
Полная версия
О книгоедстве
И ведь вполне полноценно на деле познав всю их гиблость (для духа), серость и полнейшую историческую неизменность некоторые возвышенные личности и впрямь порешили наспех проборонить старый огород новыми более острыми граблями…
Правда, слишком при всем том были они необычайно далеки от какого-либо более-менее верного понимания, что как есть, до конца нерадиво взяли они никак не тот для всего того явственно неподходящий инструмент.
Ну а может, им и было чисто уж все равно чего – это именно в сырую землю могучей силой разом так сходу воткнуть.
Тот же Лев Толстой, обретаясь у себя в том и вправду им всем сердцем любимом имении, совсем погряз в форменном прекраснодушии, а значит и отображение им людского быта в сколь многих его бессмертных произведениях, при всем их общемировом значении и великих литературных достоинствах, совершенно уж никак небезвредно.
19
Причем поболее всего – это было существенно как раз-таки для читательского восприятия именно тех людей, которые попросту уж вовсе ведь не умеют четко провести на редкость конкретную межу промеж благой творческой фантазией и порою сколь беспримерно суровою реальной жизнью.
И это именно, поскольку в душе неисчислимо многих российских интеллигентов возвышенное литературное творчество стало занимать до некоторой вот степени… излишне уж чересчур главенствующее место.
И ведь не только в виде задушевных изысканий человека, явно старающегося всею душою соприкоснуться с чудесным миром прекрасного, но и создавая всяческие красочные миражи, в той откровенно простейшей и серой обыденности совсем беззастенчиво вытесняя сиюминутные реалистичные картины жизни, довольно-то надуманным миром исключительно светлых и самых бесподобнейших о ней смелых фантазий.
И, конечно, во всем этом не было бы той по-настоящему большой беды, кабы ни зло, прекрасно умеющее мимикрировать и весьма старательно подделываться под то сколь белокрыло светлое и всеми нами извечно желаемое благо.
Дикая гниль бесчеловечно подлой задушевной корысти при подобных делах всячески так радостно объявляет именно что своими цели излишне чересчур доверчивого добра.
И до чего свирепо при всем том их враз извращая… и впрямь-то попросту доводя всю ситуацию именно как раз до того невообразимо безумного радикализма.
И уж как раз в самой невообразимой спешке, сходу вооружившись никак не в меру прямодушными либеральными принципами…
Причем те самые считай первоначальные их носители раз, и навсегда перестают чего-либо этакое сладкое щебетать о наиболее величайшем во всем этом подлунном мире и вправду распрекрасном грядущем, только лишь оказавшись всею своею главою, как говорится, разом на плахе…
Ну, а за тем дело вовсе не станет, ну а пассивное большинство, как варилось оно в своем собственном соку, так и далее будет оно именно в нем и впрямь бессловесно вариться…
20
И, конечно, все это совсем нетипично для всех тех необычайно же мощных духом и телом и впрямь наиболее достойных людей.
Однако, сколь то безнадежно же плохо, когда они, кроме самих себя, ну совсем ничегошеньки нигде и никак явно не примечают.
А к тому же ничего и знать не знают, да и попросту не признают за хоть сколько-то достойный всякого уважения настоящий авторитет.
Это и приводит порою к тем чудовищно трагичным ошибкам при буквально любой попытке прийти к той более-менее взвешенной и здравой оценке всего того вокруг них буднично и никак небеспричинно исстари происходящего.
Ну, а от чего-либо подобного было не более чем два самых коротких шага, чтобы сходу затем уж податься в то весьма подобострастное услужение ко всем тем сурово нахмуренным бровями холуям безумно запутанной и воинственно тупой идеологии.
Ее сторонники весьма яростно заявляли о всеобщей сплоченности и самой непримиримой борьбе во имя всеобщего торжества бесславной веры в то самое чисто так аляповатое и нелепое всеобщее счастье.
И уж в саму основу данного подхода ко всей общественной жизни легли именно те ничем несгибаемо верные интеллигентские принципы, совсем безотчетно основанные именно что на самой ярой бескомпромиссности и суровой прямолинейности.
