ОНА.puzzles

– А мне сделаете?

Я оглянулся. Передо мной стояла эффектная шатенка из породы скорее ищущих приключения, чем свою судьбу. Я посмотрел ей за спину, взглядом поискав пригласивших меня пацанов. Один из них улыбнулся и кивком подтвердил мои предположения. Хоть это и было лишнее, но из деликатности я согласился угостить девушку, предупредив остальных, что готов дать рецепт, даже оставить его в баре, но заказов больше принимать не буду.

Пока я мастерил коктейль для шатенки, блондинка, тем временем, заскучала. Не понимая, видимо, как себя вести в сложившейся ситуации, она принялась с озабоченным видом перебирать что-то у себя в сумочке, иногда поглядывая на меня. Я же откровенно смотрел на нее. Шатенка переводила свой взгляд с меня на нее и обратно. Милая барменша участливо наблюдала за нами, на автомате обслуживая остальных.

– Я вообще-то подошла вина взять… – зачем-то попыталась оправдаться блондинка.

– Готово, – я закончил производство очередного полосатого бомбардировщика В-52, готового отправиться в свой первый и последний полет. – Видели, как мы пили?

Шатенка, как можно эротичнее обхватив своими пухлыми губами соломку, с готовностью кивнула. Я поджег и приподнял ее челку, чтобы не опалить. Она втянула в себя содержимое.

– Класс! – выдохнула девушка, закатив при этом глаза. – Спасибо!

– Да не за что, – улыбнулся я и обратился к блондинке: – Могу я Вас еще чем-нибудь удивить?

– А Вы хотите меня еще чем-то удивить? – смутилась женщина, достав наконец из сумочки сигареты.

– Текила-бум! – я щелкнул зажигалкой.

– Текила – что?! – одновременно спросили блондинка, шатенка и барменша.

– Текила-а… бум… неужели вы и о нем не знаете? – удивился я.

– Это Крайний Север, мужчина! – подмигнула шатенка, покосившись на блондинку. – Мы тут, порой, друг друга в пургу не узнаем.

– А если бы мы все знали – чем бы Вы нас удивляли? – в тон подметила барменша. – Тоже горит?

– Нет, не горит, но зажигает прилично.

– И что нужно?

– Текилу и Sprite.

– И все?! – вновь хором удивились женщины.

– И все. Тут гораздо важнее – из чего пить.

– А из чего надо?

– Важно, чтобы дно у бокала было основательное, толщиной… э-э-э… как лед за бортом, короче. Есть такие?

– Как под виски с колой, что ли? – догадалась барменша.

– Пойдет. Текилу серебряную, Sprite холодный.

– А текилу какую?

– Он же сказал – серебряную, – вместо меня ответила шатенка, но барменша ее по-свойски осекла:

– Не умничай! Есть сауза, есть ольмека. Какую надо?

– Без разницы. Давайте Саузу.

Спустя полминуты прямо на стойке стояла бутылка Sauza silver, пара запотевших банок Sprite и основательный бокал с основательным дном – как раз то, что надо.

– Как я понимаю, мне снова начинать.

Девушки дружно закивали.

Я налил в бокал текилы, залил ее газировкой и, словно мне предстояло нечто смертельно опасное, уперся обоими руками в стойку, под любопытными взорами моих новых подруг. Когда у взоров начали вопросительно приподниматься брови, я накрыл бокал ладонью и, слегка приподняв, резко ударил им об стойку – от чего напряженные девушки невольно вздрогнули – и залпом выпил вспенившуюся жидкость.

Дольше всех брови возвращались в обычное положение у барменши, не понимающей как реагировать, когда гость лупит стаканом по стойке из морёного дуба и посетители невольно обращают внимание на ее безмятежный островок, заставленный дорогими напитками. Шатенка и – что было для меня важнее – блондинка смотрели на меня с таким восхищением будто я только что проглотил взрывную волну разорвавшейся в бокале бомбы.

– Я бы попробовала.

– Я тоже!

Женщины переглянулись, но не как соперницы, а, скорее, как соучастницы – все-таки тяга к экспериментам, особенно алкогольным, сближает.

