он уже начал уставать от ее экспериментов…

Матвей не был голоден, но упорно закусывал; он знал, если пренебречь этим простым правилом, частые залпы алкогольной батареи могут сразить его наповал.

Вино коварно. Водка, виски или джин бьют в голову резко, как профессиональный боксер: хук справа, хук слева, два прямых, и жертва уже в салате. Вино плавно и почти незаметно, словно

мастер-дзюдоист, обхватывает за ноги, за руки, пригибает голову и вдруг – неожиданно бросает об стол, а порой – сразу на пол…

Вновь наполняя бокалы, Матвей немного пролил на скатерть: несмотря на меры предосторожности, прицельную точность движений сохранить не удалось. Беседа текла плавно, подпитываясь общими темами. Но самая актуальная обычно спрятана на дне совсем не первой и даже не второй бутылки.

Ему было интересно, как изменятся гости, когда спиртное внезапно разомкнет оковы приличия. Предвкушая что-то новенькое, Матвей щедро разливал вино, старательно недоливая себе.

Как поведет себя жена, Матвей представлял: Яна опьянеет незаметно, интеллигентно и спокойно. Потом что-нибудь обязательно уронит, неловко рассмеется и суетливо бросится поднимать упавший предмет. До конца посиделок больше не притронется к алкоголю и будет аккуратно пить сок.

Лишь однажды Яна разошлась. Совсем неожиданно…

Тогда они устроили себе романтические выходные в небольшом отеле, на первом этаже которого располагалась сауна с бассейном. Вечером, прихватив с собой вина, супруги направились туда, чтобы как следует погреться, поплавать и отдохнуть.

В помещении, где находилась сауна, висела такая густая и плотная атмосфера разврата, что прямо с порога хотелось вести себя разнузданно и непристойно. Глубокие кожаные кресла похотливо лоснились, словно призывая расположиться на них в замысловатых эротических позах. Бассейн маслянисто поблескивал и сулил погружение в бездонные глубины сладострастия.

Они выпили, погрелись в сауне, немного поплавали, и вдруг Яна сняла с себя купальник и начала плескаться нагишом. Раньше она не любила раздеваться где-либо, кроме супружеской спальни. Матвей с удивлением наблюдал, что нагота жены начала доставлять ей явное удовольствие. Сначала она быстро плавала и странно улыбалась, переворачиваясь то на живот, то на спину. Потом запрыгала на месте, смеясь и откидывая мокрые волосы назад. И он видел, как ее небольшая грудь то погружается в воду, то вылетает из нее, влажно сияя.

Взбудораженный невиданным зрелищем, Матвей поплыл к Яне для продолжения, но она неожиданно отстранилась, вылезла, надела купальник и ушла в сауну. Разыгравшаяся фантазия повлекла Матвея за ней, однако Яна опять твердо отклонила его притязания и сказала, что готова только в номере, а в сауне – категорически не будет…

Анфиса не отрывала угрюмо-тяжелого взгляда от мужа, и Матвей понял, что Серега опьянел. Анфиса же казалась гораздо трезвей остальных, хотя пила наравне со всеми, не пропуская ни единого тоста.

Серега раскраснелся, говорил громко, иногда смеялся невпопад, когда Матвей так же невпопад пытался острить. Разошедшийся сосед бурно жестикулировал, порой задевая стоявшие на столе бутылки, которые с удивительной точностью подхватывала Анфиса.

Несмотря на осторожность виноупотребления, финал Матвея неотвратимо приближался. Он понимал, что еще немного, и всё вокруг начнет расплываться, раскачиваться, и скоро ему будет трудно понять, что и зачем происходит. Еще немного, и он не сможет говорить связно, и слова начнут сами вываливаться у него изо рта, не дожидаясь, пока он соберет их в стройные и понятные предложения. Еще пару бокалов – и он уже начнет злиться оттого, что наконец-то понял что-то очень важное, и захочет поделиться со всеми, и будет пытаться рассказывать, но никто не будет слушать: каждый начнет перебивать, говорить что-то свое, и Матвей потеряет эту сверхважную мысль, и от этого он разозлится еще сильнее…

Матвей не очень хорошо помнил, когда Серега заговорил о блогах. Вроде бы они заканчивали третью бутылку и уже обменялись длинными эпопеями покупки квартир, слегка приукрашенными историями создания семей, и одинаковыми оллинклюзивными впечатлениями от горящих путевок. После чего перешли, наконец, от прошлого к настоящему. И к будущему.

Да, наверное, это была третья бутылка. Мечты о близком и, конечно, прекрасном будущем обычно приходят, когда спиртного, которого сначала было так много, а оказалось так мало, уже почти нет.

Анфиса и Яна незаметно обменялись неуловимыми женскими сигналами и уже окидывали мужчин строгими взглядами контролеров метро. Серега, немного запинаясь, но всё равно достаточно складно, рассказывал о своей работе на конвейере, когда начинал трудиться на фабрике простым рабочим.

– Двенадцать часов как робот, – громко и возмущенно повторял Серега. – И всего шесть действий… Я специально посчитал: повернулся, нагнулся, взял, разогнулся, повернулся, положил. Музыку слушать – нельзя, остановиться – нельзя, посидеть – нельзя. Сходить покурить – тоже нельзя. Как робот – раз, два, три, четыре, пять, шесть.

Серега встал и медленно продемонстрировал шесть отработанных движений.

– А что за фабрика? – поинтересовалась Яна, – с советских времен осталась, наверное?

– Да вот хрен там было! Совместная немецко-финско-датская, что ли, – ответил Серега, глотнул из бокала и продолжил:

– Адова работа! Два перерыва по пятнадцать минут, и але: опять херачить.

Анфиса толкнула Серегу в плечо.

– Не матерись! – рассерженно сказала она. – Сейчас домой пойдем.

– А платили как? – спросил Матвей.