Хотя, между прочим, всей той никак не спешащей изменяться обыденности еще изначально было свойственно, то до чего вот именно глобальное несоответствие наскоро надуманным о ней всяческим красивым мыслям, в основе которых был заранее положен сущий каприз безропотного благоволения бравым чаяниям всего своего безнадежно же аналитически самосозерцательного и однобокого ума.
А между тем, как правило, он разве что только еще послужит самой неотъемлемой первопричиной для всей той несколько чрезмерной чистоты никак не замаранных в мелких житейских коллизиях дланей.
Ну, а точно также он явственно же приведет и ко всем тем неимоверно всеядным ласковым ожиданиям неких самых скорых и до чего благих перемен.
21
А главное, сколь непомерно высокая цена всей той изумительно благостной восторженности в цепях немыслимо сладостных ожиданий и будет весьма вот немыслимо крайне же ужасной.
А все потому, что нечто подобное сходу приводит разве что к сущей расхалаженности душ людей, видящих одни лишь книжные образы вместо тех более-менее хоть как-либо доподлинных реалий жизни.
В том ярком и светлом сне калейдоскопа радужных иллюзий можно будет вовсе так безбедно прожить и всю свою жизнь, и это чье-то считай уж полностью личное дело.
Но когда подобного рода людей среди работников умственного труда в каком-либо обществе становится явно не в меру, слишком много ничуть не следует, затем удивляться, что суровые будни житейского быта вполне еще станут не очень-то бледной копией дантовского ада, а еще и отнюдь никак не на белой бумаге.
Хотя то, конечно, уж чистая правда, что совсем ни у кого при всем том не было каких-либо злых намерений и те люди, что бороздили просторы литературной вселенной, в поисках идеалов хотели только добра и света, причем сразу для всех, а не одних исключительно лишь себя лично.
Они и впрямь всею душой хотели приблизить свет и отбросить тени тьмы, да только для этого надобно вполне настоящее умение, а не одно большое и более чем целеустремленное к тому желание.
Страстно желаемое, растравливая воображение некую сладкую цель и близко так явно не приближает, а только делает ее значительно более заманчивой…
И именно нечто подобное и порождает всевозможные интуитивные ожидания неких грядущих благ, что сколь непременно ждут впереди всех тех, кто будет до чего безудержно и радостно упиваться светом ярчайших и лучезарных истин, довольно-то малодоступно отображенных в фолиантах всевозможной красочной и сухопарой философской литературы.
Причем слишком уж в ее чертовых дебрях довольно-то многовато весьма ведь различных и крайне извилистых подходов ко всей той на редкость обыденно существующей и исключительно подчас чрезвычайно суровой действительности.
И главное, никакие философские течения самое основное русло жизни нисколько не изменят, а только лишь и могут они устроить на его пути плотины и запруды, мешая ему течь своим совершенно нормальным путем.
Да и явно веет от всех тех пресных и сухих философских постулатов именно тем еще сладковатым душком смерти всякой той кое-кому в конец уж опостылевшей естественности, поскольку в книгах некоторых (далеко не всех) авторов, безусловно, преобладает сущий елей самой безыскусно вычурной искусственности.
А, кроме того, в некоторых книгах обязательно присутствуют, никак небезобидные элементы сколь откровенно так неистовой жажды, что весьма яростно алчет, всяческих и всевозможных буквально-то всепожирающих перемен к чему-либо сказочно наилучшему.
22
А между тем, та безукоризненно настоящая горькая правда всецело заключена именно в том, что для непомерно огромного грядущего счастья человечества было бы действительно вот нужно никак ничего того лишнего совсем не измышлять, а преспокойно жить, да поживать во всем по старинке.
То есть именно как оно и было до того безмерно так огненно революционного начала всего того 20-го века…
Причем разве вот кто-либо в ту еще дореволюционную, идиллически пресыщенную благими ожиданиями эпоху и в мыслях своих хоть сколько-то постарался по мере сил обуздать все те на редкость откровенно нелепейшие фантазии?
Ну, так, а заодно вместе с тем вполне ведь следовало до чего деятельно заняться более-менее реалистическим переосмыслением самых обыденных нужд, полностью как есть относительно нового индустриально развитого общества.