Итак, я солирую, два бэк-вокала и симпатичный ди-джей за стойкой, со скепсисом в глазах меняющий стеклянные треки. Мы уже, так или иначе, спелись и спились. Или – сплелись на этом небольшом уютном островке в море азарта, такого же горячего, не смотря на Заполярье, как и в любом другом месте, где крутится рулетка и бесстрастный крупье сдает карты на Stud Poker или в Black Jack. И пока горят страсти в зале, я снова и снова создаю и уничтожаю огнем очередной В-52 или устраиваю небольшой Tequila-boom в компании трех очаровательных аборигенок, отогревших своим теплом блуждающего во льдах зверя. И в этом наша сиюминутная страсть, наш огонь, ласкающий языками пламени самую душу, заставляя учащаться пульс от перехваченного взгляда.

Мы почти не говорим, так – какие-то общие фразы: откуда? да что Вас сюда занесло? И еще разные пустяки, соскальзывающие с красивых губ и растворяющиеся в табачном дыму. Но – глаза! Глаза каждого из нашего спонтанного квартета говорят больше и говорят что-то важное, и таким образом мы болтаем без умолку: я с блондинкой, шатенка с барменшей, обсуждая нас и сложившуюся ситуацию; шатенка со мной – что дальше? Блондинка с барменшей – какой в этом смысл? Я с барменшей – чем все это закончится? Блондинка с шатенкой – тебе это надо?

И во время этого разговора мы пьем, даже забыв познакомиться друг с другом, да и надо ли это? Когда хорошо от обжигающей текилы, когда слова не нужны, когда так звонко бьет стакан с твердым дном об барную стойку из морёного дуба и достаточно лишь взгляда… Каждый из нас по той или иной причине – не важно по какой – оказался здесь и внезапно Ледовитый океан оказался теплым, заполярье превратилось в субтропики, а данная минута ценней всей прожитой жизни – вот что важно! Важно на столько, что из этого пике не хочешь выходить, понимая, что и другие готовы составить тебе компанию и одним экипажем смотреть в иллюминатор на горящий хвост пылающего бомбардировщика В-52 в ожидании последнего текила-бум!

– Ну ты чо так долго?! Я там лечу не по-детски!

Текила… сука… бум!

Я оглянулся на голос. Голос принадлежал упитанному на вид коммерсу и обращен был к блондинке, которая, беззвучно, округлив глаза, одними губами произнесла «бля-а-а…», тут же вся как-то смутилась, как-то сжалась, засуетилась вся, снова полезла в сумочку (я давно заметил, что дамские сумочки имеют какие-то особые секреты, выручающие их в трудную минуту, и, ко всему прочему, вмещающие в себя кучу всяких пустяков), достала из сумочки деньги и с мольбой, застывшей в прекрасных голубых глазах, протянула их барменше. Та, нисколько не удивившись, словно это была их домашняя заготовка «на всякий случай», тут же поставила на стойку два бокала красного вина. Мужчина взял по бокалу в каждую руку, с подозрением посмотрел на нас с шатенкой и, уходя, повторил своей спутнице:

– Пошли, тебе говорю! Я лечу – вообще!.. – видимо, других аргументов у него не было.

Блондинка, пряча глаза, получила сдачу, положила ее в сумочку и, прежде, чем уйти, шепнула мне на ухо, красноречиво посмотрев на шатенку:

– Я ревную.

Вот те и текила, сука, бум! – подумал я, провожая взглядом ее удаляющуюся фигуру, попутно изучая все ее достоинства. – Она ревнует! Надо же!.. В этом вся женская суть: она уходит с другим, но не перестает ревновать тебя к той, с кем сама же и оставила.