Причем если уж и впрямь усовершенствовать вконец заржавленный механизм государственного обустройства, то только лишь руководствуясь при этом логическими принципами, как есть напрямую связанными с логическими цепочками, выстраиваемыми самой жизнью, а не чисто издали пристроенными к ней всякими там философскими постулатами.
А то слишком уж много и весьма неуемно фантазируя, вполне вот возможно будет разом так воссоздать все те истинно давнишние и стародавние средневековые грезы о некоем том лишь некогда затем некогда грядущем рае.
А между тем те самые ослепительно яркие и чисто мифические реалии всего-то, что совсем ведь беспочвенно были притянуты чисто за уши ко всем тем на редкость колоритным и конкретным планам буквально же всеобщего последующего развития ныне существующего общества.
И внешне при всем том оно может выглядеть на удивление красиво, но чисто показная величественность запросто может лишь поболее подчеркивать всю убогость и аморфность чьих-то бравых планов, искрометно построенных на быстро уж высыхавшем на солнце песке…
Причем первоосновой всему тут был именно тот так и изрыгаемый из сколь многих уст воинственный нигилизм столь вот откровенно при этом подкапывающейся под саму основу основ донельзя неприглядно и по сей день точно также существующей современности.
ДА И ТО ОТЧАЯННО БЕССЛАВНОЕ ЕЕ ОКУЧИВАНИЕ ВОСТОРЖЕННЫМИ ДИФИРАМБАМИ ПО ПОВОДУ ГРЯДУЩЕГО КОНЦА ВСЕЙ ТОЙ И БЕЗ ТОГО ДАВНО УЖ ВКОНЕЦ СГНИВШЕЙ ПЛЕСЕНИ ВСЕГО ТОГО КРАЙНЕ ГИБЛОГО ЖЕ МИНУВШЕГО…
И главное, в том самом подвально сыром и темном сталинском грядущем, данным идейно верным намерениям и впрямь еще будет разом уделено довольно-то пристальное внимание со стороны тех, кто полноправно захочет разом захомутать массы при помощи сладковатой на вкус, но очень уж горькой по всем плодам своим, донельзя осатанелой атеистической идеологии.
23
Причем уж, конечно, самое подробное обсуждение весьма впечатляющих перспектив лучшей жизни сколь неотъемлемо важно и исключительно многим еще поистине нужно.
Однако при этом должно было чему-либо подобному происходить никак не на почве совсем беспримерно ярого отрицания всего того доселе ведь некогда бывшего в прошлом.
Ну а тот новый дом для всего общества и за целый век никак не построишь, а потому только и остается, что всеми силами разом укреплять стропила всего того доселе бывшего старого дома, а никак не расшатывать их еще больше на диком ветру никем нежданных перемен.
Однако для всяких тех безумно ярых либералов был вполне же чудовищно оскорбителен, сам как он есть факт того, что то древнее и крайне на редкость в чьих-либо глазах весьма обветшалое здание векового самодержавия и по сей день почему-то совсем нелепо и неправо все еще безбедно разом вот существует.
И нечто подобное явно их доводило, считай, что до белого же каления.
Они хотели света и разума, но дождались разве что тех уж самых серых времен лютой тьмы и всевластия тупой силы и крайне так осатанелого невежества.
А между тем той нынче раз и навсегда канувшей в лету Российской империи до тех сколь доподлинно лучистых дней было некогда и близко-то совсем недалеко.
И надобно было разве что только-то и всего, весьма благоразумно и трезво взявшись за дело никак не наспех со временем улучшить жизнь всего того именно так ныне существующего общества.
Однако чего-либо подобного тому было бы вовсе ведь не достичь путем самой же скорой и отвратительно насильственной смерти всех тех нисколько неординарных людей, что и вправду более чем выгодно отличались от серой и гомогенной массы почти безынициативных обывателей.
Всякая толпа она не только сера и стадна, но и полностью никчемна в каком-либо том или ином интеллектуальном смысле и все ее мышление полностью первобытно, а потому и заря новой краснознаменной эры могла носить один лишь тот сколь пламенно кровавый и крайне разрушительный характер.
Настоящий духовный прогресс может прийти с одним только тем чисто индивидуальным и всесторонним развитием личности каждого члена общества в отдельности, что и создаст со временем новый конгломерат сознания у всего населения какой-либо многомиллионной страны.
Ну а весело вывешивать новые знамена и заменять былые иконы лозунгами и портретами совершенно ничтожных вождей…
И разве от всего того действительно могла бы на деле хоть как-либо перемениться сама суть использования рычагов всего того еще издревле вполне же одинаково работающего управленческого механизма?
Ведь для того, чтобы он и вправду начал функционировать несколько иначе следовало приложить все силы ради лучшего просвещения народных масс, а никак не травить им душу сказками о лучшей доле после того как они и вправду мигом разом очнуться от своего векового сна.
То есть, вместо того чтобы более-менее прочувственно теребить массы восторженными прокламациями надо было их хоть как-либо еще научить вполне самостоятельно думать, а точно также и выводить тех самых считай отдельных его представителей из сущей тьмы на редкость беспросветного невежества.
Однако нечто подобное кое-кому было и близко вот попросту не с руки, раз эти люди и мысли не допускали о том, чтобы хоть как-либо принимать во внимание всю тяжесть вериг того самого и поныне совсем недалекого крепостного прошлого.
И как уж то вообще может быть иначе, коли такие деятели хотят буквально всего сразу и до чего незамедлительно…
И скорее всего, тот наиболее верный путь, вполне разумного и планомерного развития ярких индивидуальностей, а также еще и никак не глубокого взрыхления почвы пустоголового невежества плугом знаний самых азов науки был ведь ни в едином глазу попросту не для них.
Потому как подобного рода просветителям широких народных масс чего-либо ожидать было, и близко-то явно вовсе невмоготу, поскольку мыслили они, да и по сею пору, только-то и мыслят лишь о неких великих благах совсем иного грядущего.
И при всем том они и впрямь радостно втягивают носом ароматы очаровательно светлого и чисто абстрактно сколь лучезарного же бытия, до которого, как оказывается ныне, ну совсем считай так рукой подать.
А все это между тем и вправду некогда подтачивало свет и тепло внутри всякого никак не изощренного в каком-либо абстрактном мышлении на редкость уж незамысловато простецкого человеческого естества.
Ну а тот поистине достойный выход для каких-то вполне искренних людских эмоций тут будет именно явно уж только один.
Причем как есть, сходу разом окажется, до чего еще разрушительна, вся его более чем зачумлено чудовищная суть.
Ну а сколь безвылазно ждать чего-либо на редкость иного самый напрасный же труд.
Но у кого-то при этом так и ощущается в груди дикое стеснение из-за весьма суровой безысходности нынешней жизни.
Ну а как раз потому только и требуется найти же силы для самого спешного грядущего раскрепощения безмерно великих масс трудового народа.
Причем и поныне именно то крайне болезнетворное ощущение из-за всего того социального неравенства и нагнетает все то от века более чем беспросветно темное, что совсем неприметно ютилось на самом краю всего того самыми повседневными мыслями только и существующего всякого того или иного нынешнего общества…
И это как раз-таки оно сладостно соблазнившись ароматом скороспелого добра весьма скорехонько в самый удобный для того момент исключительно же спешно и выползет из тьмы времен на весь Божий свет.
Причем те простые люди столь самозабвенно ожидающие манны небесной после того как яркие лучи книжных истин действительно прольются на скатерть-самобранку крайне непритязательной обыденности могут и не понять, что насильственная смерть несветлого минувшего всегда подразумевает рождение настоящего ада.
И этакий кромешный ад затем уж затмит все те ужасы, когда-либо ранее имевшие место в том или ином уже случившемся прошлом.
Однако нечто подобное было бы вовсе вот невообразимо сложно доказать даже и тем людям позапрошлого века у которых душа находилась в сердце, а не вконец воспалившейся слепой кишке.
А впрочем, буквально все господа идеалисты были пламенно восторженны и бескомпромиссно фанатичны.