Я сразу вспомнил одну свою давнюю подругу и наши тактильно-визуальные отношения. Ее муж был мой, если не друг, то хороший товарищ, а она сама дружила с моей, можно сказать, женой. Однажды она так же на одной из вечеринок в одном из московских клубов, после того, как я станцевал с какой-то девушкой, из-за которой, кстати, случился довольно неприличный скандал, едва не кончившийся вполне приличными разборками, так же потянула меня танцевать и нежно шепнула мне в самое ухо: «Я тебя ревную…» и так прижала к себе, что увидел бы наш танец ее муж и одновременно мой хороший товарищ, вечер мог закончиться перестрелкой за нашим столиком. Конечно же, я тогда обалдел. Она мне нравилась, но сказать, что нравилась очень – не позволяли рамки приличия. Тем не менее, после этого наши отношения застряли в опасной близости от спонтанного адюльтера и заимели в свое распоряжение нашу книгу, наш фильм, нашу музыку, нашу песню, звучание которой всегда теперь напоминает про нее, и я уверен, что ей про меня, потому что она не сможет не вспомнить все эти возбуждающие до самых пяток нечаянные прикосновения, взгляды, незаметные другим, и поцелуй в танце на грани разоблачения. Мы знали с ней друг про друга буквально все: она – моих любовниц, я – ее любовников. При этом, оба бешено ревновали, но – каждый в своей постели, лаская кого-то другого, но представляя: я – ее, она – меня, что, по большому счету, уже измена, сломавшая своими фантазиями рамки недозволенного, нарушая запреты и заповеди, стремясь душою на встречу друг другу, находя, что это все какая-то нелепая ошибка, бестолковая случайность или странное стечение обстоятельств, не дало нам быть вместе – слишком много было между нами общего во взглядах на жизнь и на общий порядок вещей; она была не чужда высоких материй, мечтательных взоров в звездное небо и прочей эзотерики, замешанной на тотальной сексапильности, оставившей за собой нашу тайну, которую знал только ветер, в общем, и пара томиков Бродского, в частности, найдя довольно уютную нишу в моей памяти, и, кроме прочего, подбросив пару паззлов в портрет Моей Женщины…

Но, как бы там ни было, сейчас Мою – как мне показалось – Женщину увел какой-то местный заигравшийся тип, нарушив, тем самым, гармонию этого вечера, взрывной смеси текилы и Sprite и пикирующего бомбардировщика В-52, вырвав изнутри меня что-то дорогое – возможно, сердце – и теперь, усмехаясь, показывая его издали. Я живу, я могу пошевелить пальцами, могу даже шевелить мозгами, выпить водки и любвеобильно провести ночь, но все это будет не цельным. Без души, без сердца, без светлой памяти о темной ночи.

Я только что раздувал огонек надежды на то, что это – Она, но кто-то, проходя мимо, просто так, забавы ради, дунул в мои ладони, потушив солнце. Словно напалмом выжгли лужайку с полевыми цветами – нежными и безобидными, по определению…

– Это ее муж, – проявила осведомленность барменша и добавила с презрительным нажимом на букву «е»: – БизнЕсмЕн.

Все-таки я нравлюсь барменшам и официанткам.

– Ну?! И что теперь? – поинтересовалась шатенка. – вечеринка испортилась от того, что исчезла Золушка?

– Золушка… – повторил я, вспоминая все сказочные коллизии, выпавшие на ее долю. Все мы с большой натяжкой подходили на роли в этой сказке. – Ну, почему же?.. Что нам мешает продолжить вечеринку, пока она ищет свой хрустальный башмачок? Такой номер в программе: В-52 падает и происходит текила-бум! Прикольно?!

– Пожалуй, – согласились девушки.

– Так делаем!

Мы сделали по горящему В-52, в производстве которых мне уже вовсю помогала милая барменша, и, не дав себе выдохнуть проглоченное пламя, тут же жахнули бокалами по стойке и влили в себя шипящую жидкость. Стоявшие рядом с любопытством и некоторой долей зависти наблюдали за тем, как, оказывается, весело можно потреблять экзотический алкоголь вместе с забывшей про них хозяйкой бара.

Я нет-нет да и посматривал в сторону стола, за которым «рулетка» вела свой беспощадный бой с трясущими своими бумажниками коммерсантами, среди которых был счастливый обладатель той Женщины, которую я не знал, но, казалось, искал всегда, а Она не знала, что так нечаянно может надломиться Ее супружеская жизнь.

– Знаешь, – обняв меня за плечи, в самое ухо заговорила шатенка, – это бесполезный номер. Дело даже не во мне. Мне-то, по большому счету, пофиг, хотя уйти с тобой, конечно, лучше, чем с любым из этих мудаков.

– Спасибо за комплимент.