То есть, были они вполне разом готовы к любым лишениям народа во имя воплощения в жизнь суровых планов до чего еще спешного и донельзя неотложного преобразования всего ведь того тогда существующего общества.
Тем более что уж внутри всего своего совсем непритязательного «я» и по сей день их потомки и близко так пока не расстались со всеми теми сколь давнишними идеалами чисто средневекового рыцарства.
Однако в эти наши новые времена надо бы брать на щит никак не идею, а сколь весьма разносторонние знания и именно идея народного просвещения и есть главный козырь в борьбе за всеобщее народное счастье.
А под эгидой отчаянно свирепого уничтожения всего того навеки ныне проклятого прошлого как раз-таки его и будет легче ведь всего затем, сходу же восстановить, да еще и в самом наихудшем виде и форме.
Причем слепой энтузиазм серых масс лучше всего будет подогревать, именно при помощи воззваний сотворить же чудо враз отменив все лихие беды в поту и крови доселе минувшего…
Ну а то, как оно есть совсем уж иное грядущее и вправду с собой принесет весьма беззаботную радость и свет, вполне верно рассевающий всякую былую тьму, да только весь тот архиважный вопрос уж для кого это именно?
И понятное дело, что и впрямь занялись все те злосчастные недруги всякого векового зла самым бесславным делом сущего сожжения, считай уж дотла даже и самих мелких следов всякого того еще недавнего прошлого.
А между тем его и близко нельзя уничтожить не раздавив при этом в кровавую жижу все то, что до того наживалось потом и кровью продуманного воспитания многих и многих поколений тех людей, которые жили в достойной вере не призывающей ненавидеть целые сословия людей за одно их никак не пролетарское происхождение.
А тут значится, все то, что доселе и впрямь было безупречно святым, разом ведь стало совсем уж никак никому явно ненужным хламом всякой той ныне полностью былой истории.
Но историю вовсе нельзя попросту так отменить и начать заново, а можно разве что ее до чего спешно направить по несколько иному маршруту.
И вот за тем откровенно пышущим суровою силою паровозом с красными знаменами напыщенно помпезной идеи более чем неизменно шел же состав насуплено сытой тупости, что и впрямь тогда сколь еще весело обреталась в вечно полуголодной и в мирное время стране.
24
И одной из наиболее основных причин, почему со страшным скрежетом некогда произошел поворот в кровавую бездну почти бездонного социального зла, автор считает сущую же упоенность веры весьма многих наивных людей, что действительно всем сердцем поверили в реальную возможность в единый миг сделать некую сказку вполне объективно осязаемой житейской былью.
А между тем всякие праздные фантазии подобного рода только лишь предают самого резвого ускорения ужасному падению назад в сущую дикую первобытность, а потому и совершенно неизбежны были ныне всяческие те весьма вот обильные человеческие жертвоприношения.
И дело тут никак не в том, что всякие логические построения всею силою своего крайне однобокого ума сколь кособоко сцепленные в некую единую цепочку в той ведь бессмысленной же попытке самой спешной переделки всего того ныне имеющегося мироздания абсолютно так вовсе излишни.
Даже и людям на редкость ограниченным никак не грех время от времени подключаться к жаркому обсуждению принципов вполне разумного усовершенствования всего окружающего их общества.
И всегдашне вот нечто подобное будет жизненно важно, да и вообще между тем исключительно ведь более чем разом всецело же необходимо.
Да только ту до чего невзрачно и одноцветно серую толпу при всем том вполне разом следовало бы явно оставить полностью в стороне от всего того весьма глубокомысленного переосмысления разве что лишь некогда затем еще грядущего иного бытия.
И право уж, кто – это будет с тем вообще, собственно, спорить, без тени сомнения всякое то безупречно разумное приспособление к обыденной практике бытия всех тех незыблемо простецких истин безо всяческих (никак неидеалистических) словесных баталий в их честь нигде и никогда попросту вовсе так никак не бывает.
Однако при всем том те, куда поболее цивилизованные нормы в весьма твердых рамках донельзя стародавней Российской империи вполне ведь следовало прививать никак не наскоро, а взвешенно, и очень даже многоступенчато и ясное дело, что безо всяких резких рывков.
А то от всех тех чисто утопических намерений во всем родном отчестве истинно же наилучшей жизни для всего народа и близко попросту вот явно никак не прибавиться.
Скорее наоборот – именно благодаря им и растекутся по всей стране широкие и глубокие кровавые лужи.
Причем, самое ведь бесправное пролитие невинной людской крови будет сколь еще повсеместно же осуществляться как раз-таки во имя более чем неистово деятельного и последовательного умерщвления всего того навеки проклятущего несветлого прошлого.
То есть, все эти дела отныне будут весьма воинственно и безысходно совершаться разве что ради сущего приближения грядущего прихода царствия добра и света, правда, на одних лишь вовсе безликих и праздных словах.
25
И этакого рода беспутные действия разом же обернулись одним лишь вполне бессмысленным и ожесточенно массовым людским самосудом.
Да еще и был он всецело осуществлен никак не над неким тем чисто же пресловутым темным прошлым, а именно над всем тем истинно светлым грядущим, коему без каких-либо вот на деле сознательных усилий в этот мир и близко вовсе никак затем не прийти…
И наиболее главной целью всех тех сколь искрометных перемен будет именно то весьма планомерное насаждение одной лишь той исключительно бескрайней духовной и физической нищеты…
Причем царство слепого невежества, а также елейного, юлящего, а порою и раболепствующе заискивающего хамства – это и есть то, что могли наскоро возвести на трон доселе безмолвные массы простого народа громогласно вооружившись, незыблемой верой в то, что человеческую природу можно будет запросто переиначить, начисто разрушив весь неимоверно подлый гнет собственнического угнетения…
А между тем всякая людская суть полностью незыблема, и ее могут изменить одни лишь довольно-таки долгие тысячелетия плавного, и вполне продуманного, как и безропотно же во всем донельзя примиренческого уравновешивания между обычной жизнью и сколь блестяще красочными о ней мечтаниями.
Ну, а чудовищно взрывными темпами уж буквально все безотчетно круша, а, никак и близко не возводя чертоги, той самой мнимо будто бы и впрямь наилучшей жизни можно было разве что всецело добиться одного того самого незамедлительного угасания тех истинно доподлинных очагов всяческой настоящей культуры.
Причем уж, весьма размеренно шагая и шагая строго вперед, а еще и сея при всем том семена знаний, а не только самого бессмысленно пустопорожнего и на редкость безнадежно речистого словоблудия и можно было со временем сходу добиться весьма этак обширного благоденствия всех тех от века совсем непоправимо обездоленных рабочих масс.
И никак иначе и нельзя прийти к той несколько лучшей общественной жизни, поскольку тот другой значительно во всем поболее простой путь явно чреват одним лишь резким откатом назад в темень и грязь давно уж будто бы разом ныне минувшего.
Да еще и сколь приумножаться тогда все его былые беды став подчас вдесятеро тяжелее всего того, что было когда-либо только доселе уж прежде.
И вот от всего того до чего самодовольно благодушного революционного гуманизма остались затем одни великие горы совершенно безымянных трупов.
Ну, а коли кто-либо весьма слащаво и задушевно думает совершенно иначе, то он явный приверженец именно тех нисколько нелепых веяний, что в прошлом и стали одной из первопричин как раз того, что бессмысленный и беспощадный российский бунт и был всецело оседлан насквозь ядовитыми духом и мыслью безнравственными прохиндеями.
А чего иного тут можно было ожидать раз в том фактическом же преддверье новоявленной революционной эры, все то просвещенное российское общество буквально вдоволь обильно пропиталось бликами чудесного грядущего, которому непременно должно было, собственно, попросту быть и никаких гвоздей.
И главное все, вконец отстраненные от всяческой седой, как лунь действительности сладкие грезы низменно зиждились, прежде всего, на том, что буквально всем тогда стало как штык безукоризненно ясно, что где-либо далеко-далеко впереди вот-вот и забрезжит свет чего-либо нового, но заря это или закат – на глаз было не определить.