– Не перебивай! – девушка красноречиво поднесла сигарету к своим пухлым губам. Я щелкнул зажигалкой. – Пожалуйста, – кивнула она, выпуская дым. – Но она… За ней никаких историй, прикинь! У нас, конечно, не деревня, но и не Москва – всех видно. Все пару раз в неделю появляются на этом ботике или еще где, типа этого. Наверное, так надо, не знаю… В-общем, все пересекаемся, все друг друга видим и все про всех знаем. Я тут тебе про всех почти могу что-нибудь рассказать. Я даже знаю с кем ты спишь, – это уже барменше, которая ничуть не смутившись, улыбнулась «Хорош…» – Хорош не хорош, а знаю. И все знают. А за нее даже сплетен нет! Даже дико как-то…

– Это ж хорошо!

– Ну, не знаю. Я, видать, до этого еще не доросла… Так что, друг мой, по любому, это дохлый номер.

Я оглянулся через лежащую на моем плече ухоженную руку, украшенную несколькими золотыми браслетами различной толщины, и посмотрел в зал. Блондинка стояла за спиной своего разгоряченного мужа с бокалом вина, словно, наблюдая за его игрой. Словно… Хоть и дергались уголки ее губ, как бы реагируя на игру, но смотрела она в нашу сторону. Несколько раз наши взгляды пересекались и в ее глазах я мог увидеть то, что – я больше, чем уверен – ее муж никогда не видел и вряд ли когда увидит. Мы будто продолжали начатый у стойки разговор…

– Но одно можно признать точно, – продолжила шатенка: – Она на тебя запала. Я ее такой никогда не видела.

– Да уж, – подтвердила барменша ее слова.

– Только, что это меняет? – вздохнул я.

– Что это меняет?.. – шатенка демонстративно отодвинулась от меня, осмотрела с головы до не вписывающихся в местный колорит туфель – видно было, что В-52 текилабумкнулся у нее внутри довольно прилично – и сказала на мой чисто субъективно мужской взгляд совершенно не логичное:

– А то, что я с тобой тоже не пойду!

– Почему?! – вместо меня удивилась барменша.

– Не знаю… – шатенка прищурилась, стараясь сфокусироваться и подобрать весомый аргумент, и, тряхнув челкой, нашла: – Из солидарности!

Я посмотрел на барменшу, застывшую с фужером в руке, и понял, что этот невероятный довод не оставляет шанса получить бонус после работы. Конечно же, я этого делать не собирался, но осознание самого факта несколько расстроило.

Конечно, при данных обстоятельствах этот аргумент солидарности выглядел скорее кокетством, и эта блажь была легко устранима, но мне самому стало легче. Пусть так и будет – не должен кем-то когда-то заведенный порядок особому гостю подкладывать дорогую девочку испачкать невинность нашей встречи.

Единственное чего не хотелось так это вот так резко остаться одному у этой стойки, у этого причала одиноких кораблей – кто знает куда в таком случае направит свой пылающий бомбардировщик мой внутренний камикадзе.

– Но сейчас? Сейчас-то вы меня не бросите тут одного?

– Сейчас? – шатенка призадумалась довольно основательно. У барменши, не глядя разливающую выпивку, в ожидании ее ответа от напряжения слегка приоткрылся рот. Наконец, внутренние противоречия были улажены. – Сейчас – нет.

– Ну и славненько! Продолжаем?!

– А то!

Действительно, не хотелось сейчас оставаться одному, а после… После мы разбредемся через холодную метель по своим теплым постелям, не повинуясь кем-то когда-то заведенному dress-code.

Какая-то очищающая взрывная волна получилась от выпитых коктейлей и всем вдруг захотелось чувственности, пусть иллюзорной, пусть лишь на вечер, но проститутка не захотела, чтобы, имея ее думали о другой, я не захотел думать о другой, имея ее; барменша просто ляжет спать одна, потому что ее любовник должен прийти домой и забраться под одеяло к всезнающей жене, но по причине бытового удобства («трешка» в центре, «бэха», шоппинг по выходным, опять же, двое детей – куда?!) принимающей все как есть.

А наша блондинка, притворившись спящей, увернется от своего проигравшегося мужа, а когда он захрапит на ее глазах невольно появятся слезы, потому что мысли будут возвращаться сюда – к этой барной стойке, и смелые фантазии разольются по всему телу, охватывая сладкой паутиной низ живота, и теперь не уснуть, и тогда она пойдет в ванную, где, открыв воду, сможет почти в голос прореветь, поняв, что сказки не врут, а все сказанные ею до сих пор слова получается были ложью, как и те чувства, которые осыпаются в сравнении с теми, что родились у нее этой ночью от одних лишь взглядов, нечаянных прикосновений, ничего незначащих слов, тут же забывающихся, но оставляющих в душе вроде незнакомый, но, вместе с тем, словно вернувшийся из далекого странствия голос, возможно, приснившийся, возможно, придуманный еще в детстве или потерянный в прошлой жизни. Он и теперь постепенно забудется, сотрется в памяти, потому что мы на разных орбитах и есть правила, которые мы не должны нарушать.

Не должны…

Или боимся?!

Боимся изменить сложившийся порядок вещей, изменить свою, казалось бы, отлаженную жизнь.

Боимся нарушить распорядок завтрашнего дня, давно изученного днем вчерашним.

Боимся пересудов, удовлетворяя себя обсуждением сериалов и грязных сплетен о звездах шоу-бизнеса.

Боимся заповедей, законов, кодексов и прочей церковно-юридической чепухи, лицемерно прячась за ними, когда ночь припрет к стенке и слезы сдавят горло.

Но вот в чем парадокс – Бога! Бога, просившего любить друг друга и пошедшего за это на Голгофу, мы не боимся, потому что душа – Его ипостась, а мы ей чуть-что затыкаем рот морально-волевым кляпом. У нас есть выбор – выбор встретить единственного или единственную и стать одним целым, одной плотью, прожить вместе столько сколько суждено, но счастливо, какие бы испытания не выпали на нашу долю, а после, обнявшись, явиться на Страшный Суд, зная, что Главную Заповедь сберегли в своем сердце и пронесли через все страдания. Но понять это здесь и сейчас не хватает решимости. И тогда затухает в памяти голос и стираются лица Предназначенных, и искры превращаются в пепел так и не став огнем…

Блондинка подошла к нам еще раз, типа, за сигаретами. Пока барменша отсчитывала сдачу, она, как бы между прочим, словно это и не она вовсе, чуть смущенно проговорила:

– Знаете, я через некоторое время собираюсь в Москву.

Барменша чертыхнулась, сбившись со счета и заново начала складывать на калькуляторе достоинства двух купюр. Шатенка приосанилась в ожидании моей реакции. Я понял намек.

– Может быть, я оставлю Вам свой телефон? Буду рад показать Вам пьяную Москву.

– Может быть… – убирая в сумочку сигареты, она достала из нее маленький блокнотик в изящном кожаном переплете, а на стойке тут же появилась шариковая ручка – улыбка милой барменши. – Диктуйте Ваши цифры.

Я продиктовал.

Она записала и вернула ручку на стойку – «спасибо».

Барменша забрала ручку и положила сдачу.

Блондинка забрала сдачу и ушла.

Я проводил ее взглядом и обратил внимание, что ее муж смотрит на нас.

– Он все видел, – подтвердила мои опасения шатенка. – Жалко.

– А что видел?

– Ну как ты ей что-то диктовал, а она записывала. Так что вряд ли ты дождешься ее звонка. Если только она цифры не запомнила.

Я представил их семейную сцену из-за записи в маленькой записной книжечке и мне стало неприятно от того, что женщина может из-за меня пострадать. Тупая ситуация, в которой я не знал, как поступить, тем более, официально оставаясь гостем в этом заведении, в частности, и в городе, вообще.

– Не грузись, – попробовала меня успокоить моя новая подруга. – Тут ты уже ничего не сделаешь, разве только масла в огонь… А так, они разок поругаются – полезно будет, а то, прям, какие-то слишком карамельные. – Я заметил, что супружеская чета направилась по направлению гардеробной. – Расстроился? Ну, хочешь я все-таки поеду с тобой, а?

– Не, не стоит. Так мы нарушим гармонию этого вечера.

– Интересная мысль. Ну, как хочешь, – девушка повернулась к стойке и, не разбавляя, одним глотком выпила приготовленную под «бум» текилу. – А хочешь я ей передам номер твоего телефона, если он этот все-таки вырвет?

– А вот это, действительно, интересная мысль! – согласился я и записал номер на бирдекеле из-под Tuborg.

Так для меня закончился тот вечер, а вечером следующего дня я вернулся в Москву.

Блондинка, имя которой я так и не узнал, не позвонила

Позвонила шатенка и мы неплохо провели время. Провожая ее в «Домодедово», я передал привет барменше в виде рецепта Black Russian, напомнив тот вечер. Девушка вдруг стала серьезной, поправила мне воротник и очень чувственно – как-то совсем не так, как на протяжении последних трех дней – поцеловала в губы.

– Ты чего?

– Это тебе от нее.

– От кого?

– Ты понял от кого.

Она прошла через «рамку» на досмотр, вновь разделив наши миры, так и не дав ответы на не заданные вопросы.

Я молча наблюдал за процессом предпосадочного контроля.

Когда формальности были закончены, девушка повернулась ко мне и помахала рукой, после чего, не оглядываясь, пошла на посадку, оставив на прощание тепло своих рук и нежный поцелуй Крайнего Севера.

Карамельные Звезды

реквием

Ты знаешь

Оказалось, просто

Увидеть в небе голубые звезды

Смотреть и молча наслаждаться

Огнём ночных иллюминаций

Из миллиардов выбрать ту

Что с неба сбросит нам мечту

Пожертвовав своим сияньем

Потухнет где-то в мирозданье

Потухнет

Не успев проститься

Оставит только след искристый

Встречи алмазной нитью связывают ткань разлуки, пробегая змейкой по душе, оставляя за собой шовчик, напоминающий, как бесценен этот узор, ложащийся на нашу жизнь, связавший две судьбы неразрывно и навсегда.

Возможно, разлука всего лишь сон.

Время – пепел, а разлука – сон.

Сон – территория, которую мы не в силах контролировать, хотя, порой, и нарушаем границы друг друга, но так редко, что, проснувшись в маленькой комнате с закрашенными окнами, не можем вспомнить – где мы?

Где эта комната?..

А ведь она может быть где угодно…

Где это мы?

Не знаю… не все ли равно?

Наверное, все равно. Просто интересно.

Мы можем быть где угодно…

Когда найдешь и соберешь себя воедино, то это становится неважно. Весь мир перед тобой, а ты и есть этот мир. И Эдем находится внутри нас, в нашей душе – его не надо искать, а раз мы уже там, откуда все началось, то все остальное суета. Когда нечего больше искать все само открывается истиной, недосягаемой в своей простоте, радостью света и тьмы, соединившихся в нас.

Мы проснулись или встретились во сне?

Не знаю.

Тогда ущипни меня.

Не буду.

Почему?

Не хочу делать тебе больно.

Когда мы просыпаемся, то можем бесконечно долго никуда не двигаться, не вскакивать, не рваться вперед. Просто лежать в постели и обладать в этот момент всей вселенной, всем тем, что только смогли придумать люди.

На нашем потолке звезды, а в форточке висит луна или солнце…

Будет то, что сами придумаем.

Оказывается, это так легко. Все рядом, все так близко, надо лишь улыбнуться, провести рукой по распущенным волосам, прижаться губами к теплой щеке и нежно прошептать: «Я люблю тебя…»

А ты случайно не знаешь откуда мы?

Не знаю, а тебе зачем?

Просто интересно…

Между нами горизонт, а мы складываем меридианы и часовые пояса как нам вздумается.

Мы встречаемся во сне и бродим по радуге, разглядывая этот мир, словно, ребенок стекляшки в калейдоскопе.

С нами разговаривают деревья, а Святые дарят сборники стихов.

Никто не знает откуда мы и сколько нам лет.

Нам рай в шалаше, а ада просто нет, потому что мы приняли Судьбу, перестали разворачивать реки вспять, сорвали паруса и началась хорошая погода.

Тепло ли, холодно, жара, мороз – все равно хорошая.

Снег, дождь, град, ливень, ураган, гром, молния, стихийное бедствие, а мы лежим на плоту и смотрим в небо, гадая, что это за две точки над нами – чайки или альбатросы, и не потому что мы глупые, а просто сами не знаем, где сейчас находимся.

Главное, небо с нами, море под нами, кругом дельфины… или кто это там плещется?

Вау!

Да это какое-то чудище морское!

Посмотри!

Ой!

И правда!

Но какое же это чудище?

Оно хорошее.

А кто это?

Кашалот.

Правда?

Если честно – не знаю,

но с детства было интересно,

что это за рыба такая – кашалот.